хлебаем, слово "Ференц", к примеру, у нас твердо ассоциируется со словом
"Лист", а не с позывным "пианиста" из "Красной капеллы"...
Эх, Наташка! Вот ведь как бывает... Жаль - я не могу тебе ничего объяснить.
Что я скажу? Что я не люблю тебя? Разве это правда? Я люблю другую -
больше. Я люблю другую - иначе. Вот тебе больно - и больно мне. Это
правильно, но куда убежали мои мужские гормоны? Еще вчера их было море...
Ты хочешь знать? Я скажу! Но ты не хочешь... Я все-таки - ... Ну, если ты
не хочешь...
В детстве каждому мальчику надо выдавать специальную книжку - с названием
"Чего не следует делать настоящему героическому мальчику, на опыте его
старших коллег, которые это сделали". А там по пунктам - то, се, первое,
десятое...
Пункт первый:
Никогда!! Никогда не думайте, что один человек может перевоспитать другого
человека на свой лад! Более того - этого не следует делать ни в коем
случае! Дайте свое честное пацанячье слово! (все - "бу-бу-бу...", под
надзором учителя)
Следствие пункта первого: Нет людей хуже или лучше - есть люди, которые вам
подходят, а есть - наоборот. С людьми, которые вам не подходят - лучше и не
дружить, поскольку вы этого сделать и не
сможете, в принципе. При всем обоюдном желании...
Синичкина! Что тебя так рассмешило? Расскажи классу, мы все тебя
внимательно слушаем!..
Мне нравилось ее тело. Ну дак! Экая новость. У меня такое бывало и раньше.
Та самая мера стройности, не перешедшей в сухость, такая застывшая на фазе
расцвета женственность, обещающая все, поскольку ни к чему еще не
склонилась до конца. Мне нравился ее голос, когда она говорила о чем-то
увлеченно, забыв ненадолго про игру в кокетство, когда исчезали эти
нахватанные в разговорах со стервозными подружками нотки и фраэы. Мне
нравился ее взгляд, когда она не видела, что на нее смотрят. Он становился
глубже, уходил в синеву от этой поверхностной прозрачности, голубизны -
обычно по ее взгляду ничего нельзя было прочесть. Вернее - можно было бы
поклясться, что это взгляд абсолютно честного человека. Я ей не верил с
самого начала.
Где бы мы не находились - мы всегда у проезжей части. Город...
- Наташка! Ну что ты, ей богу! Я знаю что, я знаю как, я знаю, наконец,
почему - а что толку? Не плачь - я подарю тебе... хммм... хочешь банан? А я
все равно куплю, и мы его съедим! Банан, пожалуйста. Сколько? Один. Но
самый здоровый! Что-то чахловатый этот, вон тот, да. Наташка! Это такой
банан! Если ты не разделишь его со мной, я... прямо не знаю... я его съем.
А корку брошу на проезжую часть. А на корке поскользнется вон тот Камаз. Ты
представляешь, КАКАЯ тут будет авария? И все из-за маленького кусочка
ма-ахонького, даже не банана, это стручок какой-то, а не банан... я бы даже
сказал... Ага! Ну вот!
О, боже! Какой взгляд! Марина - ты просто ослепила меня! Теперь я понял
истинный смысл этой избитой фразы. Да какой там умный?! Просто скорее
наоборот...
Я думаю, подозреваю, что у маленьких девочек уже давным-давно существует
такая секретная книжка: "Как сделать любого мальчика послушным Вашим
прихотям, используя нехитрые средства и методы воздействия на психику
жертвы". Причем читать ее они начинают до того, как изучат буквы. Вы
никогда не обращали внимание на разницу, с какой просятся на руки
двухлетний мальчик и двухлетняя девочка? Очень советую. А первый пункт в
той книжке - как раз про взгляд:
Пункт первый: Чтобы абонент задрожал, напрягся и тут же сдался, не нужно
произносить ни единого слова, отнюдь... Нужно посветить на него сияющими
глазами и ... Опустить долу... Посветить... опустить. (Следует ежедневная
тренировка перед зеркалом)
Следствие пункта первого: Если мальчик не реагирует на такого рода внешние
раздражители - не тратьте на него времени! Это не совсем мальчик, он и сам
так может...
Ну, что произошло? Ведь ничего. Просто, видимо, после очередного пряника
настал период очередного кнута? Ну, хочешь, я подпрыгну? Не прыгну - а
подпрыгну. Нет, я не прыгун. То есть - подпрыгун... То есть - запутался...
Ну почему она все время говорит вопросами ? Ведь не дура же, я знаю! Или
верю? Хорошо-с - сейчас наша беседа плавно перейдет в сплошной обмен
язвительными вопросами. Ни одного утверждения... Смеется - поняла...
Наташка! Ты - как глоток чистой воды после жаркого и душного. Только я не
скажу тебе этого. Нельзя. Это будет нечестно. Желтая карточка. Или даже -
красная. У меня сейчас кризис болезни. Как жизнь? Живем. Пироги жуем. Как
учеба?... О чем это я?...
Город. Желтые листья. Год прошел. И что? Прощай, Марина! Конечно, ты этого
не увидишь, не заметишь. Хоть и светишь глазами. Это у тебя безотчетно,
условный рефлекс. Так много жертв, что ты запуталась сама. Забыла, кому и
сколько и как необходимо. Канцелярия отстала от войск. Не надо - я прошел
через все рецидивы...
serge
Четверг, 21 января 1999 19:33:26
Выпуск 22
Месяц 1
Фантики дней
горстью
Ты, зачерпнув
просто,
Смяла, забив
выдох.
Сверху глядят
пятна
Солнца. Я шел
пятым
В списке твоих
гидов.
Месяц 2
В вечер сползло
утро,
Финиш ночной
будто
Суток надежд.
Между
воздухом и
кожей
Образов цепь
ложных
Кокон совьет
нежный.
Месяц 3
Ветер сглотнет
снегом
Все, что вчера -
небыль.
Напряжены
нервы,
Я - под твоим
взглядом.
Пусть был всегда -
пятым,
Только б теперь -
первый.
Пятый
Из воспоминаний Колпакова.
Она пришла, и я подарил ей единственную драгоценную память о той, что была
здесь до нее. Зачем? Просто, чтобы ощутить себя подлецом, достойным ее
тоскливой привязанности, чтобы заслужить свой пустой и мелкий жребий, чтобы
почувствовать себя на своем месте.
Она пришла по первому зову. Собственно, и звать не пришлось: алло, привет,
нет, это действительно я, ну, не так уж много лет, но все-таки ведь узнала,
ах, было трудно забыть? я помешал? мне, пожалуй, стоит повесить трубку, ну,
не по телефону же, да, живу все там же. А надрыва-то драматического в
голосе, надрыва - всему МХАТу бы на сезон хватило. И снова, и снова, и
опять расплывчатый женский силуэт, сотканный из моей фантазии,
неопределенные, вечно меняющиеся черты лица - все это среди жесткой
определенности холостяцкого быта, в циничном истошно-желтом электрическом
свете. Заранее снять очки и не различать эту чужую, отнюдь не поумневшую за
последние три года, закомплексованную и уставшую от ожидания. Слить ее
губы, глаза и прочие достоинства с такими же подарочными наборами ее
предшественниц и вылепить (пусть хоть на время!) из ее плоти ту
единственную женщину, которую стоит любить в этом мире. Ту, которую я
ласкал, обнимая бесконечных шурочек-олечек-викочек-наташенек. Ту, о которой
только и мечтал, домогаясь медсестер, студенток, преподавательниц,
программисток и пловчих-разрядниц. Ту, которая существует только благодаря
моей болезненной фантазии и близорукости. В этот момент напряжения всех
творческих сил материал прямо под руками близорукого зодчего начинает
быстро и неотчетливо тараторить взволнованным женским голосом. Разумеется,
о чем-то важном и неотложном: об интригах на работе, о личной жизни
удачливых подруг, о грандиозных предновогодних планах. И я заставляю ее
замолчать единственным доступным мне способом. У той, которую я сейчас
целую, нет и не может быть определенного тембра голоса, цвета волос,
разреза глаз. Иногда, когда очки навязывают мне однозначность мира, и лица
людей вокруг меня обретают четкость, когда какая-нибудь из женщин,
преодолевая бифокальную преграду, заглядывает мне в глаза, иногда, когда я
начинаю плавиться в этом насмешливо изучающем женском взгляде, мне кажется,
что я, наконец-то, разглядел ее. То мне чудятся каштановые локоны,
греческий нос и упрямые губы (надо признать, в первые годы брака я был от
Татьяны без ума), то мерещится прядь иссиня-черных волос, прикрывающая
родинку (сокурсница Маша, ныне - мать двоих детей и лектор-почасовик). Или
вот еще деталь - иронично приподнятая правая бровь над скучающим зеленым
Алисиным глазом. Но наваждение всегда проходит, и я понимаю, что все они -
временные, сиюминутные иллюзии, что все они пройдут - остается со мной
всегда лишь она. Вновь и вновь убеждаюсь: женщины никогда просто так
мужчине в глаза не заглядывают. Они заглядываютСЯ - на свое отражение в
глазах мужчины. А потому память обо всех этих отражениях для меня ничего не
значит, потому я заставляю каждую новую пассию щеголять в тапках Татьяны,
потому старый автопортрет Маши давно выброшен мною вместе с остальной
студенческой макулатурой. Потому-то, когда через три часа после появления
эта почти незванно явившаяся собирается, наконец, оставить меня на сегодня
в покое и уже стоит в дверях в своей когда-то изящной дубленке, я возвращаю
на нос очки и, неубедительно хлопнув себя по лбу ("чуть не забыл, дорогая,
подожди секунду"), вручаю ей в подарок ("в честь нашего повторного
знакомства, мадам") небольшую гранатовую брошь.
Алиса
* * * * *
Идет милая до дому
Да тропою холодною
Меж кустами сирени
Что по осени облетела
И ломает кости истома
И душа до любви голодная
И кругом никого - только тени.
По ласке стосковалось тело
Идет милая до дому
Бесконечными переулками
По булыжной мостовой
Каблучки цокают
И ни топором, ни ломом
Не взломаешь сумерки
Чтоб диск солнца - злой
Рванул с осколками
Идет милая до дому
В сумочке несет сомнение
Сквозь перчатки руки
Помнят пот тела
Только с серым дымом
Прилетит затмение
И не будет скуки
Хоть не будет дела
Идет милая до дому
Несет в руках мимозы
Нет тепла, нет холода
Есть лишь грустьї И ее сладкие слезы
Антик
Чекрыжин открыл папку. Затикало в левом ухе. Опять... Так происходило
всегда, когда он начинал новое дело. Пробовал обращаться к врачу, но тот
только пожал плечами - никаких отклонений, здоров... Чекрыжин помассировал
мочку, должно скоро пройти... Пролистал опись, так, протокол осмотра... 19
ноября, во дворе дома 7 по Бережковской набережной был найден труп
неизвестной женщины... На шее следы удушения... Скорее всего, ее же шарфом.
Достал из конверта фотографии.
...На побитом снежной коркой газоне, в куче пожухлой листвы, лежала
черноволосая женщина, лежала необычно для трупа,... она лежала удобно. Так
спят маленькие дети и немногие беззащитные женщины: на левом боку, уютно
поджав ноги, правая ладонь под щекой... Длинное темно-синее шерстяное
пальто аккуратно накрывало все тело до щиколоток... И впрямь, спит
человек... Если только можно спать с открытыми глазами... Удивительно лицо:
..черные вразлет брови, прямой нос, сочные губы . Молодая совсем. Голованов
написал, что около 25 лет... И глаза... огромные голубые глаза, .. не
стеклянные, у покойников таких глаз не бывает. Светящиеся голубые глаза
вполне живого человека, вернее, очень красивой и очень живой женщины. Нет
сумочки... Невозможно представить себе девицу без сумочки, если только она
не мусорное ведро вышла вынести... Обычно сумочка женщины - это ее
продолжение, часть ее тела: помада, пудра, носовой платок, духи, наконец...
Кошелек, ключи... Банальное ограбление?.. Не очень-то похоже...
Чекрыжин потянулся к розетке и выдернул шнур чайника... Достал стакан,
бросил пакетик чая, и залил кипятком.
... Никаких документов, никаких вещей, кроме одежды. Только в правом
кармане пальто пробитый талон и сложенная вдвое открытка.
Чекрыжин расклеил полиэтиленовый пакетик.
... Талон как талон, на наземный транспорт, только какой... В этом районе
автобусы и троллейбусы... Трамваев, кажется, нет.. И то легче... Хотя,
может он у нее с прошлого года в кармане живет?.. Ладно.. Вот открыточка...
Интересная вещица... "С Новым Годом!" Причем с 1989-м... Медведь, елочная
игрушка, мишура новогодняя... Странно... И самое главное текст ...
аккуратным убористым почерком: "Мариша, пусть новый год будет НОВЫМ!"
Подписи нет. Мариша... Марина. Интересно, это ее имя? Или это ОНА кого-то
поздравляет... В любом случае рановато... Дурдом, и почему с 1989-м? Старая
