Edgar Poe
I heed not that my earthly lot
Hath -- little of Earth in it --
That years of love have been forgot
In the hatred of a minute: --
I mourn not that the desolate
Are happier, sweet, than I,
But that you sorrow for my fate
Who am a passer by.
To Hoaxer ("Mozart") &Story Teller ("Salieri")
Мне наплевать, что суетный мой жребий
Земных утех не охватил сполна,
Что годы любви забываются напрочь,
Когда минутной ненавистью правит ночь
Нет! Я не плачусь, что одинок,
Счастливее меня, наверное, только Бог,
Мне только жаль судьбы иной,
Которой я---прохожий и чужой.
Enigma
Пул.
- Опа, киксанул...
Она заулыбалась и взяла мел:
- Ты, кстати, опять забыл помелить кий... Не пренебрегай обязательными
процедурами... Как говаривала моя бабушка, а она, между прочим, в 55-м году
была неофициальной чемпионкой Киева, в правильной подготовке заключается
процентов тридцать успеха.
Я мрачно посмотрел на нее. Наверняка, бабушку сочинила. Издевается... Пятая
партия и опять ведет она.
- Просто сегодня не мой день. Звезды...
- Ну да, и давление скачет...
Она обошла стол, ударила... Зашел ее шар и она торжественно вскинула свою
рыжую голову:
- Клапштосс случился, однако... Отлично...
Она передвигалась по периметру стола, выбирая нужную позицию. Глаза под
очками жадно шарили по бордовому полю, иногда натыкались на шары, на
секунду задерживались, и разочарованно соскальзывали... Наконец,
остановившись, ударила. Неудачно.
- Эх, иногда у меня не получается абриколь.
- Тебе бы транспортир...
Мои шары были в приличном положении, и я довольно резво загнал пару. На
третьем ударе белый шар предательски свернул с нужной траектории и сам
запрыгнул в лузу.
Она присела в ожидании белого шара, который грохотал по лабиринту утробы
стола, ехидно прищурилась:
- Твои полосатые, ты помнишь?
- Да, и еще черный...
- Ну-у-у, это как звезды...
Ей оставалось два шара, которые она без труда и положила. Черный шар ей
подыграл, удачно расположившись у нужной лузы.
- Все! Моя победа!
Я изобразил на лице вялую радость пионера:
- Поздравляю!
Она направилась к своему столику и гомон, смех, крики поглотили ее. Я допил
пиво, зачехлил свой дорогой, сделанный на заказ кий. Н-да, звезды...
Никогда не угадаешь, где потеряешь... или найдешь?
Буневич
Суббота, 16 января 1999
Выпуск 19
О чем ни напишу - выходит о тебе,
и в сто четвертый раз я щелкаю замками.
Ты изучил у-шу и охладел к борьбе,
и веселящий газ струится под ногами.
Сакральное число даровано нам днесь.
Семерка, тройка... Эй! Где Пиковая Дама?
И звон колоколов я слышу где-то здесь.
Темнишь, Хэмингуэй, - скажи уж лучше прямо!
Сонм легкокрылых слов по венам пробежит,
внимательный к деталям,
и я воспряну вновь, счастливый Вечный Жид,
среди туманных снов нашедший свой Израиль.
Кэт
но где...
Гербы, короны, короли.
О троны, троны...
Заплеваны печальные перроны,
обречены.
Вы крыли пикой.
Мы с Вами квиты.
Бисквиты источали запах дали.
Дали б растекся в пятимерном кубе
Скрижали за семью замками
испещрены.
Я в рубище,
душа осуждена
как незабудка тихо вянуть в вазе,
последний лепесток слетит на фразе
с "убеждена".
Смешение эпох...
Но поспеши,
еще не поздно вырвать Дездемону
из душных лап Отелло,
(натюрморт пастелью)
утилизировав понятие морали.
Я тороплюсь.
Вы много потеряли.
Моих суждений нить Вам предстоит ловить.
За мной читатель.
Я празднен, хоть ныне и не праздник,
я мечтатель,
соглядатай пустынных улиц,
подслушиватель птичьих откровений.
Открытие вен - открытие фонтана,
сооруженного по случаю весны.
Включите музыку,
пусть все окрасит в красный
в знак солидарности с твоим непониманием.
Как стало приторно и липко.
Устало мне внимают фонари,
гончарный круг раскручивает судьбы
и чьи-то руки лепят губы,
а на губах зори
последний выдох.
Наш первый вдох,
мы разнимаем руки,
осенены
дыханием разлуки.
ПАМ <из раннего>
Завяла ночь. Последние часы твердеют
в памяти. Они ясны, как пальцы на перилах.
Наверно слишком поздно, слишком пусто, потому не смеют
ласкать мне шею. И стройнеть под лунным светом уже не в силах.
Да ладно.. Время стынет. Оставайтесь делом.
Знаю я, что цеплять глаза прохожих не просто,
когда совсем забиты веки линзами, смолой - и мелом
Ресницы ломкие посыпаны от слез в конце девяностых.
viveur
Голь-голытьба.
Жизнь-молотьба.
Крохи, бывает, падают.
В жгучую синь
Горечь-полынь
Гонит, свободой балует.
Сергей
Вторник, 19 января 1999
Выпуск 20
КОНЬ
Хорошо-то как,
И не холодної
Только тихо так
Кто-то в бороду:
"Хороша весна
И заманчиваї
Не пора ли нам
Поворачивать?.."
Колея ведет
Неприметливо,
Она знает ход
Незаметный, но
Рядом с тропами,
Между кручамиї
Скажем: "Опаньки!
Да ведь лучше мы!!!"
Хоть мы знаем брод,
Да вода нам в райї
Лишь скажи "вперед!" -
Только понукайї
Как летят ножи,
Как поводыриї
А "назад!" скажи -
Лишь оскал да хрипї
А тропа скользит
Между кручами,
Перезвон копыт
Стуком сучьим, и
Поворот кругом
Взглядом волчьим, но,
Не боись!.. Войдем
Неиспорченныї
Оставляет кнут
Свои борозды,
Если даже бьют -
Дело в скорости,
Перебьет хребет
С тихим клекотом:
Что себе возьмет,
Что - за хлопотыї
Кто-то здесь полег,
Может, сотнями,
Но мигает Бог
Поворотными:
Конокрадами
Опостылыми,
Жеребятами
Да кобыламиї
Ты не бойся, бей:
Ну так, лягу яї
Ты ж тропой своей
На круги своя:
Может, водною,
Может, житною;
Только спой ты мне,
Расскажи ты мне:
Сколько падали,
Не замалчивайї
Да и надо ли
Поворачиватьї
Столько радости
Предусмотрено,
Но мигает степь
Поворотнымиї
Саша С. Осташко
Новый Буревестник
Недобитый поэт, отхлебнувши горькой,
на пустом пепелище танцует польку.
Вечереет. Бог с облаков взирает
на поэта. Такое, друзья, бывает.
Ветерок над равниной седой тучи
собирает, сбивая в одну кучу.
Лысоватый пингвин, ухмыляясь мерзко,
прячет жирное тело в утесы кресла.
И свинцовая, черная, грозовая
разверзает хляби и все смывает-
города, деревни, холмы, разум.
Птицы мрут на лету, мой дружок, сразу.
Всякий зверь от зайца до бегемота
покрывается в страхе холодным потом.
Лишь поэт небритый, хлебнувший лишку,
безмятежно пляшет на пепелище.
Всеволод
Enigma
I heed not that my earthly lot
Hath -- little of Earth in it --
That years of love have been forgot
In the hatred of a minute: --
I mourn not that the desolate
Are happier, sweet, than I,
But that you sorrow for my fate
Who am a passer by.
Не важно, что мой путь земной
Лежит в плохих местах
Мне жаль, что не в ладах со мной
Любовь, но любит страх
Меня. И я один бреду,
Счастливый, как Господь,
Мне жаль, что функция undo
Не действует на плоть.
Hoaxer
Кета икру на плесах мечет,
Там все в порядке.
А я сердцах по куропатке
Картечью!...
Еще, чудак, напарник "лечит":
"В чем дело, братка?
Ведь надо дробью, ты ж картечью
По куропатке?"
- А я устал тут версты мерить,
Иди ты к черту!
Свернул в брезент комок из перьев -
И спрятал сверток.
"Земляк, да что ты, в самом деле,
Какой-то нервный?
Нам тут прожить еще неделю,
А дальше белые постели,
Всего без меры!
Кета уже отнерестится,
А мы, братишка,
С тобой начнем лишь веселиться
И пить винишко!
За все, что не было, все будет,
Дыши свободно!
Мы из тайги придем, как люди,
В "прикиде" модном!
И будут бабы улыбаться,
Смотря игриво,
Как мы с тобою без оваций
Проходим мимо!"
Кончай трепать, и так паскудно,
Слова ж, как клещи!
Мошка зудит над ухом нудно,
А ты про женщин....
А лучше, знаешь, чиркни спичкой,
Давай закурим,
Да черт бы с ней, шарахнул птичку,
Пустяк, от дури!
Ты, в общем, прав, прошел бы мимо,
И было б дело,
Нас столько тут с тобой носило,
Что накипело!...."
....Кета икру на плесах мечет,
Там все в порядке.
А мы идем к пустой палатке
В тайге под вечер.
...Уныло осень моросила,
Сквозь тусклый контур,
Где солнце медленно скользило
По горизонту......
Андрей Чепижный
Четверг, 21 января 1999 19:33:26
Выпуск 21
ФРАГМЕНТЫ
Frame 1.
Голодным псом,
Клочками шерсть --
Евро-масон,
Ты на меня
Похож как шесть
На девять. На
Тебе пятак.
Не за коня --
Небось не Лир --
Полцарства, где
С горы видна
Дорога в мир.
Keep exits clear.
Frame 2.
Жестокий палач, у
Судьбы человечил
Оскал и скелет.
Служил я семь лет,
Как Джейкоб за Рейчел
И Лею впридачу.
Не может и речи
Быть про неудачу.
И вот -- на семь бед
(Читаю и плачу):
Attention -- fragile.
Frame 3.
Когда в дикарстве
Меня она б
Могла заметить?
Hold this side up
На первой встрече.
Прием лекарства,
Свинцовый в меди,
Как мысль в виске,
Сердечник.
Treat with care.
Frame 4.
Солнышка не видно,
Сонно что так, липко,
Стоны? -- Клей-с,
С тонну, толще.
Store in dry place.
Трудно из одежд
Выскочить. Каков же
"Солнышка" падеж?
Доктора спроси.
Мнительный, похоже,
Комплексной оси.
My Bunny is over the ocean
My Bunny is over the sea.
Frame 5.
Оправдан навскидку,
На ощупь виновен.
Не выдержал пытку --
И глохнет Бетховен,
Застрявшим ли в горле
Мажором греховен
В миноре не он ли?
(Духовен -- верховен -- с лихвой вин.)
For personnel only.
Frame 6.
Как в запарке,
Ломая сроки,
Мчится маркий,
Пятная строки
Магистралей,
На снег и дождь
Не взирая,
Гремящий Dodge,
Помятобокий,
В салоне жарко:
Разбившись в парки,
Там молодежь.
Галдеж --
-- No smoking.
Балдеж --
-- No parking.
Story Teller
Голодный взгляд пространство жрет
И звуки знаками клеймит.
Мы все поставлены на вид
И каждый пущен в оборот.
Опять сентябрь меняет гнев
На милость, на размах крыла.
И ты мелодией была,
Да позабылся к ней припев.
Как будто сплетню расплели,
Как будто дерево казнят.
Так звук отстегивает взгляд,
Спасая голос от петли.
Сергей Меркульев
***
В этом доме проездом.
Чистые простыни, кофе на кухне.
Душно. Темно.
Сыр - в холодильник, книгу - на место.
Можно открыть окно,
Впрочем, видно и так, что напротив огни потухли.
Все, что найдешь - твое.
Но лучше не зарываться,
Чужими цветами дышать осторожно,
Утром - купить сигареты и снять белье,
Соседям поулыбаться.
Написать что-нибудь, уходя, - не нужно, но можно.
В этом мире проездом.
Лилит
Один мой приятель как-то утверждал, что, если с самой красивой женщины
снять украшения, смыть косметику и состричь волосы - то она будет не
очень-то и красивая, на самом деле... В это верилось. Впрочем, добавлял он
всегда, как и мужчина с выбитыми зубами. Если он не хоккеист.
Именно эта чепуха приходит мне в голову каждый раз, когда я вижу
ослепительно красивую женщину. Хорошо, что они об этом не догадываются. В
тот день я тоже подумал именно об этом. И в очередной раз ухмыльнулся. Она
удивилась и, на всякий случай, ухмыльнулась в ответ. Нет, все было не так -
я улыбнулся, и она улыбнулась мне в ответ. Да! Так будет лучше, хоть и
вранье. Она заскочила в последний момент - трамвай уже скрежетал дверями,
натуживаясь закрыться. И едва не выпала обратно.
Поддержал, втянул внутрь - приняла как должное, ишь ты... Звали ее -
Марина. Марина. Марина. Это не потому, что ее приходилось звать трижды -
это у меня рефлекторно.
Эх, Наташка! Почему я такой? Я должен этим переболеть. Это как свинка. Или
корь, не помню...
Это было очень подозрительно. Не удивительно. Именно подозрительно - я
думал, этого не может случиться - но она нравилась мне на каком-то
иррациональном уровне, где все твердые мужские логические выкладки
разбиваются в прах о какой-нибудь сознательно унизительный "Ннню?"
- Марина Ивановна!
- Да?
- Вы вздорная и глупая женщина! - но уже не договорил, уже голос предал, не
выдержал серьезность тона, хоть и заведомо притворную, до конца...
- Даа ты што?! - любимая фраза, конечно... Ответ на любой случай жизни.
Тьфу!...
Город вынуждает на другие поступки. Где бы это вне каменных стен пришло в
голову пригласить девушку на вечер камерной музыки? Ну, ясно - не лаптем щи
