Мартин... преждевременно впал в маразм, по крайней мере умственно... это
стало ясно, когда он женился на этой юной искательнице богатства, годной
ему в дочери... Это больше не тот брат, какого он знал... кто мог бы
сказать, что он стал бы делать дальше... этот маразм мог их всех привести
к гибели... старческий мозг в здоровом теле Мартина, вот и все... если бы
Мартин страдал от какой-нибудь тяжелой неизлечимой болезни и попросил бы
помочь ему умереть, он, несомненно, сделал бы это... ну, и какая разница
между этим и тем, что он сделал? То, что пришлось пожертвовать девчонкой и
ее отродьем, конечно, плохо... но это стало необходимо из-за маразма
Мартина.
Так Мередит оправдывал себя. Но в то же время у него не было причин
довериться этим двоим.
Ему было не совсем ясно, что он станет делать с отродьем, когда оно
окажется у него в руках. Девочке всего два месяца, а дорога в Пекин
долгая. В храме должна быть какая-нибудь женщина. Он организует так, что
она поедет с ними в Пекин. Если что-то случится, если девочка в пути
заболеет, это не его вина. Ее настоящее место, очевидно, в семье ее отца.
А не в языческом храме в глубине Китая. Никто не обвинит его, что он
захотел привезти ее... даже если с ней что-нибудь случится.
Но, поразмыслив, он решил, что это нехорошо. Придется привезти ее и
доказать, что это дочь его брата. Лучше привезти ее в Пекин живой...
может, лучше даже, если она живой попадет в Штаты и законно будет
установлена опека и передано наследство. Времени впереди много. А он
получит свои полмиллиона и увеличенный процент с доходов, это поможет
продержаться до тех пор, пока... что-нибудь случится и все состояние
перейдет к нему. Он бессердечно подумал: "Ну, что ж, до Пекина это отродье
в безопасности".
Утром они проехали через деревню. Их встретил староста и в ответ на
обычные вопросы дал полный отчет об убийстве, бегстве Джин, о ее смерти
позже в храме и рождении ребенка. Рассказ такой полный, включая все даты,
что у Мередита родилось легкое подозрение. Как будто этот человек заучил
свой рассказ. Время от времени он подзывал какого-нибудь жителя для
подтверждения. Но Чарлз проявил должное горе и желание наказать убийц. А
Бреннер и Лассаль в обычных словах выразили ему сочувствие.
Наконец он сказал:
- Прежде всего нужно увезти ребенка в Пекин. Там я найму хороших
белых нянек. Здесь придется найти женщину, которая будет заботиться о
ребенке до Пекина. Я хочу, чтобы девочка как можно скорее оказалась в
Штатах под присмотром моей жены. И хочу привести в действие механизм
наказания убийц, хотя понимаю, что особенно надеяться на это нечего.
Они согласились с ним, что желательно побыстрее отвезти девочку к его
жене и что надежды на наказание убийц нет.
И вот он стоит, глядя на древние ступени, в конце которых находится
ребенок. Он сказал:
- По этой лестнице не подняться на лошади, если только это не
цирковая лошадь. А таких здесь нет.
Лассаль улыбнулся.
- К храму на лошади вообще не подняться. Там впереди ступени еще
более крутые. А тропы никакой нет. Нужно идти пешком.
Мередит подозрительно сказал:
- Похоже, вы хорошо знаете это место, Лассаль. Бывали раньше в храме?
Француз ответил:
- Нет, но я разговаривал с теми, кто в нем был.
Мередит улыбнулся.
- Ли Конг посоветовал мне взять лошадь. Сказал, что женщины-лисы
боятся их.
Бреннер рассмеялся.
- Die Fuchs-Damen! [Женщины-лисы (нем.)] Всегда хотел их увидеть.
Точно как хотел увидеть одного из этих лунных лучников, о которых говорили
во время войны. Да! Через лучника хотел бы пропустить пулю, но для
женщины-лисы у меня нашлось бы другое оружие. Да!
Лассаль уклончиво заметил:
- Трудно кое-что изгнать из головы китайцев.
Бреннер сказал Мередиту:
- Я хотел бы задать вопрос. Далеко ли мы зайдем, пытаясь забрать
ребенка? Если священник решит нам его не отдавать? Как далеко мы зайдем,
убеждая его? - И задумчиво добавил: - Староста сказал, что со священником
три женщины и четверо мужчин. - Потом еще более задумчиво: - Староста был
полон подробностей. Да - много знал. Мне это не нравится, совсем не
нравится.
Лассаль кивнул, ничего не говоря и вопросительно глядя на Мередита.
Мередит сказал:
- Не вижу, на каком основании Ю Чин отказался бы отдать нам ребенка.
Я его дядя и естественный опекун. Отец девочки, мой брат, оставил
распоряжение на случай своей смерти. Ну, он умер. Если священник откажется
отдать ребенка добровольно, я буду прав, если использую силу. Если
священник при этом будет ранен, винить он должен только себя. Если его
люди нападут на нас и будут ранены, мы в этом не виноваты. Так или иначе,
ребенка я заберу.
Лассаль мрачно сказал:
- Если дело дойдет до схватки, обратно поедем тем путем, о котором я
вам говорил. В Кансу для нас будет лучше, если мы на протяжении дня пути
отсюда не покажемся ни в одной деревне. И поедем мы со скоростью, которая
может повредить ребенку.
Мередит ответил:
- Я уверен, у нас не будет неприятностей с Ю Чином.
Они привели с собой четвертую лошадь, крепкое животное с широким
китайским седлом, на каких ездят женщины. Лошадей они привязали и начали
подниматься по лестнице. Вначале они разговаривали, но их голоса
постепенно поглотились окружающей тишиной, стихли. Разговоры прекратились.
Высокие сосны смотрели, как они проходят, скорчившиеся кусты следили
за ними. Они никого не видели, ничего не слышали, но постепенно стали
такими же настороженными, как сосны и кусты, руки их не отрывались от
рукояток пистолетов, как будто это прикосновение придавало им уверенности.
Они поднимались на выступ горы, с лиц тек пот, как струится он с
испуганных лошадей, когда они чувствуют, но не видят и не слышат
опасность.
И тут они как будто из полных угроз джунглей вышли к полной
безопасности. Они по-прежнему молчали, но распрямились, перевели дыхание,
руки их отпустили рукояти оружия. Перед ними была черепичная крыша Храма
Лис, его голубой бассейн мира. Рядом с ним на каменной скамье сидел
человек. У них на глазах он встал и пошел к храму. По обе стороны от него
шли рыжие собаки. И вдруг путники поняли, что это не собаки, а лисы.
Они спустились с выступа и обогнули храм. В коричневом камне не было
двери, только шесть высоких окон, казалось, наблюдали за их приближением.
Они сами никого не видели. Обошли храм и пришли к его фасаду. Человек,
которого они видели у бассейна, ждал их здесь. Лисы исчезли.
Трое невольно, как один, остановились. Мередит ожидал увидеть
старого-престарого человека, мягкого, может быть, слабого. Лицо, которое
он увидел, несомненно, старое, но глаза на нем молодые и поразительно
живые. Большие, черные, подвижные, они притягивали к себе. Одет человек
был в серебристо-голубое одеяние, на груди серебром изображение головы
лисы.
Мередит подумал: "Он совсем не таков, как я ожидал." Он нетерпеливо
покачал головой, как будто избавляясь от оцепенения. Сделал шаг вперед,
протянув руку. Сказал:
- Я Чарлз Мередит. Вы Ю Чин, друг моего брата...
Священник ответил:
- Я ждал вас, Чарлз Мередит. Вы уже знаете, что произошло.
Деревенский староста милостиво снял с меня тяжесть передачи вам первого
цветка печального знания.
Мередит подумал: "Какого дьявола он об этом знает? Деревня отсюда в
половине дня пути. Мы двигались быстро, и никто не мог добраться сюда
раньше нас".
Священник взял его протянутую руку. Но взял не ладонь к ладони, не
пожал, а пальцами обхватил запястье. Мередит почувствовал, как
своеобразные холодные иголочки покалывают его руку, распространяясь к
плечу. Черные глаза пристально смотрели на него, и он почувствовал то же
прохладное оцепенение в мозгу. Рука разжалась, взгляд отпустил. Мередит
почувствовал, что одновременно что-то уходит и из мозга.
- И ваши друзья... - Ю Чин так же схватил руку Бреннера, смотря ему в
глаза. Потом повернулся к Лассалю. Француз убрал руки за спину, отвел
взгляд. Поклонился и сказал: - Для меня это слишком большая честь,
почтенный отец мудрости.
Мгновение Ю Чин задумчиво смотрел на него. Потом сказал Мередиту:
- О вашем брате и его жене больше сказать нечего. Они ушли. Вы
увидите девочку.
Мередит резко ответил:
- Я пришел забрать ее с собой, Ю Чин.
Священник, казалось, не слышал.
- Идемте в храм, и вы ее увидите.
Сквозь изъеденные временем колонны он прошел в зал, в котором умерла
Джин Мередит. Трое следовали за ним. В зале стояла странная полутьма.
Мередит предположил, что просто сказывается переход с яркого солнца.
Казалось, все помещение полно молчаливыми внимательными тенями. Алтарь из
зеленого камня, на нем пять древних ламп молочного гагата. Лампы круглые,
и в четырех горят свечи, превращая светильники в четыре маленькие луны.
Священник подвел их к алтарю. Недалеко от него стоял огромный бронзовый
сосуд, похожий на крещенскую купель. Между алтарем и сосудом старая
китайская колыбель, а в ней запеленутый ребенок. Это девочка. Она спала,
поднеся ко рту сжатый кулачок с ямочкой.
Священник негромко сказал:
- Это дочь вашего брата, Чарлз Мередит. Нагнитесь. Я хочу кое-что вам
показать. Пусть ваши друзья тоже посмотрят.
Трое склонились к колыбели. Священник осторожно откинул пеленку. На
груди, над сердцем, было родимое пятно в форме пламени свечи, колеблемом
на ветру. Лассаль поднял руку, показывая пальцем, но прежде чем он смог
заговорить, священник схватил его за запястье. Он посмотрел французу в
глаза. Строго сказал:
- Не будите ее.
Француз несколько мгновений смотрел на него, потом ответил онемевшими
губами:
- Вы дьявол!
Священник отпустил его запястье. Спокойно сказал Мередиту:
- Я показал вам это родимое пятно, чтобы вы его узнали, когда снова
увидите девочку. Не скоро, Чарлз Мередит, вы увидите ее снова.
Мередит почувствовал приступ гнева, но прежде чем поддаться ему, он
успел удивиться, откуда это. Он прошептал:
- Прикройте его, Бреннер! Лассаль, придушите его!
И наклонился, чтобы взять девочку из колыбели. Застыл. В руках у него
пустой воздух. И ребенок, и колыбель исчезли. Он поднял голову. Священник
тоже исчез.
На месте Ю Чина стоял ряд лучников, больше десяти. Четыре светильника
отбрасывали на них тени. Они были в древних кольчугах, на головах черные
блестящие шлемы. Под забралами с бесстрастных лиц смотрели желтые раскосые
глаза. Луки натянуты, тетивы напряжены, треугольные головки стрел, как
змеи, готовы к прыжку. Мередит тупо смотрел на них. Откуда они взялись? Во
главе цепи стоял гигант семи футов ростом, с древним лицом, как будто
вырезанным из грушевого дерева. Его стрела была нацелена Мередиту в
сердце. Остальные...
Он прыгнул назад, встал между Бреннером и Лассалем. Они стояли,
недоверчиво глядя на линию лучников. Он увидел, как немец поднял пистолет,
услышал, как он хрипло сказал: "Лунные лучники...", услышал крик Лассаля:
"Бросай, дурак!" Услышал щелчок тетивы, свист стрелы, увидел, как стрела
пронзила запястье немца и пистолет со звоном упал на пол храма.
Лассаль крикнул:
- Не двигайтесь, Мередит!
Пистолет француза ударился о пол.
Он услышал приказ - голос Ю Чина. Лучники двинулись вперед, не
касаясь троих, но угрожая им своими стрелами. Трое повернули назад.
Неожиданно под алтарем в свете четырех светильников Мередит увидел
колыбель и в ней спящего ребенка.
