бойцы идут почти следом за ним: на дороге от Мальвиля до Ла-Рока много
крутых подъемов и Фейрак не мог намного их опередить. В моем распоряжении
всего несколько минут. Однако для меня, залегшего в папоротниках рядом с
Морисом, эти минуты тянутся бесконечно долго.
Вот и они. Цепочкой растянулись по дорогекрасные, потные,
запыхавшиеся, башмаки громко стучат по макадаму. Я гляжу на их
крестьянские лица, на красные руки, на тяжелую поступь - пушечное мясо для
всех войн, в том числе и для этой. Будь с нами наш Пейсу, ему бы
почудилось, будто он стреляет в самого себя.
Трое шли впереди - как мне показалось, довольно бодро. Потом в
нескольких метрах позади двое и подальше еще двое - эти еле плелись.
Согласно отданному мной приказу, троим идущим впереди и двоим плетущимся в
хвосте вынесен смертный приговор. Сильнейшим и слабейшим.
Я поднес свисток к губам и прижался щекой к прикладу. Мы условились с
Коленом, что стреляем вперекрест, чтобы не бить по одной цели. Таким
образом, я целюсь в того, кто ближе к противоположной стороне дороги, он -
в того, кто ближе к моей. Морис волен выбирать любого из оставшихся.
Мейсонье и Эрве в нижней части дороги договорились о том же, что и мы.
Я переждал, пока головная группа прошла под объявлением. А когда к
нему приблизились двое из средней группы, протяжно свистнул и выстрелил.
Все выстрелы раздались одновременно - только карабин Мейсонье выделился на
фоне общего грохота своим менее громким, сухим треском, прозвучавшим с
небольшой оттяжкой. Пятеро на дороге упали. Упали не сразу, как это
показывают в фильмах о войне, а необычайно медленно, будто при съемке
рапидом. Двое оставшихся в живых не сообразили даже лечьони остались
стоять посреди дороги, видимо, лишившись сразу всех простейших рефлексов.
Только спустя две-три секунды они подняли руки. И вовремя. Я дал три
коротких свистка. Все было кончено.
Обернувшись к Морису, я спросил:
- Кто эти двое?
- Лысый коротышка с брюшком - это Бюр, повар. Худой - Жанне, денщик
Вильмена.
- Оба новобранцы?
- Оба. Я громко крикнул, не выходя из укрытия:
- Говорит Эмманюэль Конт, аббат Мальвиля. Бюр! Жанне! Подберите
винтовки ваших товарищей и поставьте стоймя у объявления.
Двое парней, растерянные, потрясенные, руки дрожат, краска сбежала с
загорелых щек. Услышав меня, они так и подскочили и задрали головы вверх.
На откосах, с двух сторон поднимающихся над дорогой, не шелохнулся ни
листочек. Они растерянно огляделись вокруг. Уставились даже на объявление
- точно мой голос мог исходить из написанных мною строк. Они только что
пытались взять приступом Мальвиль - а я каким-то чудом оказался здесь! Да
еще окликаю их по именам!
Повиновались они неохотно, нерешительно. Коекто из убитых придавил
винтовку своим телом: чтобы взять оружие, пришлось отодвигать трупы. Я
заметил, что делают они это осторожно, стараясь не ступать в лужи крови.
Когда они управились, я снова трижды коротко свистнул. И съехал вниз
по склону прямо на дорогу, за мной Морис. Нашему примеру последовал и
Колен, а в сорока шагах ниже съехали Эрве и Мейсонье.
Я коротко приказал: "Руки на затылок". Пленники повиновались.
Мейсонье методично проверил, действительно ли мертвы пятеро убитых. Я был
ему благодарен. Мне не хотелось брать эту работу на себя. Все молчали.
Хотя сам я был в испарине, ноги у меня заледенели и как свинцом налились.
Я прошелся по дороге. Всего несколько шагов. Повсюду кровь. Я видел ее,
ощущал ее запах, пресный и в то же время терпкий. Ее багрянец показался
мне ослепительно ярким на серо-голубом фоне дороги. Я знал, что скоро
кровь потускнеет и станет черной. Непостижимая загадка человек.
Драгоценнейшая кровь, в прежнем мире ее делили на группы, копили, хранили
-и в то же самое время безжалостно обагряли ею землю. Я посмотрел на
убитых: все пятеро - молодые. Над лужами, в которых они плавали, ни мухи,
ни мошки. Пролита прекрасная, алая кровь - и пользы никому, даже
насекомым.
- Господин аббат, - произнес вдруг худой пленник.
- Можешь не звать меня аббатом.
- Позвольте опустить руки. Извините, меня сейчас вырвет.
- Иди.
Он, шатаясь, побрел к обочине и рухнул на колени, упершись вытянутыми
руками в землю. Я видел, как спина его конвульсивно содрогается, и сам
почувствовал, что к горлу подступает тошнота. Я взял себя в руки.
- Эрве, подбери велосипед и базуку. И посмотри, убит ли Фейрак.
Обернувшись к пленникам, я приказал им опустить руки и сесть. И
вовремя - они уже еле держались на ногах. Значит, коротышка с брюшком и
лысиной - это Бюр, повар. Черные живые глаза, вид плутоватый. А тот
нескладный парень, нервы которого сдали, это Жанне. Оба смотрят на меня с
суеверным почтением.
Я узнал много нового. Накануне утром от полученной им ножевой раны
умер Арман. Вильмен, едва обосновавшись в замке, выгнал Жозефу, он не
желал, чтобы ему прислуживала женщина. Пищу готовил Бюр, а на стол подавал
Жанне. С появлением Вильмена замок покинул и Газель, но этот по
собственной воле. Он был возмущен убийством Лануая.
Я ушам своим не верил. И заставил их дважды повторить эту новость. Ай
да бесполый клоун! Молодчина! Кто бы мог ждать от него такого мужества?
- Он не только из-за мясника, - добавил Бюр. - Газель не одобрял
"излишеств".
- Излишеств?
- В общем, насилия, - объяснил Бюр. - Он это так называл.
Вернулся Эрве, катя велосипед, к которому была привязана базука.
Щеки, обрамленные черной бородкой, побледнели, черты заострились. Он
прислонил велосипед к откосу, снял одну из двух винтовок с плеча и подошел
к нам.
- Фейрак жив, - сказал он беззвучно. - Он очень мучается. Просит
пить.
- Ну и что?
- Что мне делать? Я взглянул на него.
- Чего проще. Возьми машину, поезжай в Мальжак, позвони оттуда в
клинику, попроси прислать карету "скорой помощи". А в ближайшее
воскресенье мы отнесем ему передачу - апельсины.
Странное дело, несмотря на весь мой гнев, эти слова из прошлой нашей
жизни наполнили сердце тоской.
Опустив голову, Эрве кончиком ботинка ковырял на дороге макадам.
- Не по душе мне это, - сдавленным голосом выговорил он.
Подошел Морис.
- Давайте я, - сказал он, посмотрев на меня, черные щелочки его глаз
сверкнули. Этот не забыл ничего. Ни своего друга Рене, ни Курсежака.
- Я сам пойду, - сказал Эрве, словно очнувшись.
Он спустил с плеча ремень винтовки и удалился, с каждым шагом ступая
все тверже. Я догадывался, что произошло: Фейрак попросил у него воды. И
тут сработал рефлекс, присущий животному, именуемому человек. Фейрак
становился табу.
Я обернулся к пленным.
- Итак, разберемся еще раз. Арман умер, Жозефу выгнали, Газель ушел
сам. Кто же остался в замке?
- А как же, Фюльбер, - напомнил Бюр.
- И Фюльбер сидел за одним столом с Вильменом?
- Ну да.
- Несмотря на убийство Лануая? Несмотря на "излишества"? Жанне, ты
ведь прислуживал за столом...
- Фюльбер сидел между Вильменом и Бебелем, - подтвердил Жанне. - И
вот что я вам скажу, он пил, ел и веселился, не отставая от этих двоих.
- Веселился?
- В особенности на пару с Вильменом. Их теперь водой не разольешь.
Положение в Ла-Роке представилось мне совершенно в новом свете. Да и
не только мне. Я вижу, как насторожился Колен, как посуровело лицо
Мейсонье.
- Послушай, Жанне, я задам тебе очень важный вопрос. Постарайся
говорить чистую правду. И главное - ничего не преувеличивай.
- Слушаю.
- Как по-твоему, это Фюльбер подбил Вильмена напасть на Мальвиль?
- А то кто же, - без колебаний ответил Жанне. - Я сам слышал, как это
было.
- То есть?
- Да он ему все время твердил, что Мальвиль не так уж хорошо укреплен
и ломится от богатств.
Вот именно, ломится от богатств. А Фюльберу двойная выгода -
избавиться от опеки Вильмена в Ла-Роке и вышибить нас из Мальвиля. На
беду, трудно доказать его сообщничество с убийцей Вильменом, ведь ни один
из ларокезцев на их дружеских пирушках не присутствовал.
Послышался выстрел, он показался мне очень громким, но, как ни
странно, я испытал облегчение. И то же облегчение прочел я на лицах
Мейсонье, Колена, Мориса и даже обоих пленных. Неужели они чувствуют себя
в большей безопасности теперь, когда последний из Фейраков убит?
Вернулся Эрве. В руке у него был поясной ремень, а на нем пистолет в
кобуре.
- Пистолет Вильмена, - объяснил Бюр. - Фейрак подобрал его, прежде
чем дать сигнал к отступлению.
Я взял пистолет разбойника. У меня не было ни малейшего желания его
носить. Поглядев на Мейсонье, я понял, что и у него тоже. Но я знал, кто
будет счастлив получить этот пистолет.
- Он по праву принадлежит тебе, Колен. Это ты убил Фейрака.
Вспыхнув от удовольствия, Колен воинственно затянул на своей тонкой
талии поясной ремень с кобурой. Я заметил, как улыбнулся Морис и его
агатовые глаза лукаво блеснули, В эту минуту я еще не знал, что Вильмена
убил он. А когда узнал, был благодарен ему за это тактичное молчание.
- Пленные обыщут убитых и соберут оружие, - коротко приказал я. - Я
возвращаюсь в Мальвиль за повозкой. Колен со мной. Мейсонье остается
руководить осмотром убитых.
Не дожидаясь Колена, я стал карабкаться вверх по откосу и, как только
лес скрыл меня от глаз товарищей, пустился бегом. Я добежал до прогалины.
Там я увидел Эвелину. Ее голова едва доставала до холки Амаранты. А в
голубых, устремленных на меня глазах вспыхнуло такое счастье, что мне всю
душу перевернуло. Она бросилась в мои объятия, и я крепко-крепко прижал ее
к себе. Мы оба не произнесли ни слова. Но каждый знал, что не пережил бы
смерти другого.
Послышался хруст ветвей и шелест листьев. Явился Колен. Я разжал
объятья и сказал Эвелине:
- Поедешь на Моргане.
Потом снова поглядел на нее и улыбнулся. Мгновения нашего счастья
кратки, но насыщены до краев.
Я вскочил в седло и предоставил Эвелине проделать то же самое без
моей помощи, и она, несмотря на свой маленький рост, действовала
расторопно и умело, с ловкостью, которая меня восхитила: она даже и не
подумала вскарабкаться на ближайший сучок, откуда было легче добраться до
стремени, или хотя бы по примеру Колена на пригорок. Правда. Колен был
весь увешан оружием: винтовка образца 36-го года, лук, самодельный колчан,
на поясе пистолет Вильмена, да еще бинокль на перевязи, который он "забыл"
мне возвратить. Так как заросли здесь были густые, я, щадя Коленов лук,
вначале пустил лошадь шагом. Моргана шла следом за мной, почти касаясь
головой крупа Амаранты, но Амаранта, ненавистница кур, своих подруг не
лягает. Разве что куснет в спину, чтобы утвердить свое первенство. Я
чувствовал затылком взгляд Эвелины и, обернувшись, прочел в ее глазах
вопрос.
- Мы взяли двух пленных, - сказал я.
И поднял лошадь в галоп. На подступах к Мальвилю навстречу нам
поднялся Пейсу, вначале я его не заметил: он залег у обочины. На лице его
была написана тревога.
- Все целы, - крикнул я.
Тогда он завопил от радости, размахивая своим ружьем. Амаранта от
неожиданности шарахнулась в сторону, за ней Моргана, а Мелюзина
подпрыгнула, выбив из седла Колена, который очутился на холке лощади и
вцепился обеими руками в ее гриву. По счастью, увидев, что две другие
кобылицы стоят смирно, Мелюзина тоже успокоилась, и Колен получил
возможность съехать назад самым комичным образом: нащупывая задом луку,
