коммодор, они двинулись мимо выстроившегося на шканцах почетного караула, а
оркестр грянул "Славься, царь каннибальских островов". Все шло как нельзя
лучше. Французские офицеры ухмылялись и строили самодовольные гримасы вне
себя от восторга, что августейшие особы так прилично себя ведут.
Их внешний вид, безусловно, был рассчитан на то, чтобы впечатлять. Его
величество был облачен в великолепный военный мундир, колом стоявший от
бессчетных шнуров и золотого шитья, между тем как его бритую макушку
скрывала огромная chapeau bras (Широкополая шляпа (фр.)) с плавно
колышущимися страусовыми перьями. Одно только было неладно в его царственном
облике: через все лицо шла вровень с глазами широкая полоса татуировки,
создавая впечатление, будто его величество носит большие темные очки; а
королевская особа в очках - это же бог знает что такое! В наряде же его
прекрасной смуглолицей половины флотские портные поистине явили весь блеск
своего национального вкуса. Она была обернута в легкое ярко-алое полотнище с
желтой шелковой бахромой понизу, которая едва достигала колен и открывала
всеобщему обозрению голые ноги, украшенные спирально татуировкой и несколько
напоминающие две Трояновы колонны в уменьшенном масштабе. А на голове у нее
красовался замысловатый тюрбан из лилового бархата с серебряными разводами,
увенчанный плюмажем из всевозможных перьев и перышек.
Скоро внимание ее величества привлекли любопытствующие члены экипажа,
столпившиеся на палубе. Из их числа она выделила одного старого морского
волка, чьи голые руки, босые ноги и распахнутая грудь были исписаны
китайской тушью гуще, чем крышка египетского саркофага. Невзирая на
тактичные намеки и прямые возражения французских офицеров, она тут же
приблизилась к нему и, заглядывая за пазуху его парусиновой робы, еще выше
закатывая его широченные штанины, с восхищением рассматривала открывавшиеся
при этом малиновые и синие узоры. Она прямо оторваться от него не могла,
ласкала его, обнимала и выражала свои восторг разными непонятными
восклицаниями и жестами. Легко себе представить смущение дипломатичных
галлов при этих непредвиденных обстоятельствах. Вообразите же, каков был их
ужас, когда сия августейшая дама, желая явить взглядам кое-какие иероглифы
на своей собственной особе, вдруг быстро наклонилась и, отвернувшись от
общества, вскинула свои юбки, открыв глазам присутствующих такое зрелище, от
которого потрясенные французы бежали в тот же миг и, попрыгав в свою шлюпку,
покинули сцену позорной катастрофы,
2
Не забыть мне те восемнадцать или двадцать дней, пока легкие пассаты
безмолвно гнали нас к Маркизским островам. Мы промышляли кашалотов на самом
экваторе, где-то градусах в двадцати к западу от Галапагосов, и, когда курс
был проложен, наше дело было только обрасопить реи и держать по ветру, а об
остальном уж позаботятся свежий ветер да добрый корабль. Вахтенный рулевой
больше не изводил старушку беспрерывными рывками штурвального колеса, а,
удобно облокотившись на спицы, часами блаженно дремал. Верная своему долгу,
"Долли" твердо держалась курса и, как те люди, что лучше всего управятся с
делом, если предоставить их самим себе, трусила своей дорогой, точно старый
морской конь, каким она в действительности и была.
Какое божественное это было время, какая лень, какая истома царили
кругом! Делать было нечего - положение вещей, как нельзя более отвечавшее
нашей явной склонности к ничегонеделанию. Кубрик совсем обезлюдел, мы
натянули на баке тент и целый божий день проводили под ним - спали, ели и
предавались безделью. Всех словно каким-то зельем опоили. Даже офицеры, кому
долг запрещает садиться, пока они находятся на палубе при исполнении
служебных обязанностей, тщетно пытались удержаться на ногах и вынуждены были
прибегать к компромиссу; они прислонялись к поручням и бездумно глядели за
борт. О чтении нечего было и думать: стоило взять книгу в руки, и ты уже
крепко спал.
Не в силах противостоять этому расслабляющему влиянию, я, однако, по
временам стряхивал с себя на мгновение чары и успевал восхититься красотой
всего, что было вокруг меня. Небо раскинулось широким сводом чистейшей
нежной синевы, лишь по самому горизонту опушенное узкой каймой бледных
облаков, день ото дня не меняющих ни формы, ни цвета. Плавно, размеренно,
заупокойно колыхалось тихоокеанское лоно, и зеркальная выпуклая гладь
огромных валов морщила и рябила солнечными зайчиками. Время от времени
из-под форштевня взлетали вспугнутые стайки летучих рыбешек и тут же
серебряным ливнем низвергались назад. Или вдруг великолепный тунец вырывался
из воды, сверкая боками, и, описав дугу, вновь скрывался под водой. Порой
вдалеке можно было видеть высокую играющую струю китового фонтана, а поближе
- рыскающую тень акулы, этого коварного морского разбойника, украдкой с
безопасного расстояния разглядывающего нас своим недобрым глазом. Иногда
какое-нибудь бесформенное чудище глубин, всплывшее на поверхность, при нашем
приближении начинало медленно погружаться, исчезая из виду в синей толще
воды. Но всего примечательнее была почти полная тишина, царившая меж небом и
водою. Не слышно было ни звука, разве фыркнет поблизости дельфин, да журчит,
не умолкая, под форштевнем вода.
А когда мы приблизились к суше, я с радостью встречал бесчисленные
полчища морских птиц. Издавая резкие крики и спиралью взлетая и опускаясь,
они сопровождали корабль и даже садились на реи и ванты. Пернатый пират,
заслуженно прозванный морским коршуном, сверкая кроваво-красным клювом и
черным вороновым оперением, бывало, спускался к нам широкими кругами,
постепенно их сужая, так что под конец можно было отчетливо видеть странный
блеск его маленького глаза, а затем, словно удовлетворившись наблюдением,
снова взмывал вверх и терялся из виду. Скоро стали заметны и другие признаки
близости суши; прошло немного времени, и вот уже с фор-марса раздался
радостный возглас "Земля-а-а!", выведенный нараспев по всем правилам
матросского искусства.
Капитан, выскочив из каюты на палубу, заорал, чтобы ему немедленно
подавали подзорную трубу; первый помощник еще оглушительнее заорал марсовым:
"Где-е?" Чернокожий кок высунул из камбуза курчавую голову, а пес по кличке
Боцман стал носиться от борта к борту и яростно лаять. Земля! Земля! Ну да,
вот она. Едва различимая неровная голубая полоска - провозвестница
обрывистых, еще неразличимых круч и пиков Нукухивы.
Остров этот, хотя обыкновенно считается принадлежащим к Маркизскому
архипелагу, многими мореплавателями рассматривается как составляющий вместе
с близлежащими островками Рухука и Ропо самостоятельную группу. Все три они
получили название Вашингтоновых островов. Они образуют треугольник,
расположенный между 8З38" и 9З32" южной широты и 139З20' и 140З10' западной
долготы (от Гринвича). Сколь мало у них оснований почитаться отдельной
группой, будет ясно, если вспомнить, что, во-первых, они лежат в
непосредственной близости, то есть менее чем в одном градусе на северо-запад
от остальных островов, и что, во-вторых, их обитатели говорят на маркизском
диалекте и у них одни и те же законы, религия и обычаи. Единственной
причиной для такого условного выделения могло бы служить то удивительное
обстоятельство, что мир ничего не знал об их существовании вплоть до 1791
года, когда они были обнаружены капитаном Ингреэмом из Бостона (штат
Массачусетс) без малого на два столетия позже, чем были открыты соседние
острова посланцем испанской короны. Как бы то ни было, я, в соответствии с
мнением большинства мореплавателей, буду рассматривать эти три острова как
часть Маркизского архипелага.
Нукухива - наиболее значительный из них, единственный, куда имеют
обыкновение заходить корабли; это тот самый знаменитый остров, где
хитроумный капитан Портер во время последней войны американцев с англичанами
переоснастил свои суда и откуда он неожиданно напал на большую китобойную
флотилию, плававшую тогда в ближних морях под вражеским флагом. Остров имеет
около двадцати миль в длину и почти столько же в ширину. На его побережье
есть три хорошие гавани, самую вместительную и удобную из них обитатели ее
окрестностей обозначают именем Тайохи, а капитан Портер окрестил
Массачусетским заливом. Среди различных племен, обитающих по берегам других
бухт, а также среди мореплавателей она известна по имени самого острова -
как гавань Нукухива. Ее обитатели уже подверглись за последнее время
развращающему коммерческому влиянию европейцев, но там, где дело касается их
своеобразных обычаев и нравов, они и сейчас находятся в том же первобытном
природном состоянии, в каком впервые предстали взгляду белого человека. А
враждующие между собой племена, населяющие более отдаленные части острова и
почти не вступающие в общение с иноземцами, полностью сохранили свой
примитивный образ жизни с древнейших времен.
Теперь и мы держали курс так, чтобы бросить якорь в бухте Нукухива.
Лишь на закате стали видны силуэты гор, и, двигаясь всю ночь с очень слабым
бризом, мы к утру оказались вблизи них; но поскольку гавань, в которую мы
хотели попасть, была на противоположном конце острова, нам пришлось
некоторое расстояние проплыть каботажем вдоль берега, и мы видели, проплывая
мимо, цветущие долины, глубокие ущелья, водопады, трепетные рощи,
заслоняемые тут и там крутыми обрывистыми утесами, каждую минуту
открывающими все новые и новые красоты.
Тех, кто впервые попадает в Южные моря, обычно поражает вид островов с
воды. По невнятным отзывам люди часто представляют себе их в виде едва
выступающих над водой ярко-зеленых покатых холмов, осененных прелестными
рощицами и орошенных сонно журчащими ручейками. Действительность же совсем
не такова: высокий прибой ударяет в крутые каменистые берега, кое-где они
отступают, образуя глубокие бухты с непроходимыми лесами по низменным
берегам, а между ними стенами высятся отроги гор, одетые жесткой травой и
спускающиеся к воде откуда-то из гористой сердцевины острова.
К полудню мы поравнялись с входом в залив, медленно обогнули
выступающий мыс и выплыли на внутренний рейд Нукухивы. Никаким описанием
нельзя передать красоты открывшегося нам зрелища. Но для меня она, увы,
пропала, я видел только шесть трехцветных французских флагов, повисших на
кормах шести кораблей, чьи корпуса своим черным цветом и раздутыми боками
выдавали их воинственное предназначение. Вот они, все шестеро, покачиваются
на серебристой глади вод, а зеленые горы с берегов глядят на них так
миролюбиво, словно упрекая за эту воинственность. На мой взгляд, ничто не
могло бы так нарушить гармонию, как присутствие здесь этих судов. Но вскоре
мы узнали, каким образом они тут оказались. Незадолго перед тем сюда явился
доблестный контр-адмирал дю Пти-Туар со всей эскадрой и именем непобедимой
французской нации вступил во владение всей группой Маркизских островов.
Это известие мы получили от личности в высшей степени необыкновенной:
от настоящего тихоокеанского бродяги. Лишь только мы вошли в залив, он
подплыл к нам на вельботе и поднялся на палубу с помощью некоторых
сочувствующих из числа команды - ибо находился в той степени опьянения,
когда человек делается крайне любезным и совершенно беспомощным. Будучи явно
не в состоянии прямо стоять на ногах или же переправить свою персону от
одного борта к другому, он тем не менее великодушно предложил капитану свои
