службу, не такую уж плохую. Столько прекрасных слов сказано с тех пор, и
что?.. Кричат о любви, и одновременно уничтожают живое, людей и зверей.
Декларации, заверения, клятвы, обещания, прекрасные порывы... я им нашел
применение.
80. Минус четыре, драки...
Двадцать восьмое января, ветер с юго-востока, снег покрыт блестящей
корочкой. Скользя и спотыкаясь, спешу к своим, ведь открыта форточка! Не в
градусах дело, страшен ветер: южный опасен, восточный невыносим - задувает
в кухню, заползает в комнату, вытряхивая остатки тепла из еле живых
батарей...
Люська, Алиса и Костик дома. У меня полстакана бульона, зато от хорошей
рыбы. Наливаю им половину, думая о тех, кого еще нет. Выхожу на улицу -
день мрачен, за рекой синие тучи, дым над городской трубой мотается рваными
лохмами по всем сторонам света. У подъезда коренастый парень с коротким
хвостом жует большой блин. Хрюша, тебе повезло! Моя мечта - кормить всех до
полного изнеможения...
Взял у него блин и понес, он бежит рядом и не беспокоится, а дома уплел
перед всеми. Не мог же я ему сказать - поделись! Кто нашел, тот и съел.
Не прошло и получаса, как за дверью громкий требовательный голос -
посторонись, я иду! Стив ворвался и сразу к мискам, старается свое
замешательство скрыть суетой и наглостью. Признать, что я понадобился, выше
его сил. Все уничтожено, что же ему дать?.. Я вспомнил о банке со свиным
салом, желтоватым и клейким от старости, мы недавно выудили ее из мусора.
Жир ели все, даже Стив остался доволен, сожрал большой шмат и тут же
удалился. Через минуту грозное рычание, он наткнулся на Серого и не думает
уступать. Они медленно расходятся, как в море корабли... Серый явился с
подавленным видом, он отличный боец, но ему не по зубам кот, который не
уступил самому Васе, когда Серого и планах не было. Стив мог бы властвовать
в нашем доме, но не любит участвовать и собираться, предпочитает
странствовать и клянчить, так что Серому нечего беспокоиться.
А на коврике передо мной подрались Алиса с Люськой! Обычные женские дела
- сначала слюни и объятия, а потом обиды, и размахались лапами. И тут же
успокоились, Алиса села рядом со взъерошенной Люськой, лизнула ее пару раз
для примирения, и они теперь моют друг друга, мурлыча и постанывая от
удовольствия.
81. Вечер, февральский ветер, минус девять...
И дует в лицо! Пришли все, кроме Макса. Я опоздал, он это не терпит,
нервишки слабы - тут же трусит в девятый подвал, чтобы тамошние кошки
утешили его. И очень зря исчез, у меня с собой была жареная печенка и
каждому перепало. Костик дважды отнял у Люськи, при этом жутко рычал,
мерзавец. Хотел отнять у Алисы, она всегда уступает, щуря подслеповатые
глазки. Пришлось вмешаться, и ей, благодаря моим стараниям, достался-таки
последний кусок. Костик цапнул меня за палец, сгоряча, конечно, а я ответил
пустым пакетом по морде. А огромный дурень Макс шляется по снегам.
Шел обратно позже обычного, темень, ветер завывает с новой силой, очнулся
после дневного света. Шел и шатался, засыпая каждые десять шагов. Писать
картины легко, когда они пишутся. Но как найти щель в бесконечном заборе,
за которым правильное скучно, грубое и грязное может стать сильным и
трогающим, ежедневное мелко и далеко, а редкое, наоборот, рядом, и
возможно?.. Когда вламываешься, уже измочален донельзя!
Еще февраль впереди, пока все живы. Нужно собирать их каждый день,
разговаривать... чтобы они видели свет в окне, грелись и спокойно уходили,
оставляя за спиной тепло. Сохранение жизни - кропотливое ежедневное дело с
запахом протухшей еды и говна. Живопись тоже сохранение жизни - особым
путем, вот и все.
Я шел и смотрел - на небо, на ветки, сумасшедшие от ветра, на снежную
пыль, носящуюся между небом и землей - с той особой нечувствительностью
лица, когда оно, как стена, разбивающая ветер, а глаза - две прорези, дыры,
щели, бойницы, раны, сосредоточившие всю чувствительность...
82. Минус пятнадцать, природа бездумна...
Тридцатое января, ветер в морду и левый глаз, ломит лоб, съеживает кожу.
Пока пройдешь эти восемьсот... Зато светло и ясно, небо сверкает, как
саврасовский март, от этого сверкания боль в глазах... На кухне опять
Сергей, он спокоен, покорен, сдается на милость победителя. Я вижу по
мискам, сколько он съел, ужасаюсь, беру его подмышки, сажаю на форточку и
толкаю под зад. Он скатывается на балкон и долго стоит там, задрав голову,
в глазах недоумение. Через пять минут вторгается снова, я кричу на него...
и так много раз. Мне становится неудобно перед ним, стыдно, сколько можно
унижать сильного в угоду слабым!.. Я выхожу на балкон и даю ему кусок
печенки, он понимает это как сигнал к возвращению.... И там мы мучаем друг
друга. Но стоит его оставить в доме, через минуту чей-нибудь истошный
вопль, так он понимает справедливость.
По утрам воробьи уговаривают нас поверить в конец зимы. Я бросаю им
крошки, но не верю, так просто нас не обманешь. Скрипя ржавыми баками
подъезжает мусорка, сигнал уходить Клаусу, самому крупному специалисту по
мусору. Костик, поднявши хвост, обхаживает Макса, а Макс, поджав хвост,
изучает Алису... За это и бьет тебя Серый?.. На желтоватом снегу овраг,
заживающая на коже рана, перечеркнутая линиями швов-стволов, живыми и
неуклюжими. Искренность и выразительность неуклюжи и наивны.
83. Суббота, минус шесть...
Первое февраля. Слабый ветер в лицо, никто меня не встречает, дома верная
Люська, она хочет стать домашней. На лестнице лает черный щенок с белыми
пятнами, тут же увязался за мной, влез к нам на кухню и просит есть. Люська
удивлена, но не испугана. Он хочет поиграть с ней, она бы не прочь, но у
них разные языки, оба расстроены и встревожены. Нет, не могу тебя взять!..
Он охотно убегает, не понимая, что его ждет. Делаю вид, что его и не было,
чтобы не зацепил меня, не закрючил, не одолел. Я и так весь в долгах, ищу
временного равновесия... Оно редко случается; иногда застает меня в
зарослях шиповника, здесь растворенная в теплом воздухе тишина, через
трещины в старом асфальте проросла трава... Оно встречается со мной в
подвалах, с запахами запустения и гнили, со слабыми проблесками света, при
которых вещи крупны, значительны, цвета мало, но он сильно звучит и много
значит, а жизнь нереальна и до жути узнаваема, как сон или подземная вода.
По снегу, запаху, движению деревьев чувствую, конец недалеко. Появился
свет, теперь бы добраться до тепла... Кругом промерзшее говно - бесцветные
поля, дома... Правы дети, ветер от движения веток, это глаз и логика
художника. Также верно, что холод не отсутствие тепла, а враждебная ему
субстанция. И существует тьма, а не просто мало света, об этом знают ночи и
картины.
84. Понедельник, минус восемнадцать...
Ветер съежился, слуга двух господ - холода и тепла. Иду, дыша в воротник
- февральская реставрация. Около девятого черно-белый щенок с пьянчужкой,
они гуляют. Пьяницы самые живые люди, если не считать сумасшедших... Щенку,
видите ли, мешает поводок, он еще не понял главного - живой!.. Костик с
кошками греются в одной куче на кровати, которая принадлежит им, а я только
место занимаю.
Сегодня каша с тыквой и растительным маслом для вегетарьянских котов.
Появился Хрюша, хмурый, заспанный, разочарованный в жизни, не успев
очароваться ею... В подвале пахнет землей и котовской мочой, разгуливает
Серый-Сергей, просится наверх, помня про печень и забыв предшествующие
разногласия. Но я не могу обещать, не изучив сегодняшнего котовского
расклада, кто, где и прочее. Мимо подъезда деловито топает толстый кот с
обломанным белым усом. Зову его, он неохотно сворачивает ко мне,
вегетарьянство не признал, и уходит. Дятел, праздничная птица, стучит и
стучит...
85. Пятое февраля, минус восемь, рыба сайка...
Она размером с салаку, но гораздо жирней, от нее понос во всех углах. Но
я обдаю ее кипятком, это помогает. Пришли все, кроме Люськи. Алиса, как
всегда, аккуратная, спокойная... Хрюша неразговорчив, так и не выспался. С
каждым днем больше света, а холод на свету выдыхается. Сегодня большие
изменения в подвале.
Южную дверь заколотили, а северная открыта настежь, и в подвальной
темноте бегает понурая собачонка с поджатым хвостом. Где могучее племя
рыцарских собак, которые пугали нас в январе? Рассеялись, не имея общей
цели?..
К кошкам и Костику подходит Клаус, садится, отвернулся, с рассеянным
видом моется, будто случайно оказался рядом, шел себе шел, и захотелось
отдохнуть...
Ни за что не покажет, что хочет пообщаться! Костик простая душа, снует
между всеми, задравши хвост, он не может понять, отчего бы не сбиться в
одну кучу - теплей и веселей... Я рад, когда они вместе, разговариваю с
ними, стараюсь, чтобы не забыли имена. У них нет веры в человека, только
настороженность и страх, так пусть останется надежда на самого сильного
кота.
86. Шестое, минус три...
Стынет левая щека, значит, дует с юга. Зима шагает по ступеням времени,
то назад на ступеньку, то вперед через одну перепрыгнет... Было немного
молока, разбавили водой, чтобы всем досталось. Мы сидим в окружении картин,
на них тоже коты, деревья, кусты, дорога - ведет в никуда... дома - в них
никто не живет или такие, как мы... Что же хотел нам сказать художник?..
Идите вы... Ничего не хотел. Может, передать дух котовской жизни через
ощущение воздуха, света, тепла?.. Все, что внесли всей компанией в холод и
тьму зимы - тепло нашего подвального мира... И каждый добавил кусочек
странности, без нее изображение реально, то есть, мертво.
Меня покинули все, даже верная Люська ловит носом струю из форточки.
87. Минус десять, взгляды...
Звери не спеша вылезают навстречу, значит спали спокойно. Костик увязался
за Люськой - быть игре, полетят на пол картины и книги... У нас вермишель,
полная кастрюля! Серые накинулись на миски, черные еще спят или
странствуют. Люська стала домашней кошкой, очень старательно моется! Алиса
не домашняя, зато суперкласс. Я бросаю короткие взгляды на кошек, котов, и
картины. Как смотрит Клаус... метнет глаз, и все ясно! Здесь нужно светлей
пятно, а здесь темное слишком велико... Художник - уравнитель пятен, это
работа, интерес, игра. Язык живописи - перекличка пятен, самый немой
разговор. Поэзия - полет звуков, немой, как мычание, остальное -
рифмованные мысли, афоризмы житейской мудрости.
У девятого носится черно-белый щенок, седой алкаш в валенках зовет своего
домой, его подруга-алкоголичка тискает пса и целует в нос. Надолго ли
повезло?.. Я, к счастью, избежал того взгляда, глаза в глаза, после
которого разрастается притяжение - прорастание... Вчера у подъезда три
похожие на волков собаки сидели плотно прижавшись друг к другу решетками
ребер. Эльза, бездомная овчарка и двое ее щенков, из четырех, которых я
видел осенью. Двое еще живы. Глядя на них, чувствую холод изнутри. Я уйду в
тепло, коты на трубы, а куда они?.. Мне говорят - люби людей... Мне говорят
- есть хорошие, добрые, их много... Что же вы жизнь не защитите? Идите
вы... Как еще далеко до весны...
88. Восьмое, все о пятнах...
Колкий снег в левую щеку, вихрики, оголяющие мертвую траву, она пунктиром
и точками на белом и сером... Из подвала выкарабкивается Хрюша, пожевал
кашу и на боковую, у батареи, на диванной большой подушке. Он тут же
засыпает, тогда его можно трогать, он теплый, не двигается, только вздыхает
во сне. Над ним, на батарее, верхом на теплом железе Люська, на кровати
дремлют Костик и Алиса. У нас все тихо. А я, проходя мимо одной из картин,
заметил, что помогать нужно дальним пятнам - чем они дальше друг от друга,
тем напряженней их взаимное внимание, и притяжение, они как тайные
любовники в большой компании...
В кухне толпа, позади всех дорогой гость Стив, не мешается с коренным
населением. Щупаю его спину, позвоночник только-только прорезается, будем
кормиться на общих основаниях. Впереди Костик, серый плут. Вчера играл с
Люськой и вдруг хвать ее за гривку - и замер, сам удивился. Она от
