рискует.
На обед у нас молоко и кусочек фарша, поели и тут же разбрелись кто куда.
Остались Люська и Алиса, взялись вылизывать друг друга, подставляют бока
и спины. Благородная Алиса, безропотная, самоотверженная... и эта дылда, до
сих пор пытается сосать молоко у матери, ни шагу без нее... Наконец,
успокоились, лежат одной кучкой, и теперь невозможно отличить, где одна,
где другая. Пока они спали, я думал.
Когда-то я видел, как два молодых кота, устав от притеснений старика,
хозяина территории... два друга, они объединились и загнали своего мучителя
в кусты, сидели рядышком, посмеиваясь, а тот жалобно верещал из зарослей. И
с тех пор оставил в покое этих двоих, и вообще, как-то сник, больше не
возникал со своими приставаниями. Что было написано на лицах этой парочки -
единство, веселое торжество?.. Я видел, как старая больная кошка несет
своих котят, одного за другим, на второй этаж по узкому карнизу, прыгает
вверх на полтора метра, протискивается в узкую щель... Чтобы спасти. Потом
приносит им все, что может найти во дворе - птиц, мышей... дом полон
перьями, на каждом шагу селедочные головы, крысиные хвосты... Она
наблюдает, как они играют, едят, а потом подбирается к остаткам, и я вижу,
насколько она голодна... А Вася, старый кот, с его постоянной подругой?..
Самое лучшее в человеке имеет звериное начало.
Но тут проснулись кошки, кто-то бухнулся в окно, и мои слабые мысли прервались.
Я посмотрел на стены. Картины все чаще вызывают беспокойство, тоску,
вязкую слюну во рту, тяжесть в груди... Возникает напряжение во всем теле,
дрожь в руках... становится душно, неловко, нехорошо, хочется куда-то
бежать, что-то делать... Заброшенный, забытый в сером пространстве, среди
метели, я не знаю своего языка, оттого и мечусь. Может быть, пятна?.. Ведь
так уже было много раз - спасали пятна! Да неужели? Сто раз повтори, все
равно уверенности никакой! Кто же поверит разуму в таком котовском деле! С
чего бы это пятна, что за бред!..
Каждый раз в начале нужен повод, зацепка, случай, чтобы вдруг стало ясно
- конечно, пятна, ясное дело, они! Уверенность не требует доказательств.
Только пятна, тон и цвет! Когда снаружи безрадостно, жутко, холодно, темно
и противно... тогда и начинается выживание.
Тогда я начинаю видеть.
47. Вышли на прямую...
Стало светлей от снега, распрямился последний виток декабря, от двадцатых
к тридцатым прямая дорожка до конца года. Меня по-прежнему встречает Макс,
одинокая черная фигурка среди ледяной пустыни. Он выбегает далеко в поле, я
спешу ему навстречу. Кошки с Костиком по утрам дома, из подвала по первому
зову вытягивается Хрюша, переливается через край темноты и бежит ко мне.
Сегодня увидел на лестнице мужскую спину - и бежать. Насилу уговорил
вернуться. Клаус долго и напряженно вглядывается в лестничную темень,
стараясь понять, мужская фигура или женская... Если мужская, ни за что не
сдвинется. Его не раз били мужчины, из женщин он боится только одну, с
железным крючком, что у мусора. Он надоел ей своим интересом к ящикам, она
замахивается на него клюкой. Кто бьет, редко замахивается.
Была каша, овсяная с растительным маслом, немного кефира... Все это
моментально смололи кошки и Костик, этот прожора, бьется за чистое блюдце
до конца. К счастью немного осталось подоспевшим Хрюше и Стиву.
Сегодня говорили с Клаусом. Ус растет плохо, глаза слезятся, шерсть за
ушами и на лбу выпадает. Девять или десять ему? Свобода, дружок, старит....
Когда никого нет, он прижимается ко мне головой - "не забыл меня?" "Нет,
Клаусик, ты мой самый лучший друг... "
48. На лестнице.
Когда я бегу с ними наверх... Они быстрей меня и всегда обгоняют, а я не
знаю, что нас ждет за поворотом. Опасно, когда закрыта дверь в наш закуток,
они толпятся перед ней, оглядываются, переминаются, подумывают о побеге...
Сверху топот, крики детей, лай собак!.. Может отвориться дверь, выглянет
сосед, который их ненавидит... Я должен успеть! И я бегу, сердце досадно
бухает и останавливается... потом снова, кое-как... Иногда какой-нибудь
кот, чаще Стив или Клаус, начинает кривляться на лестнице - садится,
моется, демонстрируя пренебрежение к опасностям. Если Стив, со своим
высокомерием, то черт с ним, все равно не убедишь; годами околачивается на
ступеньках, не раз попадало, но жив, счастливчик. Если Клаус, то хочет,
чтобы я подошел, уговорил его, а то и взял на руки. Хрюша при малейшей
опасности забьется под лестницу, отличная добыча для овчарки. Поэтому для
отстающих способ один - завлечь стремительным бегом вперед и вперед; они
легко заражаются моей торопливостью, в них просыпается инстинкт догнать
убегающего. В догонялки лучше всех играет Клаус, я говорил уже, от него не
отвязаться, он будет плестись за мной, пренебрегая святостью границ.
Несмотря на мороз и ветер, поев, все исчезли в темноте. В подвальной
комнате, где сидит Клаус, из окна постоянно выбивают фанерку. Я прихожу -
она на полу, а в подвале буран и сугробы. Каждый день я пристраиваю ее
снова. Утром и вечером ищу Стива.
49. Хроника. Природа не безжалостна, она равнодушна...
Только не попадайся ей под руку или под ногу.
Двадцать шестое декабря, мороз такой, что любая одежда кажется бумажной.
В кухне замерзла вода в чайнике, на подоконнике лед и снег. Если
законопатить все щели, плотно закрыть входы и выходы, то домой вернется
плюс, и вода растает. Я выбираю тепло, и запираю на ночь слабых и плохо
одетых - двух кошек, Хрюшу, Костика и всех, кто не уверен в своих силах.
Уверены обычно Макс, Стив и Клаус, и Серый, конечно, эти сумеют
позаботиться о себе. Стива нигде нет.
Двадцать седьмое, Хрюша и кошки дома, Клаус и Макс уходят. Костик встает
и без колебаний за ними, это дружба. Со своею гладкой шкуркой ему тяжело
придется, вместо воздуха иглы и колючки, в подвале не сладко, еда в мисках
превратилась в куски льда... Где затерялся безумный Стив, играющий своею
жизнью? Менял хозяев, места, образ жизни, неделями где-то скрывается...
Вчера я подходил к девятому, звал и громко и шепотом - ни движения, ни
звука. Как будто все вымерли в том доме. Потом что-то шелохнулось,
шлепнулось - и мимо меня промчался большой серый кот, я его знаю. Глубоко
сидят, берегут тепло...
Вечер, двадцать пять не тридцать, зато ветер сдувает тонкую оболочку
тепла. Макс сидит под балконом, морда в снежной пыли, хвост затвердел. "С
ума сошел! Почему не бежишь в подвал? " Он слабо вякнул в ответ, глаза
дикие, сосульки возле рта.
Дома понемногу отошел... Как научить его прятаться?.. Лохматые снова
уходят в ночь.
Двадцать восьмое декабря, всего девятнадцать, зато пурга. Под ногами
блестящая поверхность, земля отталкивает, ветер сносит меня в черноту, в
овраг, к реке...
У нашей двери серый растрепанный кот, видно, что был домашний, но
потерялся. В руки не дается. Дома все, кроме Клауса и Стива, девять куч и
столько же луж. В подвал снова забежали собаки, им некуда деться. Фанерка
на окне повалена, с великими трудами укрепил ее. Скорей хотя бы десять
минусов, тогда оставлю форточку открытой на ночь.
Дал всем по кусочку сала, жадно ели и отнимали друг у друга. Клаус
сильней Макса, но уступает ему, только негодующе смотрит на меня. Костик
отнимал у них обоих, он друг, ему разрешено. У друзей может отнять и
Люська, а у Алисы отнимают все. И у Хрюши, который смел при входе, а потом
бегает за спинами. Но никто не оспаривает его право раздавать оплеухи.
Стив, когда был в последний раз, дышал мне в лицо, урчал, закатив глаза,
про дружбу навеки. Где же твоя дружба?
50. Полкастрюли каши. Стив.
Вечером я шел к своим, погруженный в мысли. Нет, мыслить я давно
разучился - проносились лица, деревья, кусты, заборы, лужи с отражениями
фонарей, желтые листья... слова, сказанные шепотом... светится окно...
Кусочки памяти, которые всегда при нас. А кругом серая и мутная пустыня,
над ней рои существ, правильных и мертвых, это снежинки. Лист существо,
может, даже с именем, а снег - вещество... Я нес кашу, немного, зато с
необыкновенной рыбой линем, и с подсолнечным маслом, чтобы шерсть гуще
росла. Что важней шерсти зимой?..
Судьба обрадовала меня - на ступеньках Стив!
Я не поверил глазам. Думаю, неужели Макс научился шастать по ступеням?..
Того и гляди, доберется до нас своим умом... Нет, длинней, и нет рыжины на
боках, и глаза особенные - до глупости бесстрашные глаза. Стив! И ничуть не
похудел, сильная мускулистая спина. Я только успел пощупать спину, как он
замахнулся лапой и сказал -"но-но..." Настоящий, живой! Злой и деловой -
"времени нет, показывай, что принес..." Ему, конечно, почести, миска
отдельная и все такое.
Хрюша и Люська почтительно посторонились перед нашим странником, ходячей
легендой. "Вот придет Стив..." Долгими зимними вечерами разве я не так
говорю им?.. Потом пришел Клаус, Хрюша, нашелся Макс, и все четверо черных
оказались в доме. Хрюша, конечно, замахивался на Стива, но каждый раз
успевал передумать.
Стив особый кот, учить его нашему порядку бесполезно. Хрюша понимает это,
и еще знает - Стив все равно уйдет, а порядок останется. Нас восемь -
четверо черных, трое серых и я. Не было Серого, он, кажется, побаивается
Стива.
Но Стив недолго баловал нас, отведал рыбки с кашей, и к балконной двери,
оглянулся на меня, зашипел, зарычал - "Отворяй, устал я с вами!.." И я со
спокойным сердцем отпустил его. Он, не оглядываясь, ушел в мутную мглистую
снежную пустыню, где небо и земля слились.
51. Хрюша едет верхом.
Стив снова исчез, но я успокоился - жив, бродяга. Дома все, кроме Хрюши.
Макс с Люськой в обнимку, она его любовно вылизывает, он милостиво
разрешает, и сам полизал чуть-чуть... Костик на улицу не хотел, но отчаянно
хотел пописать. И, улучив момент, когда я потерял бдительность, намочил
бумажку в углу и успокоился. А я поздно хватился, и сделал вид, что не
заметил. В такой мороз мне жаль их выталкивать на улицу, и я терплю лужи и
кучи, надеясь на скорое потепление... Поели, отдохнули, помылись, и я
отворяю перед ними балконную дверь или форточку минут на пять, и жду, в
клубах морозного пара, кто куда... Кто хочет уйти, уходит. Но сегодня
воздух колюч как никогда, даже Макс дрогнул. А Алиса ушла, хотя я оставляю
ее без разговоров, но вот надо ей, и все! Три раза выходил за Хрюшей, его
все нет и нет. Из подвала выбежали собаки, они там греются. На этот раз я
ничего не сказал им, они знают меня и ведут себя тихо.
Дошел по тропиночке до девятого, снег по колено, вокруг дома здоровенные
псы, сидят на колючем ветре, ждут кого-то... Хрюше с его коротенькими
ножками, да по такому снегу... не проскочить! Звал, звал - и, наконец,
слабенький голосок - появляется в окошке Хрюша, чумазый настолько, что не
черный, а серый. Взял его на руки, он тут же успокоился и едет, гордо
поглядывая на стадо собак...
Прибыли, тут же все сбежались, ведь ясно, что Хрюша получит премию. Я
оставил его в ванной с рыбьим хвостиком наедине, а дверь плотно закрыл,
подоткнув бумажку. Клаус пытался когтистыми лапами взломать Хрюшино
уединение, трудился, пыхтел, в конце концов победил... но увидел только
довольную Хрюшину физиономию.
Опоздал! Что поделаешь, в другой раз, дружок.
52. Тридцатое декабря, завтра перевал...
Люська обожает всех без исключения котов, но в особенности Клауса, это ее
кумир. Утром кумир полакал разбавленного молока и пулей вылетел на балкон,
оставив нам огромную кучу, настоящая мужская работенка! Мороз застрял на
двадцати пяти и при этом ухитряется быть влажным, это для нас смертельно.
Кошки прочно поселились в доме. Хрюшу едва вытянул из подвала, теперь он
спит рядом с батареей, она еле теплится. Люська в отсутствие Клауса
подобралась к Максу, приводит в порядок его лохмы, ему это нравится. Но
Клаус все поставит на свои места, как только Люська на что-нибудь путное
сгодится. Стив основательно исчез, наверное, объявился могущественный
