поел и вылез на козырек, ветер шевелит его лохматый воротник. Он ждет,
когда уйдет женщина, что прочищает мусоропровод железной палкой. Баба эта
страшна, но полезна - оставляет дверь мусоропровода открытой, идет к
соседнему дому, открывать и прочищать. Надо дождаться, пока уйдет... Макс
сожрал миску каши с рыбой, но в мусор все равно тянет, там попадается
интересная еда. Он нетерпеливо смотрит вниз, клык торчит из полуприкрытого
рта, блестит, тянется по ветру вязкая слюна. Хорошо, что его челюсть не
видно с высоты человеческого взгляда, а то поддали бы еще... Люди обожают
красивых причесанных зверюшек и сладкие истории про их преданность. А вот и
Люська, вылезла к Максу, села рядом, понюхала, лизнула друга в лохматый
бок. Он ей - не мешай, а сам рад, что не один. Люська криклива, глаза
развратные, веселые, когда глажу, выгибается, уходит от рук, и тут же
возвращается. До сих пор пытается сосать у Алисы молоко, так и лезет,
поджимая уши, тычется в теплое брюхо. Алиса шипит, замахивается лапой -
великовозрастная ду-у-ура... Но быстро отходит - полижет дуру, и ей
подставляет голову и бока...
А я дома с Костиком сижу. Вспоминаем обед - рыбный суп, кашу, чуть
пригоревшую, остатки тушенки, мы поделили ее между собой. Огорчил меня
Клаус - отказался есть, зато на улице набросился на еду для бедных. В его
оправдание скажу, что из бедных был только Серый со своим жирным брюхом. Но
мокрый какой-то, сжавшийся и потерявший вид. Последние дни я не жаловал его
за наглость.
30. А вот и Хрюша...
Сидит на подоконнике, надутый малый, курносый профиль, лобастая
головенка, а если в глаза посмотреть... Суровые безжалостные глазенки у
него. Но я-то знаю, Хрюша несчастный, вся жизнь в борьбе... Хрюша на меня
не смотрит, он обижен, бьет твердым хвостиком о подоконник. Машинка у меня
на коленях ему страшно надоела. И этот Костя сбоку, ишь, прижался! Хрюша до
безумия ревнив, может напасть на Костика, загнать в угол и очень быстро,
ловко измордовать, хотя Костик побольше и потолще. Хрюша может все! Недавно
напал на Люську, та с визгом в бега; он догнал, повалил, бил лапами словно
барабанными палочками, так быстро, что я не успел даже встать. Она, видите
ли, заигрывала с Максом, и вообще, трется боками о разных взрослых котов, а
на него, тоже взрослого, внимания не обращает! И Хрюшино терпенье
прорвалось - он бросился карать. Люська вырвалась, и на форточку, Хрюша за
ней. По дороге ему попался прокравшийся на кухню Серый.
И Хрюша сходу выдал страшному Серому пару очень неприятных оплеух. Серый
в замешательстве отпрянул и спрятался под стол. Наконец, проклиная свою
медлительность, я выскочил на балкон и прекратил безобразие - вернул Люську
домой, а Хрюша умчался в девятый бить тамошних обитателей... Пройдет
час-два, остынет Хрюша, задумается, тихо-тихо вернется, прокрадется в свой
уголок у батареи, ляжет на теплую тряпочку, свернется, спрячет голову и
хвостик и крепко заснет. И только вдруг во сне задергает лапами - задними,
если бежит, передними, если дерется... Хрюша.
31. Затишье, сыро и тепло...
В подвале анфиладой комнаты, есть северный вход и южный вход. Здесь все
интересно - крупными горбами земляной пол, обитые жестью тяжелые двери,
никогда не закрываются... толстые трубы с холодной и горячей водой,
огромные темные помещения, запахи земли, тухлой воды, кошачьей мочи и
застарелой, окаменевшей грязи. Любимые мной запахи - запустения,
одиночества и безопасности... Но вот что привлекает меня больше всего -
отдельная небольшая комнатка, всегда запертая, теплая и темная, с одним
окном. Через это окошко с улицы видно, как там хорошо, - много хлама,
старые полки, на которых можно устроить котов десять... большой
подоконник... Таких мест мало. Здесь можно было бы жить, ведь для жизни
необходимо тепло! Наверху гораздо холодней, хотя, может, и чище, но я
чистоту в гробу видал, если мороз по коже... Говорю своим, показывая на
окошко - "вот бы где вам жить..." А они не хотят. Сунутся внутрь, посидят
немного в тишине и тепле, и убегают. Я стал думать, в чем тут дело... И
догадался, в чем изъян - в безопасности! Если тебя в той комнате застанут,
то некуда бежать - дверь-то заперта, а окно одно. Безопасность важней даже
тепла... Так что я не совсем безнадежный кот.
Продолжается затишье, сыро и тепло, листва буреет, чернеет... Утром
собрались все, была одна рыбка, свежая, но минтай, поделил ее на шесть
частей - к хвосту куски подлинней, к голове короче, зато толще. Не успел
оглянуться, как Люська выхватила кусок у Стива, тот возмущенно смотрит на
меня, подхватил Алисин кусок и не разжевывая проглотил. Но для Алисы у меня
всегда в запасе... Клаус, успешно одолев свой кус, принялся подкрадываться
к другим. К Максу не успел и приблизиться, тот его исплевал и протянул
когтистую лапу, отстраняя. Ничего не поделаешь, мое это мое, и тот, кто
покушается, всегда слабей и неуверенней, если не совсем сволочь. Тогда
Клаус не спеша подваливает к Хрюше, знает, у кого шалят нервишки. Но тут уж
я начеку, сказал захватчику несколько нужных слов, хоть он мне и друг, но
справедливость дороже. Он отступился, но полез к Люське, к Стиву... а там
уже чисто, даже пол вылизан! Он обиделся, не дали украсть, но сделал вид,
что ковыряет в зубах.
Как он смешно лезет, чтобы ограбить, Клаус - на полусогнутых, уши
прижаты... А если самого обидят, он с возмущением ко мне, белый ус при этом
смешно топорщится. Макс правил не знает, может залепить оплеуху и кошке.
Хрюша громко возмущается, а сам отбежит, если я далеко. А если рядом -
подскочит боком к обидчику, выгнет спину... конек-горбунок... Если же дело
дойдет до серьезной драки, то главный снова Клаус. Он лукавый, завистливый,
хитрый, но умный, очень опытный, и уверен в своих силах... а если проиграл,
то не признается. Стив странник по натуре и не понимает тех, кто привязан к
своему двору. Они с Клаусом примерно одинаковы по силе и никогда не
сталкиваются.
Но все они опасаются Серого.
А в обед была вермишель с рыбным запахом. По дороге сюда натыкаюсь на
Васю, сидит в траве, уткнувшись головой в землю, как многие старики. Я
выдал ему горсть каши, моментально рядом оказался Серый, пришлось и ему
дать. Подбежала рыжая собачка, размером в полтора кота. Никто не испугался.
Собачка придвинулась к Серому, а тот и не думает уступать, заворчал и лапой
по носу. Она отскочила и гавкнула, зная, что коты не выносят шума. Серый
снова замахнулся на нее, но передумал. Вася отошел от еды, он больше не
хотел. Собачка принялась за то, что оставил Вася, и они рядом с Серым
сосредоточенно ели. Я вытер руку о кирпичи... красно-оранжевые... глубокий
теплый цвет, будто светятся изнутри...
32. Двадцать шестое октября.
Обычный день. Утром воздух резкий, трава седая... С каждым днем все
темней, мы погружаемся в темноту. Первым бежит Макс - стремглав ко мне, за
ним мать и дочь.
Занял их остатками вчерашней пищи, которые благоразумно защитил от
Клаусова обжорства. Проходя мимо подвала, негромко позвал - "Хрюша..." Он,
черной юркой ящерицей, тут как тут, вопит, разговаривает, соскучился.
Видно, многое происходит в подвалах по ночам... Пошли звать Стива и Клауса.
Стив не вышел, Клауса звали долго, звуки падали в темноту и таяли, как
снежинки на теплой земле... И вдруг навстречу катится толстым клубком,
грязный, лохматый, вид разбойный, одно ухо торчком, глаза сияют... За ним
друг Костик, орет хриплым гнусавым голосочком, тоже радуется встрече. Идем
- Костик впереди, за ним кошки, потом - степенно и осторожно Клаус, прежде,
чем зайти в подъезд, долго принюхивается к темноте... Хрюша, Макс...
последним иду я. Иногда мне хочется расслабиться, забыть про опасности,
пройтись с ними не спеша, глазея по сторонам, ведь совсем неплохой пейзаж
устроила нам осень, еще не все цвета поблекли... Не тут-то было! С хохотом
и свистом катится вниз компания юнцов, они, не глядя, все сметают на своем
пути... В другой раз с грохотом и лязгом останавливается лифт, из него
выкатывается лохматый смешной щенок, с лаем бросается на нас. Бывает хуже -
овчарка с первого этажа, она страшна, но тяжела, не догонит. Зато потом
собирай их по этажам!..
На этот раз все тихо. Поели, и сидим, Хрюша смотрит на меня. Что делать,
снимаю с колен печатную машинку, он тут же подбегает, точит когти о мои
штаны. Сколько говорил, не помогает! И бросается на колени. На кухне скрипы
- Клаус устраивается на старом приемнике, это его место. Костик пробирается
ко мне, пренебрегая недовольством Хрюши, у него своя мечта. Дамы дремлют на
полутеплых батареях. Все как-то мимоходом, мимолетно, кое-как, это утро.
Завтрак кончился, сейчас подремлют, помоются, полижутся и начнут уходить
один за другим в форточку: первым Макс, за ним потянутся Костик и кошки,
потом Клаус, а Хрюша может остаться, если я здесь, то и он со мной.
33. Двадцать девятое, зима пробует силу.
Столбик термометра качается у нуля, тонкий, мутный... Воздух спокоен, про
листья не хочется вспоминать - скелетики, почерневшие от дождей. Тишину
нарушает шорох, с неба сыплется невидимая крупа, суха и колюча. Все молчит,
и только этот непрерывный сухой звук. Зима надкусывает свое время.
Как всегда первым Макс. Поеживается, неуютно стало спать на земле.
Подбежала Люська, позволяет погладить себя без ужимок, выгибания спины и
прижимания ушей.
У мусорки Хрюша, рычит над сухой и ломкой рыбной костью. В подвале, в
темноте дремлет Клаус, шерстяной мешок с глазами. Еды маловато, но утром и
не ждут многого - важней собраться, увидеть, что я на месте, значит, жизнь
сегодня такая же, как вчера.
Хрюша поел и прибежал ко мне. Подошла Люська, потянулась, решила
присоединиться к нам. Опрометчиво, опрометчиво она поступила! В один миг
Хрюша слетел с колен и с ревом бросился на нее. Она в форточку, на балкон,
на козырек... Он тут же остыл, вернулся... а через минуту и она
возвращается, да еще с Алисой, в глазах у них насмешка, но держатся на
расстоянии, чтобы не расстраивать ревнивца. А Хрюша на моем колене делает
вид, что спит.
Клаус приблизился, укоризненно смотрит - предпочитаешь Хрюшу... Когда
Хрюши нет, старый кот подходит ко мне c явным намерением поговорить, но
медлит, обдумывает, оглядывается... и кто-нибудь обязательно помешает нам!
Но если уж прыгнул на колени, то устраивается основательно, а я не
шевелюсь, так редко это бывает.
Белый ус осенью выпадает, новый растет медленно.
34. Страсть и маска.
Прошло несколько дней, Хрюша постоянно со мной, хотя еды мало. Обе кошки,
мать и дочь отчаянно отбивают у него место на коленях. Люська тоже царапает
брюки, прежде чем прыгнуть, и глаза зажмуривает, они у нее с поволокой...
Если кошки успели раньше, то Хрюша, ненавидящий, отчаянно завидующий, рядом
на подоконнике, и молчит, сохраняя ледяную непроницаемую маску. Но глаза,
глаза... Сколько страсти и отчаяния пробивается через зрачки! Он бы убил
этих кошек!.. Придет Клаус, глянет с порога на серую кучу на коленях - и
презрение в желтых глазах.
Уйдет на кухню, устроится там на окне, чтобы только не видеть это
безобразие, он терпеть не может толпу. А вот Костик не боится уронить себя,
зажмурившись, лезет и лезет на колени, раздвигает всех, штопором вьется, и,
наконец, втискивается, пренебрегая шипением разгневанных кошек...
А погоды все теплей и сырей - все мертвей. Осень пахнет мертвечиной, если
застоялась. Темно-коричневая, она скоро станет черной, как декабрьская
ночь.
Дни, сырые и серые, безлики, ночи черны, рассветы медлительны и робки...
35. Сегодня одна сосиска...
Я оплошал с этой сосиской, одной на всех. Слишком низко опустил руку, и
Клаус в один миг вышиб еду когтистой лапой. И страшно зарычал, все
попятились, и только Люська, помня старую дружбу, попыталась урвать
крохотный кусочек. Не тут-то было, одного желтого взгляда хватило, чтобы ее
отнесло далеко в сторону.
Страшный зверь... Я схватил его за шиворот - отдай, но понял, что бесполезно.