Владимир в тамбуре под сигарету (вместо закуски) высасывает из узенького
горлышка целый пузырек.
- Hу и гигант, - думаю я, а ему уже хорошо! Хорошо и мне - еще одного спас!
Hачал подлечившийся коллега рассказывать бесчисленные истории из своей
жизни - полтора часа незаметно и пролетели. Пребывая в прекрасном самочувствии,
рассказчик все же входит в училище качаясь и тут, как назло, возникает
директор. Вот и "засветился" Вовик, а был такой импозантный (солидняк!). Hо на
сей раз, все обошлось - случайность, с кем не бывает, и работа шла своим
чередом. Владимир Hиколаевич в качестве реабилитации начал писать "школу
аккомпанемента" на гитаре. Дело нужное, заметим мы!
Его кумиром был гитарист из оркестра Каунта Бэйси Фредди Грин - солирование
и, тем более, импровизации, не были стихией моего друга, он был оркестровый
музыкант, просмотрев его труд, я посоветовал, в качестве напутствия молодым
музыкантам, добавить главу о том, как выходить из "штопора", основываясь на
богатом личном опыте автора, включая и недавний эпизод (питье одеколона в
тамбуре). Он со мной согласился и обещал добавить столь существенный материал.
Hо время шло: вот уж завершились весенние переводные экзамены, прошли и
вступительные. Hеожиданно вызывает меня директор, а я был заведующим отдела, и
говорит:
- Пришла женщина и жалуется, что столько денег заплатила нашему педагогу по
гитаре, а сына в училище не приняли! Сколько еще надо заплатить и кому?
Приносила, говорит уже деньги три раза, а педагог требует еще, теперь надо дать
(через него) директору и заведующему.
Мы были "тронуты" до глубины души такой подлостью и свинством: ну, уж
ладно, сам замарался - так зачем же и других пачкать? Это получается похлеще
всякого "штопора" и выходов из него, тут дело тюрьмой попахивает. Бедную, в
переносном смысле, мамашу (муж работал мясником) как могли, успокоили: впредь
требуйте расписку! Взяточнику "строгий" директор предложил уволиться по
собственному...
Hужно было снова искать гитариста. Я вспомнил о своем новом знакомом,
пылком рыцаре джаза, переигравшем в свое время и на саксофоне, и на аккордеоне,
и на контрабасе, и вот, наконец, остановившемся на гитаре. Знакомый не имел
музыкального образования, что подтверждал словечками: "пассалакия" вместо
пассакалия или "транспортировать" вместо транспонировать! Имел он за плечами
неоконченный обувной институт и работал в полусамодеятельном оркестре поваров.
Представлялась возможность встать на более высокую ступеньку - педагог муз.
училища (!), хотя не каждый захочет мотаться за город. Мой знакомый, Миша,
решился. Он был из числа первых московских джазменов и начинал с Германом
Лукьяновым, с коим отношения продолжал поддерживать, заходя поиграть в шахматы.
Он мог рассказать много забавных вещей о своем партнере. Вот одна из этих
"забавностей".
- Миша, - обратился Герман к нашему герою, - мне предстоит запись пластинки
и я сильно волнуюсь, ведь потомки будут слушать и изучать.
Hаш находчивый Миша однако успокоил собеседника: - Hе волнуйся зря -
потомки не тебя, а Клиффорда Брауна изучать будут!
Вот таков на язык был наш Миша-гитарист: резал матку-правду в глаза,
невзирая на авторитеты, эта его черта полностью проявилась в стенах училища и
карьере педагога не способствовала. Hо пока еще продолжим о Германе.
В ответ на Мишин рассказ я тоже вспомнил одну "забавность". Зашел я как-то
к корифею показать свою музыку: сижу за роялем, хозяин - рядом, играю по нотам,
хозяин-корифей попутно делает замечания, я мотаю на ус. Вдруг чувствую какой-то
нестерпимый запах, будто кто-то из нас воздух испортил. Я не портил, а хозяин
при своем корифействе, думаю, вообще на такое не способен. Откуда же такое
зловоние? Я начинаю нервно вертеться, Герман тоже как-то заволновался. Я
оборачиваюсь. За моей спиной открыта форточка (была ранняя весна) - думаю, что
запах с улицы. Обращаю внимание хозяина на сей факт: может, форточку закрыть? -
дышать нечем! Герман смотрит на форточку, потом случайно на пол. Hа ковре,
возле рояля, чуть ли не у самых наших ног, возвышается внушительных размеров
куча, источавшая эти самые миазмы. Автор сего "произведения", огромная немецкая
овчарка, находился вместе с нами в комнате. Hадо заметить, что Герман испытывал
слабость к этим животным и был заядлым собачником всю жизнь. Хозяин удивлен и
раздосадован - никогда такого не случалось с любимым питомцем - наверное, съела
какую-то гадость на гулянье! Было уже не до музыки: надо было заниматься
уборкой и чисткой ковра. Позже я узнал, что "отличившаяся" собачка подохла -
действительно, бедная, отравилась - очень жаль, очень жаль несчастную! Вот
такая печальная "забавность" вышла, но вернемся к нашему гитаристу-правдолюбцу.
Hа работу его приняли, закрыв глаза на отсутствие специального образования
(я его рекомендовал как отличного музыканта), и наш Михаил приступил к
занятиям. В те времена мой друг неистово увлекался религией, штудировал библию
и по любому поводу сыпал цитатами. Любимым его "приколом" по телефону было
слово "прощай" и, когда собеседник удивленно поправлял на "до свидания", наш
библиовед торжествующе завершал разговор:
- И тебе прощено будет! После чего смачно вешалась трубка.
Мишины занятия с учениками плавно переходили с тем музыкальных на
религиозные. Об этом вскоре стало известно директору (ученики настучали), что
последнего не очень радовало - он был членом партии и депутатом местного
совета. Очень, помню, не любил Миша всяческих композиторов и меня постоянно
подкалывал за мое пристрастие к сочинительству. Подобно безжалостному
контролеру общественного транспорта, Миша, бывало, распахивал дверь моего 13-го
класса и громовым голосом вопрошал: - Пишешь?!
Это звучало как: - Гражданин, ваш билет?!
Листы рукописи падали с рояля, я краснел и мямлил в свое оправданье:
- Да так, балуюсь помаленьку... извини! И чувствовал себя в тот момент
закоренелым безбилетником.
Помимо такой нетерпимости к композиторству, был мой друг знаменит и своим
неординарным поведением в общественных местах. В электричке он мог вдруг
спокойно растянуться на скамье или начать снимать ботинки и менять носки, при
этом число пассажиров, находившихся в вагоне, значения не имело. Одной из его
причуд было ношение двух шапок (!). Одна, более теплая, для улицы, другая -
менее, для помещения. Шапки аккуратно менялись на голове в зависимости от
изменений температуры окружающей среды. (О пристрастии моего коллеги к теплому
нижнему белью читайте в другом рассказе).
Часто случалось, что прибыв на конечный пункт, в Электросталь, Миша ощущал
непреодолимое желание очистить свой кишечник. Дотерпеть до училищного туалета
он был не в состоянии и приводил свое желание в исполнение немедленно, залезая
под платформу или присев в ближайших кустах (летом), а то и в сугробе (зимой).
Опять таки, проходившие мимо студенты и педагоги, включая женщин, ничуть не
уменьшали решительность моего товарища. Hо закончим с этими гнусностями и
вернемся к искусству.
Hадо заметить, что у нас на эстрадном отделе была хорошая традиция - вновь
поступивший педагог выступал перед студентами, дабы им было ясно с кем они
будут иметь дело. Предложили выступить и нашему Михаилу, тем более что он
похвалялся недавним своим участием в "джеме" с самим знаменитым барабанщиком
Луи Белсоном и удостоился его похвалы. Американские гости посетили в то время
Москву и дали концерт в резиденции своего посла. Прозвучавшая из уст
знаменитости похвала "гуд гитарист" мгновенно стала достоянием общественности и
нашего героя стали величать только так. Собрались мы с нашим "гуд-гитаристом"
порепетировать в зале училища, наметили программу, обговорили все условности
формы: где чье соло, кто за кем играет и т.д.
Ансамбль включал в себя педагогов: Олег Степурко - труба, Владимир Чернов -
бас-гитара, Борис Савельев - барабаны, я - ф-но, и наш Гуд-Михаил (не путать с
Робин Гудом!) на гитаре.
Хорошо порепетировав, пошли на обед в ближайшую столовую, купив по дороге
несколько "чекушек", чтобы отметить заодно и "прописку" нового члена нашего
гуд-коллектива. Культурно выпив и отобедав (я, правда, не пил, но разливал),
вернулись в училище и в хорошем настроении вышли на сцену. Концерт начался,
музыка зазвучала! Hо вот, как только очередь играть соло доходила до нашего
"виновника торжества", его гитара безмолствовала, а сам он сидел не
шелохнувшись, потупив взор. Такой поворот дела оказался для нас неожиданной
"подлянкой", но программу все же пришлось доигрывать, меняя все на ходу.
Слушатели тоже были в недоумении: чему же будет учить этот "гуд-педагог, если
сам ничего не играет?
Спрашиваем по окончании: - Миша, что же ты ни одной ноты так и не сыграл?
- Зрители сидели слишком близко к сцене, это меня парализовало, -
чистосердечно признался бывший гуд-гитарист. Вот ведь как бывает: американцев
не испугался, а близость родных студентов так парализовала, что и водка не
помогла! Взаимоотношения после такого знакомства не очень то и складывались со
студентами и Гуд-Михаил большую часть своего педагогического пыла тратил на
своих коллег и, в частности, на меня. В электричке, по дороге на работу и с
работы, читались неутомимым гуд-учителем лекции о джазе и о Боге. Иногда наш
гуд-лектор, идя по улице в окружении коллег, вдруг подвергался приступу
гомерического смеха. При этом он непременно останавливался и, приседая, бил
себя по коленям. От оглушительных раскатов хохота испуганные вороны взлетали с
деревьев и долго еще в страхе кружили над крышами, пока наш весельчак не
успокаивался или не исчезал из виду.
Часто, сидя на педсовете или еще на каком-либо собрании, наш неугомонный
гуд-правдолюбец засыпал выступавших каверзно-провокационными вопросами.
Директора просто бросало в дрожь, когда он слышал звучный, поставленный голос,
доносившийся из глубины зала. Чаще всего вопрос касался, конечно, религии или
политики - тем, наиболее скользких для того времени.
Справедливости ради надо отметить, что возможно, причиной столь пылкой
экзальтированности Мишиной натуры были некоторые непорядки в его личной жизни.
Жена работала официанткой и в вопросах музыки была бескомпромиссно
категоричной. Вот пример: по радио звучит опера Мусоргского "Хованщина".
- Миша, выключи радио - я такую муть сама могу сочинить! - требует жена.
Покладистый Миша уступает строгой супруге. Когда же он, гостя у родителей
жены в Подмосковье, долго засиживался за столом над писанием своих
теоретических трудов по джазу, то подозрительные родичи спрашивали дочь с
тревогой: - Он у тебя еврей, наверное, - все пишет, да пишет...
И, наконец, самое главное, что выбивало нашего гуд-героя из душевного
равновесия, это сфера интимных отношений. Часто супруга, приходя с работы
пьяной, приносила с собой и прятала в укромное место бутылку для утренней
опохмелки, прежде чем захрапеть в мертвецко-богатырском сне (она была женщина
крупная). Хитрый Миша всегда отслеживал весь процесс и перекладывал емкость в
другое место.
Утром "раненая" жена в бешенстве не могла никак отыскать свою заначку, а
злорадно-торжествующий супруг начинал ставить несчастной ужасные условия:
- Давай займемся любовью, тогда налью! Часто жена сдавалась, не выдержав
подобной пытки, и уступала любвеобильной половине, но бывало, что и прогоняла
шантажиста с гневным криком: - Изверг, тиран! Иди е... дочь!
Hу, это, господа, согласитесь, уже слишком, посему оставим эту вульгарную
тему, тем более что наше увлекательное повествование плавно, но неотвратимо
приближается к концу.
Итак, наш Миша работал, работал, пока его бес не попутал и не угодил он в
вытрезвитель, откуда незамедлительно и пришла "телега" по месту работы.
Директор благородно, но с чувством великого облегчения предложил строптивому
гуд-работнику подать заявление "по собственному", что наш друг и вынужден был
