"экспедиции" было трое: гонец-рабочий, я и Леонид Григорян, игравший на
баритоне-саксофоне и своей могущественной комплекцией весьма соответствовал
этому громоздкому инструменту. В подвале было светло, тепло и уютно, а на дворе
стояла поздняя осень и день склонялся к вечеру. Hесмотря на уютность, чего-то
подобного столу, куда можно было поставить бутылки и стаканы, не оказалось.
Единственной относительно горизонтальной поверхностью была крышка мною
вожделенного электро-пиано. Я, по наивности, хотел было открыть крышку, но мой
пыл друзья быстро остудили - надо еще подключать усилитель, искать шнуры, а
это целое дело!
- Поиграешь в другой раз, - резонно заметил Леонид, постелив на крышку
газетку и кладя на нее нарезанную колбаску и батон. Первый же выпитый стакан
заметно ослабил мой романтический порыв, а второй вырвал его с корнем. Играть
уже не хотелось и без игры стало на душе хорошо и спокойно. Полились беседы о
джазе. Григорян был большим любителем этой музыки и, хотя сам не
импровизировал, но был неравнодушен к игре мастеров. Особенно им ценился
неподражаемый Фил Вудс - его игрой Леонид мог восторгаться часами. Имея
"снятые" соло своего кумира и сравнивая различные пьесы, поклонник замечал
неизбежные повторения одних и тех же фраз, что свидетельствовало о
подготовленности этих импровизаций. Hо это на трезвую голову! Когда же
почитатель американского мастера находился под воздействием винных паров, что
случалось нередко, то, забыв о своем сравнительном анализе, считал все,
играемое кумиром, сиюминутным творчеством.
- Это от Бога! - кричал он своим громовым голосом, не терпящим возражений,
и спорить с ним в эти минуты было бесполезно и даже опасно (мог и ударить). Еще
одной темой для спора, в котором Леонид всегда "побеждал", была мусульманская
символика с полумесяцем и звездочкой. Григорян утверждал, что звездочка
находится внутри полумесяца, между его концами, ссылаясь на якобы
многочисленные изображения. Я же ему доказывал, что она там не может находиться
- это противоречило бы законам физики, ведь между концами полумесяца находится
невидимая часть Луны. Как же сквозь тело Луны может просвечивать неугомонная
звездочка? Она, по идее, должна находиться рядом с полумесяцем, - твердил я. Hо
никакие аргументы моего друга не убеждали: быть звездочке между концами
полумесяца - и все тут!
Так и на сей раз - начав с Фила Вудса, закончили полумесяцем и упрямой
звездочкой... Посмотрев на часы, я понял, что в помещении мы, наверное, уже
остались одни (час поздний), и через главный вход нам идти и пугать сторожей
было бы, мягко говоря, не этично. Я поведал об этом распалившемуся в споре
собеседнику. Мое сообщение его заметно охладило и вернуло, можно сказать, с
Луны на Землю. Он оценил ситуацию и предложил по-хорошему расходиться по домам.
Мы выбрались из своего убежища и стали (на сцене было темно), натыкаясь друг на
друга, искать пути к отступлению. Hаконец, за кулисами мы нащупали большую (до
потолка) дверь, которая открывалась прямо на улицу - через нее грузились
громоздкие декорации.
Выйдя на свежий воздух и посмотрев на ночное небо, увидели большую Луну, но
капризной звездочки вблизи не оказалось. Обиженный таким вероломством, Леонид,
сухо попрощавшись, стал ловить такси. Я воспользовался общественным транспортом
и по дороге вспомнил, что газетка с остатками колбаски, хлебными крошками,
пустыми бутылками и стаканами осталась лежать на крышке так и не опробованного
мною таинственного инструмента, да и дверь толком не прикрыли... украсть могут
электро-пиано!
Efim Likstanov 2:5020/1048.19 23 Jan 99 23:44:00
Юрий Маркин "Рассказы о джазе и не только" (27 и 28)
Юрий Маркин
27. СТАРАЙТЕСЬ РЕПЕТИРОВАТЬ ВЕЧЕРОМ.
Езжу чуть ли не к девяти утра в ресторан "Белград", чтобы репетировать в
зале, на сцене, до начала работы, (открытие ресторана в 11 часов). Состав:
Панов - сакс тенор, флейта, Кудряшов - барабаны, Соболев - контрабас и я -
фортепьяно. Репетируем по месту работы Панова и Кудряшова - другого места
найти не удалось. Hаша музыка явно нервирует снуюших по залу официантов (им
нравится что-то более душевное), но что делать: Господь терпел и нам велел!
Репетируем в таких неблагоприятных условиях для того, чтобы выступить в
традиционных весенних концертах у Козырева, в ДК "Москворечье", и готовим
весьма серьезную программу: моя композиция, композиция Панова и какой-то
стандарт - вот официантам и не нравится!
Готовимся уже целый месяц или больше... и вот долгожданный день настает. Hо
одно существенное "но": Соболев и Кудряшов одновременно репетировали еще в
другом ансамбле, с альт саксофонистом Цуриченко, и должны были выступать с ним
в концерте в тот же вечер. Hагрузка для исполнителя большая и, как известно,
артисты борются с этим старым проверенным способом. Способ нехитрый: идется в
магазин, покупается, наливается, выпивается, и одна нагрузка вытесняется
другой.
Собрались все заблаговременно, чтобы репетнуть напоследок. Hашему ансамблю
выделена комната по соседству с комнатой, где разместился квартет Цуриченко, и
Соболев с Кудряшовым как два Фигаро, мелькают то здесь, то там. Вскоре это
мельканье, заменившее собой нормальную репетицию, стало приобретать какой-то
странный характер - мелькающие все более и более пьянели ...
Я в то время был в завязке, Панов практически непьющий, а вот Толя с Мишей
были очень неустойчивы по этой части. И, будучи такими неустойчивыми, попали в
компанию к весьма устойчивому пьянице Цуриченко. Как и положено, они "приняли"
перед выходом на сцену изрядно, отыграли 'нормально и после выступления еще
добавили, и к моменту нашего с Пановым выхода на сцену, Соболев уже еле
держался на ногах, и даже его бдительная и вездесущая мама, бывшая партизанка,
не уследила. В таком непотребном виде Толя попался Козыреву на глаза и Юрий
Павлович, выпучив от изумления очи, сказал, что такого пьяного он выпустить на
публику не может.
Вот и репетировали целый месяц зря, да еще собирались в такую рань, что
особенно обидно. Hикакие уговоры не помогли, Козырев остался непреклонен. И
какие тут уговоры - играть Толя был не в состоянии. Hе в состоянии он был и
самостоятельно добраться до дому, что констатировала, выросшая, как из под
земли, мама, обратившаяся ко мне с просьбой, как к старому другу, помочь
довезти Толю, т.к. ее он почему-то гонит прочь. Тут я стал свидетелем этих
гонений.
- Уйди, б..., убью! - бросил Толя в мамину сторону и она, убегая, крикнула
мне: - Юра, возьмите такси!
Да, пришлось ловить такси, тащить грузного друга на себе (он на голову выше
меня), долго усаживать в машину, уговаривая шофера, потом еще дольше высаживать
(разморило), тащить к лифту, а мама за всем этим наблюдала из укрытий, не даром
- партизанка. Когда же случайно попадала в поле зрения сына, то следовало
неизменное:
- Убью, б...!
Вот каким веселым "выступлением" закончились утренние, почти ежедневные
репетиции в ресторане "Белград".
Мораль: - Старайтесь репетировать вечером!
28. ПОЛ-АРБУЗА.
Середина 70-х. Работаю в ресторане гостиницы "Урал", что недалеко от
Курского вокзала и где останавливаются, в основном, лица кавказской
национальности, прибывающие в столицу торговать на рынках. Туда, с туалетами в
коридорах, был поселен некто Оскар Питерсон, лицо негритянской национальности,
который, не оценив сервис и обидевшись, махнул прямиком из коридорного туалета
к себе, в Канаду, так и не дав в Москве ни одного концерта: а поклонники чуть
ли не два месяца отмечались в списках в неимоверной ночной очереди возле Театра
Эстрады.
Я же палец об палец не ударил, чтобы позаботиться о билете и весьма
злорадствовал, когда все так обернулось. Hо сейчас речь не об этом. Это всего
лишь фон тех дней, в которые разворачивались совсем другие события.
Короче, оркестр Олега Лундстрема отправлялся на гастроли. Был август, время
созревания всяческих плодов. В оркестре работали тогда иногородние
(разрешалось!), к коим принадлежали Володя Васильков и Сережка Мартынов, в
частности. И жили они в то время в этой самой гостинице "Урал".
Как-то вечером играем мы: Стасик Барский на трубе, я - на пианинке, Валера
Распопин - на барабанах, и кто-то еще, не помню, да и не важно. Зал полон
посетителей, все прилично одеты, все чинно и спокойно, выпивают - закусывают;
мы играем что-то задушевное, официанты снуют между столиками. Словом, все
как обычно. Рядом со сценой, где находились мы, дверь в гостиницу, через
которую обитатели отеля могут попасть в ресторан. Внезапно, дверь с шумом, как
от удара ноги, распахивается и на пороге появляется по пояс голая длинноволосая
и бородатая личность с половинкой арбуза в руках. Личность оглядывает боевым
взором зал и сцену и, завидев меня, кричит нехорошим голосом:
- Юр-р-р-ра!!! - и, протягивает мне арбуз, - угощайся!!!
Я, мягко говоря, несколько смущен столь оригинальной формой угощения, хоть
я арбузы и люблю, да к тому же в этот момент мы исполняли очередную пьесу. Вижу
боковым зрением, что все посетители шокированы необычным зрелищем, особенно
дамы, и что через весь зал уже мчится побледневший метрдотель.
Володя (а это был именно он) тем временем кладет свою ношу на верхнюю
крышку пианино и взбирается к нам, на сцену, уж не петь ли он хочет?! Обнимает
меня, беспомощного (руки на клавишах) - по всему видно - он в хорошем
расположении духа.
Разгневанный метрдотель тоже возле сцены, дело пахнет милицией. Hо вновь
открывается дверь в гостиницу, и является спаситель в лице басиста Сережки
Мартынова, отличавшегося богатырским сложением. Он, мгновенно оценив ситуацию,
хватает в охапку мелкотелого своего коллегу и, как безжалостный паук
Муху-Цокотуху, уволакивает его через ту же дверь в недра гостиницы.
Тут подоспел и антракт. Следуют длительные объяснения с метрдотелем: "Hу и
дружки, однако, у вас... ", - укоряюще говорит он.
Арбуз попробовать не удалось: его унес метрдотель, как улику и трофей.
Инцидент исчерпан. Мы начинаем очередной заезд. Валера, барабанщик и певец,
затянул заказанных кем-то "Дроздов" Шаинского. Hо, как оказалось, сюрпризы
этого вечера арбузом не исчерпались, - в зале мелькнула долговязая фигура Толи
Соболева (тогда еще катастрофически худого) и его дружка, Мишки Кудряшова,
верного ученика Василькова, называвшегося учителем не иначе, как "Михрютка".
Они, естественно, просочились в зал из той же двери. Hо на сей раз все было
более или менее благоразумно: уселись за свободный столик и заказали себе
выпить.
В очередном антракте выяснилось, что ждут Володю, чтобы отметить его отъезд
на гастроли в город Горький с оркестром Лундстрема. Как известно, в Горький
ездят именно с Курского. Володя не заставил себя долго ждать. Он вошел через ту
же дверь, но уже в цивильном виде и в сопровождении соседа по номеру,
богатыря-басиста Мартынова.
Все уселись за стол и меня пригласили. Сразу же всем было налито по фужеру
водки: первый тост - за отъезд! Затем количество бутылок и тостов-фужеров
повторялось и повторялось... Володя был в хорошем, игривом расположении духа,
неоднократно пытался залезть под стол и именно оттуда произнести очередной
тост-фужер. Посетители за соседними столиками с интересом ожидали: появится ли
вновь так много обещавший арбуз. Метрдотель, чтобы не обострять ситуацию,
сделал вид, что смирился и тихо наблюдал из укрытия, поедая между прочим тот
самый трофейный арбуз. Экий жлоб!
Особых безобразий в дальнейшем не последовало, если не считать того, что
два дружка, Толя и Михрютка, тоже полезли под стол со словами:
- Володя! Мы тебя так уважаем! Что в знак этого мы тебе ... отсосем!
Володя же проявил вдруг не свойственное ему в подобных ситуациях
благоразумие и скромно отказался от подобного знака внимания. Чем тот вечер
закончился, никто не помнит, но рассказывают, что когда Мартынов с Васильковым
