покупку. - Я бы совсем растерялась без вас. Морин хочет все только самое
лучшее. Мы ожидаем Колума, вы знаете?
"Колум?! Как будто я должна знать, кто это такой! Морин или кто-то
еще упоминали его имя".
- Почему Колум - это так важно? Голубые глаза Кэтлин расширились от
удивления.
- Почему? Хорошо... потому что Колум - это Колум. Это все. Он... -
она не могла подыскать нужного слова. - Он Колум. Это все. Он привез ме-
ня сюда, разве вы не знаете? Он мой брат, как Стефен.
Стефен. Это тихий и темный. Скарлетт и не думала, что он брат Кэтлин.
Может, поэтому он такой тихий. Может быть, они все такие, как мышки, в
этой семье.
- Который же из братьев дяди Джеймса ваш отец? - спросила она Кэтлин.
- Ах, мой отец умер. Господь упокоил его душу.
Что-то девочка глуповата.
- Как его звали, Кэтлин?
- О, вы хотите знать его имя. Патрик его звали, Патрик О'Хара. Патри-
ция была названа в его честь, будучи первенцем Джейми, а Патрик - имя
его собственного отца.
Лоб Скарлетт напрягся в размышлении. Значит, Джейми - тоже брат Кэт-
лин. Не сказала бы, что вся семья была тихой.
- У тебя есть еще братья? - спросила она.
- О, конечно, - сказала Кэтлин со счастливой улыбкой, - братья и
сестры тоже. Четырнадцать в общей сложности. Еще живущих, я имею в виду.
Она перекрестилась.
Скарлетт отшатнулась от девочки. "О Господи, больше чем уверена, что
кухарка все слышала и теперь передаст деду. Я его уже слышу, как он го-
ворит о католиках, размножающихся, как кролики".
Но в течение дня Пьер Робийяр ни разу не упомянул о ее родственниках.
Он потребовал ее к себе перед ужином, объявил, что еда улучшается, и от-
пустил.
Она остановила Жерома, проверила поднос, осмотрела серебро, чтобы
удостовериться, что оно блестит и на нем нет жирных отпечатков пальцев.
Затем она положила кофейную ложечку так, что та ударилась о суповую лож-
ку. "Если бы Морин взялась учить меня играть на ложках..." Мысль застала
ее врасплох.
Этой ночью она видела во сне отца. Она проснулась утром с улыбкой на
губах, со следами слез на щеках.
На городском рынке она услышала взрывы характерного смеха Морин и
устремилась за кирпичный простенок, чтобы избежать встречи. Но она могла
видеть Морин, Патрицию, огромную, как дом, и толпу детей за ними.
- Ваш отец - единственный, кто не в восторге от приезда Колума, -
слышала она слова Морин. - Он наслаждается угощениями, которые я готовлю
на ужин каждый вечер, в надежде, что придет Колум.
"Я и сама хочу специальных угощений, - подумала Скарлетт. - Я устала
от мягкой пищи для дедушки". Она повернулась к кухарке.
- Возьми также кур, - приказала она, - и поджарь пару кусочков мне на
обед.
Ее плохое настроение исчезло задолго до обеда. Когда она вернулась
домой, она обнаружила послание от настоятельницы: епископ был готов рас-
смотреть просьбу Скарлетт разрешить ей купить приданое Кэррин.
"Тара. Я получу Тару!" Ее мозг был так занят планами возрождения Та-
ры, что она не замечала проходящего времени, не осознавала, что лежало у
нее в тарелке во время обеда.
Она могла видеть это так ясно в своем воображении. Дом, сверкающий
свежей белизной на холме; уходящая зелень лужайки, такая зеленая, уса-
женная клевером; пастбища, сияющие зеленью шелковистой травы, склоняю-
щейся от ветра; загадочные тенистые темно-зеленые сосны, окружающие реку
и скрывающие ее от взгляда. Весна с морем нежных цветов кизила и опьяня-
ющим запахом глицинии. Лето, накрахмаленные занавески, развевающиеся в
открытом окне, и сладость запаха жимолости, проникающего во все комнаты.
Волшебное безупречное совершенство.
Да, лето лучше всего. Длинное, ленивое лето в Джорджии, когда сумерки
длятся часами и светлячки предупреждают о надвигающейся темноте. Потом
звезды на близком бархатном небе, или луна, круглая и белая, такая же
белая, как спящий дом, который она освещает на темном холме.
Лето... Глаза Скарлетт расширились. Это так. Почему она не поняла это
раньше? Конечно. Лето, когда она любила Тару больше всего, именно летом
Ретт не сможет поехать в Данмор из-за лихорадки. Это было отлично. Они
могли бы жить с октября по июнь в Чарльстоне, когда начинался сезон ба-
лов, разбивающий монотонность всех этих скучных чаепитий, и летом в Та-
ре, разбивающей монотонность балов.
ГЛАВА 41
Пьер Робийяр сопровождал Скарлетт на церемонию открытия Ходгсонхолла.
Он был внушительной персоной в своем старомодном выходном костюме, сос-
тоящем из сатиновых брюк и бархатного фрака с маленьким значком Почетно-
го Легиона в петлице и с широкой красной орденской лентой на груди.
Скарлетт никогда не видела кого-либо, кто выглядел бы так изысканно и
аристократично, как ее дед.
Он тоже мог ею гордиться. Она надела жемчуга и бриллианты чистой во-
ды, ее платье было чудесно: блестящая колонна золотой парчи, отделанные
золотом кружева, с золотым парчовым шлейфом четырех футов длиной. У нее
никогда не было возможности надеть это платье, потому что ей приходилось
одеваться так скромно в Чарльстоне. Скарлетт все еще прихорашивалась,
когда Жером посадил ее в экипаж напротив деда.
Поездка на южную окраину города прошла в молчании. Пьер Робийяр почти
заснул, качая головой, увенчанной седой копной волос. Она дернулась,
когда Скарлетт вскрикнула:
- О, посмотрите! Толпа народа окружала классическое здание с железным
забором, чтобы посмотреть на прибытие элиты саваннского общества. Скар-
летт надменно, высоко держала голову, пока слуга в ливрее помогал ей
выйти из экипажа на тротуар. Она могла слышать шепот восхищения в толпе.
Пока ее дед медленно вылезал вслед за ней, она вскинула голову, чтобы
открыть серьги, сверкающие в свете фонарей, и отбросила шлейф с руки на
высокую лестницу холла, покрытую красной дорожкой.
"О-о-о! ", - слышала она из толпы, - "А-а-а! ", "прелестно", "кто
она?" Когда она положила свою руку в белой перчатке на бархатный рукав
деда, ее отчетливо позвал знакомый голос.
- Кэйти, дорогая, вы ослепительны, как королева Шебы!
В панике она быстро посмотрела налево, отшатнулась от Джейми с его
выводком, как будто она их не знала, и продолжала медленным величавым
темпом Пьера Робийяра подниматься по лестнице. Но картина отпечаталась в
ее мозгу. Джейми держал под руку свою смеющуюся, рыжеволосую, неряшливую
жену, его котелок небрежно торчал на затылке кудрявой головы. Еще один
человек стоял справа от него, освещенный фонарями. Ростом он доходил до
плеча Джейми. Его красное лицо было веселым, голубые глаза сверкали, а
непокрытая голова была окружена ореолом серебряных кудрей. Это был точ-
ный образ Джерадда О'Хара, папы Скарлетт.
Красивый строгий интерьер Ходгсон-холла полностью соответствовал его
академическому предназначению. Богатые панели полированного дерева пок-
рывали стены и обрамляли коллекцию старых карт и эскизов, принадлежащих
историческому обществу. Огромные медные канделябры со стеклянными круг-
лыми газовыми светильниками свисали с высокого потолка. Они отбрасывали
яркий ослепительный свет на ряды бледных аристократических лиц под ними.
Скарлетт панически чувствовала, она быстро начала стареть. Ее тридца-
тый день рождения прошел незамеченным, пока она была в Чарльстоне. Каж-
дый знает, что когда женщине тридцать, она все равно, что умерла. Трид-
цать это было так много; Скарлетт казалось, что с ней этого никогда не
случится.
Дед взял ее руку выше локтя и подтолкнул ее к ряду встречающих. Его
пальцы были холодны, как смерть, и она чувствовала холод даже через тон-
кую кожу перчаток, которые покрывали ее руку почти до плеча.
Старшие служащие Исторического Общества приветствовали высокочтимых
гостей. "Я не могу пожимать все эти мертвые холодные руки, улыбаться и
говорить, как я счастлива быть здесь. Нужно бежать".
Она осела, повиснув на несгибаемом плече деда.
- Мне нехорошо, - сказала она. - Дедушка, я внезапно почувствовала
себя плохо.
- Вам не позволяется плохо себя чувствовать, - сказал он. - Стойте и
делайте то, что от вас ожидают. Вы можете уйти после церемонии открытия,
не раньше.
Скарлетт выпрямилась и шагнула вперед. Какое чудовище ее дед! Ничего
удивительного в том, что мать никогда о нем не говорила, о нем нельзя
было сказать ничего хорошего.
- Добрый вечер, миссис Ходгсон, - сказала она. - Я так счастлива быть
здесь.
Продвижение Пьера Робийяра по очереди встречающихся было гораздо мед-
леннее. Он склонил голову над рукой леди, стоявшей где-то в середине пу-
ти, когда Скарлетт уже все закончила. Она протиснулась через группу лю-
дей и поспешила к двери.
Выйдя, Скарлетт сделала большой глоток свежего воздуха. Ее шлейф
сверкал в свете ламп на красной ковровой дорожке, протягиваясь за ней и
как бы летя по воздуху.
- Экипаж Робийяра. Быстро! - попросила она слугу.
Он побежал за угол. Скарлетт побежала за ним, не обращая внимания на
шлейф, тянувшийся по грубым кирпичам тротуара. Она должна сбежать преж-
де, чем кто-нибудь сможет остановить ее.
Наконец, она была в безопасности внутри экипажа, она хватала воздух
короткими глотками.
- Отвези меня в Южный Брод, - сказала она кучеру, когда смогла гово-
рить. - Я покажу дом.
"Мама покинула всех этих людей, - думала она, - когда вышла замуж за
папу. Она не осудит, если я тоже убегу".
Она услышала музыку и смех за дверьми кухни Морин. Она стучала кула-
ками по двери, пока Джейми не открыл ей.
- Это же Скарлетт! - сказал он с удивлением. - Входи, Скарлетт, доро-
гая, и познакомься с Колумом. Он наконец-то здесь, лучший из всех О'Ха-
ра, хранящий только самого себя.
Сейчас, когда он был близко к ней, Скарлетт могла видеть, что Колум
был младше Джейми и не так уж похож на ее отца. Его голубые глаза были
темнее и серьезнее, а круглый подбородок имел ту твердость, которую
Скарлетт видела на лице своего отца, когда он сидел верхом, приказывая
своей лошади прыгнуть выше, чем позволяло здравомыслие.
Когда Джейми познакомил их, Колум улыбнулся, его глаза почти исчезли
в сети мелких морщинок. Исходящая от них теплота позволила Скарлетт по-
чувствовать, что встреча с ней была самым счастливым событием в его жиз-
ни.
- Не самая ли мы счастливая на поверхности Земли семья, если среди
нас есть такое создание, - сказал он. - Вам нужна только тиара, чтобы
увенчать все ваше золотое великолепие. Если бы вас могла видеть королева
фей, она бы разорвала в клочья свои осыпанные золотом крылья. Пусть ма-
ленькие девочки посмотрят, Морин, это вдохновит их, чтобы вырасти такими
же сногсшибательными, как их кузина.
Скарлетт зарделась от удовольствия.
- Я полагаю, что слышу знаменитую ирландскую лесть, - сказала она.
- Нисколько. Я бы желал иметь поэтический дар, чтобы высказать все,
что я думаю.
Джейми стукнул брата по плечу.
- Ты не так уж плох, мошенник. Отойди и дай Скарлетт стул. Я пока на-
полню ее стакан. Колум в своих странствиях нашел для нас бочонок настоя-
щего ирландского эля, дорогая Скарлетт. Вы должны попробовать.
Джейми произнес имя и обращение "дорогая" так, как это делал Колум,
произнося их как одно слово: Дорогая Скарлетт.
- О, нет, благодарю вас, - автоматически сказала она, а потом добави-
ла: - А почему бы и нет? Я никогда не пробовала эля.
Она могла пить шампанское, нисколько не думая об этом. Темный, шипу-
чий напиток был горьким, и она поморщилась. Колум взял у нее кружку:
- Она становится все более совершенной с каждой минутой, - сказал он.
- Даже оставляя напиток тем, у кого жажда сильнее.
Его глаза улыбались, глядя на нее из-за кружки, когда он пил.
К Скарлетт вернулась улыбка. Пока тянулся вечер, она заметила, что
каждый улыбался Колуму, как бы отражая его радость. Он явно наслаждался
