хватило мужества сказать ему!" Но тут она вспомнила лицо Арчи в конторе
лесного склада, его холодные, светлые, безжалостные глаза, полные нена-
висти к ней и ко всем женщинам на свете. Арчи не боится ни бога, ни че-
ловека и ненавидит беспутных женщин. Так люто ненавидит, что одну даже
убил. И он ведь говорил, что расскажет все Ретту. И расскажет, сколько
бы ни пытался Эшли его разубедить. Разве что Эшли убьет его - в против-
ном случае Арчи все расскажет Ретту, считая это своим долгом христиани-
на.
Скарлетт стянула с себя платье и легла в постель - мысли ее кружи-
лись, кружились. Если бы только она могла запереть дверь и просидеть всю
жизнь здесь, в безопасности, и никогда больше никого не видеть. Быть мо-
жет, Ретт сегодня еще ничего не узнает. Она скажет, что у нее болит го-
лова и что ей не хочется идти на прием. А к утру она, быть может, приду-
мает какое-то объяснение, хоть что-то в свою защиту, подо что не подко-
паешься.
"Сейчас я об этом не буду думать, - в отчаянии сказала она себе, за-
рываясь лицом в подушку. - Сейчас я об этом не буду думать. Подумаю по-
том, когда соберусь с силами".
Она услышала, как с наступлением сумерек вернулись слуги, и ей пока-
залось, что они как-то особенно тихо готовят ужин. Или, быть может, так
ей казалось из-за нечистой совести? К двери подошла Мамушка и постучала,
но Скарлетт отослала ее прочь, сказав, что не хочет ужинать. Время шло,
и наконец на лестнице раздались шаги Ретта. Она вся напряглась, когда он
поднялся на верхнюю площадку, и, готовясь к встрече с ним, призвала на
помощь все свои силы, но он прошел прямиком к себе в комнату. Скарлетт
облегченно вздохнула. Значит, он ничего не слышал. Слава богу, он пока
еще считается с ледяным требованием никогда не переступать порога ее
спальни, ибо если бы он увидел ее сейчас, то сразу бы все понял. Она
должна взять себя в руки и сказать ему, что плохо себя чувствует и не в
состоянии пойти на прием. Что ж, у нее есть время успокоиться. Впрочем,
есть ли? С той страшной минуты время как бы перестало существовать в ее
жизни. Она слышала, как Ретт долго ходил по своей комнате, слышала, как
он обменивался какими-то фразами с Порком. Но она все не могла найти в
себе мужества окликнуть его. Она лежала неподвижно на постели в темноте
и дрожала.
Прошло много времени; наконец он постучал к ней в дверь, и она сказа-
ла, стараясь голосом не выдать волнения:
- Войдите.
- Неужели меня приглашают в святилище? - спросил он, открывая дверь.
Было темно, и Скарлетт не могла видеть его лицо. Не могла она ничего по-
нять и по его тону. Он вошел и закрыл за собой дверь. - Вы готовы идти
на прием?
- Мне очень жаль, но у меня болит голова. - Как странно, что голос у
нее звучит вполне естественно! Благодарение богу, в комнате темно! - Не
думаю, чтобы я смогла пойти. А вы, Ретт, идите и передайте Мелани мои
сожаления.
Долго длилось молчание, наконец в темноте протяжно прозвучали язви-
тельные слова:
- Какая же вы малодушная трусливая сучка.
Он знает! Скарлетт лежала и тряслась, не в силах произнести ни слова.
Она услышала, как он что-то ищет в темноте, чиркнула спичка, и комната
озарилась светом. Ретт подошел к кровати и посмотрел на нее. Она увиде-
ла, что он во фраке.
- Вставайте, - сказал он ровным голосом. - Мы идем на прием. И из-
вольте поторопиться.
- Ох, Ретт, я не могу. Видите ли...
- Я все вижу. Вставайте.
- Ретт, неужели Арчи посмел...
- Арчи посмел. Он очень храбрый человек, этот Арчи.
- Вам следовало пристрелить его, чтоб он не врал...
- Такая уж у меня странная привычка: я не убиваю тех, кто говорит
правду. Сейчас не время для препирательств. Вставайте.
Она села, стянув на груди халат, внимательно глядя ему в лицо. Смуг-
лое лицо Ретта было, бесстрастно.
- Я не пойду, Ретт. Я не могу, пока... пока это недоразумение не про-
яснится.
- Если вы не покажетесь сегодня вечером, то вы уже до конца дней сво-
их никогда и нигде не сможете в этом городе показаться. И если я еще го-
тов терпеть то, что у меня жена - проститутка, трусихи я не потерплю. Вы
пойдете сегодня на прием, даже если все, начиная с Алекса Стефенса и
кончая последним гостем, будут оскорблять вас, а миссис Уилкс потребует,
чтобы мы покинули ее дом.
- Ретт, позвольте я все вам объясню.
- Я не желаю ничего слышать. И времени нет. Одевайтесь.
- Они неверно поняли - и Индия, и миссис Элсинг, и Арчи. И потом, они
все меня так ненавидят. Индия до того ненавидит меня, что готова нагово-
рить на собственного брата, лишь бы выставить меня в дурном свете. Если
бы вы только позволили мне объяснить...
"О, мать пресвятая богородица, - в отчаянии подумала она, - а что,
если он скажет: "Пожалуйста, объясните!" Что я буду говорить? Как я это
объясню?"
- Они, должно быть, всем наговорили кучу лжи. Не могу я идти сегодня.
- Пойдете, - сказал он. - Вы пойдете, даже если мне придется тащить
вас за шею и при каждом шаге сапогом подталкивать под ваш прелестный
зад.
Глаза его холодно блестели. Рывком поставив Скарлетт на ноги, он взял
корсет и швырнул ей его.
- Надевайте. Я сам вас затяну. О да, я прекрасно знаю, как затягива-
ют. Нет, я не стану звать на помощь Мамушку, а то вы еще запрете дверь и
сядете тут, как последняя трусиха.
- Я не трусиха! - воскликнула она, от обиды забывая о своем страхе.
- О, избавьте меня от необходимости слушать вашу сагу о том, как вы
пристрелили янки и выстояли перед всей армией Шермана. Все равно вы тру-
сиха. Так вот: если не ради себя самой, то ради Бонни вы пойдете сегодня
на прием. Да как вы можете так портить ее будущее?! Надевайте корсет, и
быстро.
Она поспешно сбросила с себя халат и осталась в одной ночной рубашке.
Если бы он только взглянул на нее и увидел, какая она хорошенькая в сво-
ей рубашке, быть может, это страшное выражение исчезло бы с его лица.
Ведь в конце концов он не видел ее в ночной рубашке так давно, бесконеч-
но давно. Но он не смотрел на нее. Он стоял лицом к шкафу и быстро пере-
бирал ее платья. Пошарив немного, он вытащил ее новое, нефритово-зеленое
муаровое платье. Оно было низко вырезано на груди; обтягивающая живот
юбка лежала на турнюре пышными складками, и на складках красовался
большой букет бархатных роз.
- Наденьте вот это, - сказал он, бросив платье на постель и направля-
ясь к ней. - Сегодня никаких скромных, приличествующих замужней даме се-
ро-сиреневых тонов. Придется прибить флаг гвоздями к мачте, иначе вы его
живо спустите. И побольше румян. Уверен, что та женщина, которую фарисеи
застигли, когда она изменяла мужу, была далеко не такой бледной. Повер-
нитесь-ка.
Он взялся обеими руками за тесемки ее корсета и так их дернул, что
она закричала, испуганная, приниженная, смущенная столь непривычной си-
туацией.
- Больно, да? - Он отрывисто рассмеялся, но она не видела его лица. -
Жаль, что эта тесемка не на вашей шее.
Все комнаты в доме Мелани были ярко освещены, и звуки музыки разноси-
лись далеко по улице. Когда коляска, в которой ехали Скарлетт и Ретт,
остановилась у крыльца, до них долетел многоголосый шум и приятно воз-
буждающий гомон пирующих людей. В доме было полно гостей. Многие вышли
на веранды, другие сидели на скамьях в окутанном сумерками, увешанном
фонариками саду.
"Не могу я туда войти... Не могу, - подумала Скарлетт, сидя в коляс-
ке, комкая в руке носовой платок. - Не могу. Не пойду. Выскочу сейчас и
убегу куда глаза глядят, назад домой, в Тару. Зачем Ретт заставил меня
приехать сюда? Как поведут себя люди? Как поведет себя Мелани? Какой у
нее будет вид? Ох, не могу я показаться ей на глаза. Я сейчас сбегу".
Словно прочитав ее мысли, Ретт с такою силой схватил ее за руку, что
наверняка потом будет синяк, - схватил грубо, как чужой человек.
- Никогда еще не встречал трусов среди ирландцев. Где же ваша знаме-
нитая храбрость?
- Ретт, пожалуйста, отпустите меня домой, я все вам объясню.
- У вас будет целая вечность для объяснений, но всего одна ночь, что-
бы выступить как мученица на арене. Вылезайте, моя дорогая, и я посмот-
рю, как набросятся на вас львы. Вылезайте же.
Она не помнила, как прошла по аллее, опираясь на руку Ретта, крепкую
и твердую, как гранит, - рука эта придавала ей храбрости. Честное слово,
она может предстать перед ними всеми и предстанет. Ну, что они такое -
свора мяукающих, царапающихся кошек, завидующих ей! Она им всем покажет.
Плевать, что они о ней думают. Вот только Мелани... только Мелани.
Они поднялись на крыльцо, и Ретт, держа в руке шляпу, уже расклани-
вался направо и налево, голос его звучал мягко, спокойно. Когда они вош-
ли, музыка как раз умолкла, и в смятенном сознании Скарлетт гул толпы
вдруг возрос, обрушился на нее словно грохот прибоя и отступил, замирая,
все дальше и дальше. Неужели сейчас все набросятся на нее? Ну, чтоб вам
пропасть - попробуйте! Она вздернула подбородок, изобразила улыбку, при-
щурила глаза.
Но не успела она повернуться к тем, кто стоял у двери, и сказать хоть
слово, как почувствовала, что толпа раздается, пропуская кого-то. Насту-
пила странная тишина, и сердце у Скарлетт остановилось. Она увидела Ме-
лани - маленькие ножки быстро-быстро шагали по проходу: она спешила
встретить Скарлетт у двери, первой приветствовать ее. Мелани шагала,
распрямив узенькие плечики, чуть выдвинув вперед подбородок и всем своим
видом показывая возмущение, - точно для нее существовала одна Скарлетт,
а других гостей вовсе не было. Она подошла к Скарлетт и обняла ее за та-
лию.
- Какое прелестное платье, дорогая, - сказала она звонким, тоненьким
голоском. - Будь ангелом! Индия не смогла прийти, чтобы помочь мне. Ты
не согласилась бы принимать со мной гостей?
ГЛАВА LIV
Снова очутившись в безопасности и уединении своей комнаты, Скарлетт
бросилась на постель как была - в муаровом платье, не заботясь о его
турнюре и розах. Какое-то время она лежала неподвижно, не в силах думать
ни о чем, кроме того, как она стояла между Мелани и Эшли и принимала
гостей. Какой ужас! Да она готова скорее встретиться лицом к лицу со
всей армией Шермана, чем повторить такое! Наконец она поднялась и нервно
зашагала по комнате, сбрасывая с себя на ходу одежду.
После напряжения наступила реакция, и ее затрясло. Шпильки вывалива-
лись у нее из пальцев и со звоном падали на пол, а когда она попыталась
по обыкновению расчесать волосы, то больно ударила себя щеткой по виску.
Раз десять она подходила на цыпочках к двери, чтобы послушать, что про-
исходит внизу, но в холле, точно в бездонном колодце, царила тишина.
Когда праздник окончился, Ретт отослал ее домой в коляске, и она бла-
годарила бога за эту передышку. Сам Ретт еще не вернулся. Слава богу,
еще нет. Она просто не в силах предстать перед ним сегодня - опозорен-
ная, испуганная, трясущаяся. Но где все-таки он? Скорее всего, у этой
твари. Впервые Скарлетт была рада, что на свете существует Красотка Уот-
линг, была рада, что, кроме этого дома, у Ретта есть другое прибежище,
где он может побыть, пока у него не пройдет этот приступ холодной светс-
кости, граничащей с жестокостью. Плохо, конечно, радоваться тому, что
твой муж находится у проститутки, но она ничего не могла с собой поде-
лать. Она бы предпочла видеть его мертвым, лишь бы это избавило ее от
сегодняшней встречи с ним.
Завтра - ну, завтра это уже другое дело. Завтра она сможет придумать
какое-то оправдание, какие-то ответные обвинения, какой-то способ сва-
лить на него всю вину. Завтра воспоминания об этом жутком вечере уже не
будут вызывать у нее такой дрожи. Завтра ее уже не будет преследовать
лицо Эшли, воспоминание о его сломленной гордости и позоре-позоре, кото-
рый навлекла на него она, тогда как он был ни в чем не повинен. Неужели
