ядосмесительницы! - Уверяю вас, в нем нет нужды, - торопливо возразила
она Екатерине.
Когда Жанна поднялась с ларя и приблизилась к королеве, ей пришлось
сделать немалое усилие, чтобы овладеть собой; однако сейчас она притво-
рялась уже без труда, не хуже самой Екатерины. А та продолжала разыгры-
вать материнскую заботливость.
- Вашей жене, Наварра, я предложила свою дружбу и, полагаю, она жела-
ет мне добра не меньше, чем я ей. -
Жанна невольно и быстро подумала: "Мой сын будет великим, и я еще с
вами справлюсь. Да, я еще с вами справлюсь, и мой сын ста нет великим. Я
племянница Франциска Первого, а это - дочь лавочницы!"
Однако восхищенное и, ласковое выражение ее лица ничуть не измени-
лось, да и лицо Екатерины, - что бы она там про себя ни таила, - продол-
жало оставаться по-матерински благосклонным. Только тем и выдала себя
Медичи, что детей словно вовсе не заметила, даже стоявшей перед нею ис-
пуганной девчурки. А еще мать из себя корчит!
- Всей душой готова быть вам другом! - воскликнула Жанна в восторге,
что поймала противницу.
БЫЛАЯ ЛЮБОВЬ
Антуан Бурбон был искренне рад исходу этого разговора. Когда они ос-
тались в своей комнате одни, он обнял сначала жену, потом сына и показал
ему в окно маленькую лошадку, которую проводили по двору: - Это тебе.
Можешь сейчас же покататься на ней верхом.
Генрих убежал вприпрыжку. Сестричка пошла следом, ей хотелось полюбо-
ваться на брата.
Теперь на лице Жанны уже не было и следа того восхищения, которое она
старалась выказать Медичи. Довольный супруг не сразу заметил происшедшую
в ней перемену. Она же, как бы в рассеянности, взглянула на него и спро-
сила:
- Да, как зовут ту женщину, с которой тебя теперь видят всего чаще?
Ну, она еще сопровождала тебя в походе, да, вероятно, и сюда приехала?
- Все это сплетни! - Он еще имел дерзость самодовольно ухмыльнуться,
и Жанна при виде этой ухмылки едва сдержалась.
- Неужели ты все забыл? - вдруг спросила она низким и певучим голо-
сом. В иные мгновения у Жанны появлялся этот удивительный голос, подоб-
ный органу, слишком сильный, слишком звучный для столь слабой груди. Ус-
лышав его, муж был глубоко взволнован, перед ним тотчас же встало все,
что ей хотелось напомнить ему. Слова уже были не нужны. Ведь они горячо
и долго любили друг друга.
Жанна досталась ему после того, как она в Одиночестве упорно боро-
лась, не желая принадлежать никому, кроме Антуана. Еще до их знакомства
ее против воли выдали за другого, причем в церковь отнесли на руках: она
уверяла, будто не может идти; и в самом деле, платье на ней было слишком
тяжелое от драгоценных камней. Но еще больше весила ее воля, хотя Жанна
и была тогда совсем девочкой. Пусть ее выдали насильно, все-таки через
несколько лет настал день, когда к ней пришло счастье именно с тем, с
кем она хотела быть счастливой. Однако дни цветения миновали, рано увяла
и она сама и ее счастье. Теперь у нее остался только сын, и это сокрови-
ще оказалось драгоценнее всего, чем она раньше владела. Если бы Антуан
только захотел понять, как это важно: у них есть сын!
Волнения мужа, вызванного ее голосом, конечно, хватило ненадолго, а
ее болезненный вид отнюдь не мог воскресить воспоминаний о днях былой
любви. Антуан слишком привык жить сегодняшним днем и его страстями - ка-
кой-нибудь осадой, интригой, молодой бабенкой. Правда, после того как
Жанна произнесла: "Неужели ты все забыл? ", - ему на миг захотелось ее
обнять, но это уже не было созвучным порывом тех чувств, которые ког-
да-то владели ими, а лишь любезностью, поэтому Жанна отстранила его.
Все же Антуан принялся уверять жену, что чрезвычайно доволен ею и рад
ее сдержанности. А Жанна заявила в ответ: она меньше - всего желает быть
отравленной. Притом не столько помышляет о себе, сколько об интересах
религии. - Ты, в сущности, поступил правильно, дорогой супруг, что снова
сделался католиком и стал служить французскому королю.
- Мне обещали испанскую Наварру.
- Они тебе не дадут ее, испанский король им нужен, чтобы бороться с
нами, протестантами. Своих маленьких целей ты не достигнешь, но ведь ты
действуешь ради других, гораздо более важных, о которых предпочитаешь не
говорить. - Она сказала это, ибо ей претила мысль, что он посредствен-
ность и лишен высшего честолюбия;
Муж слушал ее, пораженный. Но он не ответил, он был смущен, ему не
хотелось огорчать ее, ибо он не видел в ней былого душевного здоровья.
Жанна не считала его достойным обнять ее; но в том, что касается их до-
ма, они должны по-прежнему доверять друг другу. Она сказала:
- Иначе и быть не может, Францией должен в конце концов править про-
тестантский государь. Мы самые решительные, ибо исповедуем истинную ве-
ру.
А у них там только эта старуха с прогнившей бледной плотью, она-то ни
во что не верит!
- Кроме астрологии, - поддержал он Жанну, довольный, что хоть в
чем-то они сошлись. И добавил: - Но у нее три сына!
- Она родила их слишком поздно, а до того была долго бесплодна, и ты
только посмотри на этих трех, которые еще живы! - уверенно продолжала
Жанна. - Четвертый-то уже успел умереть, он умер шестнадцати лет от роду
и королем был всего семнадцать месяцев. Его брат, Карл, правит на нес-
колько месяцев дольше, а глаза у него такие, точно ему сто лет.
- После него останутся еще двое, - заметил супруг.
- Все равно, мать уморит их. Эта женщина даже не взглянет на ребенка,
если он входит в комнату. Для нее королевство существует лишь до тех
пор, пока она сама жива. Если бы она веровала, то понимала бы, что дес-
ница господня, ниспослав ей детей, благословила ее плоть и кровь не
только на сегодня и на завтра, а на веки веков!
Жанна д'Альбре произнесла эти слова кротко, но решительно. Супругу
стало не по себе. Да, Жанна - необыкновенная женщина. Чтобы снова по-
чувствовать твердую житейскую почву под ногами, он сказал:
- Тебе следовало бы напомнить мадам Екатерине, что покойный король
обручил нашего сына с их дочерью.
- Она мне об этом сама напомнит, - ответила Жанна, - а я еще подумаю,
не слишком ли мой сын хорош для принцессы из ее угасающего рода.
Наконец Антуан рассердился: - На тебя не угодишь! Покойный король был
здоровяк, он погиб на турнире. Валуа не виноваты, если какая-то Медичи
плохо растит их детей.
- Не забудь, кстати, и о постыдных нравах, которые она привила этому
двору! - заметила Жанна.
Хотя муж и чувствовал, что гроза приближается, он не мог скрыть своих
чувств. На него нахлынули воспоминания о тех знаках благосклонности, ко-
торыми его дарили женщины при этом дворе, и невыразимое блаженство охва-
тило все его существо; и это отразилось на его лице.
А Жанна, за мгновение перед тем столь сдержанная и благоразумная,
вдруг потеряла всякую власть над собой, ее обличающий голос загремел: -
Эти католики - идолопоклонники, они любят только плоть! Чисты и строги
лишь приверженцы истинной веры, им даны огонь и железо, чтобы искоренять
всякую гниль!
ЯВИСЬ, ГОСПОДЬ, И ДРОГНЕТ ВРАГ
Может быть, ее голос услышали в прихожей: во всяком случае, дверь
распахнулась, вошли несколько протестантов и возвестили, что прибыл ад-
мирал Колиньи, он поднимается по лестнице, идет сюда, вот он. Все расс-
тупились, протестантский полководец вошел, прижал руку к груди в знак
приветствия. Даже король Наваррский склонил голову перед старцем, а тем
самым и перед партией, вождем которой был Колиньи. И если другие поддер-
живали ее лишь ради собственных выгод, в этом старце чувствовалась бес-
корыстная суровость мученика, о чем говорил и его неукротимо упрямый,
скорбный лоб.
Жанна д'Альбре обняла адмирала. Казалось, именно его не хватало ей,
чтобы отдаться вполне своему воодушевлению. Она позвала всех своих лю-
дей, обоих пасторов, сына и дочь. Подвела сына к адмиралу, тот положил
на голову мальчика правую руку и не снимал до тех пор, пока говорил пер-
вый пастор. А пастор этот совершенно ясно и недвусмысленно возвещал нас-
тупление царствия божия, и притом вскорости. Оно уже при дверях! Все по-
чувствовали его близость, было ли это высказано вслух или только разуме-
лось. В битком набитой комнате люди толкали друг друга, каждый старался
пробраться вперед, чтобы схватить, чтобы овладеть всей силой, всем
царством, все это - во славу божию
Второй пастор запел: "Явись, господь, и дрогнет враг". Все подхватили
проникновенно и с упоением, готовые бесстрашно принять смерть и заранее
уверенные в своей победе. Ибо где же они поют так громко, где защищают
так открыто свою веру? Да в доме самой королевы Франции! Им было дано
дерзнуть, и они дерзнули!
Колиньи обеими руками высоко поднял принца Наваррского, над молящими-
ся, он дал ему на всю жизнь надышаться воздухом того, что перед ним со-
вершалось, почувствовать, каковы все эти люди. Ведь каждый был здесь ге-
роем благочестия и торжественно исповедовал свою веру. Генриха охватило
глубокое волнение, его душа рвалась к ним, он видел, как плачет его до-
рогая мать, и тоже плакал. Отец же, напротив, опасаясь последствий этого
великого празднества" приказал запереть все окна, поэтому в комнате ста-
ло нестерпимо душно.
Все это было, конечно, весьма опасным нарушением дозволенных границ;
Жанна и сама признала, что зашла слишком далеко, - супругу не пришлось
даже особенно усердствовать, доказывая ей это. Тогда Жанна решила как
можно больше уступать королеве Екатерине, ибо едва ли можно было наде-
яться, что Медичи не узнает о тайном сборище. Когда, однако, обе добрые
подруги снова встретились, выяснилось, что хозяйка решительно ничего не
знает или предпочитает не знать о предосудительном поведении гостьи.
Вместо того чтобы как-то выразить Жанне свое недоверие, королева-мать
стала просить о помощи против врагов.
Самую большую опасность для правящего дома представляли в ту пору Ги-
зы, их Лотаринтская ветвь, которая притязала на французский престол. Тут
Жанна поняла, что в сравнении с ними маленькое семейство Бурбонов счита-
ется безвредным. Эти герцоги выказывают себя гораздо католичнее короле-
вы, кроме того, они богаты. Все это благоприятствует их намерениям; и
Гизы уже начали похваляться перед народом Парижа, что они, мол, и есть
спасители королевства. А бедных королей Наваррских здесь никто не знает,
они прибыли из отдаленной провинции, да и провинция эта еретическая -
там постоянный очаг восстания. При виде Жанны д'Альбре мадам Екатерина
каждый раз начинала благодушно мурлыкать, как старая кошка, а Жанна
чувствовала себя униженной, хотя и таила это про себя.
Она была умна и шла на все, чего требовала старая кошка. А та прос-
верлила дырку в стене своего кабинета, чтобы видеть и слышать, не злоу-
мышляют ли против нее Антуан Бурбон и кардикал Лотарингский. Жанне при-
ходилось вместе с ней подслушивать и подглядывать, хотя один из тех, за
кем она шпионила, был ее собственный муж. Но дело было вовсе не в нем,
его даже не боялись: именно это казалось Жанне особенно унизительным,
однако она и виду не подавала. Страшилась старая кошка только главы дома
Гизов, богатого кардинала, который мог подкупить всех ее слуг и даже са-
мого короля Наваррского: достаточно было посулить Антуану испанские Пи-
ренеи - это же ничего не стоило, - а потом не дать.
Екатерина, а с ней и Жанна разгадали немало козней, чинимых кардина-
лом, который принимал многих господ в комнате Антуана, считая, что это
вызовет меньше всего подозрений. Жанна только диву давалась, до чего же
легкомыслен ее супруг! Он, видимо, даже не все понимал, о чем говорилось
в его присутствии, и через дырку в стене она видела по его лицу, что ду-
мает он только о даме своего сердца, - лишний повод не делать ему ника-
