ся от нестерпимого зуда!
Раздались негодующие возгласы. Но кто их слушал? Брат Карла Девятого
и его будущий преемник, - когда Карл наконец изойдет кровью, - да, сам
герцог Анжуйский радостно хлопнул Филиппа по плечу и шепнул ему на ухо:
- Этот скоморох и есть мой братец! От меня вам нечего скрывать ваше мне-
ние" я разделяю его. Меня влечет к вам, протестантам, ваша прямота и
откровенность - эти качества бывают только при глубочайшей вере в бога.
Сближение принца крови со скромным солдатом господа вызвало подража-
ние; а может быть, оно само было только одним из многих братаний, начав-
шихся между католиками и протестантами? Они уже сжимали друг друга в
объятиях, например, господин де Леран обнимал капитана де Нанеся. Моло-
дой Леви, виконт де Леран, выделялся среди своих сверстников, это был
настоящий паж - красивый, стройный, живой. Силач де Нансей прижимал его
к себе с такой силой, точно хотел в приливе любви раздавить ему грудную
клетку; но юноша выскользнул у него из рук, словно кусок масла, и вдруг
укусил толстяка за ухо. Миг сомнения - что же теперь будет? - затем
взрыв дружного хохота: такова была эта ночь.
У нее было, несомненно, лицо Венеры: даже скептики, вроде дю Барта, -
правда, их было немного, - увидели его совершенно явственно. Но и от них
ускользнуло то обстоятельство, что это все подстроено мадам Екатериной.
Она выслала в бой свой летучий отряд, и, следуя ее приказу, фрейлины
сделали то, чего не мог сделать никто: они уничтожили все различия между
религиями. Господь бог никогда еще их не смешивал, и - вот нынче ночью
за дело взялась, правда, на свой особый лад, госпожа Венера. Из всех
языческих божеств ей в известном смысле меньше всего присущи обман и ко-
варство, и если она что обещает, то немедленно и дает. Во всяком случае,
при французском дворе, где все должно было служить целям мадам Екатери-
ны, любая пара после сговора тут же удалялась. Поэтому часть гостей все
время исчезала в комнатах фрейлин, предаваясь там беспорядочным наслаж-
дениям при открытых дверях, причем вновь прибывшие искали свободного
места, а того, кто еще был занят с дамой, ожидающие своей очереди под-
бадривали с ревнивым сочувствием. Затем возвращались к танцам.
Временами огромная зала оказывалась наполовину пустой, и музыка на
хорах гремела слишком гулко, как в пустом помещении. Еще оставались
пьяницы, оставались философы. Нежно склонившись к Марго, еще сидел здесь
Генрих. Над новобрачными пестрым шатром свешивались знамена французских
провинций, знамена, взятые в былых сражениях, в далеких странах. Но
влюбленным казалось, будто они наедине. Генрих говорил ей, что он ее лю-
бил всегда, всегда любил только ее. Марго отвечала и лично от себя и от
имени своего сердца, уверяя, что и она тоже. Она верила Генриху, а Ген-
рих ей, хотя оба знали, что на самом деле не всегда было так. Но сейчас
оба чувствовали, что теперь это стало правдой. Вот он - мой единственный
возлюбленный. Я не знал ни одной женщины, кроме вот этой, с нее начнется
моя жизнь. Он моя весна, без него я бы скоро состарилась.
- Генрих! Ты сложен с такой соразмерностью, какой требует канон ан-
тичности. Клянусь честью, ты заслуживаешь награды!
- Марго! Я с радостью готов разделить с тобой эту награду: сколько ты
захочешь и выдержишь.
- Доказательство не терпит отсрочки... - начал ее звучный голос, а
прекрасное лицо досказало остальное. Он быстро вскочил с колен, и они
вступили на тот путь, по которому уже прошли многие. И хотя это путь
плоти, но бывает, что и плоть может одушевиться. Когда они вышли из
большой залы, Генрих схватил ее и понес. Он нес Марго перед собою. Сол-
даты отдавали им честь и что есть силы стучали сапогами. Пьяные, уже
свалившиеся на пол, пытались проводить их взглядом.
Однако осуществлению страстного намерения мешал брачный наряд прин-
цессы: он топорщился на бедрах четырехугольником, и Марго была заперта в
нем, точно в ящике. Тут молодой любовник выказал и осмотрительность и
многоопытность. Он не стал грубо мять блистающую оболочку, но мгновенно
раскрыл ее. "Не сравнить с Гизом, - еще успела подумать Марго, - хотя
тот выше ростом и по внешности сразу скажешь, что дворянин!" Но вот обо-
лочка, точно раковина, открыта, и жемчужина обнажена. Вместо того чтобы
подольше соблазнять его этой драгоценностью. Марго приказала коленям
слегка ослабеть и подогнуться, сделала вид, что падает, дала себя подх-
ватить и потом бросить туда, куда ей хотелось, - на ее знаменитую кро-
вать, обтянутую черным тяжелым шелком. "Этот любит женщин и тем меньше
знает их! Этого я сумею удержать..." - хотела еще сказать про себя Мар-
го. Но уже погасли слух и зрение - к большой выгоде остальных чувств.
АВСТРИЙСКИЙ ДОМ
Генрих один вернулся в большую залу. Там стало многолюднее, чем до
его ухода, ибо теперь здесь находилась королевская чета. Карл Девятый
успел прикрыть свою наготу, но зато напился. - Вон возвращается дружок
моей толстухи Марго! - воскликнул Карл, увидев Генриха. По всему было
заметно, что и остальные в курсе дела и ждут возвращения счастливого
супруга. Лишь королева не смеялась; она, как обычно, не обнаружила ника-
кого движения ума или чувств. Никто не мог вспомнить, какой у нее голос.
Елизавета Австрийская сидела, выпрямившись и не шевелясь, на возвышении
в особо предназначенной для этого части огромной залы; вокруг нее как бы
сама собой образовалась пустота, никакой охране не приходилось отгонять
любопытных. И королева высилась там в своем золотом платье, окаменевшая
и неуязвимая, точно статуя святой, даже лицо от толстого слоя белил уже
не казалось человеческим. За ее широкой юбкой скрывались два испанских
священника; но сами они видели все.
Карл Девятый повис на руке зятя. Он шепнул Генриху на ухо, однако
достаточно громко, какую-то непристойность насчет собственной сестры.
Генрих с отвращением подумал: "Если он упадет, пусть валяется! Может
быть, дать ему подножку?" Однако он не сделал этого и наконец дошел до
того места, куда Карл влек его всей своей тяжестью: это была пустынная
часть залы, где сидела королева.
- Вот она... восседает... - заикаясь, бормотал Карл, - а поди-ка, оп-
рокинь! Кажется, сдохнет, трупом станет, а все будет торчать тут, выпря-
мившись, во всем своем золоте. Австрийский дом - для меня постоянный
кошмар, а она - я же с ней спал! - она преследует меня даже во сне! У
этой женщины голова медузы... прямо кровь стынет! Она дочь римского им-
ператора - ну скажи, Наварра, может на ней человек жениться? Мой дед,
Франциск Первый, лежал в, оковах в Мадриде, и за то, чтобы его отпус-
тить, император Карл Пятый потребовал в качестве заложника его родного
сына. Они оскорбляли моего отца, а меня угнетают, пользуясь этой дочерью
императора Максимилиана. Они держат под своим каблуком всю Европу. Их
золото, их хитрости, их священники сеют раздоры в моем народе, а их
войска опустошают мою страну. Наварра! - бормотал Карл Девятый, словно
затравленный. - Отомсти за меня! Потому и сестру тебе отдаю! Отомсти за
меня и мое королевство! Мне это заказано; я побежденный, который теперь
уже не сможет бороться. Я так и буду влачить свои дни с отчаянием в
сердце. Помни обо мне, Наварра! И берегись, - последние слова едва раз-
личимым шепотом соскользнули с его губ в ухо Генриха, - берегись моей
матери и моего брата д'Анжу! Что бы с тобою ни случилось в будущем, не
вини меня за это, Наварра, ибо мною руководит только страх. Никому из
смертных неведом такой чудовищный страх.
Вдруг король сипло взвизгнул. Его охватил ужас: из-за спины королевы
на него глянули две пары колючих глаз; один миг - и они исчезли, словно
только померещились. Карл зашатался, он ухватился за Генриха, никого
больше не оказалось рядом с ним на этом месте, видном отовсюду. Его
зять-гугенот в душе потешался над ним и этим побеждал нараставший ужас.
Король смолк, и выжидающе смолк в огромной зале весь его двор - что сви-
детельствовало о какой-то бесспорно враждебной настороженности. Генрих
это сразу же почувствовал, и его сметливый ум подтвердил возникшее ощу-
щение. Всем этим фанатикам, врагам его веры, неприятно видеть, что Карл,
их государь, доверчиво разгуливает с Генрихом. Женитьба на Марго стала
им всем поперек горла, в этом он никогда не сомневался, и они не могли
не выказать недовольства, даже против своего желания. Сегодня госпожа
Венера зовет к смешению всех, кто бы ты ни был. И все-таки среди гостей
началась какая-то не то давка, не то свалка: католики оттеснили протес-
тантов в самый конец залы. А сами сгрудились тесной толпой у невидимой
черты, отделявшей от всех королеву, и, казалось, насторожились.
Генрих бросил на них быстрый взгляд. Здесь только те, кто вооружен, -
хотя лица пока скорее любопытствующие, чем враждебные. Впрочем, этим лю-
дям было бы нелегко овладеть им: в глубине его протестанты сомкнули ря-
ды, готовые ринуться ему на помощь. Что касается фрейлин, то их слоено
ветром развеяло, и они, щебеча, наблюдали издали, как приближается гро-
за.
Карл, хотя и был пьян, ощутил вокруг себя эту пустоту, и внезапная
предгрозовая тишина взбесила его. - Вина! - прорычал он. - Я хочу пить с
королевой, пока она не свалится! Глядите все! Несмотря на все свое золо-
то, свалится она, а не я.
Королева, едва ли поняв, что он говорит, продолжала сидеть неподвиж-
но, как идол. А сам он, вероятно, устав от брани и богохульств, так отя-
желел, что зять-гугенот уже был не в силах поддерживать его, и оба, ве-
роятно, упали бы. Кто-то подскочил и успел поддержать Карла. Генрих под-
нял глаза и неожиданно увидел перед собою лицо некоего господина де Мо-
ревера: оно было искажено ненавистью. В следующее мгновение еще кто-то
оттеснил Моревера - Герцог Гиз. - Что это вам вздумалось, де Моревер! -
торопливо проговорил он. - Убирайтесь-ка отсюда, да поскорее! Вот еще
нашелся! - Он подхватил Карла. - Помогите, Наварра! На нас возложена
миссия поддерживать престол и служить опорой королю.
- Для того-то мы и явились сюда с нашими дворянами из Лотарингии и
Беарна, - заявил Генрих тем же напыщенным тоном и так же выпрямился, как
и молодой герцог, который был высок ростом и белокур. Их взгляды скрес-
тились поверх пьяного короля; время от времени им приходилось ставить
его на ноги, когда он готов был совсем опуститься на пол.
- Посадите же меня рядом с Габсбургшей, - молил Карл Девятый, облива-
ясь слезами. - Ведь и я вроде как святой - посвятее вас. Вы же оба зади-
рали юбку моей толстухе Марго. Сначала ты, но тебя она бросила... - И он
свалился на Генриха Гиза, а тот толкнул его на Генриха Наваррского. -
Тебя она не бросит, - хныкал он, припав к груди своего зятя. - Она любит
тебя, я тебя люблю, а наша мать мадам Екатерина даже очень тебя любит.
- Дьявол! - завопил он вдруг, ибо испанские священники опять напугали
его: он успел уже об них позабыть. Но когда рассмотрел эти черные фигуры
и перехватил их подстерегающий взгляд, ему стало совсем не по себе.
- Знаю я, чего вы от меня хотите, - бормотал он, повернувшись в их
сторону, хотя они тут же снова скрылись. - Отлично знаю. Так и будет, в
точности. Вы и в ответе. А я умываю руки.
Он уже настолько отрезвел, что мог держаться на ногах без посторонней
помощи, поэтому герцог Латарингский и король Наваррский отпустили его. У
Генриха руки были теперь свободны, и он оглянулся вокруг. Что-то измени-
лось в толпе у незримой черты - в ней чувствовались не только любо-
пытство и настороженность. Угрожающе смыкалось теперь вокруг Генриха
кольцо католиков, оно было в движении, ибо в задних рядах протестанты
схватились с католиками врукопашную, стараясь протиснуться вперед.
Кое-кто из начальников взобрался на стулья, только дю Барта, пользуясь
