и при его бегстве после долгого пленения в Лувре, и при его первом сво-
бодном путешествии по королевству, которое Генриху предстояло со време-
нем завоевать. Тогда Генрих собрал своих первых товарищей - дело было в
лесистой местности, на просеке. Тени небес располагаются по временам
так, что затемняют передний ландшафт, но ложатся и на задний план. В ос-
вещенной середине, сплошь залитой светом, Генрих подзывает к себе одного
за другим. С каждым он остается некоторое время наедине, обнимает его, и
трясет за плечи, или жмет ему руку. Это его первые сподвижники. Будь он
провидцем, он прочел бы по лицам их грядущую судьбу, наперед увидел бы
их последний взгляд, и был бы не раз потрясен, и не раз ужаснулся бы.
Тюренн, ныне герцог Бульонский, в ту пору еще просто вертопрах, прек-
лонил колени перед своим королем Наваррским, если это называется стать
на колени - едва коснуться земли и тотчас подпрыгнуть от избытка легкос-
ти. Теперь же сюда в палатку вошел дородный человек, с гордым лицом,
привыкшим взирать вниз на коленопреклоненных. Он не служит; он сам госу-
дарь и держит руку короля Французского, поскольку тот ему полезен, в
противном случае предпочтет других. Сапожник Цамет не унаследовал титул
герцога Бульонского: эту разницу надо помнить твердо. Потому-то сапожни-
ку Цамету нельзя похвастать таким же несокрушимым чувством собственного
достоинства. Все равно, из маленьких людей становятся большие.
Тюренн, а позади него де ла Тремойль склонились, как приличествовало,
перед будущей королевой Франции. Но этого мало: герцог Бульонский
объявил ей, подкрепляя свои слова кивком и одобрительным взглядом, что
он готов ее признать, а искусством преуспеть в жизни она обладает почти
в той же мере, как и он. "Или как сапожник Цамет", - подумала Габриель,
которой не понравились оба гостя. Господин де ла Тремойль прямо высказал
то, на что его приятель только намекал.
- Мадам, вот на что надо бы посмотреть вашей семье: королевский штан-
дарт на палатке. Почет, почет! Как жаль, что ваша матушка до этого не
дожила!
Оскорбительно и пошло, - господину де ла Тремойлю разрешалось так го-
ворить только потому, что он был смешон. И притом без всяких стараний с
его стороны - лицо его оставалось неподвижно. Длинная и тощая фигура,
кривой, неправильно посаженный нос, громадная борода, а особенно глаза -
точно угли и слишком близко поставленные, - каждая черта в отдельности и
все в целом свидетельствовало об исключительной угрюмости натуры. Но ед-
ва он открывал рот, как это впечатление рассеивалось. Всякий ждал низко-
го страшного голоса, а на самом деле раздавалось гнусавое кваканье ярма-
рочного паяца. Строение рта, а также дефект носа мешали господину де ла
Тремойлю говорить как подобает дворянину. Но он возвел этот недостаток в
добродетель и приноравливал все свое поведение к свойствам одного орга-
на.
Габриель, научившаяся разбираться в людях, тотчас поняла, каким опас-
ным орудием притворства и подлости мог быть голос этого человека. Но это
не мешало ей смеяться над господином де ла Тремойлем, едва он открывал
рот.
- Да, кстати, мы ищем высочайшего повелителя, - сказал де ла Тре-
мойль, причем сделал вид, будто собирается карабкаться ввысь, где пола-
галось пребывать тому, кого они искали.
Габриель снисходительно смеялась; шутка, к сожалению, была неуместна
и с каждым словом могла стать еще хуже. Если бы не надо было опасаться
этого, как охотно она повеселилась бы разок чисто по-детски.
Господин де Тюренн усыпил ее недоверие, он принялся восхвалять коро-
ля. Где только ни появлялся король, везде на своем пути он поднимал дух
народа, укреплял его волю к борьбе и обеспечивал города на случай втор-
жения неприятеля. Отсюда, конечно, и некоторая задержка. Маркизе необхо-
димо вооружиться терпением, прибавил он, подразумевая тем самым очень
многое: и свадьбу Габриели, и ее коронование. Она поняла многозначи-
тельный взгляд Тюренна и выдержала его. Когда она жестом вторично приг-
ласила его сесть, гордый князь соблаговолил опуститься на стул. Стул был
ниже, чем кресло, на котором восседала будущая королева.
- Я стою, - сказал на это господин де ла Тремойль, - и не сяду, пока
моему господину и повелителю, по причине недомогания, приходится лежать
в постели.
- Король болен? - Ей не следовало выдавать себя, но от испуга она
привскочила в кресле, держась обеими руками за локотники. И так как по-
сетители узнали теперь, что Габриель не имеет известий, они быстро обме-
нялись взглядом, после чего де ла Тремойль заквакал:
- Почки. Почки мучают его, вот как обстоит дело с государем. У него
затруднено отправление. - Комик повернулся лицом к стене, как будто со-
бирался на самом деле совершить отправление. - Ой-ой-ой! - застонал он.
- Ничего не выходит. Между тем этот орган создан для более прекрасных
целей. - Угрюмый фигляр круто повернулся и заквакал прямо в лицо даме: -
А в этом у короля затруднений нет, как известно всем.
- Нет, - ответила она спокойно. - В этом затруднений нет. Но и все
остальное в полном порядке. Вы, сударь, лжете.
- Будем надеяться, - сказал Тюренн вместо приятеля, который попросту
скосил глаза на свой кривой нос. - Слух, надо полагать, не верен. С дру-
гой стороны, он напоминает нам о том, что болезни короля могут воспре-
пятствовать его важнейшим решениям.
Габриель слушала и ждала.
- Своей бесценной повелительнице он обещал престол очень, очень час-
то, - подчеркнул Тюренн, - в этом я, надо полагать, не ошибаюсь. Во вся-
ком случае, не чаще, чем нам, протестантам, обещал права и свободы, но
не исполнил еще ничего, ничего не сделал, ни для вас, мадам, ни для нас.
- Я ему верю, - сказала Габриель. - Верьте и вы королю, он все испол-
нит в урочный час.
Тюренн:
- Урочный час настал. Ибо он хочет вернуть Амьен и избавиться от од-
ного из своих злейших врагов. Я сам себе владыка, а по ту сторону грани-
цы у меня есть союзники одной со мной веры. Я могу либо дать королю
большой отряд войск, либо не давать, и сделаю выбор соответственно моему
долгу перед самим собой и своей верой.
Габриель:
- Больше перед самим собой, как мне кажется.
Тюренн:
- Мадам, неужто вы так плохо понимаете свою выгоду, как хотите пока-
зать? Помогая нашей вере, вы прежде всего поможете себе!
Габриель:
- Чего вы от меня требуете?
Тюренн:
- Чтобы вы постарались уговорить короля и не успокоились до тех пор,
пока он не издаст эдикта, которым протестанты во всем королевстве при-
равнивались бы в правах к католикам. Чтобы они могли свершать свое бо-
гослужение повсюду, но чтобы в их крепостях месса по-прежнему была зап-
рещена.
Габриель:
- Этого он не обещал никогда.
Тюренн:
- Но поступать он будет теперь так, как потребует необходимость.
Габриель:
- Нет, не будет, ибо необходимость имеет ваше обличье и носит ваше
имя, герцог.
Тюренн:
- Сегодня или никогда я добьюсь того, что король признает мой титул и
независимость моих владений. Надо пользоваться случаем.
"Если у тебя, изменника, только этот один случай, то у меня их мно-
го", - думала Габриель, но тут же решила не обнаруживать своих истинных
чувств, ограничиться пустыми словами, а собеседника вызвать на откровен-
ность.
- Превосходно, - сказала она. - А я? Где тут моя выгода?
Он милостиво кивнул головой.
- Мы начинаем понимать друг друга, мадам. Вы хотите вступить на фран-
цузский престол. Есть много людей, которые скорей убьют вас, чем допус-
тят до этого.
Габриель твердо возразила:
- Удача короля сильнее всех моих врагов. Здесь, под Амьеном, военная
удача решит мое дело.
- А удачу решаем мы.
Тюренн разглядывал прелестную женщину, словно серьезно взял на себя
труд задуматься над ее судьбой.
- Вы попали в заколдованный круг, мадам. - Он нагибал голову то к од-
ному плечу, то к другому, чтобы лучше разглядеть ее. - Мне жалко вас.
Поймите наконец, кто держит вашу сторону, - только протестанты. У вас
есть друзья, которые готовы подставить руку, дабы она послужила вам сту-
пенькой.
Это тотчас же воспроизвел господин де ла Тремойль. Он стал на колени,
осторожно приподнял ногу Габриели и поставил ее на ладонь своей вытяну-
той руки. Она не противилась, позабыв на время о своем намерении быть
сдержанной.
- Это правда? - спросила она настойчиво. Бородатый шут сдвинул ее но-
гу с ладони до кончиков пальцев. Потом он опустил ее, и она подошвой
упала на его склоненный затылок, занятый обширной плешью.
Гордый Тюренн, указывая на это, заметил лишь:
- Как видите, мадам.
Теперь она притворилась польщенной и полной доверия, сама же поняла,
что такие друзья крайне опасны. Господина де ла Тремойля она попросила
изменить неудобную позу. Ведь чувства свои он уже выразил достаточно яс-
но.
- Протестанты помогут мне подняться, а я помогу им. Если же я сор-
вусь, это отразится и на них, и тут не одна голова может слететь с плеч.
- Она показала на лысую голову де ла Тремойля.
Оба гостя смущенно молчали; так далеко они еще никогда не заглядыва-
ли. Однако это было замечание, над которым не мешало призадуматься.
- Наш союз чреват опасностями для каждого из нас, - сказала она. -
Говоря прямо, мы предаем короля.
- Так же поступает он сам в отношении нас с вами, - сказал Тюренн и с
этим поднялся. Отвесил небрежный поклон, сделал вид, будто собирается
уйти, но вернулся, подошел к Габриели ближе, чем раньше, и заговорил,
прикрыв рот рукой, как сапожник Цамет. - Мадам, свой риск мы берем на
себя. Во сколько цените вы ваш собственный? Десять тысяч ливров в год,
столько приблизительно я кладу на него. Вы будете получать такое содер-
жание от протестантов, и владетельный князь, обладающий большим бо-
гатством, ручается вам за аккуратную выплату.
Габриель не могла сразу придумать, как ей уклониться, фигляр помог
ей. Он стал подражать рыночному шарлатану, голосом которого был наделен
от природы.
- Восемь с половиной су, первый раз, кто предложит больше?
- Надо предложить больше, - подтвердила Габриель и отпустила обоих
самым недвусмысленным образом: отвернувшись, она позвала своих прислуж-
ниц.
У подножия холма Тюренн собрал свой полк и увел его.
- Вы правы, что не оставляете здесь ничего, - прогнусавил господин де
ла Тремойль. - Эта особа ни слова не скажет своему рогоносцу. Я подозре-
ваю, что она любит его, как Пенелопа Улисса.
- Я подозреваю, что она так же пристрастна к деньгам, как разве что
господин де Рони, - заявил господин де Тюренн.
Оба оглянулись на стоявшую вверху палатку с королевским штандартом.
ОНИ ПИШУТ
Когда стало известно, что он едет, его бесценная повелительница вер-
хом поскакала ему навстречу. Они обнялись, не сходя с седла. Но разговор
их на обратном пути не касался чувств.
- Сир! - начала Габриель. - Довожу до вашего сведения, что герцог
Бульонский и другие протестантские вельможи либо будут сражаться за вас,
либо удалятся, в зависимости от вашего поведения.
- Они желают добиться большей власти, под обычным предлогом, будто их
религия требует большей свободы. Не тревожьтесь, мое величайшее сокрови-
ще! Я решил освободить религию, но ее приверженцев, которые захватывают
большую власть, я запру в тюрьму.
- Сир! Мой возлюбленный повелитель, остерегайтесь тех, что стоят за
вашу прежнюю веру, а также и меня. Это моя партия, и она хочет принудить
вас сделать меня вашей королевой.
Он посмотрел на нее, широко раскрыв глаза от изумления и восхищения.
Итак, она отрекалась от своей партии и доверялась ему одному. Ее пре-
лестное лицо не таило от него стыда и тревоги.
- Что же случилось еще, мое величайшее сокровище?
Она молчала до тех пор, пока они не достигли лагеря. В своей палатке
