торый привел к цели, хотя и оставил неразрешенными многие сомнения. Они
невольно повернули руки ладонью кверху, заметили это, улыбнулись друг
другу, и брат проводил сестру назад через поля.
И словно их могли подслушать посреди дороги, Генрих прошептал на ухо
Екатерине:
- Катрин, не верь ничему, что мне вздумается говорить и делать в
дальнейшем.
- Она не будет королевой?
На этот прямой вопрос, ради которого она совершила весь долгий путь,
он ответил неопределенно, но тоном, который устранял все недоумения:
- Ты всегда останешься первой.
Принцесса приказала своим людям поворачивать назад. Король молчал, и
ей повиновались среди всеобщей растерянности. Стоило ради этого ездить
так далеко. Принцесса со своими дамами и с арапкой Мелани села в карету,
король крикнул кучеру, чтобы гнал лошадей. Сам он поскакал рядом с каре-
той, по пути нагнулся к дверце, схватил руку принцессы и некоторое время
держал ее. Начался лес, дорога сузилась, королю пришлось отстать. Он ос-
тановился и глядел вслед карете, пока она почти не исчезла из вида, и
пустился назад, лишь когда облако пыли совсем сомкнулось над ней.
СНОВА АГРИППА
Столько всего сразу, что голову можно потерять. Генеральные штаты в
Париже, недурная помесь - полоумное сектантство и вздорная наглость бли-
зящейся к полному упадку всемирной державы, которая до последней минуты
стремится пожирать королевства. А разыгрывается весь этот фарс перед лю-
дом, которому куда лучше было бы, если бы настоящий его король раздал
ему хлеб родной земли, вот ради чего стоило бы потрудиться! "Наше назна-
чение в жизни по большей части игра". Так говорил ныне прославленный
старый друг короля французского по имени Монтень; тот самый, кто гово-
рил: что я знаю? Но незабываемы остались для короля его слова: "Сомнения
мне чужды". Да, некоторые черты внешнего мира заставляют презреть коле-
бания и убивают нашу доброту. Надо идти на них приступом и сокрушать их
без пощады, что внешний мир склонен прощать, по крайней мере до поры до
времени. Или лучше, во имя государственных соображений, совершить наси-
лие над самим собой, изменить своей вере, отречься от нее? Бог весть,
что будет потом. Но такова, как видно, его воля, выхода нет, нет уже и
края у бездны, и не осталось разбега для великого смертельного прыжка.
А потому спеши! Как же поступил тут Генрих? Он призвал к себе своего
д'Обинье, своего пастыря в латах, свою бесстрашную совесть, того, у кого
всегда поднята голова, на устах псалмы и спокойная улыбка праведника.
Низенький человечек Агриппа заметил:
- Я пользуюсь высоким благоволением и не знаю отдыха от дел. - Но за
дерзкой миной скрывалось мучительное сознание, что нужен он в последний
раз. В последний раз, Агриппа, твой король Наваррский призывает тебя.
Потом он совершит смертельный прыжок на ту сторону, а по эту останутся
все его старые друзья из времен битв, из времен бедности и истинной ве-
ры.
Агриппа воспользовался случаем поговорить с королем и напрямик выска-
зал все сразу, начав, по привычке, с того, что у него нет денег. Кому не
известно, что он не меньше шести раз спасал королю жизнь.
- Сир! Вашими финансами управляет темный проходимец, и как раз он,
этот самый д'О, подстрекает вас перейти в католичество. Судите сами, к
чему это поведет!
Агриппа думает: "Когда это свершится, ни единого слова не пожелает он
выслушать от меня. Какое страшное расстояние между свершенным и несвер-
шенным. Теперь он склоняет передо мной голову. Теперь он говорит".
Генрих:
- Totuc munduc exercet histrionem.
Агриппа:
- Я вижу, папа приобретает дурного сына. А нас вы покинете и заслужи-
те ненависть отважных людей, всецело преданных вам.
Генрих:
- Все зависит от рассудительности человека. Мой Рони советует мне ре-
шиться.
Агриппа:
- Недаром у него голубые глаза, как из фаянса, и щеки точно размале-
ванные. Ему не важно, что вы попадете в ад.
Генрих:
- А мой Морней! Морней, или добродетель. Мы немало спорили. Оба мы не
признаем чистилища. На этом я стою крепко, и ни один поп не переубедит
меня, будь покоен, но, принимая причастие, мы пьем истинную кровь Хрис-
тову, это я всегда отстаивал.
Агриппа:
- Спорить хорошо и полезно для души, покуда она еще стремится постичь
истину. Наш честный Морней верит в вас. Его вам легко обмануть, обещав
ему созвать собор из богословов обоих исповеданий, дабы определить ис-
тинную веру. Но если истина не та, которая полезна, собор не имеет смыс-
ла.
Генрих:
- А я говорю, имеет смысл. Ибо многие пасторы согласились уже в том,
что душу можно спасти, исповедуя как ту, так и другую религию.
Агриппа:
- Если плоть подобных пасторов немощна, то и духом они не сильны.
Генрих:
- Мне спасение души моей поистине дорого.
Агриппа:
- Государь, в это я верю. Теперь же я прошу и заклинаю вас, чтобы вы
постигли настоящую цену каждого из ваших сподвижников. Не все мы холодны
и архирассудительны, подобно Рони. Не все мы обладаем непорочностью ва-
шего дипломата Морнея. Но один из лучших ваших воинов, Тюренн, задал
вопрос, почему нельзя изменить вам: сами ведь вы подаете пример.
Вот уж снова король поник головой, замечает Агриппа.
Генрих:
- Измена. Пустой звук.
Он вспоминает разговор с сестрой. Самые близкие изменяют друг другу,
слишком поздно сознают это и видят, что им, дабы не изменять, следовало
не родиться вовсе. Тут он слышит имя пастора Дамура.
Агриппа:
- Габриель Дамур. Помните Арк? Когда, казалось, все для вас погибло,
он запел псалом, и вы были спасены. При Иври он прочел молитву: вы побе-
дили. Настали времена, когда он громит вас с амвона. Прежде ядовитые га-
ды шипели, но были бессильны против вас. В этом же суровом голосе - ис-
тина, но отступнику она все равно Что яд. Община верующих отворачивается
от него.
Действительно, пастор Дамур написал королю: "Лучше бы вам слушаться
Габриеля Дамура, чем какой-то Габриели!"
Генрих:
- В чем моя главная вина?
Но на это Агриппа не отвечает - из целомудрия или оттого, что высоко-
мерие его не простирается так далеко, чтобы произнести окончательный
приговор. "Великая вавилонская блудница", - думает он, так и пастор Да-
мур говорил втихомолку, но не перед прихожанами, во избежание соблазна.
"До чего доведет тебя эта д'Эстре, сир. Она обманывает тебя, о чем ты,
во всяком случае, должен знать. А вдобавок еще ее отец ворует".
Агриппа:
- Душа моя скорбит смертельно. Хорошо было время гонений. Почетно бы-
ло изгнание. Уединенная провинция на юге, до престола еще далеко, и ког-
да у вас не было денег для игры в кольца, вы поручали мне сочинить бла-
гочестивое размышление, чтобы без больших издержек развлекать двор. А
звездой над нашей хижиной была сестра ваша, принцесса.
Генрих:
- Я всегда подозревал тебя в пристрастии к ней.
Агриппа:
- Она перекладывала на музыку мои стихи, она пела их. Тщетным словам
моим она давала звучание, скромные весенние цветы перевязывала золотом и
шелком.
Генрих:
- Мой Агриппа! Мы любим ее.
Агриппа:
- И пусть голос отказывается мне повиноваться, все же признаюсь, я
увидел ее вновь. Как ни тайно и быстро отослали вы принцессу в долгий
обратный путь, я поджидал ее на краю леса.
Генрих:
- Не утаивай ничего, что она сказала?
Агриппа:
- Она сказала, что в Наваррском доме царит салический закон, дающий
наследнику по мужской линии все - только не твердость духа.
Сперва у короля опустились руки, так страшны были ему эти слова сест-
ры. Но вслед за тем он судорожно сплел пальцы и прошептал:
- Моли бога за меня!
ТАИНСТВЕННЫЙ СУПРУГ
И Агриппа молился, и еще многие другие, каждый в своем сердце моли-
лись в это время за короля, ибо им на самом деле казалось, что он в
опасности, особенно душа его, однако и тело тоже. Спасение пришло или по
меньшей мере возможность спасения открылась королю. Господин д'Эстре вы-
дал дочь замуж.
Ее последнее приключение в Кэвре с королем на кровати и с обер-штал-
мейстером под кроватью так или иначе дошло до его ушей, Бельгард не умел
молчать. Кроме того, ревнивец отомстил за свое унижение, он влюбился в
мадемуазель де Гиз из рода лотарингцев; но род этот все еще стремится к
престолу, герцог Майенн по-прежнему воюет с королем. А потому Блеклый
Лист исчез с горизонта - его не видно было ни в траншеях под Руаном, ни
во время частых поездок короля по стране для военных целей. Папаша д'-
Эстре воспользовался отсутствием обоих, чтобы выдать Габриель замуж за
господина де Лианкура - человека невзрачной наружности, которого он сам
подыскал. Ни умом, ни характером тот также не отличался, зато прижил
четверых детей, и двое из них были живы. Это отец особенно ставил на вид
Габриели: любовные связи ни к чему не приводят; а при таком супруге она
может быть уверена, что станет матерью. Это была первейшая забота госпо-
дина д'Эстре. Затем не худо, что избранник - тридцатишестилетний состоя-
тельный вдовец, замок его расположен поблизости, происхождение вполне
удовлетворительное.
Габриель, с тоской в сердце, оказала сперва надменное, но не слишком
решительное сопротивление. Она чувствовала, что покинута своим прекрас-
ным соблазнителем, не надеялась также и на помощь своего высокого пове-
лителя, иначе она позвала бы его. Кроме того, она рада была позлить обо-
их - и высокого повелителя, и сердечного друга. Больше хлопот причинил
господину д'Эстре его зять, который, будучи от природы робок, трепетал
при мысли о том, чтобы оспаривать у короля столь недавнюю его победу.
Независимо от этого, мадемуазель д'Эстре была для него слишком хороша.
Он слишком сильно ее желал, что при его робости предвещало немало разо-
чарований. Он знал себя, хотя, с другой стороны, именно скромное мнение
о себе внушило ему теперь чувство духовного превосходства. Таков был по
натуре господин де Лианкур, а посему, когда наступил торжественный день,
он улегся в постель и притворился больным. Нуайонскому губернатору приш-
лось с солдатами везти своего зятя к венцу. При таких обстоятельствах
всем было не по себе, кроме честного малого д'Эстре, который чувствовал
себя на высоте положения, чего обычно с ним не бывало. Тетка, мадам де
Сурди, казалось, могла бы считать, что на блестящей карьере их семьи
поставлен крест; однако она не горевала - ей хорошо были известны прев-
ратности счастья.
Когда госпожа Сурди, спустя три дня после свадьбы, нарочно предприня-
ла поездку из Шартра в замок Лианкур, что же она узнала? Вернее, она де-
ликатно выспросила племянницу и сама же подсказала ответ. В конце концов
трудно было установить, как все произошло; одно осталось бесспорным:
господин и госпожа де Лианкур спали врозь. Едва услышав это, возмущенный
отец молодой женщины поскакал галопом в замок Лианкур - увидел смущенные
лица и не добился ни решительного "да", ни ясного "нет". Только в разго-
воре с глазу на глаз дочь призналась ему, что брак ее до сих пор по-нас-
тоящему не свершился и, насколько она успела узнать господина де Лианку-
ра, надежд на свершение мало. Честный малый, побагровев от гнева до са-
мой лысины, бросился к презревшему свои обязанности хозяину замка. Отец
четверых детей - и осмеливается нанести такое оскорбление! Господин де
Лианкур извинился, сославшись на удар копытом, недавно, на беду, нане-
сенный ему лошадью.
- В таком случае не женятся! - фыркнул честный малый.
- Я и не женился, вы меня женили! - тихо отвечал затравленный зять.
Хотя он держался робко, но вместе с тем как будто витал в заоблачных
сферах. Трудно было понять, с кем имеешь дело: с чудовищем притворства,
со слабоумным или с призраком. Господин д'Эстре сразу пал духом и умчал-
ся прочь из этого замка.
Тотчас вслед за тем, получив соответствующие известия, в Нуайон при-
