опустели и все принялись за закуску, одна из женщин, маленькая
и хрупкая Тамара, жена одного из приятелей мужа, тихо сказала:
– Я помню, такие же слова звучали в моем детстве. Когда мне
было десять лет, у нас дома собрались гости и кто-то сказал:
«Пусть мы живем плохо, но это ради того, чтобы дети наши жили
хорошо». Я потом спросила свою мать, почему они живут плохо, а
мы должны жить лучше. На что она мне ответила: «Не верь,
дочка. Если мы живем плохо, то и вы будете плохо жить». Но
самое удивительное, что ровно то же самое говорила ее бабушка.
Я запомнила это на всю жизнь и поняла: люди живут здесь и
сейчас. Раздались голоса, что жаловаться нечего, что все они
живут хорошо, на что Тамара робко возразила, что имела в виду
не их. Но пока остальные живут плохо, они тоже заблуждаются,
оценивая так свою жизнь. На том и покончили. Сейчас Лера
поняла, что слова о будущей хорошей жизни детей, ради которой
можно пожить плохо, придумали как раз те, кто всегда был сыт и
одет. Те, кто боится не только думать о других – голодных и
раздетых, но и страшится, как бы они не потребовали такой же
благополучной жизни. Так родилась сказка о временных
трудностях ради лучшего будущего. – А можно ли все-таки
сделать хорошей жизнь каждому и сейчас, а не потом и всем?
Этих «А можно ли?..» она услышала в тот вечер много. Один из
горячих и наивных, как показалось ей тогда, сторонников этой
идеи под хохот собравшихся, с каким-то отчаянием отстаивал
право человека на все, что государство считало своим: – Я не
понимаю, почему все леса должны быть в собственности у
государства. Ведь их гигантские запасы позволили бы прямо
сейчас изменить бедственное положение народа. Раздайте каждому
человеку долю его леса, его земли, просто поделив богатства
нашей страны. Неужели после всех ужасов и лишений русский
человек не заслужил этого? Ведь, в конце концов, это все его!
К тому же такого шанса нет ни у одной страны мира – там все
уже давно в частной собственности. – И что же он со всем этим
будет делать? – спросил кто-то с усмешкой. – Не смейтесь! – не
сдавался тот. – Продаст тому же государству, обменяет, начнет
возделывать. Неважно. Главное, что хотя бы один раз за все
время существования богатейшей страны мира он получит свое. –
Зачем? Он же просто не сможет этим распорядиться как следует.
– Это вы так думаете? Тогда добавьте: «по моему мнению». И
конечно же, по вашему мнению, те, кто наверху, могут всем
распоряжаться – не своим, а чужим, «не плохо, а хорошо, вернут
же не сейчас, а потом, и не сразу, а в рассрочку, и не
деньгами, а сахаром», – приведя слова знакомого банкира, души
компании, уже как-то обреченно закончил мужчина. Лера не раз
слышала рассуждения о неспособности народа распорядиться
принадлежавшим ему богатством. Она знала, кто так рассуждает,
и теперь видела, к чему это приводит. – Но почему же такое
происходит? Почему человек у власти неизбежно совершает зло?
Сколько же это будет продолжаться? Неужели бесконечно? Неужели
на земле никогда не появится правитель, творящий добро? – Это
будет продолжаться тысячелетия, пока не изменится сам человек.
– Голос снова был рядом. Лера облегченно вздохнула. – Что же
должно измениться в нем? – В нем всего лишь должно умереть
желание быть лучше и выше других. Вот почему умрет даже спорт.
– Спорт? – Она удивленно подняла глаза вверх, но тут же,
словно спохватившись и поняв бессмысленность поиска невидимого
собеседника, опустила их. – Я всегда хорошо относилась к
людям, которые увлекались им. Что плохого в спорте? – Да,
спорт. Дух соревнования разлагает человека. Быть сильнее,
быстрее, наконец умнее, например в шахматах, – значит быть
лучше других. Что поделать? Целые поколения людей считали, что
в здоровом теле – здоровый дух. Сначала отомрут наиболее
одиозные виды спорта, где человека калечат и даже могут убить.
Затем исчезнут и остальные вместе с их неизменным спутником –
рождающимся в эти мгновения желанием быть первым. – Но ведь
спорт объединяет людей и даже страны. – Объединяет в желании,
чтобы их кумир стал первым? Эта инфекция передается другим
мгновенно, даже тем, кто секунду ранее был безразличен к
происходящему и пришел поглазеть просто за компанию. Страсть –
вот то, что отвлекает человека от главного – помощи ближнему.
И как раз отдаляет людей друг от друга. Такова оборотная
сторона этого удовольствия. Особый прием дьявола. А сближение
стран – такой же миф. Скорее наоборот, спорт делает их
соперниками. Что он воспитывает в человеке? Умение отодвинуть,
обойти, посильнее ударить другого. Такие цели ставит только
одна категория зла, ты уже это знаешь. Люди должны состязаться
лишь в добрых делах. Да и слово «состязаться», пожалуй, здесь
неуместно. – Наверное, – помолчав, прошептала Лера. Боже,
сколько же времени нужно человеку для такого
самосовершенствования, для того, чтобы прийти к своему идеалу?
– Это будет не его работа. И время будет определено не им. Что
касается самосовершенствования – это выдумка дарвинистов.
Ты-то, надеюсь, понимаешь, что человек произошел не от
обезьяны? Человек убежден, что он сам способен сделать себя
лучше. Если бы ты читала Платона, то поразилась бы – человек
совершенно не изменился за тысячелетия. Он просто стал больше
знать. А это не одно и то же. Лучше его может сделать только
Создатель. Способность любить, сострадать ближнему, приходить
ему на помощь дается человеку при рождении. Эта способность
может возникнуть и потом, даже у последнего разбойника, но ее
можно и потерять. «Получаем» свыше, но теряем сами. А жажда
самосовершенствования – есть гордое противопоставление себя
Творцу. Лера задумалась. Все, что она узнала за это время, не
пришло, а просто обрушилось на нее. Все услышанное потрясало и
меняло устоявшиеся взгляды, но вместе с тем казалось простым и
понятным. Почему она не задумывалась об этом раньше? И
все-таки что-то создавало дискомфорт от всего услышанного и
рождало новые вопросы. Да, на земле очень много плохих людей,
но между злодеями тоже есть разница. Уравнивание их или
простое деление на совсем и не очень плохих как-то не вязалось
с обычной логикой. – Кто-то уничтожил миллионы людей, а кто-то
– одного. Неужели вина одна? Ведь содеянное неодинаково? Если
воздаяние одно, то в чем тогда справедливость? Пусть не там и
не тогда, а здесь? – Человек – сам кузнец своего несчастья, –
с сожалением произнес ее собеседник. – Неужели всех, кто
сегодня находится у власти, ждет одно и то же? Ведь есть
личности, которые пользуются уважением сограждан. И как мне
кажется, заслуженно. – Это только кажется. Очень часто люди
считают своего лидера благодетелем. Именно его и именно
сейчас. Но почему-то никто не может назвать благодетеля из
прошлого. История даже знает примеры, когда кумиры купались во
всенародной любви на протяжении всей своей жизни. Но
сограждане – это не только те, кто живет с тобой в одно время,
но и те, кто рождается после тебя. Неизбежное разочарование –
вот их удел. Заметь, ты не можешь вспомнить ни одного
правителя из далекого прошлого, который принес людям счастье!
Ты ведь рассуждаешь только о современниках. – Пожалуй, да, –
задумчиво произнесла она. – Разве можно назвать
добродетельными Александра Македонского, Юлия Цезаря или,
наконец, Наполеона? А ведь всех их современники носили на
руках. Ты, наверное, помнишь и совсем свежие примеры. Она
помнила. Но сейчас вспомнила не только те не очень приятные
разговоры с родителями о совсем недавней истории своей страны.
Сожаление и обида, с которой мать произнесла однажды слова
«Что же, мы жизнь прожили зря?», поставили точку в этих
разговорах. Теперь она только слушала. Но сейчас, именно
сейчас, она вдруг увидела то воскресенье, когда утром по
одному из телеканалов показывали фильм по мотивам повестей
Гайдара. «1946 год», – мелькнуло на экране. Она не смотрела
такие фильмы. Но запомнилось то утро по другой причине. Отец,
о чем-то задумавшись, сказал: – А ведь именно эти мальчишки
потом поехали на великие стройки Сибири, как мои мать и отец.
И Сталин здесь ни при чем. Они поехали добровольно, по зову
сердца, такие фильмы не давали сердцу угаснуть. Разве
коммунистическая идея двигала ими? Нет, они ехали туда, веря в
свои силы и возможности, желая, чтобы жизнь людей стала лучше,
– жизнь других людей, в том числе и родных, оставшихся
далеко. А помощь ближнему – вполне христианская идея. «Человек
человеку друг, товарищ и брат». И хотя коммунисты, говоря
такие слова, могли убивать миллионы, простые люди жили и
следовали этому вполне христианскому принципу. Где, в
программе какой партии, в какой цивилизованной стране это
звучит как цель? Быть самым успешным, быть всегда первым – где
здесь человеколюбие. – И помолчав, добавил: – Наше прошлое еще
будут изучать все социологи мира. С историков довольно! Их
соседка Вера Петровна, сидевшая в то утро с ними за чаем, с
сожалением заметила: – Это же надо, просрать такой порыв масс.
На что отец, усмехнувшись, сказал: – Такой правдой можно
разрядить любую обстановку, не поехать ли нам в кино? Сейчас
это тоже было в прошлом. Только тут Лера поняла, что, в
сущности, ничем не отличалась от них по своим взглядам, по
оценке событий, которые происходили уже при ее жизни. Разве
она не испытывала восторг еще совсем недавно, и разве не
сменился он разочарованием? Разочарованием, которое заставило
ее думать прежде всего о себе, о том, как она будет строить
свою жизнь без оглядки на очередного лидера. Она даже как-то
поймала себя на мысли: «Пусть теперь другие походят на
баррикады к Белому дому – с меня довольно обмана». Если бы она
знала, что лишь повторила слова, сказанные миллионы раз за
человеческую историю. Но вокруг нее, да и не только, всегда
находились те, кто восхищался очередным кумиром. Это стало ее
раздражать. Не думать, не обсуждать, постараться избегать
общения на эту тему. Изобретенный ею рецепт почти никогда не
давал сбоя. Но оставались душа и мысли. От них уйти нельзя.
Лера умела анализировать. К тому же была умна и слышала это от
коллег неоднократно. – Да, я в университете получила не только
диплом, – с гордостью отвечала она на такие комплименты. Но
сейчас это качество играло с ней дурную шутку – оно возвращало
ее в студенческие годы. Лера хорошо помнила, что за неделю до
краха страны никто не мог даже представить себе такое. Это
исключалось – так подсказывала логика, да и сама жизнь. Однако
«такое» свершилось в один день. Однажды утром она проснулась в
