Высочество, - легла тихо чья-то рука на плечо одиноко
дремавшего в величае должного ложа короля. - Леон? - открыл глаза тот на
склонившегося над ним в
должности аккурата слугу. - Да, Ваше Высочество, - кивнул тот молодои
головои
прислужника. - Простите за пробуждение, но Вы велели сообщить, если что
недостоиное случится...
- Что произошло?! - вскочил король в юнои бодрости, и руки слуги
накинули на его ночное платье величественныи в строгости узоров халат:
- На ступенях у диваннои залы в неподобающем состоянии сознания
смеются...
- Кто?! - прохрипел неудержимо король, кинувшись на выход, и не
дождавшись ответа от оцепеневшего слуги рванул к простору диваннои залы
своего великого дома.
«Что за участь, что за честь охранять себя, создавать иную историю...
Ненавижу...», - бежал король к указанному месту в беспокоистве
растеряннои души.
Заслышав наконец-то женское хихиканье он вывернул из-за угла и строго
предстал в гордои стати короля перед веселыми в виднои хмели глаз от
текущего в них испитого вина подругами его светлои жизни.
- Вот, - усмехнулся король, осуждающе взирая на них. - Ои, - вскочили те
тут же. - Стеф, молчи, - погрозила подружке молодая королева в смехе
пьянои души. - Супруги не должны все знать! - Простите, - хихикнула та в
приседании королю и убежала в
22
ночь своих бессонных покоев, бросившись без сил в сон не растланного
ложа.
- Утром на заре я навещу Вас, Ваше Королевское Высочество, - поклонился
недовольныи супруг своеи королеве в нежелании в данныи момент выяснять
происходящее и в шаге расстроиства и усталости вернулся к дрему слабого
от тревог сна.
Да, он был честен и спокоен за свою жизнь, приняв все должное в неи на
себя и стараясь делать так, как надо, а не как он желает для себя, что
порои ему было тяжело утихомирить в своеи душе. Он был воспитан стать
королем, он был силен духом и знал свое место в судьбе и свою роль. Он
мог бы стерпеть все, но все же порои страхи и переживания всегда берут
верх. Однако, в своеи правоте он не ошибался, стараясь выжидать время,
которое бы ему помогло. В этом и заключалась его тактика: ждать.
Так, затихшие стены дворца досыпали до недалекого уже утра, ведущего на
небо розовые нити золотои скатерки зари. Восходящее солнце мимолетно
пустило лучи сквозь широко расшторившееся окно в спальню еще крепко
спящеи юнои королевы. Раздвинувшие бархатные шторы руки опустились в
блеске от серебряных нитеи строгого наряда, что обтягивал высокую в
строиности молодости фигуру короля.
Он осторожно присел на краи широкои в величественнои роскоши постели и
коснувшись мгновенно руки супруги тихо произнес, совершенно не взглянув
в ее сторону:
- Ваше Королевское Высочество, просыпаитесь...
- Кто,... - потянулась та в плавности пробуждения и отчетливо уже увидев
супруга накрылась одеялом плотнее. - Ваше Высочество...
- Не боитесь, Мари, - вздохнул тот, устремляясь все глубже в какую-то
незримую даль. - Но раз уж так положили, что Вы - моя супруга - то
хотелось бы тишины. Так будет легче исполнить нашу роль...
- Да, Ваше Высочество, - подчиняясь кивнула испуганная Мари, неотрывно
провожая удаляющегося тут же в день короля. - Кому ты светишь? -
хныкнула она, вскочив к расшторенному окну, как только осталась одна. -
Ненавижу тебя! Уиди, солнце! - жмурилась Мари от яркости упрямого
светила, и из ее глаз капнули слезы зажавшеися души, что знала о
запертости и безвыходности...
23
*** Душа моя, Ты в моих руках, Но стоит сделать шаг В неосторожности -
страх. Душа моя, Как же ты хрупка, Как же ты слаба, Душа моя. Душа моя,
Ты не спросила Разрешения у мира. Ведь в нем твоя жизнь вся Должна быть
бескомпромиссна, И ты обязана ему подчиниться.
Смотри сюда,
Смотри туда, Не смеи взглянуть туда, Куда нельзя. Не смеи заметить то,
Что и так всем заметно, Или смертельная тюрьма Захватит навсегда тебя.
Иди сюда, Иди туда, Не смеи шагнуть туда, Куда никак нельзя.
Слушаи, Какои в тебе стук сердца, Забудь, сколько там места, Где кто-то
мог согреться. Слушаи, Как в тебе кровь моря От жизни бурлится. Слышишь?
Видишь,
24
В твои руки пала Чья-то душа хрустальная, Просит ласки банальнои.
Послушав зов разума,
Не убиваи себя.
- Какая трогательная песня, - ласково вымолвила вдруг Мари, грациознои
пышностью величия вплывая через плотность великолепно развешанных штор
при входе в музыкальныи зал тихого в будне дворца.
- Ваше Королевское Высочество, - хором поклонились еи вставшие из-за
клавесина закончившие тихое произведение молодые исполнители в лице
англииского учителя музыки и дорогого королевского друга.
- Очень красиво звучало, - улыбнулась в ласке блестящих грустью глаз
королева зачарованному от этого блеска Генриху.
- Маркиз познакомил меня со своим неповторимо великолепным творчеством,
- взволнованным голосом трепещущеи души произнес он. - Да, Ваше
Королевское Высочество, - смело подтвердил довольныи Артур в сиянии
своеи светлости. - В свою очередь, я не
дождался еще выступления сэра Генриха. - У Вас, маркиз, талант в
музыкальном деле, - подхватил
воодушевленныи Генрих. - Музыка - это мои большои интерес, а вот дело, к
сожалению,
выбирать не дано... Судьба быть в политике, - развел руками тот и
хихикнул.
- Жаль, - улыбнулся Генрих и вернулся в неудержимость нежности взгляда
на очарование молодои королевы.
- Что ж, - шепотом произнес заметившии линию взглядов Артур и
откланялся, поцеловав королеве ручку, что красовалась в богатстве
должных перстнеи. - С Вашего разрешения...
25
- Ваше Королевское Высочество, - моргнул тихо Генрих оставшись в
закрытости уединения с неи.
- Жарко, - вздохнула прослезившись она и подоидя к нему поближе сняла со
своих плеч меховую жилетку. - Весна уже...
- Вы... прекрасны..., - невольно вырвалось из молодости души
разволновавшегося Генриха.
- Нет, - покатилась горькая слеза по щеке милых ему черт собеседницы.
- Мари, - шепнул он в совместнои с неи горечи, и его рука ласковым
поглаживанием осушила не желаемую мокроту у ее глаз.
- Грешна буду, но любить..., - еле слышно призналась она, несмелыми
руками коснувшись притягивающих ее плеч милого еи кавалера.
- Мария, - в пылкости вымолвил тот, соприкоснувшись с неи лбами, и их
взаимные слезы капнули вон. - Запретно мое чувство,... неудержимо...
- Страшно, - уже в боли души плакала та, обхваченная в горячие объятия
крепких рук милого.
- Мари, любовь, - прорезался в страсти его голос, притягивая их губы
слиться в жар поцелуя, но вдруг в страхе содрогнувшись Мария сорвалась с
места и умчалась в даль рыдании прочь.
- О, нет! - воскликнул в ужасе схватившись за голову Генрих и кинувшись
к нотным листам что-то срочно стал чертать пером, нервно макая его в
чернильницу, что с листами в разбросе возвышалась на клавесине...
26
*** Устроившись в расслабленности от наряда камзола в простых
кружевах рубахи на мягкости своего великого ложа молодои король
углубился в дневную тоску души. Его мысли в раздумьях уводили его
внимание и реальное нахождение прочь куда-то, в известную лишь ему
сторону.
- Езжаи, будь спокоина,... хоть какое-то время,... да, уезжаи, -
неподвластно хрипел его убитыи голос в неслышимои тиши. - Пока не
обвенчана, и пока не тронута злои рукои... Что это?! - вскрикнул
внезапно он, встрепенувшись от громкого стука в двери к нему, в
одиночество спальни, нарушив тем самым тянучесть невольнои боли, которую
он никак не желал отпускать и сам.
- Ваше Высочество, - вошел неуверенныи в деиствиях верныи ему слуга.
- Леон, - махнул ему тот подоити ближе. - Говори, что случилось теперь?
- Простите, но это перехвачено с порога покоев Ее Королевского
Высочества, - шепнул слуга, трясущеися рукои протягивая запечатанныи
конверт. - Кто- то подложил, но я видел и пришел скорее, чем Ее
Светлость...
- Убираися, - рявкнул разнервничавшиися король и выхватил послание. -
Ну, пошел же! - вскочил он, проводив сердито исчезнувшего в испуге
слугу.
Дрожавшие в силе беспокоиства руки молодого правителя раскрыли перед
глазами нежные строки чувствительного письма. Быстрым скольжением глаза
на удивление расширились на подпись данного послания.
- Генрих, - схмурил брови он и воскликнув на дверь приказал. - Сэра
Генриха ко мне немедленно!!!
Слушание приказа тут же повлекло его исполнение, смелым шагом в
спокоиствии приведя вызываемого.
- Вы завели придворные игры, Генрих? - с хода воскликнул недовольныи
король, тряхнув письмом.
- Простите мне, Ваше Высочество? - не понимая насторожился тот, следя за
дрожанием исписаннои бумаги в руках правителя.
- Что ж, - усмехнулся король в успокоении встав в читаемую позу. -
Зацените, прошу, как знаток поэзии...
- Да, Ваше Высочество, - сглотнул застывшии в страхе Генрих, догадываясь
о содержании, и стоико выслушал выразительное чтение
27
знакомых душе строк: - Милая Мари, позвольте грех начертания за тишину
души...
Вы - тяжкии вздох в моеи душе, Страданье одинокои ночи. Вы - слезы
радости моеи, Что вижу Вас и Ваши очи.
Вы - сладкии сон, Вы - светлыи миг, Вы - нежныи звон, Вуаль зари.
Я так зову Вас в горькии миг, Я так ищу Вас в час отрады. Но там с
другим где-то Вы, Вы где-то там, Вы не со мною. - Как Вам это, Генрих? -
улыбнулся в нервнои грусти король,
закончив чтение. - Простите, Ваше Высочество, милости прошу, - потеряв в
страхе голос прохрипел тот и опустил виноватые глаза. - Вам бы, Генрих,
- всунул прочтенное письмо ему в руки
осунувшиися король., и его голос стих. - Вам бы приодеться и находиться
в тои должности, в которую приехали, дабы не нарушить неверным ходом
должного. Понятно ли?
- Более чем, Ваше Высочество, - кивнул Генрих в прояснении и
подчинительно выпрямился в богатои простоте кружевнои своеи одежды.
- Мои долг, как и моеи почтеннои супруги, лишь в защите от тупых и злых
стен, - говорил во вздохе тяжести король и замолк, уткнувшись в
неведомую даль. - Идите...
- Ваше Высочество, - упрямо оставшись на месте молвил Генрих. - Вечно
Вам в службе... Ведь судьбу мы строим сами...
- Поглядим, - шепнул тот, не отвлекаясь от своеи погруженности в
неведомое. - Но Вы правы... Мы — короли наших судеб...
Поклонившись в подчинении Генрих осторожным шагом покинул стихшие в
тяжелости покои правителя, осознавая теперь, что своими словами возможно
подписал себе приговор в службе любого желания данного правителя,
которыи может тем воспользоваться и
28
посылать его на все стороны тех самых подарков жизни, которые только
могут повстречаться в нашем времени. И эти подарки будут не всегда
приятными и не всегда записаны в книги наших желании, которые мы хотим
воплотить в наши судьбы. Тем не менее, ради возможности быть прощенным,
не изгнанным и не погубленным, Генрих был готов на риск даннои службы
своему новому королю.
Страх смерти ему был известен больше, чем страх быть в далеке от
любимого человека, как, впрочем, и всем. Смерти боятся все, и чтобы не
помнить о неи подольше и, не даи Бог, знать, что смерть вот- вот придет
от чьеи-либо руки или рук, мы решаемся иногда на то, на что бы никогда
бы не согласились поити ни за что на свете. Может быть потому руки зла и
пользуются именно этим нашим страхом, чтобы получить свое. Кто в этом
случае был злом — Генрих не знал и не мог пока его наити, но в одном он
был схож со своим новым правителем — он полагался на ожидание, когда
время поможет все увидеть, наити и понять...
29
*** Несмелая в очерченнои белизне женственности маленькая ручка
молодои королевы нежно постучалась в ночь застывших покоев супруга.
- Ваше Высочество, - кликнула она, плотно припав к белым в величае
золотои отделки дверям, что незамедлительно еи отворили вход.
- Тишина манит, - шепнул приглашая воити появившиися во мгле ночных
свечеи спальни строгии в наряде король.
- Милости молю, - бросилась ему в ноги взмолившись вдруг слезами горечи
супруга.
- Не стоит того, - глядя пронзающе на двери, что запер для уединения,
