добермана, и соответственно поводок, прихваченный древнерусским узлом к
батарее. Руки у пленного для надежности были также упакованы шпагатом.
Как будто можно было спокойно предаться написанию программы, соединяющей
российского клиента с токийским банком.
Полчаса Дмитрий не мог сосредоточиться. Куски его программы кружились под
черепной крышкой, никак не желая устаканиваться. А едва он обрел
предустановленную гармонию, как послышался жалкий стон из кладовки.
Дмитрий включил музыку, как велели перед уходом казаки-разбойники, и
продолжил работу, надеясь, что стоны сами собой затихнут. Однако надежды не
оправдались. Стоны хоть и жалкие, а перекрывали мощное звучание "металла".
На этот случай псы-витязи оставили ему деревянную грушу, которую можно было
затолкать в рот пленника, а также упаковочную ленту, которой можно было
ротовое отверстие заклеить. При особо плохом поведении пленника, бандиты
рекомендовали приклеить ему веки к бровям и направить в навечно открытые глаза
свет лампы.
Митя взял в руки катушку с лентой и подошел к дверям кладовки.
-- Какать,-- попросил заключенный.
Вот незадача-то, прямо гром с ясного неба. Псы-витязи не предусмотрели
столь простого развития событий, а сам Митя об этом, конечно, заранее не
подумал.
-- В туалет. Или наложу в штаны,-- пригрозил Самохвалов.-- Ты еще не
знаешь, сколько говна может быть в человеке.
Митя представил и отсоединил ошейник от поводка.
-- Пошли, засранец.
Пленный с трудом поднялся и направился в сторону отхожего места, однако
входить в дверь туалета не стал.
-- Руки развяжи.
-- Это еще зачем?
-- Ты мне что ли будешь задницу вытирать? Может, ты любитель задниц, говоря
по-простому пидорас?
Митя не был пидорасом. Он сбегал на кухню за мечом, который оставил один из
псов-витязей, затем развязал руки Самохвалову и втолкнул его в туалет.
Сам встал напротив кабинки, однако дверь закрыл. Меч Митя воздел над
головой, затем понял, что может задеть им за притолоку, поэтому перевел его в
положение для колющего удара.
-- Отпусти меня,-- сказал Самохвалов из-за двери.
Меч был тяжелым и держать его в вытянутой руке не представлялось возможным,
поэтому Митя опустил острие на пол.
-- Отпусти меня и я тебе дам тысячу баксов,-- посулил Самохвалов.-- Ты же
не из их компании.
Почему бы не отпустить? Даже и без тысячи баксов -- витязи уж что-то, а
Самохвалова тщательно обшмонали, выискивая денежные знаки. Отпустить его и
вылезти из этого дерьма. Пусть Самохвалов чешет на все четыре стороны, а ему
только собрать чемоданчик, упаковать компьютер и вскочить в такси...
Можно к Ромке податься. Он беспроблемный, потому что ханурик. И пусть с
ним надо регулярно квасить, но уже после третьей он отбывает в дальний полет...
Конечно, и квартиру жалко, однако ради нее на нары или, хуже того, на полку
в морге ложиться не стоит.
-- Отпусти меня,-- тем временем продолжал Самохвалов.-- Я ведь видел фотку
твоей жены и сынка. Ты же им блага желаешь?
-- Блага желаю, но предоставить не могу. Они отдельно живут.
-- Все равно мы их найдем,-- зашипел Самохвалов.-- Жену чеченам отдадим на
половое воспитание, а сынка продадим на юга... Это я тебе, сука, конкретно
обещаю, если в момент не отпустишь меня...
Митя прикрыл глаза, но все равно увидел как ражие молодцы потешаются над
окровавленной женщиной, а пятилетний мальчонка рыдает в земляной норе...
Нет уж, он теперь точно на стороне псов-витязей.
-- Погадил -- выходи.
Дверь распахнулась и Митя увидел большой кухонный нож, направленный в его
живот. Как-то крутанул мечом и выбил нож, но в живот вместо острой стали
врезалась круглая как ядро голова Самохвалова. Митя перелетел через коридор в
гостиную, где и рухнул на пол. Меч потерял, затылком основательно долбанулся,
да и в солнечном сплетении черная дыра нарисовалась.
Из-за боли Митя закрыл глаза. Когда открыл, то над ним уже возвышался
Самохвалов с мечом в руках.
-- Бля, никогда не думал, что замочу какого-нибудь лоха такой вот
железякой.-- хохотнул бывший пленник.-- Но я не против попробовать.
Меч пошел вниз, но прежде чем он коснулся Мити, тот откатился в сторону и
ухватил щит, оставленный Ерусланом. Неловко, словно крышку от ведра, Митя
подставил щит под следующий кроящий удар Самохвалова. И остался цел.
Надолго ли? Противник продолжал наступать, хищно поводя кончиком клинка.
Как ударит? Рубанет сверху, наискось, как горец из одноименного фильма
"Хайлендер"? Или будет колоть? Митя занервничал и швырнул щит в кирпичевца.
Однако Самохвалов вовремя наклонился и щит только сбил люстру на пол.
Митя не заметил, как оказался на балконе. Дальше отступать было некуда.
-- Сейчас я тебе для начало пузо пропорю и ты сможешь поздороваться со
своими кишками,-- пообещал Самохвалов.-- Затем отрежу то, что промеж ног
болтается и засуну это штуку тебе в анал, понял?
Краем зрения Митя заметил большой гвоздь, торчащий из оконной рамы. И в тот
миг, когда меч направился в его живот, подпрыгнул, ухватился левой рукой за
гвоздь, правой за раму балконного тента и бросил ноги вперед.
Клинок прошел снизу, а вот ноги достали Самохвалова, причем сильно. Тот
улетел на противоположный край балкона, взмахнул по-птичьи руками и
перевалился через перила...
Митя выскочил из квартиры и, не дожидаясь лифта, побежал вниз по лестнице.
Самохвалов лежал на земле, пронзенный мечом, который он выпустил из рук по
дороге вниз.
-- Взявший меч от меча и погибнет,-- послышался голос Путяты, который как
раз вернулся вместе со своими товарищами с боевого задания.
-- Ну, так я ж первый взял,-- признался Митя.
-- А погиб он. Никуда не годно то правило, в коем нет исключений.
Путята вытащил клинок из Самохвалова и тщательно вытер о пиджак мертвеца.
-- Да и не слишком нам этот поганый был нужен,-- добавил Ракша.-- Ибо на
дознании выдал уже все секреты.
-- Куда его теперь?-- спросил морально опустошенный Митя, который уже
представлял как разлагающийся Самохвалов будет являться ему в ночных кошмарах.
-- Да вот на клумбу сгодится. Дерн поднимем бережно и сховаем злодюгу так,
чтобы до второго происшествия не вякнул.-- профессионально подсказал Еруслан.
9. До и после ареста
К ночи псы-витязи погрузили все манатки в фургон, включая лабораторное
оборудование Светланы, и растаяли в теплой сентябрьской темноте. Света и
псы-витязи пред тем долго совещались и наконец известили Митю, что дают ему
навеки вольную, освобождают от всех повинностей, учитывая его молодость,
невинность и трудовой стаж.
Правда и от дележки доходов он тем самым тоже освобождается. "Мы не знали,
что у тебя эти самые нервы такие слабые, что ты подвигов не ищешь. У нас, в
старой Рязани, чудаков вроде тебя не было, но свет- Светлана все толково
объяснила. Так что прощай",-- сказал Путята, прежде чем захлопнуть дверь.
Митя, отыграв свою роль в банде псов-витязей, остался один в разгромленной
квартире. Отправиться вместе с ними, после того как он наконец от них
отделался? Нетушки, ищите иванушек-дурачков в дурдоме...
Но Токийский проект уже накрылся. Оба менеджера прислали вчера уведомление,
что в его услугах больше никто не нуждается. А вознаграждение за частично
написанную программу пошло на возмещение нанесенного им ущерба. В итоге по
нулям -- честно заработать не получилось.
Итак, псы-витязи разрушили его планы и срулили. Светлана вместе с ними.
Напоследок, Митя еще раз намекнул Путяте на возможную связь Светланы с
органами. Путята не среагировал. Может, он не знал слова "органы", или знал
его однобоко...
Митя не стал даже прибираться, а отхлебнул как следует бузы и улегся спать.
И снилась ему его собственная погибель. Веревка и петля. И даже ощущение
удушья снилось, причем не в первый раз. Да он и не смог бы сказать, когда это
случилось впервые.
Снились палаты белокаменные, с изразцовыми полами и печками, с лепниной на
столбах. Но в палаты втягивался темный пыльный туман, который оборачивался
многоголовой членистой гидрой. Затем на месте гидры -- толпа с топорами и
кольями. "Царя обороним, государя иноземцы заневолили". Потом в глаза словно
пыль попала. И когда они снова очистились, то в центре мира стояла виселица,
на которой болтались два изрядно разложившихся трупа -- по глазам ползают
мухи, щеки расползлись в улыбке.
Палач -- почти неразличимое пятно -- кропит на него водой и посыпает его
шею мукой, и надевает волосатую петлю на шею, и выбивает сапогом табурет. И
летит Митя в своем сне куда-то, летит долго, но вот свет взрывается ураганом,
и тут же с невыносимым воем сжимается в точку...
Митя проснулся от пота, который насквозь вымочил его майку. Судя по
показаниям будильника, не слишком рано. Однако торопиться было некуда. Митя
прикинул, чем можно заняться, но все занятия отбросил за ненадобностью. В
лучшем случае, пустая трата последних денег. Хоть целый день пролежи в
кровати, никуда не опоздаешь. Хоть скрести руки и помри, ничего не изменишь.
Бессмертные, или кто они там, пришли, все изгадили и ушли. И беда не
только в конкретно разваленных делах, а в жизни, оставшейся без смысла. Ну,
как ей быть осмысленной, в эти пятьдесят, от силы шестьдесят положенных ему
лет, если даже у семисотлетних она пуста и однообразна?
Жидкую струйку размышлений прервал невероятный силы треск. Вместе с этим
надсадным треском выпала и дверь. Митя подумал было, что сон продолжается.
Но ворвался в его квартиру не оборванный люд с топорами и кольями, а омоновцы
в новенькой форме терминаторов -- пуленепробиваемые жилеты, шлемы, скрывающие
лицо, и множество стволов.
Дальше Митя уже ни о чем не думал, он как раз вылетел из кровати не по
своей воле, половицы бросились ему в лицо, заскрипели суставы вывернутых рук и
ног, тяжелые столбы ног вдавили его в пол, расквашенные губы и нос пустили
красный сок.
-- Ну, здравствуй, Дмитрий. Вот ордера, сейчас войдут понятые...
Скошенным от боли глазом Митя увидел Никодимова, своего одноклассника.
-- А ты не слишком изменился,-- прохрипел Митя свернутым набок ртом.
Снова Никодимов мучил его. И Никодимов подумал, что снова мучает Митю. И
почему же мы мучили Митю Галкина? Почему детишки столь просто вычленяют не
такого как все и начинают его грузить? Что это значит -- "не такой как все".
Парией никогда не бывает отличник, которого, можно сказать, охраняет
государство, или двоечник -- это ж любимый всеми "борец за свободу". Пария не
обязательно самый слабый, хиляков хватало и без Мити. Никодимов сейчас
вспомнил, что у Мити и родителей, кажется, не было, только какие-то опекуны. И
классная, которая пыталась защитить "чучело", усиленно нажимала на эту тему,
но вызывала обратный эффект. Митя появился в четвертом классе и показался
одноклассникам большим чудаком, а то и вовсе придурком. Произношение странное,
ужимки нестандартные. Его стукнут портфелем, а он кричит: "Смилуйтесь над
юностью моей. Не пожните колоса, еще не созревшего" и подобную дребедень. Что
потом-то? Не припоминается. Может он стал такой как все, непримечательный.
Замаскировался, значит, гад!
Двое омоновцев легко, как пиджак, подняли Галкина с пола, приставили к
ближайшей стене и обыскали, если точнее вынули из кармана пижамы рулончик
туалетной бумаги.
-- Ну, где остальные?-- напористо спросил Никодимов.
-- Уехали вчера вчером,-- с трудом слотнув комок кровавой слизи, отозвался
Митя.
-- Марка и номер машины?
-- "БМВ", а номер забыл.
-- Так ведь ты на слабоумного не похож, Галкин. Такие дела проворачивать,
столько извращенцев в одну команду собрать. По этой теме ваша шайка четко
спелась. Это последнего, Самохвалова, с седьмого этажа сбросили, мечом
проткнули, да еще под клумбой закопали, чтобы цветочки нюхал.
-- Но он же первый на меня.-- засопротивлялся Митя.
