меня немного удивило, что его голова все еще держится на шее.
Это было нехорошо, но, с другой стороны, и людей, с которыми я
имел дело, трудно назвать хорошими. Пистолет по-прежнему
держался на среднем пальце его левой руки. Я столкнул его
носком ботинка и попытался ухватить ногами, но трение металла о
кожу было слишком слабым и оружие то и дело выскальзывало.
Тогда я стащил ботинки, опираясь каблуками об пол, а затем
-таким же способом - и носки, что потребовало значительно
большего времени. При этом я ободрал кожу и, конечно, набрал
заноз, однако не почувствовал боли - лицо болело так, что любые
меньшие повреждения не и силах были обратить на себя мое
внимание.
Теперь дело пошло легче. Крепко стиснув пистолет босыми
ступнями; я собрал вместе оба конца веревки и поднялся на них,
пока не достиг балки. Это дало мне четыре фута свободной
веревки, вполне достаточно. Я повис на левой руке, а правой
потянулся вниз, одновременно подгибая ноги. Пистолет оказался в
руке. Опустившись на пол, я натянул веревку, держащую левое
запястье, и приложил к ней дуло. Первый же выстрел рассек ее
чисто, словно нож. Я расплел все свои путы, оторвал клок
снежно-белой сорочки Марселя, чтобы обтереть себе лицо и губы,
обулся, забрал свой бумажник и деньги и вышел. Жив Марсель или
уже нет, я не знал, он казался мертвым, а впрочем, это не
настолько меня интересовало, чтобы заниматься исследованиями.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
День клонился к вечеру, когда я добрался до Амстердама.
Солнце, наблюдавшее утром гибель Мэгги, скрылось, словно не
решаясь противоречить моему настроению. Тяжкие темные тучи
тянулись с Зейдер-Зее. В Амстердам я мог попасть и раньше, но
в амбулатории загородного госпиталя, куда я заехал, чтобы
осмотрели мое лицо, врач засыпал меня вопросами и остался
недоволен, когда я заявил, что на первый раз понадобится только
пластырь, - конечно, в изрядном количестве - и что швы, а также
стерильные бинты могут подождать. Надо полагать, с этим
пластырем, соответствующим числу синяков, и полуприкрытым
левым глазом я выглядел единственным пассажиром, уцелевшим при
крушении железнодорожного экспресса, но все-таки не так плохо,
чтобы при виде меня дети с криком цеплялись за подолы матерей.
Полицейское такси я запарковал неподалеку от гаража
проката и не без труда убедил хозяина дать мне ординарный
черный "Опель". Это не привело его в восторг, - видимо, мое
лицо наводило на сомнения относительно моих прежних
автомобильных достижений, но в конце концов он согласился.
Первые капли дождя упали на ветровое стекло, когда я отъехал от
гаража, остановился у полицейской машины, забрал сумку Астрид и
на всякий случай пару наручников и двинулся дальше.
В боковой улочке, ставшей для меня уже чуть ли не
домашней, я остановил машину и направился в сторону канала
пешком. Высунул голову из-за угла и тут же ее убрал, чтобы в
следующий раз глянуть только одним глазом.
У входа в церковь Американского общества протестантов
стоял черный "Мерседес". Его вместительный багажник был
распахнут, и двое мужчин укладывали в него очень тяжелый на вид
ящик. Несколько подобных ящиков уже находились внутри. В одном
из мужчин я сразу распознал преподобного Гудбоди, другого -
среднего роста, в темном костюме, с темными волосами и
смуглым лицом - я тоже узнал мгновенно: это был тот человек,
который застрелил Джимми Дуклоса на аэродроме Схипхол. Не
могу сказать, что вид этого человека меня обрадовал, но и
нисколько не удручил, ведь он и так почти не покидал моих
мыслей.
Круг замыкался.
Они вышли из церкви, пошатываясь под тяжестью еще одного
ящика, аккуратно уложили его и захлопнули багажник. Я вернулся
к своему "Опелю", а когда доехал до канала, "Мерседес" с
Гудбоди и смуглым мужчиной был уже в ста ярдах от крыльца.
Держась на безопасном расстоянии, я направился следом за ними.
Дождь усилился. Черный "Мерседес" пересекал город в
юго-западном направлении. Был еще день, но небо так затянулось
тучами, как если бы уже пали сумерки, до которых оставалось еще
несколько часов. Это меня не огорчало, потому что очень
облегчало слежку. В Голландии дорожные правила требуют во время
густого дождя зажигать фары - и тогда любая машина выглядит
темной, бесформенной массой.
Мы миновали предместья. И по-прежнему в нашей езде не
было никакого элемента погони. Гудбоди, хотя и вел мощную
машину, ехал с весьма умеренной скоростью, что впрочем,
неудивительно, если принять во внимание груз в багажнике. Я
внимательно следил за дорожными указателями и вскоре уже не
имел сомнений относительно того, куда мы направляемся. Впрочем,
их у меня не было и с самого начала.
Поразмыслив, я пришел к выводу, что имеет смысл прибыть к
нашему общему месту назначения раньше Гудбоди и его смуглого
спутника, прибавил газу и оказался в неполных двадцати ярдах от
"Мерседеса". Можно было не опасаться, что Гудбоди узнает меня в
зеркале заднего обзора: сквозь густую завесу водяной пыли он
мог видеть за собой разве что две забрызганные фары. Дождавшись
прямого отрезка дороги, я обошел "Мерседес". Когда мы
поравнялись, Гудбоди мимолетно и без любопытства взглянул на
обгонявшую его машину и так же безразлично отвел взгляд. Его
лицо выглядело смазанным светлым пятном. И точно так же дождь и
брызги, избиваемые обоими автомобилями, мешали ему распознать
меня. Я продвинулся вперед и, не снижая скорости, вернулся на
правую сторону шоссе.
Тремя километрами дальше вправо от шоссе вела частная
дорога с указателем "Кастель Линден - 1 км". По ней минуту
спустя я проехал внушительные полукруглые ворота, над которыми
золотыми буквами было выведено "Кастель Линден", а ярдов через
двести свернул и остановил "Опель" в плотных зарослях. Мне
снова предстояло вымокнуть до нитки, но выбирать не
приходилось. Выбравшись из машины, я бегом пересек открытое
место, направляясь к тесному ряду сосен, который, по-видимому
служил чем-то вроде заслона от ветра, и, осторожно
протиснувшись между ними, увидел то, что они заслоняли - замок
Кастель Линден. Не обращая внимания на дождь, барабанивший по
моей открытой спине, я улегся, укрывшись в высокой траве и
кустах, и пригляделся.
Прямо передо мной описывала полукруг покрытая гравием
дорога, ведущая вправо, к тем полукруглым воротам. За ней
возвышался Кастель Линден - четырехугольное четырехэтажное
строение, с окнами на двух первых этажах, бойницами - повыше и
с башенками на самом верху, в соответствии с лучшими
средневековыми образцами. Со всех сторон замок был окружен рвом
пятнадцати футов ширины и, судя но путеводителю, почти такой же
глубины. Недоставало только подъемного моста, тем более что
слева виднелись блоки от одной из цепей, по-прежнему
вмурованные в толстые стены, но вместо моста через ров была
переброшена лестница в два десятка широких каменных ступеней,
ведущая к массивным запертым воротам, сделанным, на первый
взгляд, из дуба. Поодаль, в каких-нибудь тридцати ярдах от
замка стоял одноэтажный бетонный дом, видимо, возведенный
сравнительно недавно.
Черный "Мерседес" показался в воротах, с хрустом проехал
по гравию и остановился прямо перед лестницей. Гудбоди остался
в машине, в то время как его смуглый спутник вылез и обошел
замок вокруг: Гудбоди никогда не производил на меня впечатление
человека, любящего рисковать. Потом они вдвоем внесли
содержимое багажника в замок. Двери были заперты, но Гудбоди,
видимо, имел подходящий к ним ключ, во всяком случае-не
отмычку. Когда последний ящик исчез внутри, двери захлопнулись.
Пригибаясь за кустами, я добрался почти до самого здания.
Так же осторожно приблизился к "Мерседесу" и заглянул в него,
однако не обнаружил ничего достойного внимания, во всяком
случае-моего внимания. Затем еще осторожней, на цыпочках
подошел к боковому окну и стал наблюдать за происходящим. Это
было, по-видимому, нечто вроде мастерской, склада и
выставочного зала одновременно. Стены были сплошь завешаны
старинными часами с маятниками - либо их копиями всех возможных
видов, конструкций и размеров. Некоторые часы, а также детали
ним лежали на четырех больших верстаках, будучи, вероятно, в
стадии, изготовления, сборки или ремонта. В глубине зала стояло
несколько деревянных ящиков, похожих на те, которые только что
принес Гудбоди со своим товарищем. Ящики эти были постланы
соломой. Над ними - на полках - также находились часы, при
каждых из которых лежали маятник, цепь и гирьки.
Гудбоди и смуглый мужчина, что-то делали у этих полок.
Потом полезли в один из открытых ящиков и начали доставать
оттуда гирьки для часов. Но вскоре Гудбоди прервал работу,
вынул из кармана какую-то бумагу и погрузился в ее изучение.
Наконец показал - какую-то запись и что-то сказал смуглому
мужчине, который кивнул и вернулся к прежнему занятию. А
Гудбоди, держа листок в руке, направился к боковой двери и
пропал с глаз. Тем временем его напарник взял другой лист
бумаги и, заглядывая в него, начал укладывать в ряд пары
одинаковых гирек. Я как раз задумался, куда это подевался
Гудбоди, когда он объявился. Его голос, послышался за моей
спиной:
- Я рад, что вы не обманули моих ожиданий, майор Шерман.
Медленно обернувшись, я увидел, что и он не обманул моих
- он улыбался самой благочестивой из своих улыбок и держал в
руке большой пистолет.
- Конечно, никто не бессмертен, - сиял он, - но должен
признать, что вы обладаете запасом живучести. Вообще-то трудно
недооценить полицейского, но в вашем случае я, видимо, оказался
несколько легкомысленным. С прошлой ночи мне уже дважды
представлялось, что я избавился от вашего присутствия, которое
откровенно говоря, начинает меня немного тяготить. Однако,
надеюсь, третья попытка будет для меня более удачной. Знаете,
между нами говоря, вы должны были убить Марселя.
- Неужели не убил?
- Ну-ну, пора бы уже, при вашем-то опыте, научиться
скрывать свои чувства и не показывать разочарования. Марсель
пришел в себя, правда, совсем ненадолго, но все же успел
обратить на себя внимание тех достойных женщин на лугу. Боюсь,
у него проломлен череп и кровоизлияние в мозг. Вряд ли выживет.
- Он поглядел на меня задумчиво. - Однако, у меня такое
впечатление, что он неплохо себя зарекомендовал.
- Борьба не на жизнь, а на смерть, - признал я. - А нам
обязательно стоять тут, под дождем?
- Конечно, нет, - он под пистолетом ввел меня в помещение.
Смуглый мужчина обернулся к нам без особого удивления. Я
задумался, сколько же времени прошло с тех пор, как они
получили предостережение с Хейлера?
- Познакомься, Жак, - представил меня Гудбоди. - Это
господин Шермаи. Майор Шерман. Похоже, он связан с Интерполом
или с какой-то другой такой же ублюдочной организацией.
- Мы уже встречались, - осклабился Жак.
- Ах да! Как же я мог забыть? - Гудбоди направил на меня
пистолет, а Жак отобрал у меня мой.
- У него только один, - удостоверил он. И провел по моей
щеке мушкой оружия, частично отдирая пластырь. - Держу пари,
больно, а? - Он снова оскалился.
- Посдержанней, Жак, посдержанней, - осадил его Гудбоди.
Было все же в его натуре некоторое добросердечие. Например,
если бы он был людоедом, верно, оглушал бы человека, прежде чем
приготовить его на обед. - Держи его на мушке, хорошо? - Он
сунул пистолет в карман. - Признаться, никогда не жаловал это
