котором они пребывали во время полета, разом спало.
- Ну вот, пришла пора мне отрабатывать свое командирское
жалование, а вам, юным пилотам, отдыхать и восторженно
наблюдать за моими действиями. -Карпентер внимательно посмотрел
на часы. - Два пятнадцать. Давайте, Тримейн, меняться местами.
Они расстегнули привязные ремни и переместились из кресла
в кресло. На новом месте Карпентер установил спинку и приладил
ремень так, чтобы чувствовать себя максимально удобно. Затем
надел шлемофон и включил связь.
- Сержант Джонсон? - Карпентер не утруждал себя
соблюдением субординационных формальностей. - Проснулись?
Зажатый со всех сторон приборами, штурман сержант Джонсон
во время полета ни минуты не вздремнул в своей крохотной и на
редкость неудобной нише. Склонившись над радионавигационной
панелью, он как раз уточнял курс, выверяя его по карте,
компасу, высотомеру и спидометру.
- Я не сплю, сэр.
- Если мы с вашей помощью врежемся в склон Вайсшпитце, -
пригрозил Карпентер, - я разжалую вас в механики: в
бортмеханики второго класса, Джонсон!
- Не хотелось бы, сэр. Мы будем на месте через Девять
минут.
- Впервые в жизни о чем-то договорились. - Карпентер
отключил связь, открыл лобовое стекло и выглянул наружу.
Слабый свет луны помогал мало: видимость была почти нулевая. В
мутно-мглистом пространстве мелькали только редкие снежинки.
Карпентер стряхнул с пышных усов снег, закрыл окно, с
сожалением посмотрел на потухшую трубку и аккуратно положил ее
в карман.
Действие с трубкой послужило Тримейну последним сигналом,
означавшим, что командир закончил подготовительные
мероприятия.
- Хреново, сэр? - уныло спросил он. - Я имею в виду -
определить, где тут эта самая Вайсшпитце?
- Хреново? - Голос Карпентера звучал почти весело.
- Хреново? Отчего бы это? Такая большая гора! Не
промахнемся. Никак не промахнемся, малыш.
- В том-то и дело, что гора. - Тримейн многозначительно
помолчал. - Плато, на которое мы должны сбросить этих людей, -
всего три сотни метров шириной. Сверху горы, сбоку обрыв. И еще
эти, как их, адиабатические ветры, которые дуют, куда хотят.
Подует чуток на юг - врежемся в скалу, чуток на север - они
ухнут в пропасть... Триста метров!
- А вы чего хотели бы? - строго спросил Карпентер.
- Чтобы вас тут аэропорт Хитроу ожидал? Триста метров! Да
это мечта пилота! Мы сажали эту старую керосинку на
посадочную полосу в одну десятую этого замечательного плато.
- Да, сэр. Взлетно-посадочная полоса с огнями -штука
хорошая. Но на высоте больше двух сотен метров прицельно
сбросить людей на такую плешку...
Тримейна прервал сигнал внутренней связи. Карпентер
включился на прием.
- Джонсон?
- Да, сэр. - Джонсон склонился над навигационной панелью,
следя за белым пятнышком справа от центра.
- Цель поймал, сэр. Там, где и ожидал. - Он перевел
взгляд с экрана на стрелку компаса. - Курс ноль-девять-три,
сэр.
- Молодец. - Карпентер улыбнулся Тримейну, внес поправку
к курсу и принялся что-то насвистывать себе под нос. - Глянь-ка
из окошка, сынок. А то у меня от этой сырости усы обвисли.
Тримейн открыл окно, высунулся, насколько мог, но не
увидел ничего, кроме серой мглы. Сев на место, он молча
помотал головой.
- Не падай духом, никуда эта плешка не денется, -спокойно
отреагировал Карпентер.
- Сержант, - обратился он по внутренней связи, -
готовность пять минут.
- Всем пристегнуться! - передал сержант-стрелок приказ
семерке, выстроившейся в цепочку вдоль борта. - Готовность
пять минут.
Они молча пристегнули карабины своих парашютов к
протянутому тросу, стрелок внимательно проверил каждое
сцепление. Крайним к выходному люку стоял сержант Хэррод,
которому предстояло первому прыгать. Следующим - лейтенант
Шэффер, самый опытный в группе парашютист, ему было поручено
подстраховать Хэррода. Дальше - Каррачола, потом Смит - как
старший в команде он предпочитал держаться посередке, - за ним
Кристиансен, Томас и Торренс-Смиз. За Смизи стояли наготове
двое механиков, которые должны были скинуть вслед за
последним парашютистом снаряжение. Сержант-стрелок занял свое
место у люка. Опять в воздухе почувствовалось напряжение.
В кабине за стеной фюзеляжа, где замерла цепочка
парашютистов, Карпентер в пятый раз за последние несколько
минут открыл боковое окно. Обвисшие усы утратили свою
великолепную пышность, но командир, видно, решил, что в данный
момент есть кое-что поважнее мужественной внешности. На этот
раз он надел защитные очки, стекла которых приходилось то и
дело очищать от снега мягкой замшей, но все равно ничего не
было видно, кроме возникающего из глухой тьмы и пропадающего в
ней же снега. Он закрыл окно.
Раздался сигнал внутренней связи. Карпентер включил
прием, выслушал сообщение и кивнул.
- Готовность три минуты, - сказал он Тримейну. - Курс
ноль-девять-два.
Тримейн произвел соответствующую корректировку. Он уже не
смотрел ни на пульт управления, ни на боковую панель, целиком
сосредоточившись на трех объектах: компас, высотомер,
Карпентер. Возьми он сейчас всего на один градус южнее, чем
нужно, и "Ланкастер" врежется в склон горы; если он снизит
высоту на какой-нибудь десяток метров, произойдет то же самое;
если пропустит вовремя поданный Карпентером сигнал, операция
закончится прежде, чем начнется. Его юное лицо застыло, тело
окаменело, и он вел "Ланкастер" с точностью, какой еще никогда
не достигал в управлении. Только глаза выдавали напряжение:
машинально они перебегали с одного объекта на другой: компас,
высотомер, Карпентер - компас, высотомер, Карпентер, нигде не
задерживаясь дольше секунды.
Карпентер в очередной раз открыл окно и выглянул наружу.
Он опять ничего не увидел, кроме серой мутной мглы. Продолжая
всматриваться, он поднял левую руку и сделал движение ладонью
вверх. В тот же миг рука Тримейна двинула ручку скорости.
Грохот двигателей перешел в мерный гул. Карпентер как ни в чем
не бывало уселся на место, продолжая тихонько насвистывать. Он
спокойно, даже беззаботно посмотрел на приборную доску, потом,
обернувшись к Тримейну, как бы между прочим, спросил:
- Вы там, в летной школе, слыхали что-нибудь про такую
странную штуку, как критическая скорость полета?
Тримейн торопливо бросил взгляд на приборную доску и тут
же увеличил скорость. Карпентер улыбнулся, взглянул на часы и
дважды нажал кнопку связи.
Над головой сержанта-стрелка, стоящего у выходного люка,
зазвенел звонок. Он посмотрел на застывшие в напряженном
ожидании лица готовых к прыжку людей и кивнул.
- Осталось две минуты, джентльмены.
Он попробовал приоткрыть дверцу, чтобы убедиться, что ее
не заклинит в нужный момент. В отсек сразу ворвался рев
двигателей, а с ним свистящий порыв ледяного ветра. Парашютисты
обменялись взглядами, в которых прочитывалось беспокойство, не
укрывшееся от сержанта, и он сказал, прикрыв дверцу:
- Да, джентльмены, в такую погоду и собаку за порог не
выгонишь.
Командир Карпентер, опять высунувшийся из окна, вполне
разделял это мнение. Пять секунд на этом арктическом холоде
под снежным обстрелом - и лицо покрывается ледяной коркой,
пятнадцать секунд - и кожа теряет чувствительность, которая с
адской болью возвращается, когда снова окажешься в
относительном тепле кабины. Но Карпентеру пришлось терпеть,
чтобы углядеть Вайсшпитце. Он прилежно тер замшей защитные очки
и терпеливо, немигающим взглядом всматривался в серую мглу,
надеясь увидеть цель раньше, чем самолет врежется в гору.
А глаза Тримейна двигались все по тому же маршруту:
компас, высотомер, Карпентер - компас, высотомер, Карпентер.
Правда, теперь Тримейн чуть дольше задерживал взгляд на
Карпентере, ожидая сигнала. Левая рука Карпентера была в
постоянном движении, но это не был ожидаемый сигнал: он просто
барабанил по колену.
Прошло десять секунд. Пять. Еще пять. Тримейн чувствовал,
как в этой ледяной коробке лицо его заливает горячий пот. В
душу вползал страх, тот панический страх, от которого теряешь
голову, страх, которого он не испытывал никогда в жизни. Даже
не знал, что такое бывает. И тут он каким-то шестым чувством
ощутил, как что-то переломилось: Карпентер прекратил барабанить
по колену.
Он поймал цель. Точнее он ее почувствовал, угадал, где
именно гора должна быть. А потом постепенно, едва ощутимо она
стала приобретать зримые, а не воображаемые очертания,
материализоваться из небытия. И вдруг, совсем неожиданно,
ясно мелькнула гладкая поверхность почти вертикального склона
горы и тут же пропала, нырнула во тьму. Карпентер удобно уселся
в кресло, оставив окно открытым, и нажал кнопку связи.
- Сержант Джонсон? - Слова звучали глухо и неровно - не
оттого, что командир волновался; просто его оледеневшие губы с
трудом их выговаривали.
- Сэр? - Даже в этом лаконичном отзыве, искаженном
передатчиком, слышалось достаточно тревоги.
- Мне больше нравится обращаться к вам по должности, а не
по званию - штурман, - уточнил Карпентер.
- Сэр?
- Расслабьтесь. Я вижу гору. Можете спать дальше. Он
отключил связь и нажал другую кнопку, у себя над головой. Над
люком в отсеке фюзеляжа зажегся красный свет.
Сержант-стрелок взялся за ручку дверцы.
- Минуту, джентльмены. - Он рванул дверцу на себя,
поставил на зажим. - Когда зажжется зеленый...
Он не закончил - отчасти потому, что его и так поняли,
отчасти, чтобы не напрягаться зря, потому что слов почти не
было слышно в реве моторов и свисте ветра.
Все молчали - все равно голосов было не услыхать.
Парашютисты просто обменялись взглядами, которые говорили
красноречивее слов: если тут, в кабине, творится черт знает
что. каково же будет в воздухе? По сигналу сержанта они
цепочкой двинулись к выходному люку.
Первым шел Хэррод, с лицом мученика-христианина, идущего
ко рву со львом. Своим первым и последним львом. "Ланкастер",
похожий на гигантского черного птеродактиля, несся вдоль
гладкого обледеневшего бока Вайсшпитце, почти касаясь его
крылом. Тримейну, заглянувшему в открытое со стороны Карпентера
окно, казалось, что крыло самолета буквально царапает
поверхность горы. Он по-прежнему чувствовал, как пот стекает у
него по лицу, а губы пересохли. Украдкой - так, чтобы
Карпентер не заметил, облизал их, но это не помогло, они
остались сухими.
А вот у Хэррода, на которого обрушился снежный шквал,
губы не пересохли. Во всем остальном его мысли и чувства были
очень близки тем, что теснились в голове и груди Тримейна. Он
стоял перед открытым люком, упираясь руками в борт фюзеляжа,
чтобы удержаться на ногах. И под натиском ветра его лицо
сохраняло выражение полной невозмутимости. Он смотрел вперед,
как будто гипнотизируя глазами пространство, где крыло
бомбардировщика, казалось, вот-вот заденет склон горы.
Над дверцей все еще горел красный свет. Сержант-стрелок
ободряюще похлопал Хэррода по плечу. Тот не сразу очнулся от
своего гипнотического состояния и, отступив на полшага внутрь
отсека, отвел руку сержанта.
- Не толкайся, приятель! - Ему пришлось кричать, чтобы
быть услышанным. - Если мне суждено покончить жизнь
самоубийством, позволь сделать это по старинке, своими руками.
- И он занял прежнюю позицию.
В эту самую секунду Карпентер еще раз взглянул в боковое
