Джек МАКДЕВИТ
ВОЕННЫЙ ТАЛАНТ
ОТ АВТОРА
Я благодарен за консультации при написании этой книги
Джеймсу X.Шарпу из планетария им. Альберта Эйнштейна при
Смитсоновском институте. Кроме того, я бы хотел выразить
свою признательность Льюису Шайнеру за его советы,
Джинджер Буканан - за помощь в работе с рукописью, а также
Марин Макдевит, чье присутствие ощущается во вселенной
Кристофера Сима.
Посвящается Джозефу Х.Паррофу,
преподобному Л.Ричарду Касавану
и преподобному Роберту Э.Карсону.
Этот долг я никогда не смогу уплатить.
ПРОЛОГ
Воздух был тяжелым от запаха ладана и горячего воска.
Кэм Чулон любил эту простую каменную церковь. Преклонив колени, он
следил за тем, как хрустальные капли воды стекают с пальцев отца Кэрри в
серебряную чашу, которую держал послушник. Этот символ извечного
человеческого стремления избежать ответственности казался Чулону самым
значительным из древних ритуалов. "Вот в чем наша сущность, многие века
выставляемая напоказ", - подумал он.
Чулон обвел взглядом альков Девы Марии, тускло освещенный несколькими
мигающими свечами: фрески с изображением крестного пути Христа, простой
алтарь, деревянную кафедру с лежащими на ней массивным фолиантом Библии.
По сравнению с роскошью Окраины, Ригеля-3 и Тараминго, все было слишком
скромным. Однако великолепие огромных соборов, изысканность витражей,
громады мраморных колонн, звуки могучих органов, широкие хоры почему-то
всегда мешали и пугали. А отсюда, с горы, он мог смотреть вниз на долину
реки, которую отцы давних времен передали Антонию Токсиконскому. Здесь
были только река, скалы и Создатель.
Приезд Чулона стал первым визитом в аббатство вышестоящего епископа.
Альбакор, этот погребенный под снегом холодный мир на самой границе
Конфедерации, служил домом лишь святым отцам. Наслаждаясь тишиной,
прислушиваясь к отдаленному рокоту лавин, вдыхая в легкие холодный,
бодрящий воздух, нетрудно было понять, почему Альбакор время от времени
становился приютом для самых блестящих ученых, состоявших в Ордене. Мартин
Брендуа создал свои великие хроники Смутного времени в келье,
расположенной над часовней, Альберт Кейл завершил здесь свое знаменитое
исследование трансгалактических рядов, а Моргай Ки написал эссе, навсегда
связавшие его имя с классической теорией экономики.
Да, эти места почему-то пробуждали в людях величие.
С мессы Чулон шел в сопровождении аббата Марка Тазангалеса. Они
кутались в пальто, и изо ртов у них то и дело вырывались облачка пара.
Аббат имел много общего с долиной Святого Антония: никто в Ордене не
помнил его молодым, а черты его покрытого глубокими морщинами лица
казались такими же жесткими, как известняковые стены и заснеженные скалы.
Тазангалес был столпом веры. Чулон не мог представить себе даже тени
сомнения, столь свойственного обыкновенным людям, в этих темно-синих
глазах.
По дороге они вспоминали лучшие времена, как это обычно делают давно
не встречавшиеся пожилые люди, но потом аббат вдруг отбросил прошлое и,
повысив голос, чтобы перекричать ветер, сказал:
- Кэм, вы преуспели.
Чулон улыбнулся. Тазангалес умел добиться субсидий и распорядиться
ими, что ни в коей мере не вредило его ореолу святости. Он был
превосходным администратором и оратором, умеющим убедить слушателей,
именно тем человеком, который способен представлять Церковь и Орден. Но
ему недоставало честолюбия, поэтому при первой же возможности он вернулся
в долину Святого Антония и провел здесь всю жизнь.
- Церковь добра ко мне, Марк. И к вам тоже.
Они смотрели вниз с вершины горы, на которой располагалось аббатство.
Приближалась зима, и долина была абсолютно голой, какой-то
монотонно-коричневой.
- Мне всегда казалось, что я с удовольствием вернулся бы сюда на пару
лет. Преподавал бы теологию А может, просто для того, чтобы привести в
порядок свою жизнь.
- Вы нужны Церкви для более важных дел.
- Возможно. - Чулон посмотрел на кольцо, символ своего ранга. - Я
многое за него отдал. Вероятно, цена слишком высока.
Аббат не возражал и не соглашался с ним, лишь настаивал на своем,
ожидая, что это доставит епископа удовольствие. Чулон вздохнул:
- На самом деле вы ведь не одобряете путь, по которому я пошел.
- Я этого не сказал.
- Это сказали ваши глаза, - улыбнулся Чулон.
Внезапный порыв ветра пригнул деревья, полетели снежные хлопья.
- Первый снег в этом году, - вздохнул Тазангалес.
Долина Св.Антония находилась высоко в горах меньшего из двух
континентов Альбакора. (Некоторые говорили, что эта маленькая планетка
состоит исключительно из гор.) Зато, с точки зрения Чулона, это избранное
место Господа, земля лесов, известковых расселин и снежных вершин. Епископ
вырос на такой же планете, на скалистой Деллаконде, солнце которой
настолько далеко, что его невозможно увидеть с Альбакора.
Здесь, в древней таинственной глуши. Чулон испытывал добрые чувства,
неведомые ему уже тридцать лет. Воспоминания юности. Почему они всегда
реальнее событий зрелости? Почему Чулон, осуществив честолюбивые замыслы
своей молодости, даже намного превзойдя их, не получал от этого
удовольствия?
Епископ плотнее запахнул пальто, защищаясь от ледяных порывов ветра.
Здесь, среди застывших холодных вершин, что-то смутно беспокоило его.
Каким-то непонятным Чулону образом горы бросали вызов теплому уюту
крошечной церкви.
Там, дома, появилось еретическое движение, последователи которого
заявляли, что говорят от имени Иисуса Христа. Они хотели, чтобы епископ
продал церкви, а деньги раздал беднякам. Но Чулон, любивший бывать в самых
суровых местах планет, понимал, что церкви служат защитой от пугающего
величия Всемогущего.
Он наблюдал, как набирает силу метель.
Несколько семинаристов выбежали из трапезной и шумно поспешили к
гимнастическому залу. Внезапный взрыв юной энергии пробудил Чулона от
задумчивости, и он взглянул на Тазангалеса.
- Замерзли?
- Нет.
- Тогда осмотрим остальную территорию.
Здесь мало что изменилось. Неужели прошло полжизни с тех пор, как они
по ночам совершали набеги на трапезную в поисках пива? Неужели прошло так
много времени с тех пор, как они бегали в Блейзинвелл и невинно флиртовали
с девушками, ныряли голышом в горные озера? Боже мой, он словно наяву
ощутил восхитительный холод светлых струй!
Тогда это казалось таким сладким грехом.
Посыпанные гравием и слегка припорошенные снегом дорожки приятно
похрустывали под ногами. Чулон и Тазангалес обогнули библиотеку. Антенна,
установленная на островерхой крыше здания, медленно поворачивалась вслед
за одним из орбитальных спутников. Мокрые хлопья снега слепили глаза,
начали мерзнуть ноги.
Кельи монахов располагались в задней части монастырского комплекса,
на безопасном расстоянии от докучливых посетителей и послушников. Дорожка
кончалась у простой металлической двери. Чулон смотрел в сторону пологого
склона горы, возвышающейся за аббатством. На ее гребне виднелись едва
заметные на фоне грозового неба, арка, железная ограда и длинные ряды
белых крестов.
Почетное место для тех, кто достиг цели.
Тазангалес уже открыл тяжелую дверь, терпеливо ожидая епископа.
- Минуточку, - сказал Чулон. Стряхивая снег с пальто, он задумчиво
смотрел на гребень горы.
- Кэм, холодно.
В голосе Тазангалеса слышалось легкое раздражение, но Чулон сделал
вид, что не заметил этого.
- Я вернусь через несколько минут, - наконец произнес он и, не
прибавив больше ни слова, быстро зашагал вверх по склону.
Аббат выпустил ручку двери и покорно пошел за ним.
Тропинка, ведущая к кладбищу, была засыпана снегом, однако Чулон не
обратил на это внимания и, наклонившись вперед, упорно взбирался вверх.
Два каменных ангела с печально опущенными головами распростерли крылья,
охраняя вход. Епископ прошел между ними и прочел вырезанную на арке
надпись: "Тот, кто учит других, как умирать, должен знать, как жить".
Ровные ряды крестов - самый старый слева, чуть впереди - мрачной
чередой уходили вверх к гребню горы, а потом вниз, по противоположному
склону. На каждом начертаны имя, буквы, обозначающие гордое название
Ордена и дата смерти в стандартном летоисчислении Эры Христианства.
В дальнем уголке кладбища епископ нашел могилу отца Бреннера. Бреннер
был рыжим, крепким и толстым, преподавал историю Церкви в период Великого
Переселения.
- Вы, конечно, знали... - произнес аббат, заметив реакцию епископа.
- Да, но получить известие о смерти человека, совсем не то, что
оказаться у его могилы.
В этом последнем ряду было удручающе много знакомых имен - Филине,
Мушаллах и Отикапа... Его учителя. Мушаллаха он помнил как молчаливого
сумрачного человека с острым взглядом и непоколебимыми убеждениями,
любившего словесные дуэли со студентами, осмеливавшимися подвергать
сомнению существование Бога.
Дальше Чулон обнаружил могилы Джона Пэннела, Крэга Хоувера и других.
Теперь они всего лишь прах, и никакая теология не могла ничего изменить.
Епископ с любопытством взглянул на Тазангалеса. Тот терпеливо и,
по-видимому, равнодушно стоял под снегопадом, засунув руки в карманы.
Понимал ли он, что значит прогулка по такому месту? Лицо аббата не
выражало никакой печали. Чулон не был уверен, хотелось ли ему иметь столь
крепкую веру...
Неприятное ощущение: грешник, упорствующий в своем грехе.
Некоторые надгробья насчитывали по нескольку веков. И среди
похороненных под ними людей было немало таких, которым следовало отдать
дань уважения. Но епископу страстно захотелось вернуться обратно. Может,
потому, что погода ухудшилась, а может, ему просто не хотелось больше
ничего видеть. Когда Чулон собирался уходить, его взгляд упал на одно
надгробие, и что-то показалось ему странным.
Джером Кортни
Умер 11, 108 A.D.
Могиле сто шестьдесят стандартных лет, сравнительно немного по меркам
Св.Антония. Надпись была неполной, отсутствовал знак Ордена.
Епископ прищурился, чтобы лучше видеть, и провел по камню рукой,
пытаясь смахнуть снежинки, которые, возможно, закрывали этот знак.
- Не трудитесь, Кэм, - сказал аббат. - Его там нет.
- Почему? - Чулон выпрямился, его явное недоумение сменилось
неудовольствием. - Кто это?
- Он не был одним из нас. В узком смысле слова.
- Он не апостол?
- Он даже не католик, Кэм. Думаю, он вообще не был верующим.
Чулон смерил аббата взглядом:
- Тогда что он, во имя Господа, здесь делает? Среди Отцов?
В таком месте не подобало кричать, однако при попытке приглушить
голос епископ сорвался на придушенный хрип, и смутился.
Тазангалес смотрел на него круглыми синими глазами.
- Он пробыл здесь очень долго, Кэм. Он искал у нас убежища и прожил в
Общине почти сорок лет.
- Это не объяснение.
- Он лежит здесь, - сказал аббат, - потому что люди, среди которых он
жил и умер, любили его и решили, что он должен остаться среди них.
1
Она миновала Авинспур, прорезав космический мрак
