мой взгляд!
Она снова обняла свою дочь, чувствуя, что у той вот-вот потекут
слезы.
- Хотите сассафрасового чаю?
- Да, конечно.
Они направились к дому - старушка обняв дочь, женщина держа
за руку сына. На террасе лежала большая поленица дров для кухни;
рядом с домом, там, где лес был вырублен, находился колодец, а на краю
леса стояла коптильня. В комфортабельном, но бедно обставленном
доме на кухонной отапливаемой дровами печке Ребекка вскипятила
ароматный сассафрасовый корень.
- Билли, - позвала она, - я только что закончила одну вещь. Она
стоит на гончарном круге. Сбегай, посмотри на нее и скажи мне, что ты
думаешь по поводу того, в какой цвет ее надо покрасить.
Он пулей выскочил с кухни, горя нетерпением оказаться в
мастерской, с ее необузданными красками и формами. Рамона села за
кухонный стол с чашкой чая, и Ребекка тихо обратилась к ней:
- Я хочу услышать все, пока мальчик не вернулся.
Рамона не смогла дольше удерживать слезы; она крепилась при
Билли, но теперь силы оставили ее. Она дрожала, всхлипывая, а ее мать
гладила ее по шее и плечам, стараясь снять напряжение. Рамона начала с
трагедии Букеров и закончила событиями этого утра.
- Ты бы слышала... что говорил сегодня Джон... при Билли...
Старушка зажгла трубку длинной кухонной спичкой и выпустила
клуб голубого дыма.
- А чего ты ждала? - спросила она. - Что Джон отпустит тебя с
наилучшими пожеланиями? Это все не потому, что он видит зло в тебе
или в Билли, а потому, что он перестал понимать, что плохо, а что
хорошо. Все, чего он боится или что заставляет его думать, кажется ему
черным, как адская кочерга. Проклятье, девочка! Я знала, что все так
получится... я наверное болтаю, как любая другая бабка, да?
- Я не имел в виду себя. Я беспокоюсь за Билли.
- О, нет. - Ребекка покачала головой. - Не говори так. В нашей
семье и без того было слишком много мучеников. Итак: ты пошла на
проповедь этого Фальконера и подумала, что это ОН, так?
- Да, - согласилась Рамона, - я знаю, что это так.
- Откуда ты это знаешь?
- Если бы я могла это объяснить, то тебе пришлось бы признать,
что ты меня совсем не знаешь. Как я жалею, что пошла туда! Какая же я
дура!
- Что сделано, то сделано, - блеснула глазами Ребекка. - Ты
разговаривала с Билли?
- Еще нет.
- Почему?
- Я... не думала, что подошло время. Я думаю, что это для него
будет слишком. Прошлой ночью... нечто, что, он думал, было его отцом,
пришло время за ним и отвело его на дорогу, где его чуть не раздавил
грузовик.
Ребекка нахмурилась и мрачно кивнула.
- Оно уже вышло на него. Он может обладать способностью
видеть, но может не обладать способностью понимать, что видит, или
способностью помочь. Наша семья была полна как хороших, так и
червивых плодов. Были, конечно, те, кто не в счет, вроде твоего прадяди
Николя К. Хэнкока, ставшего королем мошенников, торгующих духами,
которого пристрелили за передергивание в покер. Потом, твоя
прапрабабушка Руби Стиил, основавшая в Вашингтоне организацию по
изучению загробной жизни. Я говорю тебе это все вот к чему: если Билли
лишен способности помогать, то и видеть ему ни к чему. Если он не
сможет двигаться вперед, он двинется назад. Для этого у него достаточно
крови белого человека, Рамона.
- Я думаю, он может помогать. Он уже помог.
- Ты хочешь, чтобы он вступил на Неисповедимый Путь?
- Я хочу, чтобы он продолжил его, поскольку считаю, что он уже
начал там, в подвале.
- Может быть. Но ты знаешь о Пути, так же как и я: если он
недостаточно силен, если у него нет врожденной способности понять его,
то ритуал может повредить ему. Мне было пятнадцать лет, когда отец
провел со мной этот обряд; тебе было шестнадцать. Мальчику только
десять. Я слышала только об одном человеке, вступившем на путь в
столь раннем возрасте: Томас К. Коди, живший в начале девятнадцатого
века. Интересный человек. Говорят, что наш Старый Враг настолько
ненавидел его, что поднял его труп из могилы и бродил в его обличье с
ножом в одной руке и топориком в другой. Томас и эта штука боролись
на краю утеса в течении двух дней, пока на свалились вниз.
- Ты веришь в это?
- Я верю в то, что Томас был очень силен. Я верю в то, что наш
Враг показал нам еще не все свои трюки. Изменение образов для обмана
только часть их.
- Тогда тем более важно, чтобы Билли начал свой Путь сейчас, -
сказала Рамона. - Я хочу объяснить ему, что собиралось убить его
прошлой ночью.
- Если он не готов, то ритуал может повредить ему. Ты ведь
знаешь это, не так ли?
- Да.
Входная дверь открылась и закрылась. В кухню вошел Билли с
вымазанными в глине руками. Он держал довольно большую сосновую
шишку, надеясь, что она понравится бабушке.
- Да, здоровенная шишка, - Ребекка положила ее на стол перед
собой и посмотрела в глаза Билли. - Как ты смотришь на то, чтобы
остаться здесь на несколько дней?
- Нормально. Но мы вернемся к папе, да?
- Да, - утвердительно кивнула Рамона. - Конечно.
- Ты видел мою новую заготовку? - спросила Ребекка. - Это будет
высокая ваза.
- Да. Я видел. Думаю, что она должна быть... - он задумался. -
Красной. Темно-красной, как кровь чокто.
Ребекка согласно кивнула.
- Да, - произнесла она и на ее лице появилось выражение
удовлетворения, - я об этом не догадалась.
18
Билли разбудила бабушка, стоящая рядом с его кроватью держа в
руках лампу, бросающую бледно-золотой отсвет не стены. Через
открытое окно доносился похожий на звук циркуляционной пилы
стрекот цикады, сидящей в листве дуба, то утихающий, то снова
усиливающийся в полночной тишине. Билли показалось, что он
чувствует запах дыма.
- Одевайся, - сказала Ребекка и, держа в руке лампу, направилась к
стулу, на спинке которого висела одежда мальчика. В кармане джинсов
лежал кусочек угля, который она внимательно осмотрела, когда Билли
показал ей его; вечером она покрыла его щелоком, чтобы он не рвал
карманы и не смог порезать Билли руку своими острыми гранями.
Билли протер глаза и сел.
- Сколько сейчас времени?
- Время начинать, - отозвалась Ребекка. - Давай, вставай.
Находясь все еще в полусонном состоянии, он вылез из кровати и
оделся. Он ощущал тяжесть в животе, и чувствовал, как тот
переворачивается. Билли испугался, что его снова стошнит. Он не знал,
что с ним произошло; после ужина, состоящего из овощного супа и
куриных крылышек, бабушка дала ему кружку чего-то черного и
маслянистого, вкусом напоминающего патоку. Она сказала, что это
нужно для того, чтобы сохранить его организм "правильным", однако
через двадцать минут он был на улице, выдавливая свой ужин на траву.
Его рвало до тех пор, пока в желудке ничего не осталось, и теперь он
чувствовал легкость в голове и слабость.
- Можно мне попить? - спросил Билли.
- Попозже. Одевай ботинки.
Он зевнул и начал борьбу со шнурками.
- Что случилось? Куда мы идем?
- На улицу, чуть-чуть прогуляться. Твоя мама тоже пойдет с нами.
Билли стряхнул с себя последние остатки сна. Бабушка была в том
же фартуке и юбке, что и вчера, однако шляпу сменил ярко
раскрашенный шарф, повязанный вокруг головы. Серебряные волосы
Ребекки сверкали в свете лампы.
- Иди за мной, - сказала она, когда Билли оделся.
Они вышли из дома через кухонную дверь. Все небо было усыпано
звездами, а луна была похожа на пузатую оранжевую тыкву. Билли шел
за бабушкой по направлению к маленькой коптильне и увидел, что из ее
трубы ветер поднимает столб белого дыма. Неожиданно из темноты в
круг света, очерчиваемый лампой, вступила Рамона и положила руку на
плечо Билли. Его сердце забилось чаще, потому что он понял, что
тайные уроки, которые он должен выучить, вот-вот начнутся.
Рамона одернула ему рубашку и поправила воротник, будто готовя
его к посещению церкви. Она улыбнулась, но в ее глазах Билли заметил
беспокойство.
- У тебя все прекрасно получится, - сказала она тихим голосом.
- Да, мэм, - он храбрился, нервно поглядывая на коптильню.
- Ты боишься?
Билли утвердительно качнул головой.
Бабушка подошла ближе и внимательно поглядела на него.
- Очень боишься? - спросила она пытливо глядя на Билли.
Он помедлил, зная, что они не будут учить его, если он сам этого
не захочет; однако ему очень хотелось знать, почему он видел Вилла
Букера, вылезающего из кучи угля.
- Нет, - ответил он. - Не слишком.
- Когда это начнется, остановиться будет невозможно, - в
последний раз предупредила их обоих Ребекка. Затем она кряхтя
наклонилась к Билли и осветила лампой его лицо.
- Ты сильный, мальчик?
- Да, у меня есть мускулы, и я могу...
- Нет. Есть ли у тебя сила здесь, - и она постучала его по груди
рядом с сердцем. - Достаточно ли ты силен для того, чтобы ходить в
темные места и возвращаться назад еще более сильным? Силен?
Взгляд старушки бросал ему вызов. Он оглянулся на столб белого
дыма, нащупал в кармане кусочек угля, выпрямился и спокойно ответил:
- Да.
- Хорошо. Тогда мы готовы.
Ребекка выпрямилась и откинула щеколду входной двери
коптильни. Из открытой двери медленно выкатилась волна пепла,
заставив колебаться пламя в лампе. Рамона взяла Билли за руку и вслед
за матерью вошла внутрь. Дверь сейчас же снова закрылась на щеколду
изнутри.
Костер из сосновых веток, обложенный камнями, полыхал на
земляном полу; прямо над ним, в нескольких футах от потолка, был
круглый металлический дымоход, направлявший дым в трубу. Билли
понял, что костер разожгли давно, и постель из угля, на которой он
горел, мерцала красными и оранжевыми сполохами, то тут, то там
свисали деревянные крюки и рамы для подвешивания мяса; Ребекка
повесила лампу на один из них и жестом пригласила Билли сесть у огня.
Когда он устроился и жар от костра тугой маской стянул ему щеки,
бабушка развернула тяжелое одеяло, которое лежало на полке, и
обернула им плечи Билли так, что торчать наружу остались только его
руки и лицо. Все стены коптильни были завешаны шерстяными
разноцветными одеялами, чтобы удерживать внутри тепло и дым. С
одного из крюков, блестя перьями, свисала темно-красная керамическая
сова, с другого - странная красная керамическая маска, с еще одного -
что-то, похожее на руку, сжимающую сердце, и с четвертого -
ухмыляющийся белый керамический череп.
Рамона села справа от Билли. Ребекка дотянулась до дымохода,
тронула маленький рычажок, и заслонка с лязганьем закрылась. Дым
медленно начал расползаться по помещению. Затем Ребекка подошла к
сумке, стоявшей в углу, и вернулась с пригоршней мокрых листьев; она
бросила их в костер, и дым сразу же стал более густым, сменив цвет на
голубовато-серый и начав змеиться невысоко от пола. Она достала из
сумки еще три предмета - черненую глиняную трубку, кожаный кисет,
расшитый синими и желтыми бусинками, и потрепанную старую
Библию в кожаном переплете - а затем опустилась на пол слева от
Билли.
- Мои старые кости не выдержат слишком долго, - тихо сказала
она, раскладывая предметы перед собой.
Языки пламени прыгали, рисуя на стенах корявые тени;
сгорающие листья трещали и сыпали искрами. Дым становился все гуще
и начал щипать Билли глаза; по его лицу и груди катились капли пота.
- Это начало, - сказала Ребекка, глядя на мальчика. - С этого
момента для тебя все будет новым. Перво-наперво ты должен знать кто
ты есть и что ты есть. Цель поет в тебе, Билли, но чтобы понять скорее,
ты должен выучить песню.
Лицо Ребекки приблизилось к лицу Билли, в ее глазах сверкали
отблески пламени.
- Песню чокто, песню жизни, посланную нам Дарующим
Дыхание. Он в этой книге, - она прикоснулась к Библии, - но он также и
везде. Внутри, снаружи, в твоем сердце и душе, везде...
- А я думал, он живет в храме, - сказал Билли.
- В храме тела, да. Камни и бревна здесь не причем.
Ребекка развязала кисет и начала набивать трубку темной,
