сложную головоломку, однако они были прекрасно сросшимися, и
только по едва уловимым признакам можно было определить, что они
были сломаны или раздроблены. Ветеринар был искренне поражен
состоянием Тоби, говоря Фальконеру, что данный случай необъясним
для науки... совершенно необъясним. Движения Тоби были ограничены,
поэтому конечности ему пришлось сломать и заново срастить, но уже
подобающим образом. Что же касается верблюжьей спины и криво
посаженной головы, то к этому пес почти уже приспособился и снова мог
подобно молнии носиться по лугам Фальконера. После этого случая в
голове Фальконера все время стоял один и тот же вопрос: если он сумел
излечить ЖИВОТНОЕ, то что же он сможет сделать с ЧЕЛОВЕКОМ?
Ответ пришел в виде голубого побитого форда-пикапа, в котором
сидели мужчина с хмурым лицом, женщина и маленькая девочка с
кукольным личиком. Их фамилия была Гнатт, а жили они на другом
конце Файета. От одного из своих друзей они услышали рассказ о сыне
Дж. Дж. Фальконера, а тот в свою очередь слышал об этом из уст
соответствующего ветеринара. Их маленькая девочка не могла ходить; ее
отец сказал Фальконеру, что "ее ножки уснули и не хотят просыпаться".
Фальконер поднялся наверх в комнату Уэйна, где с потолка
свисали модели аэропланов. Мальчик, сидя за столом, терпеливо
склеивал фюзеляж "Ревелла Р-38". Фальконер присел на стул и с минуту
понаблюдал за его работой. Мальчик был мастер на все руки и ему
нравились аэропланы.
- Внизу кое-кто хочет видеть тебя, - наконец сказал евангелист.
- Кто, папа?
- Мужчина, женщина и их маленькая дочка. Ей семь лет, и ее зовут
Черил. Ты знаешь, почему они здесь?
Он отрицательно покачал головой осторожно приклеивая на место
крыло.
- Потому что узнали, как ты вылечил Тоби. Помнишь, ты
рассказывал мне, что когда ты увидел, что Тоби умирает, твое сердце
заболело так, что ты подумал, будто оно взорвется, а затем ты
почувствовал, что должен дотронуться до Тоби и захотел больше всего
на свете, чтобы он выздоровел?
Уэйн отложил свою работу и удивленно поглядел на отца ярко-
голубыми глазами.
- Да, сэр.
- Ты еще говорил, что думал только о том, чтобы кости Тоби
снова срослись вместе, и что твои руки дрожали, а там, где ты ими
касался Тоби, кости двигались сами собой?
Уэйн кивнул.
Фальконер очень осторожно взял сына за плечи.
- Черил и ее родители приехали сюда за твоей помощью. У нее
заснули ноги, и их нужно вылечить.
Уэйн выглядел изумленным.
- Она попала под машину?
- Нет. Я думаю, что это из-за нервов. Но ей нужно... то, что ты
сделал до этого, излечив Тоби. Как ты думаешь, сможешь ты это
повторить?
- Я не знаю. Это... это другое дело. Может быть, я больше никогда
этого не смогу, может быть, я все израсходовал на Тоби, потому что
очень хотел его вылечить. Из-за этого мое сердце так болит, папа...
- Да, я знаю. Но не становится ли тебе от этого вместе с тем
лучше? Не вдохновляет ли это тебя, не слышишь ли ты при этом голос
Бога и не чувствуешь ли ты Его Силу внутри себя?
- Возможно, но...
- Ты целитель, сынок. Живой чудодейственный целитель! - он
обнял сына одной рукой. - В тебе есть сила, которая дана тебе для
вполне определенной цели. Черил и ее родители ждут внизу. Что мне им
сказать?
- Я... Я сделал это, потому что очень любил Тоби. А эту девочку я
даже не знаю!
Фальконер наклонился к нему и понизил голос.
- Сделай это, потому что любишь меня.
Отец Черил Гнатт положил ее на бок на простыню, постеленную
на обеденном столе. Маленькая девочка задрожала и схватилась за руку
матери, когда Уэйн склонился над ней не зная, что предпринять.
Фальконер ободряюще кивнул головой; Кемми, переутомленная
происходящим, вышла из дома и уселась на ступеньках террасы,
дожидаясь окончания процедуры. Когда Уэйн наконец коснулся ноги
девочки, он закрыл глаза, в его висках застучала кровь, и он принялся
растирать круглые колени Черил. Девочка глядела в потолок и что-то
тихо шептала.
Это продолжалось около часа, пока лицо Уэйна не стало
блестящим от пота, а руки не перестали слушаться его. Родители Черил,
не говоря ни слова, подняли девочку и отнесли ее в грузовик. Уэйн стоял
на террасе, пока грузовик не скрылся вдали с поникшими от поражения
плечами; когда он встретился глазами с отцовским взглядом, то из его
груди вырвалось рыдание, и он убежал наверх в свою комнату.
Фальконер вернулся в свой уставленный книжными шкафами
кабинет, закрыл двойную, обитую дубом дверь и сел за письменный
стол, смотря перед собой невидящим взглядом. Затем он решил для
восстановления равновесия духа обратиться к Библии, каждая страница
которой была для него откровением. Он обнаружил, что открыл
тринадцатую главу Евангелия от Матфея на речи Христа о семенах,
посеянных на каменистой почве, в сорняках, и на плодородной почве, где
они дали плоды. Он медленно прочитал три страницы до того, как
уловил послание. Оно оглоушило его, как удар молнии; конечно! -
подумал он и на него словно нашло возбуждение. Поскольку не до всех
доходит слово Божье, то почему бы не быть тому же самому и с
чудесами! Если эта девочка не исцелилась, то не потому ли, что в ее
родителях недостаточно веры, или они ужасные грешники, стоящие
слишком далеко от света? Проблема была не в Уэйне, а либо в этой
девочке, либо в ее родителях! Он уже почти собрался пойти и поговорить
с Уэйном, как вдруг зазвонил телефон.
Это был мистер Гнатт, звонивший с бензоколонки "Тексако",
расположенной на другом конце города. Его дочка неожиданно начала
дрожать и говорить, что плохо себя чувствует, поэтому они завернули на
бензоколонку. Миссис Гнатт отнесла ее в туалет, где ее вырвало.
Неожиданно Черил, закричала, что чувствует, как в ее ногах течет кровь,
и ее испуганная мать поставила ее на ноги. Черил сразу упала, но затем
поднялась, и своими силами добралась до грузовика, где отец подхватил
ее на руки и стал кричать о том, как Маленький Уэйн Фальконер
исцелил его дочь.
Три дня спустя в "Крестовый поход Фальконера" пришло письмо
от Гнаттов, внутри которого лежал завернутый в тонкую оберточную
бумагу десятидолларовый банкнот. Спустя некоторое время телефонные
звонки и письма понеслись селевым потоком, и Фальконер решил, что
ему пора передать Уэйну все, что он знал о публичных выступлениях, о
том, как надо управлять толпой и помещать в сердца людей любовь к
Господу. Мальчик обладал врожденным талантом ко всему этому, и в
последнюю минуту Фальконер добавил на плакаты, предназначенные к
летнему туру палаточных проповедей, имя Уэйна.
Фальконер поднялся с постели, стараясь не разбудить Кемми,
через холл прошел в комнату Уэйна и осторожно открыл дверь. Слабые
лучики восходящего солнца отражались на дюжине моделей самолетов -
"Б-52", пары "Хеллкетов" морского базирования, английского "Спада",
"Констеллейшн" и других - свисающих на нитях с потолка.
Уэйн сидел на стуле около окна. Легкий утренний ветерок колыхал
занавески. За окном расстилались луга тридцатишестиакрового поместья
Фальконера.
- Уэйн. - Голова мальчика резко повернулась. - Что-то ты
ранехонько сегодня проснулся, а? - Фальконер вошел в комнату
пригнувшись, чтобы не задеть зеленый "Спитфаэр".
- Да, сэр. Мне надо кое-что обдумать.
- И это "кое-что" настолько важно, что нужно недосыпать? Ты же
знаешь, что этим вечером мы должны быть в Декатуре. - Он зевнул и
потянулся, предчувствуя долгую дорогу. - О чем же ты думал?
- Я думал о том, что произошло в Готорне, папа. Я думал о том
мальчике и его маме.
- О? - Фальконер взъерошил рукой волосы и тяжело присел на
край кровати, откуда мог видеть лицо сына. - Ты слышал, что о них
говорили. Они - странные люди, а эта женщина пришла на проповедь
исключительно для того, чтобы спровоцировать скандал. Но это не
должно тебя интересовать.
- Правда ли, что она ведьма, как говорили? И что мальчик -
демон?
- Я не знаю, но похоже, в Готорне все думают так.
Мальчик несколько секунд молча смотрел на него, а затем сказал:
- Почему же мы тогда не убили их?
Фальконер испугался.
- Ну... Уэйн, убийство противозаконно...
- Несмотря на то, что ты говорил, что законы Бога превыше
законов Человека? А если эта женщина и мальчик - Зло, то им нельзя
позволить жить, не так ли?
- Э-э-э... - Фальконер чувствовал себя так, будто перекувырнулся
через голову. - Господь позаботится о них, Уэйн. Не беспокойся.
- Она говорила, что то, что я делал, это убийство.
- Да, она так говорила. Но это только доказывает, насколько она
извращенная, не так ли? Она попыталась разрушить твою работу, и для
этого она использовала этого мальчика.
- Я все делаю правильно, папа?
Вопрос прозвучал как удар грома. Фальконер заморгал.
- Что ты имеешь в виду, сынок?
- Я имею в виду... Я знаю, что этим летом излечил много людей,
но... первый раз, с Тоби, я чувствовал, что что-то произошло внутри
меня, как будто моя кровь вскипела и... это было похоже на то, как в
детстве я воткнул вилку в розетку. Это было больно, и когда все
закончилось, я еще долго чувствовал это. С тех пор ко мне никогда
больше не приходило то чувство; иногда я испытывал зуд, иногда
головную боль, но... не то, что в первый раз. И помнишь, на прошлой
неделе в Силакауге? Того слепого? Я старался очень сильно, папа, но я не
смог вернуть ему зрение. А еще там были другие, которых я даже не
коснулся... может быть, собирался, но...
Уэйн замолчал, и на его лице отразилось глубокое беспокойство.
- Я думаю, что эта Крикмор заставила тебя усомниться в себе, вот
что я думаю. А это как раз то, что ей нужно! Когда ты сомневаешься в
себе, ты ослабляешь себя. Я тоже думал о слепом и ему подобных;
возможно, что ты не можешь вылечить некоторых людей потому, что
Господь желает их оставить такими, какие они есть. Или, скажем, они
когда-то согрешили и отошли от Света, и поэтому, пока они не
исповедуются, они не могут получить исцеления. Ни в коем случае не
сомневайся в себе Уэйн, иначе демоны победят. Ты понял?
- Я... думаю, что да.
- Хорошо, - Фальконер потрепал его по плечу. - Ты будешь готов
сегодня к Декатуру?
Уэйн кивнул.
- Тебя еще что-то беспокоит?
- Да, сэр. В этом мальчике есть... что-то, что меня пугает, папа. Я
не знаю, что, но... когда я поглядел ему в глаза, у меня душа ушла в
пятки...
Фальконер тихо хмыкнул и посмотрел в окно.
- Если ты чувствуешь страх, - ответил он, - то это потому, что ты
чувствуешь в его сердце грех. Уэйн, ты стоишь на пороге большой
прекрасной жизни, в которой ты встретишь много хороших людей, но
тебе также будут встречаться и люди с Сатаной в душе. Ты будешь
вставать против них и повергать их. Понял?
- Да, сэр.
- Хорошо. До завтрака еще пара часов. Не хочешь немного
вздремнуть?
- Я попробую.
Уэйн слез со стула и забрался на постель. Отец поправил простыни
и поцеловал его в лоб.
- А теперь спокойно отдыхай, дружище, - сказал Фальконер. - Я
разбужу тебя к завтраку. Хорошо? - Он улыбнулся и направился к двери.
Голос Уэйна остановил его.
- Я все делаю правильно, да, папа?
- Да. Я клянусь тебе. А теперь спи. - Фальконер закрыл дверь.
Довольно долго Уэйн лежал, глядя в потолок. Ласковый ветерок
раскачивал пластмассовые самолеты, и их крылья кренились, будто они
лавировали между облаками. В лесу лаял Тоби. Мальчик крепко закрыл
глаза.
16
На ферме Крикморов тоже вставало солнце. Рамона проснулась в
шесть с небольшим, разбуженная звуком подъезжающего у дому
автомобиля. Она слышала, как открылась его дверь, но не услышала
хлопанья закрывающейся двери. Потом кто-то начал возиться с
ключами, пытаясь отпереть входную дверь.
Рамона быстро накинула халат, зажгла лампу и пошла к входу, как
вдруг дверь распахнулась и в нее ввалился ее муж. Джон широко
улыбался; от него исходил резкий запах пота и самогона, а лицо было
