Во влажной тьме ночи стрекотали сверчки. Билли следовал за
смутно видимым силуэтом отца. Они пошли по дороге по направлению к
шоссе. Когда Билли попытался взять отца за руку, то тот отшатнулся и
прибавил шагу. Он все еще злится на меня, подумал Билли.
- Я что-нибудь сделал не так? - задал Билли вопрос, который
задавал матери в течение всей дороги до дома. - Я хотел исповедаться в
своем грехе, как советовал тот проповедник.
- Ты поступил правильно, - Джон замедлил шаг. Теперь они шли
по обочине шоссе в направлении, противоположном Готорну. - Очень
правильно.
- Но тогда почему все будто с цепи сорвались? - его папа почему-
то был чуточку выше, чем обычно. - Почему ты не поехал домой вместе
с нами?
- У меня были на то причины.
Они прошли еще немного. На ночном небе сияли россыпи звезд.
Билли все еще окончательно не проснулся, и он не мог понять, куда это
отец взял его. Джон теперь шел на два шага впереди Билли и чуть-чуть
ближе к дороге.
- Папа, - сказал Билли, - когда тот мальчишка поглядел на меня,
я... почувствовал внутри себя что-то странное.
- Странное? Как что?
- Я не знаю. Я думал об этом всю дорогу домой, и сказал об этом
маме тоже. Это было очень похоже на то, когда я ходил в дом Букеров.
На самом деле я этого не хотел, но чувствовал, что должен... Почему так,
папа?
- Не знаю.
- Мама говорит, что это потому, что он обладает, - Билли
запнулся, пытаясь произнести незнакомое сочетание слов, - Божьим
даром. Чем-то в этом роде.
Джон некоторое время молчал, а затем внезапно остановился и
стал всматриваться в темноту. Билли не помнил, чтобы он видел его
таким большим.
- Давай перейдем здесь дорогу, - тихо предложил Джон. - То, что
я хочу тебе показать, находится на той стороне.
- Да, сэр.
Билли двинулся следом за отцом. Его глаза начали закрываться и
он зевнул.
Бетонное покрытие шоссе задрожало у него под ногами.
Из-за закрытого деревьями поворота в тридцати футах от Билли
выскочил огромный трейлер с прицепом, ослепив мальчика фарами,
оглушив шумом двигателя и задушив выхлопными газами.
Билли, находившийся на середине шоссе, был ослеплен и испуган.
Его ноги налились свинцом, и он увидел впереди себя тень отца.
Только это уже был не Джон Крикмор. Это был какой-то
огромный массивный зверь - семифутовый неуклюжий монстр. Голова
зверя крутилась как на шарнире, глубоко посаженные глаза светились
темно-красным светом; Билли он показался похожим на дикого вепря.
Монстр усмехнулся и исчез в темноте в стороне от приближающихся
фар.
Водитель, не спавший почти сутки, только краем глаза заметил
что-то темное рядом с грузовиком, а затем увидел маленького мальчика
в пижаме, стоящего как приклеенный посреди шоссе. Крикнув, он ударил
по тормозам и начал лихорадочно выворачивать руль.
- Билли! - раздался вдали голос Рамоны.
Его чистота вывела Билли из ступора; он прыгнул по направлению
к кювету, потеряв один ботинок, и скатился в канаву в тот момент, когда
колеса грузовика пронеслись в нескольких дюймах от него. Он
почувствовал, как ему в бок ударила горячая струя выхлопных газов, а
затем уткнулся лицом в грязь и траву.
Грузовик со скрипом остановился, оставив после себя
пятидесятифутовый тормозной путь.
- Ты, придурок маленький, - закричал шофер. - Какого черта ты
здесь торчал?
Билли не ответил. Он так и лежал в канаве, трясясь, пока его не
нашла мать.
- Это был папа, - безнадежно прошептал он не обращая внимания
на водителя, продолжавшего кричать. - Это был папа, но это был не
папа. Он хотел, чтобы я умер. Он хотел покончить со мной!
Рамона обняла его и сказала водителю, что тот может ехать. Боже
милостивый! - подумала она. Неужели это уже началось? Она
вглядывалась в темноту и знала, как может сохранить сыну жизнь.
14
Наступил вечер, а Джон все не возвращался. Рамона сидела как
обычно на террасе, работая над очередным рукоделием и высматривая
на шоссе машину Джона. Воспоминание о том, что произошло прошлой
ночью, все еще заставляло ее содрогаться от ужаса. Оно было в их доме,
она была уверена, а она даже не слышала его! Оно обмануло Билли,
пыталось убить его.
Она чувствовала подводное течение зла в долине, которое
двигалось подобно илу на дне реки. Оно было в доме Букеров в ту
кошмарную ночь; оно было в глазах Джона, когда он однажды ночью
вернулся домой, пропахший дегтем; и оно было на проповеди, надрывая
живот от смеха, слыша, как больным говорили, что в них был Сатана, и
что теперь они могут выбросить свои лекарства. Идея о том, что болеют
только грешники, казалась Рамоне нелепой, и тем не менее эти двое -
Фальконер и мальчик - извлекали выгоду из этого бесчеловечного
утверждения.
С самого начала, как только она увидела на танцах этого
рыжеволосого юношу и ее сердце громко застучало, а голова
закружилась, она считала, что он должен знать о ней все. Мать Рамоны
была того же мнения, и Рамона несколько раз пыталась сделать это, но
Джон, похоже, не желал ничего слушать. Конечно, после того, как они
поженились, он все узнал. Как она могла скрыть это от него? В
маленьких деревушках, разбросанных по всей Алабаме, жило так много
людей, слышавших рассказы о ее матери, Ребекке. Первые несколько лет
после женитьбы Джон был спокойным, добрым, любящим... а затем все
изменилось.
Рамона вспомнила тот день, более тринадцати лет назад, когда ее
приехал повидать мужчина по имени Хэнк Кротти из Саллиджента, и
удивленный Джон впустил его. Кротти сказал, что сначала он обратился
к Ребекке Фейрмаунтейн, но старуха отослала его к Рамоне, просив
передать: "Теперь твой ход".
Ее Неисповедимый Путь звал ее; как же она могла отказаться?
Два месяца назад брат Кротти погиб на охоте в результате
несчастного случая. Но - тут лицо Кротти стало чернеть от отчаяния, а
лицо Джона бледнеть - призрак покойника пытается вернуться домой, к
жене и детям.
Глубокой ночью что-то стучит в дверь пытаясь войти. Из глаз
Кротти полились слезы, и сквозь них он стал умолять о помощи.
Вот так Джон и узнал о наследии Рамоны: индейская кровь имела
силу давать мертвым покой.
Она прождала одна в доме под Саллиджентом два дня, пока не
появился призрак. Сначала это был слабый серо-голубой огонек между
деревьев, который по мере приближения к дому приобретал туманные
голубоватые очертания мужской фигуры. В конце концов он принял вид
мужчины в маскировочном охотничьем костюме, прижимающего руки к
ране на животе. Рамона встала между призраком и домом, и тот
остановился, продолжая мерцать в темноте; Рамона почувствовала его
смущение и страдание. Это была сущность человеческого существа,
отчаянно пытающаяся вцепиться в уходящую жизнь, не понимая, что она
может покончить со страданиями и болью и перейти в другое, лучшее
место. Мать научила Рамону, что ей следует делать, и она стала мягко
разговаривать с призраком, называя его по имени, притягивая его к себе
силой воли. Он дрожал, как маленький ребенок, видящий впереди
освещенную дверь, но боящийся дойти до нее по темному коридору.
Этой дверью для него была Рамона, и она должна была принять на себя
весь его страх и земные эмоции, чтобы он мог уйти не обремененный
ими.
Наконец, после долгих попыток объяснить призраку, что он не
может больше существовать в этом мире, он скользнул к ней, как будто
хотел упасть в ее объятия. Дикая боль его страданий качнула ее назад.
Она чувствовала рану в животе, чувствовала страшное по силе
стремление прикоснуться к жене и детям, почувствовала сотни других
эмоций, которые должны остаться внутри нее.
В следующее мгновение она уже была в одиночестве, лежа на земле
и всхлипывая от ужаса. Призрак исчез, сбросив свою боль как старую
кожу.
Боль оставалась с ней еще долгое время. Во многих кошмарах ей
снилась рана в животе. Потом от ее матери пришла посылка, в которой
находился набор для рукоделия и записка: "Я слышала, что ты
совершила огромное добро. Я горжусь тобой. Но это не последний раз.
Помнишь, я говорила тебе, что если ты сделаешь это, то ты должна
научиться управлять чувствами, которые остались внутри тебя? Я
вспомнила, что будучи маленькой девочкой, ты любила вышивать.
Сделай для меня красивую картину. Я люблю тебя". В конце концов
Джон позволил себе снова прикоснуться к ней. Но затем пришел еще
один проситель, за ним еще один... и Джон превратился в испуганную
ледышку. Последние несколько лет она внимательно наблюдала за
Билли. У него случился первый, тоже чрезвычайно сильный, контакт с
призраком, который очень нуждался в его помощи. Она надеялась, что
его минует возможность видеть черную ауру, сила, которая в ней самой
развилась только к двадцати годам. Для Рамоны это было хуже всего:
видеть, что кто-то умирает, и не иметь возможности помочь.
Рамона подняла голову и задержала дыхание. На шоссе показались
огни приближающейся автомашины; автомобиль свернул и направился к
их дому. Рамона встала на подгибающихся ногах и схватилась за
подпорку террасы. Это был темно-синий "Понтиак" шерифа Бромли.
Машина остановилась, и из нее вылез Бромли.
- Добрый вечер, миссис Крикмор, - поздоровался он, растягивая
слова, и двинулся в направлении террасы. Шериф был крупным
мужчиной с большими квадратными челюстями и плоским, как у
боксера, носом; он был одет в рыжевато-коричневую рубаху и такого же
цвета брюки, над ремнем которых слегка нависал его живот. На голове у
него была шляпа. Единственной уступкой профессии был форменный
ремень с притороченным к нему фонариком, наручниками и "Спешиал"
тридцать восьмого калибра.
Распахнулась дверь в дом, и на пороге показался Билли с масляной
лампой в руках, при которой он читал книгу. Он выбежал из дома,
рассчитывая увидеть отца, вылезавшего из "Олдса", но увидев шерифа
Бромли остановился, будто наткнувшись на кирпичную стену.
- Привет, Билли, - поздоровался шериф с легкой смущенной
улыбкой. Он прочистил горло и снова обратился к Рамоне. - Я... э-э-э...
был прошлой ночью на палаточной проповеди. Да там был почти весь
Готорн. Я сожалею, что с вами поступили так грубо, но...
- Что-то случилось с Джоном?
- Нет, - ответил Бромли. - А разве он не здесь? - Он продел
большие пальцы рук в ременные петли на брюках и некоторое время
смотрел в темноту. - Нет, я не насчет Джона. Я хотел задать несколько
вопросов Билли.
- Вопросов о чем?
Шериф смущенно заерзал.
- О Вилле Букере, - ответил он наконец.
- Билли, поставь лампу на стол, чтобы на нем было светлее. Ты
слышал Шерифа. Ты ответишь на его вопросы правдиво?
Билли встревожено кивнул.
Бромли подошел ближе к террасе.
- Я должен тебе задать их, Билли. Это не значит, что я хочу их
задавать.
- Все в порядке.
- Так... Когда ты спускался в подвал дома Букеров?
- В конце апреля. Я не собирался ходить туда, я знал, что это
частная собственность, но...
- Почему ты решил туда спуститься?
- Я слышал... - Он взглянул на мать, но та сидела отвернувшись и
смотрела на шоссе, предоставив Билли отдуваться самому. - Я услышал
постукивание. За дверью в подвал.
- Ты был там еще после того, как ты... видел то, о чем ты говорил?
- Нет, сэр. Я не мог вернуться туда снова.
Бромли некоторое время смотрел Билли в глаза, затем вздохнул и
кивнул головой.
- Я тебе верю, мальчик. А теперь могу я поговорить с твоей мамой
наедине?
Билли взял свою лампу, поставил ее на плетеный столик и ушел в
дом. В лесу среди деревьев мелькали светлячки, в зеленом пруду
расквакались лягушки. Рамона сидела молча и ждала, пока шериф
заговорит.
- После того, как Дейв Букер убил их, - начал шериф усталым
отрешенным голосом, - он запихнул тело Джули-Энн под кровать, а
тело Кэти запер в шкафу. Это... было похоже на то, что он хотел
избавиться от них, или притвориться, что ничего не произошло. Мы в
поисках Вилла обыскали весь дом, искали в лесу, под террасой, во всех
