пошевелилась, не отнимая рук от лица, и Мур услышал, как она
протяжно, страдальчески вздохнула. Он еще немного постоял подле нее
и вышел, но оставил дверь открытой.
Он пошел к себе и проверил, на месте ли пистолет. Обойма была
полная, и в ящике лежали еще две запасные. Он убрал пистолет и
спустился вниз.
Немец, окутанный клубами сизого табачного дыма, сидел, держа в
руках пресс-папье со скорпионом. При виде Мура он положил
стеклянный куб на столик у своего кресла. Мур, не обращая на него
внимания, налил себе рома и единым махом проглотил. День клонился к
вечеру, солнце спряталось за тучи, и спустились бледно-серые сумерки,
но, хотя в комнате царил полумрак, а в углах колыхалась паутина теней,
Мур не собирался зажигать лампу.
- Итак, - начал он, наконец поворачиваясь к гостю, - что привело
вас сюда?
Шиллер выпустил струю дыма.
- Подводная лодка.
- Так я и думал.
Немец полез в нагрудный карман и показал Муру вырезку из
газеты. Мур наскоро пробежал ее глазами.
- Эта женщина - доктор Торнтон... она занимается подводной
археологией и тоже приехала посмотреть на лодку. Не знаю, в чем
состоит ваш интерес, но, если оставить в стороне историческую
ценность, эта лодка - никчемное корыто. Вы представить не можете, как
я жалею, что нашел эту проклятую посудину... - Он умолк и снова
отхлебнул из стакана.
- И вы были внутри?
- Да.
Шиллер откинулся в кресле, вздохнул, затянулся.
- Что от нее осталось? - странным далеким голосом спросил он.
Мур пристально разглядывал его: седина, острый нос, острый
подбородок, высокие скулы, усталые, измученные глаза, глубокие
складки на лбу. Возможно, представитель фирмы, занимающейся
подъемом затонувших кораблей; прислан с Ямайки оценить старую
лодку в плане металлолома? Нет. Он немец - вряд ли это простое
совпадение. Мур сказал:
- Взять там нечего.
На губах гостя промелькнула тонкая улыбка.
- Взять? Нет, этот аспект меня не волнует; по моим соображениям,
она давно должна была пройти эту стадию. Вообще, это невероятно -
видите ли, я думал, что море давно разбило ее на куски, что не осталось
ничего. - Он поднял голову и встретился глазами с Муром. - Значит,
газета не врет. - Это было утверждение, не вопрос.
Мур сидел так, чтобы видеть лицо немца.
- Верно.
Немец вновь взял пресс-папье; Мур заметил, что руки у него чуть-
чуть дрожат. Шиллер бережно повернул пресс-папье, провел пальцем по
гладкой поверхности.
- В сорок втором, - сказал он, - я, матрос германского флота,
служил на U-198 и был на борту, когда ее потопил у берегов вашего
острова британский морской охотник.
Мур подался вперед, лицо его застыло.
- Да-да, - сказал Шиллер. Его глаза походили теперь на кусочки
стекла, взгляд посуровел, сосредоточился в одной точке у Мура на лбу. -
Спасся только я... Все прочие... кроме одного... пошли на дно вместе с
лодкой, а тот, что не утонул, сгорел - попал в горящую солярку. Я звал
его... я пытался его найти, но море было усеяно трупами, а в воздухе
воняло дымом и горелым мясом. Наша лодка ушла; буквально ушла из-
под ног... нет-нет, на месте командира я сделал бы то же самое - видите
ли, у них не оставалось времени... И тогда я остался один, а вокруг
гремели взрывы, выли сирены, звучали крики... - Шиллер вдруг
спохватился; взгляд его едва заметно смягчился, он ткнул окурок в
пепельницу. - Извините, - сказал он. - Я не хотел вдаваться в
подробности.
- Да нет, - сказал еще не пришедший в себя Мур, - я понимаю. А
как вас занесло на Ямайку?
Шиллер рассеянно провел по губам тыльной стороной ладони -
привычка, от которой он так и не избавился. У всех, кому довелось
стоять вахту на мостике подводных лодок типа "U", вырабатывался и в
разной степени укоренялся в подсознании схожий жест - приходилось
вытирать с губ соленую корку, а волны снова и снова, тысячу раз
окропляли их брызгами, с грохотом разбиваясь о железный фальшборт.
Еще одно звено в цепи, которая связывает меня с погибшими, понял он,
касаясь губ.
- Теперь я живу на Ямайке, - сказал он. - В конце пятидесятых я
вернулся сюда преподавать немецкий язык и историю в Вест-Индском
университете, в Моне. По крайней мере, так я объяснял себе это
поначалу. Но, наверное, на самом деле я вернулся на Карибы из-за
лодки.
Мур ждал продолжения, но Шиллер молчал, и он спросил:
- Из-за лодки? Почему?
- Потому что, - с усилием выговорил Шиллер, - пока я жив, я
остаюсь одним из команды... последним из команды этой лодки. - Он
снова погладил грани пресс-папье и поставил его на стол. - Я никогда не
был рьяным сторонником дела нацизма и, возможно, с самого начала
понимал, что Гитлер ведет нашу страну к полному разорению. Но
история подарила нам краткий - очень краткий - миг торжества и славы,
яркий, как пламя, и, как пламя, канувший в забвение. Этого я никогда не
забуду.
В тишине комнаты слышно было, как гудят снаружи насекомые и
тихонько шелестит, поет в натянутой на дверь сетке морской ветерок.
- Кажется, вы не сказали мне, как вас зовут, - нарушил молчание
Шиллер.
- Дэвид Мур, - представился тот. Он поставил стакан, поднялся,
зажег лампу. При свете немец вдруг показался старше своих лет. Взгляд
его был подернут дымкой воспоминаний.
- Я бы сейчас с огромным удовольствием выпил, - сказал Шиллер.
- Иногда, знаете ли, надо.
- Да. Со мной так тоже бывает. - Мур плеснул рома в другой
стакан и протянул гостю.
Шиллер с благодарностью принял его, пригубил и прислушался к
звону насекомых. Он встал, подошел к двери и устремил взгляд на
темнеющую бухту.
- Красивый остров, - сказал он чуть погодя, не оборачиваясь к
Муру. - Вы знаете, что наша лодка чуть было не уничтожила его?
- Да, знаю.
- И вам... не горько?
- Некоторым - наверняка.
Шиллер кивнул.
- Честный ответ. Видите ли, этот остров находился в зоне нашего
патрулирования. Мы получили приказ обстрелять верфь - было
известно, что англичане ремонтируют здесь свои суда... и потом, была
война...
Мур вновь уселся, не сводя с немца глаз.
- Я помню, - спокойно проговорил Шиллер, - как во время первого
обстрела стоял на мостике и считал взрывы на берегу. Мне казалось, все
это происходит не со мной, с кем-то другим, где-то далеко. Да, я знал,
что мы уничтожаем человеческие души, и все же... это были враги.
Морские охотники в ту ночь отчего-то не появились, и обстрел
продолжался много часов. Конечно, береговая артиллерия вела
ответный огонь, но нас им было не достать. Пламя вырастало в ночи
словно буйные алые цветы на черном бархате. Командир посмотрел в
бинокль и велел прекратить огонь. И когда эхо выстрелов носового
орудия стихло, мы услышали крики... - Шиллер надолго умолк; Мур
неотрывно смотрел на него. - Командир остался доволен, и мы снова
ушли в патруль.
- И после такого вы не испытывали угрызений совести? Ни разу?
Шиллер повернулся к нему, хмурясь, словно не вполне понял
вопрос.
- Я выполнял свой долг. Но будьте покойны, я расплатился за
это... и не однажды. Через несколько дней мы вернулись в этот квадрат -
командир заподозрил, что на верфях начат ремонт, и хотел еще раз
обстрелять их, пока работы не завершены. Неподалеку от острова
вахтенный заметил впереди медленно идущий корабль. Мы ушли на
глубину и некоторое время следовали за ним. Это был грузовой
транспорт. Мы расстреляли его торпедами, но вспышки привлекли
внимание военных кораблей, стоявших в вашей бухте. Они засекли нас и
зашли сзади. В это время я и еще один матрос, тот, о ком я упоминал,
были на палубе. Во время срочного погружения нас смыло...
Шиллер умолк, глядя на море.
- А что стало с лодкой?
- Не знаю, - прошептал немец. - Или, вернее, знаю, но неточно. -
Он отпил из стакана. - Морские охотники оцепили район ее погружения
и стали сбрасывать глубинные бомбы. Гидролокаторы англичан
нащупали нашу лодку, и начался многочасовой обстрел. Все это я был
вынужден наблюдать с палубы британского корабля - меня подобрала
шлюпка союзников. Море бурлило, как лава в кратере вулкана,
плевалось песком, обломками кораллов, растерзанной рыбой. Я подумал
о своих товарищах - о тех, кто надеялся спастись от обстрела под
многометровой толщей воды.
Обстрел глубинными бомбами страшная вещь, мистер Мур. Вам
слышно, как сталь прогибается от взрывов, и вы молите Господа, чтобы
не вылетели заклепки. На больших глубинах струйка воды, брызнувшая
в крохотное отверстьице, способна снести человеку голову, а заклепки
рикошетят, как пули, пробивают не только плоть и кость, но и
металлические переборки. И шум... грохот подводных взрывов,
пронзительный скрип железа, и лучи гидролокаторов шарят по корпусу
лодки, словно в него бросают пригоршнями гравий. - Он содрогнулся и
отвел взгляд. - Но ~вам~ нельзя издать ни звука, ~вы~ должны загнать
вглубь страх, подавить вопль, рвущийся из горла, ведь если вы
закричите, примерно в трехстах футах у вас над головой люди в
наушниках услышат этот крик, и на вашу лодку, кувыркаясь,
посыплются новые бомбы. Это чрезвычайно жестокая игра, война
натянутых нервов, когда вода из защитницы становится врагом и один-
единственный возглас может подписать вам смертный приговор.
Два дня британские морские охотники не оставляли лодку в покое;
они знали, что заперли ее в своем кольце, и хотя порой надолго
воцарялась тишина, обстрел неизменно возобновлялся. Они сбрасывали
на нее, казалось, тысячи глубинных бомб - и ждали, не кашлянет ли кто,
не выдохнет ли сквозь стиснутые зубы, не лязгнет ли ведро, не застонет
ли разорванный металл. - Глаза у Шиллера были безумные, и Муру
сделалось не по себе. - Но лодка так и не всплыла. Немного солярки, да,
но ничего, что говорило бы о прямом попадании. Из того, что я сумел
разобрать, я понял: локаторы морских охотников потеряли лодку, точно
она вдруг испарилась, но англичане не сомневались: она где-то на дне.
В эту минуту Муру живо вспомнилось его погружение - гора песка
и кораллов, нависающий над головой неровный край былого выступа
материковой отмели. Может быть, командир немецкой лодки пытался
уйти от врага, ~поднимаясь~ вдоль стены Бездны, вместо того чтобы
опускаться глубже, а потом завел субмарину под каменный карниз, где ее
не могли нащупать радары? И, может быть, в тот самый миг, когда кто-
то из команды подвинул рычаг, открыв сжатому воздуху доступ в
резервуары, карниз от сотрясения обвалился и похоронил лодку под
тоннами песка. Экипаж оказался в заточении и час за часом, задыхаясь в
накапливающихся вонючих испарениях, ждал - вот-вот иссякнет воздух.
Когда остов лодки в досточной мере освободился от песка, чему немало
способствовали ураган и последний взрыв глубинной бомбы, остатки
сжатого воздуха подняли ее на поверхность.
- Наконец, - негромко говорил Шиллер, - морские охотники
сдались и прекратили поиск. Меня допросили и отправили за решетку.
Конец войны я встретил в тюрьме. Я вернулся в Германию, в Берлин. Я
помню, как шел по улице к родительскому дому... От него остался один
фасад - печная труба, стена, дверь. А поперек двери намалеванное кем-то
ярко-красной краской "Семья Шиллеров погибла". - Он заморгал и
отвернулся. - Они погибли во время воздушного налета.
- Мне очень жаль.
- Ничего, ничего. Ведь была война, - Шиллер допил свой ром и
поставил стакан на стол. - Где лодка сейчас?
- На верфи.
Шиллер мрачно улыбнулся и кивнул.
- Странно, не правда ли, как иногда поворачивается судьба?
Возможно, за столько лет моя лодка еще не исполнила своего
предназначения...
- Предназначения? - ошарашенно переспросил Мур. - Как это?
Шиллер пожал плечами.
- Куда ее денут? В какой-нибудь морской музей? Может быть, даже
в сам Британский музей? Полагаю, это возможно. А значит, моя лодка
еще жива, а? Быть может, ее поставят в выстланном линолеумом
огромном зале среди громадных орудий. Возможно, там будет даже
старый, подбитый в бою танк. А дальше будет выставлен сияющий
