Гавань была запружена судами всех наций. Точно лес, всюду виднелись мачты
голландских, норвежских, французских, итальянских, русских, американских и
других кораблей. На пристани стоял настоящий гул от смешанных криков и
говора на всевозможных языках.
Выйдя на берег, наши путешественники совершенно бы растерялись в этой
толпе, если бы не встретили своего знакомого Винцента, которому они очень
обрадовались.
- Вы куда? - спросил он.
- Нам это безразлично, - ответил Стюарт. - Сначала нужно бы разыскать
какую-нибудь гостиницу. Там мы оставим свои вещи, закусим и отправимся
осматривать город.
- Ну, на это вам не много понадобится времени. А потом?
- Потом я желал бы пробраться вглубь страны. Мне знакома Норвегия
только по книгам и рассказам. Говорят, много хороших мест есть между
Христианией и Бергеном.
- Да, это правда. Я тоже еду в Берген. Хотите ехать вместе? Я знаю
эти места и, может быть, буду вам полезен дорогою.
- Благодарю вас, вы очень любезны. С удовольствием принимаю ваше
предложение. Но на чем мы поедем?
- А вы не видали здешних экипажей?
- Нет еще.
- Смотрите, вот вам образец, - и Винцент указал на проезжавшую мимо
таратайку.
Это был какой-то странный экипаж с высокой спинкой, запряженный одной
лошадью. В нем сидел, вернее - полулежал, растянувшись во всю длину,
пассажир. Сзади, на запятках, стоял кучер и управлял оттуда лошадью через
голову пассажира.
- Какие чудные тележки! - вскричал Гаральд. - Как же мы влезем в
такой экипаж?
- Каждый из нас сядет в отдельную таратайку. Они приспособлены только
для одного пассажира, - заметил, улыбаясь, Винцент.
- Вот это отлично! - воскликнул Гарри. - Джерри, - обратился он к
брату, - мы можем сами править.
- Это мы увидим! - произнес Стюарт. - А теперь пойдемте в гостиницу.
По дороге они наняли четыре таратайки к завтрашнему утру и, придя в
гостиницу, плотно закусили, напились чаю и отправились осматривать город.
На другой день, рано утром, путешественники уселись в эти
оригинальные экипажи и отправились в путь.
Дорогою Гаральд вздумал разговориться со своим кучером, который был
одних лет с ним и так смешно коверкал известный ему небольшой запас
английских слов, что Гаральд не утерпел и стал его дразнить. Кучер
обиделся остановил лошадь, соскочил на землю и проговорил наскоро подбирая
английские слова и немилосердно их коверкая:
- Я не хотеть ехай... смеяться меня... Ходить вон! - и он с
угрожающим видом подошел к своему пассажиру, хохотавшему до упаду при виде
жестов норвежца.
- Ах ты, дурак этакий! - вскричал наконец Гаральд, видя, что его
возница действительно не желает ехать дальше. - Так вот тебе за это! -
прибавил он, дав порядочную затрещину своему кучеру.
- О-о!.. - закричал окончательно выведенный из себя норвежец, и
стащив седока с таратайки, принялся тузить его.
Услышав крики, ехавший впереди Стюарт оглянулся, приказал
остановиться и вышел из экипажа.
Когда он подошел к месту драки, то она приняла уже такой вид: сильный
норвежец повалил Гаральда и, сидя на нем, колотил его обоими кулаками.
- Ну, довольно, довольно! - проговорил Стюарт, оттаскивая норвежца от
своего ученика. - Теперь можно надеяться, что он поумнеет и будет
вежливее. Это славный урок для него. Право, мне стыдно за вас, Гаральд! -
прибавил он, помогая мальчику подняться на ноги и отряхивая с его платья
пыль.
Норвежец добродушно засмеялся, взял вожжи и снова забрался на свое
место - на запятки.
- Погоди, я тебе это припомню, норвежская собака! - прошептал
Гаральд, усаживаясь в таратайку.
- Не советую вам нападать больше на него, - сказал Стюарт, - ведь вы
видите, что он гораздо сильнее вас, и в другой раз вам еще хуже
достанется.
Не обошелся без приключения и Гарри. Пока здесь разыгрывалась эта
сцена, немного дальше происходила другая.
Упросив своего кучера пересесть на свое место, Гарри встал на запятки
и взял вожжи. Молодая горячая лошадь, почувствовав, что вожжи находятся в
неумелых руках, стала понемногу прибавлять шагу. Лошадь Винцента едва
поспевала за нею.
Вдруг лошадь Гарри, вырвав сильным движением головы вожжи из рук
неопытного кучера, закусила удила и понеслась изо всех сил. Тележка стала
подпрыгивать на каждой неровности дороги.
Гарри судорожно ухватился обеими руками за задок тележки и стоял ни
жив, ни мертв. Кучер его хотел поймать вожжи, но они соскочили с таратайки
и волочились по земле, так что он никак не мог достать их.
Но вот лошадь свернула с дороги немного в сторону, и тележка
принялась прыгать по кочкам. Через несколько мгновений дощечка, на которой
стоял Гарри, выскользнула у него из-под ног, руки его разжались, выпустили
задок тележки, и мальчик свалился на землю. При падении он ударился
головою о что-то твердое и потерял сознание.
3. НАУЧНЫЕ БЕСЕДЫ
Когда Гарри очнулся, то заметил, что лежит в какой-то большой
комнате, с потолка которой свисали какие-то щепки. Только внимательно
присмотревшись, он заметил, что эти щепки - сушеная рыба.
Мальчик закрыл глаза и стал припоминать, что с ним случилось.
Мало-помалу память к нему начала возвращаться, и он ясно вспомнил все,
только не мог понять, где находится.
"Где это я! - подумал он, снова открывая глаза и обводя ими комнату.
- Куда девались мистер Стюарт и Гаральд? Неужели они покинули меня здесь
одного?"
Ему больно было смотреть долго на свет, и он опять закрыл глаза.
Вдруг Гарри, услыхал, как отворилась дверь и кто-то вошел в комнату. Он
еще раз открыл глаза и заметил нагнувшееся к нему доброе лицо своего
наставника.
- А я думал, вы покинули меня, мистер Стюарт, - сказал он слабым
голосом.
- Напрасно вы так думали, Гарри, - отвечал Стюарт. - Ну, как вы
теперь себя чувствуете?
- Ничего, так себе. Только вот очень болит голова.
- Ну, еще бы после такого падения! Вы помните, что с вами случилось?
- Помню. Лошадь понесла, я выпустил вожжи и грохнулся с этой
проклятой таратайки. Но где я теперь?
- В одной рыбацкой хижине близ Христиании. Мы не успели далеко
отъехать от этого города, когда случилось с вами несчастье.
- А Гаральд и Винцент?
- Гаральд, разумеется, здесь, а Винцент не мог ждать вашего
выздоровления и уехал один в Берген.
- Да разве я так давно болен?
- Уже две недели.
- Вот как! А мне казалось, что это все случилось вчера.
Мальчик был очень утомлен этим разговором и заметно ослабел. Стюарт
увидел это и ласково сказал ему:
- Засните, Гарри. Вы еще очень слабы, довольно разговаривать.
Мальчик улыбнулся и закрыл глаза, а Стюарт тихонько отошел от него.
Прошло несколько дней. Здоровье Гарри заметно поправлялось; он
вставал с постели и начал выходить на воздух. Однажды он сидел в саду в
обществе брата и учителя. Последний рассказывал своим воспитанникам, что
знал о Норвегии.
- Мистер Стюарт, помните, вы хотели нам рассказать что-то об Олафе? -
сказал Гаральд.
- Помню, помню!.. Если хотите, я сейчас вам расскажу его историю,
ответил Стюарт.
- Пожалуйста! - воскликнули оба мальчика.
Нужно сказать, что за время болезни Гарри нравственное исправление
сыновей полковника Остина сильно подвинулось вперед. Они уже почти
перестали употреблять простонародные выражения и сделались менее грубы. Да
и умственный горизонт их, вследствие постоянных бесед с наставником, начал
несколько расширяться. Рассказы последнего им так нравились, что они
готовы были целыми днями слушать его. Они и не подозревали, что эти
рассказы почти те же школьные занятия, и очень удивились бы, если бы
кто-нибудь им сказал, что с самого момента поступления к ним Стюарта в
качестве их наставника они уже учатся. Мальчики серьезно воображали, что
учиться значит сидеть за книгами и долбить скучные и непонятные слова.
Между тем, Стюарт, познакомившись с умственным развитием своих
учеников, выбрал для занятий с ними сначала устную беседу. Этим он хотел
заинтересовать их, заставить полюбить занятия. Он был твердо убежден, что
добьется своей цели и принудит мальчиков просить его дать им книги.
Конечно, пока до этого было еще далеко, но Стюарт видел, что начало
уже сделано, и искренно радовался, глядя на поворот к лучшему в характере
и уме своих воспитанников.
- Ну, слушайте, - продолжал молодой наставник. - Олаф родился в 969
году на каком-то маленьком островке, название которого неизвестно. На этот
остров мать Олафа принуждена была бежать, спасаясь от преследований убийц
своего мужа. Олаф еще ребенком был украден морскими разбойниками и продан
в рабство. Впоследствии он как-то попал в Россию. Там его увидал Владимир
и принял к себе на службу. Владимир любил людей мужественной наружности, а
Олаф был силен, высок ростом и очень красив.
- А кто был этот Владимир? - спросил Гаральд.
- Это был русский князь. Он, подобно Константину Великому, принял
христианство и крестил свой народ. Ну, слушайте дальше. Олаф был
язычником; ему вскоре надоело служить у Владимира, и он уехал от него.
После долгих скитаний он попал на остров Борнхольм, где сначала и
поселился.
- А где находится этот остров? - перебил Гарри.
- На Балтийском море, южнее Швеции.
- Что же там делал Олаф? - спросил Гаральд.
- Он был морским разбойником. Всевозможные разбои были почти всюду в
большом ходу.
- Значит, тогда было очень весело жить! - вскричал Гаральд.
- Это вы сказали необдуманно, Гаральд, - заметил Стюарт. - Разве
можно было весело жить в то время, когда каждую минуту вы рисковали
лишиться всего вашего имущества, свободы и даже жизни? Подумайте.
- Да... вы правы, мистер Стюарт, - проговорил сконфуженный тоном
мальчик, - я действительно не подумал об этом.
- То-то и есть, мой друг. Но я продолжаю. Однажды Олаф попал в
Дублин. Ирландией в то время правила одна принцесса. Народ требовал, чтобы
она выбрала себе кого-нибудь в мужья, и вот в Дублин съехалось множество
богатых и знатных рыцарей. Все они собрались во дворце принцессы, где
назначен был смотр. Между ними находился какой-то иностранец благородной и
воинственной наружности, но в простой, грубой одежде. Он привлек внимание
принцессы. Она спросила, как его имя и кто он. Он отвечал, что его зовут
Олафом и что он норвежец.
- Хорошо, что он не наряжался: воину это не идет, - заметил Гаральд.
- Принцесса была того же мнения. Олаф ей сразу понравился, и она
избрала его своим супругом. Вскоре слава Олафа достигла норвежского короля
Гакона. Это был очень дурной человек, и народ прозвал его злым; так он и
был известен под именем Гакона Злого. Гакону было досадно, что его
подданный сделался тоже королем. Он отправился в Ирландию одного хитрого
человека, который втерся в доверие к Олафу и под видом дружбы уговорил его
поехать в Норвегию. Олаф прибыл туда как раз в то время, когда многие
начальники составили заговор против злого короля. Гакон вынужден был
бежать, а Олаф, которого король хотел лишить жизни, был выбран на место
Гакона королем Норвегии.
- Вот как! - вскричал Гарри. - А каков он был королем?
- Он был хорошим военачальником и правителем, и хотя крестился, но не
мог проникнуться духом христианства: тогдашние нравы были слишком грубы
для этого. Крестившись, он, по примеру русского князя Владимира, задумал
крестить и свой народ, но приступил к этому не так, как следует. Вместо
