- Ты сейчас вылитый дядюшка Эндрью, - сказала Полли.
- При чем тут дядюшка? Мы говорим, что...
- Типичный мужчина! - сказала Полли взрослым голосом, и тут
же прибавила: - Только не вздумай отвечать, что я типичная
женщина. Не дразнись.
- Стану я называть женщиной такую козявку!
- Это я-то козявка.? - Полли рассердилась по-настоящему. -
Ладно, не стану мешать. С меня хватит. Совершенно мерзкое место.
А ты - воображала и поросенок!
- Стой! - закричал Дигори куда противнее, чем хотел. Он
увидел, что Полли вот-вот сунет руку в карман с желтым колечком.
Мне его трудно оправдать. Могу только сказать, что он - и не
только он один - потом очень и очень жалел о том, что сделал. Он
схватил Полли за руку, а сам левой рукой дотянулся до молота и
ударил по колоколу. Потом отпустил девочку, и они молча
уставились друг на друга. Полли собралась было зареветь, причем
не от страха, а от злости, но не успела.
Звон был мелодичный, не слишком оглушительный, зато
непрерывный и нарастающий, так что минуты через две дети уже не
могли говорить, потому что не услыхали бы друг друга. А когда он
стал таким сильным, что перекрыл бы даже их крик, то и сама
мелодичность его стала казаться жуткой. Под конец и воздух в
зале, и пол под ногами задрожали крупной дрожью, а часть стены и
кусок потолка с грохотом рухнули - не то из-за колдовства, не то
поддавшись какой-то особенной ноте. И тут все затихло.
- Ну что, доволен? - съязвила Полли.
- Ладно, все уже кончилось, - отозвался Дигори.
Оба они думали, что все и впрямь кончилось. И оба страшно
ошибались.
Глава пятая
НЕДОБРОЕ СЛОВО
Дети смотрели друг на друга поверх приземистой колонны, на
которой до сих пор подрагивал замолкший колокол. Вдруг в
дальнем, совсем неразрушенном углу комнаты раздался какой-то
негромкий звук. Они обернулись на него с быстротой молнии и
увидели, что одна из облаченных в пышные одежды фигур, та самая
последняя в ряду женщина, которая показалась Дигори такой
красавицей, подымается с кресла во весь свой гигантский рост. И
по короне, и по облачению, и по сиянию глаз, и по изгибу рта
она, несомненно, была могучей королевой. Комнату она осмотрела,
и детей увидела, и, конечно, заметила, что кусок стены и потолка
обвалился, только на лице ее не показалось и следа удивления.
- Кто пробудил меня? Кто разрушил чары? - она выступила
вперед быстрыми, длинными шагами.
- Кажется, это я, - сказал Дигори.
- Ты! - Королева положила на плечо мальчика свою руку -
белоснежную, прекрасную руку, которая, однако, была сильной, как
клещи. - Ты? Но ты же дитя, обыкновенный мальчишка! В твоих
жилах, я сразу увидела, нет ни королевской, ни даже благородной
крови. Как ты осмелился проникнуть в этот дом?
- Мы из другого мира сюда попали. Волшебным способом, - Полли
решила, что королеве пора заметить и ее.
- Это правда? - спросила королева у Дигори, по-прежнему не
обращая никакого внимания на девочку.
- Правда, - отвечал он.
Свободной рукой королева схватила его за подбородок и задрала
лицо мальчика, чтобы к нему присмотреться. Дигори, сколько ни
силился, так и не сумел выдержать ее взгляда. Что-то в ней было
такое, слишком могучее. Королева отпустила его не раньше, чем
через минуту с лишним.
- Ты не волшебник, - сказала она, - на твоем лице нет знака
чародеев. Ты, верно, слуга волшебника. Тебя принесло сюда чужое
волшебство.
- Мой дядя Эндрью волшебник, - сказал Дигори.
И тут где-то совсем рядом с комнатой зашуршало, заскрипело,
затрещало, раздался грохот падающих камней, и пол закачался.
- Здесь смертельно опасно, - сказала королева. - Весь дворец
скоро рухнет, и мы погибнем под развалинами. - Она говорила так
спокойно, словно речь шла о времени суток или о погоде. -
Вперед, - добавила она, протягивая руки обоим детям. Полли,
между прочим, королева была совсем не по душе, и руки ей она
давать не собиралась. Но та, несмотря на все спокойствие,
двигалась с быстротой мысли. Не успела Полли опомниться, как ее
левую руку уже сжимала другая рука, куда крупнее и сильнее, чем
ее собственная.
"Жуткая женщина, - думала Полли, - не ровен час, еще сломает
мне руку. С нее станется. И руку-то она сграбастала левую, так
что желтого колечка я достать не смогу. Можно правой попробовать
дотянуться до левого кармана... нет, не получится, она меня
спросит, что это я делаю. Ей ни в коем случае нельзя про колечки
говорить. Ой, лишь бы Дигори не выболтал. Хорошо бы ему шепнуть
пару слов..."
Из заколдованного зала королева провела их сквозь длинный
коридор в целый лабиринт гостиных, лестниц и двориков. Где-то
продолжали рушиться куски стен и потолка, порою грохот
раздавался совсем близко, и одна арка упала сразу после того,
как они под ней прошли. Королева шла так быстро, что детям
приходилось семенить за нею, но она не выказывала никакого
страха.
"Отважная какая, - думал Дигори, - и сильная. Настоящая
королева. Вот бы она рассказала историю этого места..."
По дороге она и впрямь кое-что им рассказала.
- Вот дверь в подземелье, - говорила она, - а вот проход в
главную камеру пыток. Тут был старый пиршественный зал, куда мой
прадед пригласил как-то раз семьсот дворян, и перебил их прежде,
чем они приступили к ужину. Они были виновны в мятежных мыслях.
Наконец они дошли до самой высокой и просторной залы с
дверями в дальнем конце. Дигори подумал, что здесь раньше был
главный вход в замок, и он был совершенно прав. Двери были не то
черного дерева, не то черного металла, неизвестного в нашем
мире, и закрыты на засовы, тяжелые и расположенные слишком
высоко. "Как же нам выбраться?" - подумал Дигори.
Тут королева отпустила Дигори, встала в полный рост и замерла
с простертой вверх рукой, а потом произнесла какие-то угрожающие
непонятные слова и словно бы что-то кинула в двери. Двери
дрогнули, словно шелковые занавески, и принялись распадаться,
покуда от них не осталась горстка пыли на пороге.
Дигори присвистнул.
- Обладает ли твой повелитель, твой дядя-чародей, моим
могуществом? - королева снова крепко сжала руку Дигори. - Я еще
узнаю об этом. А ты тем временем помни. Вот что я делаю с теми,
кто стоит на моем пути.
Сквозь пустой дверной проем струился довольно яркий для этого
мира свет, и когда королева вывела детей из замка, они уже
догадались, что окажутся на открытом воздухе. В лицо им дул
холодный, но какой-то затхлый ветер. С высокой террасы
открывался удивительный вид.
Далеко внизу над горизонтом висело багровое солнце, намного
больше нашего. Дигори сразу почувствовал, что оно к тому же куда
древнее, чем наше. Это было умирающее солнце, усталое от долгого
взгляда на этот мир. Слева от солнца, чуть повыше его, сверкала
огромная одинокая звезда. Кроме этой зловещей пары, в темном
небе не было больше ничего. А по земле во всех направлениях до
самого горизонта простирался обширный город без единой живой
души. От всех храмов, башен, дворцов, пирамид и мостов города в
свете увядающего солнца ложились длинные мрачные тени. Когда-то
протекавшая через город река давно высохла, оставив лишь широкую
канаву, заполненную пылью.
- Запомните, ибо никому больше не доведется этого увидеть, -
сказала королева. - Таким был Чарн, великий град, столица Короля
Королей, чудо этого света, а может быть, и всех остальных. Есть
ли у твоего дяди столь богатые владения?
- Нет, -Дигори хотел было объяснить, что у дяди Эндрью нет
никаких владений, но королева его перебила.
- Ныне здесь царит молчание, но я стояла здесь, когда воздух
был полон звуками, что издавал Чарн. Здесь грохотали шаги и
скрипели колеса, щелкали бичи и стенали невольники, гремели
колесницы и барабанный бой возвещал жертвоприношения в храмах. Я
стояла здесь перед гибелью города, когда со всех улиц раздавался
боевой клич и кровь струилась рекою... - Она на мгновение
замолкла. - И сразу, в единый миг, по слову одной-единственной
женщины Чарн погиб!
- Кто же эта женщина? - спросил Дигори слабым голосом,
заранее зная ответ.
- Я! - отвечала королева. - Я, Джадис, последняя королева,
владычица всего мира!
Дети стояли молча, дрожа от холода.
- Виновна моя сестра, - продолжала королева. - Это она довела
меня до такого, и будь она вовеки проклята всеми волшебными
силами! Не было минуты, когда я не пошла бы на мир, пощадив ее
жизнь, если б она отреклась ради меня от трона. Но она
отказалась, и гордыня ее разрушила целый мир. Даже после начала
войны мы обе торжественно обещали не призывать на помощь
волшебства. Но что мне оставалось, когда она нарушила свою
клятву? Безумная! Или не знала она, что у меня во власти было
больше волшебства? Или не знала она, что мне доступна тайна
Недоброго Слова? Или сомневалась она, что я не устрашусь
произнести его?
- Что это за слово такое было? - осведомился Дигори.
- Не спрашивай о тайне тайн, - сказала королева. - Великие
властелины нашего народа испокон веков знали, что есть слово, и
есть обряд, которые убьют все живое в мире, кроме самого
чародея. Но древние короли были слабы и мягкосердечны, да и те,
кто всходил на трон вслед за ними, никогда даже не пытались
узнать этого слова. Но я узнала его в одном тайном месте, и
заплатила за это знание страшной ценой. И я молчала, пока меня
не заставили. Я сражалась с ней до конца, всем, что было в моей
власти. Кровь рекой лилась из жил моих врагов...
- Что за скотина, - пробормотала Полли.
- Последнее великое сражение шло три дня здесь, в Чарне. И
все три дня я созерцала его с этой террасы. Я молчала, покуда не
погиб мой последний солдат, покуда эта проклятая женщина, моя
сестра, не поднялась со своими разбойниками до середины этой
лестницы, ведущей из города к дворцу. Я дождалась, когда мы
стали лицом к лицу, когда она, сверкнув своими злобными глазами,
не выкрикнула: "Победа!" "Победа, - отвечала я, - только твоя
ли?" И уста мои произнесли Недоброе Слово. И спустя мгновение я
осталась единственным живым существом под солнцем.
- А как же люди? - выдохнул Дигори.
- Какие такие люди? - не поняла королева.
- Простые люди, - возмутилась Полли, - которые вам никакого
зла не сделали. И женщины, и дети, и звери...
- Как же ты не можешь этого постигнуть? - королева
по-прежнему обращалась к Дигори. - Ведь я была королевой. И это
был мой народ, живший, чтобы исполнять мою волю.
- Не повезло же им, однако, - сказал Дигори.
- Ах, я забыла, что ты и сам мальчик из простонародья. Откуда
тебе понять интересы государства. Затверди, отрок, что великой
королеве позволяется много больше, чем черни. Ибо на наших
плечах - тяжесть всего мира. Для нас нет законов, и мы одиноки в
своем высоком уделе.
Дигори вдруг припомнил, что дядюшка Эндрью выражался в
точности теми же словами. Правда, в устах королевы Джадис они
звучали куда внушительней. И то сказать, ведь в дядюшке не было
двух с лишним метров росту, да и красотой он не отличался.
- Что же вы сделали потом? - спросил Дигори.
- Всем своим волшебством заколдовала я тот зал, где сидят
изображения моих предшественников. Сила этих заклинаний
погрузила и меня в сон среди них, чтобы я не нуждалась ни в
тепле, ни в пище, покуда, будь то хоть через тысячу лет, не
пришел бы кто-то, дабы разбудить меня звоном колокола.
- А солнце у вас такое из-за Недоброго Слова? - спросил
Дигори.
- Какое, мальчик?
- Такое большое, багровое и холодное.
- Оно вечно пребывало таким, - сказала королева, многие сотни
тысячелетий. Что за солнце сияет в вашем мире, мальчик?
- Оно поменьше и пожелтее. И гораздо жарче.
И тут королева испустила не то вздох, не то рев, и лицо ее
исказилось той же жадностью, какую он недавно видел на
физиономии дядюшки Эндрью.
- Значит, ваш мир моложе, - она помедлила, чтобы снова
бросить взгляд на разрушенный город. Если совесть и мучила
королеву, то по ее лицу угадать это было бы решительно
невозможно. - Что ж, пошли. Здесь холодно, здесь настает конец
