видите, а мы только верим. Как прекрасно все устроил Малельдил!
Когда я была молодая, я не могла представить себе другую
красоту, кроме нашей. А он выдумывает столько разного!
-- А я вот удивляюсь, -- сказал Рэнсом, -- что ты совсем
такая же. Ты совершенно похожа на женщин моего мира. Этого я не
ожидал. Я побывал еще в одном мире, кроме моего, и разумные
существа там не похожи ни на тебя, ни на меня.
-- Что же тут странного?
-- Не понимаю, как могли в разных мирах появиться
одинаковые существа. Ведь на разных деревьях не растут одни и
те же плоды?
-- Но ведь тот, другой мир старше вашего, -- сказала она.
-- Откуда ты знаешь? -- удивился он.
-- Малельдил сказал мне сейчас, -- отвечала она. Когда она
произносила эти слова, мир вокруг нее изменился, хотя никакие
наши чувства не уловили бы разницы. Свет был приглушен, воздух
мягок, все тело Рэнсома купалось в блаженстве, но сад, в
котором он стоял, внезапно заполнился до отказа, невыносимая
тяжесть легла ему на плечи, ноги подкосились, и он почти упал
на песок.
-- Я вижу все это, -- продолжала Женщина. -- Вот большие
пушистые существа, и белые великаны -- как их?.. -- сорны, и
синие реки. Хорошо бы увидеть их просто глазами, потрогать!..
Ведь больше таких существ не будет. Они остались только в
старых мирах.
-- Почему? -- шепотом спросил Рэнсом, не сводя с нее глаз.
-- Тебе это знать, не мне, -- ответила она. -- Разве не в
вашем мире это случилось?
-- Что именно?
-- Я думала, ты мне расскажешь, -- удивилась теперь она.
-- О чем ты? -- спросил он.
-- В вашем мире Малельдил впервые принял этот образ, --
объяснила она, -- образ нашего рода, твоего и моего.
-- Ты это знаешь? -- резко спросил он. Чувства его поймет
тот, кто когда-то видел прекрасный, слишком прекрасный сон, и
всей душей хотел проснуться.
-- Да, я знаю. Пока мы говорили, Малельдил сделал меня
старше. -- Такого лица, какое было у нее в ту минуту, Рэнсому
никогда не приходилось видеть, и он не мог смотреть на нее. Он
совсем уж не понимал, что же это с ним случилось. Оба
помолчали. Прежде чем заговорить, он спустился к воде и с
жадностью напился.
-- Госпожа моя, -- спросил он наконец, -- почему ты
сказала, что те существа остались только в древних мирах?
-- Разве ты такой молодой? -- удивилась она. -- Как же им
родиться теперь? С тех пор, как Тот, Кого мы любим, стал
человеком, разум не может принять другого облика. Неужели ты не
понимаешь? То -- миновало. Время течет, течет -- и вот, будто
повернуло, а за поворотом -- все уже совсем новое. Время назад
не идет.
-- Как может такой маленький мир стать Поворотом?
-- Я не понимаю. У нас поворот от величины не зависит.
-- А ты знаешь, -- не сразу спросил Рэнсом, -- почему Он
стал человеком в моем мире?
Пока они так говорили, он не решался поднять глаз, и ответ
ее прозвучал словно с высоты, где-то над ним. "Да, -- сказал
голос, -- знаю. Но это не то, что знаешь ты. Причин было много,
одну я знаю, но не могу тебе сказать, а другую знаешь ты, и не
можешь сказать мне".
-- И теперь, -- заключил Рэнсом, -- будут только люди.
-- Ты как будто огорчен.
-- Я думаю, что разума у меня не больше, чем у животного,
-- сказал Рэнсом. -- Я сам не понимаю, что говорю. Мне
понравились пушистые существа там, в старом мире, на
Малакандре. Они уже не нужны? Неужели для Глубоких Небес они --
только старый хлам?
-- Я не знаю, что такое "хлам", -- отвечала она. -- Я не
понимаю, о чем ты говоришь. Ты же не думаешь о них хуже оттого,
что они появились раньше, а теперь уже не появятся? У них --
свои времена, не эти. Мы -- по одну сторону волны, они -- по
другую. Все начинается заново.
Труднее всего было, что он не всегда понимал, с кем именно
разговаривает, -- потому (или не потому), что так и не решился
поднять глаза. Теперь он хотел кончить разговор. Он мог бы
сказать: "Ну, с меня хватит", -- не в пошлом, смешном смысле
этих слов, а в самом прямом, просто "хватит", словно ты вволю
наелся или выспался. Час назад ему было бы трудно это сказать,
а теперь он естественно произнес:
-- Я не хочу больше говорить. А вот перебраться на ваш
остров я хотел бы. Тогда мы могли бы встретиться снова, если
нам заблагорассудится.
-- Какой остров ты называешь моим? -- спросила она.
-- Тот, на котором ты стоишь, -- ответил Рэнсом. -- Какой
же еще?
-- Иди сюда, -- сказала она, одним движением охватив весь
мир вокруг себя, словно она -- хозяйка этого дома. Он шагнул в
воду и выбрался на тот берег. Потом он поклонился -- неуклюже,
как любой современный мужчина, -- и пошел прочь от нее, к
ближайшему лесу. Ноги все еще подгибались и даже побаливали; он
испытывал странную, чисто физическую усталость. Присев на
минутку отдохнуть, он тут же заснул.
Проснулся он совсем отдохнувший, но почему-то в
беспокойстве. Это никак не было связано с тем диковинным
гостем, которого он увидел возле себя. У его ног, уткнувшись в
них носом, лежал дракон; один его глаз был закрыт, другим он
глядел на Рэнсома. Приподнявшись на локте, Рэнсом увидел у
своей головы другого стража -- пушистого зверька, вроде
кенгуру, только желтого, именно желтого, он в жизни не встречал
такой яркой, чистой желтизны. Едва Рэнсом пошевелился, оба
зверя стали тыкаться в него носами. Они тыкались истыкались,
пока он не поднялся на ноги, а потом принялись подталкивать
куда-то. Дракон был слишком тяжел, Рэнсом не мог его отпихнуть,
а желтый кенгуру скакал вокруг него, тоже отрезая все пути,
кроме одного. Он сдался. Они подгоняли его, вели сквозь рощу
каких-то деревьев, повыше и потемнее, потом через полянку,
потом аллеей, где на деревьях росли пузыри, а там -- через
широкое поле серебряных высоких цветов. Наконец он понял, что
звери ведут его к своей госпоже. Она стояла неподалеку,
совершенно неподвижно, но не казалась праздной, словно и разум
ее, и даже тело заняты какой-то невидимой работой. Впервые он
внимательно разглядел ее -- она его не видела, -- и она
показалась ему еще более странной, чем прежде; ни одно земное
понятие не годилось. Противоположности соединялись в ней и
переходили друг в друга. Мы себе и представить этого не можем.
Попробую сказать так: ни мирскому, ни священному искусству не
создать ее изображения. Прекрасная, юная, обнаженная и не
знающая стыда, она была языческой богиней -- но лицо дышало
таким покоем, что показалось бы скучным, если бы не
сосредоточенная, почти вызывающая кротость. Лицо это,
напоминавшее о тишине и прохладе церкви, в которую входишь с
жаркой улицы, было лицом Мадонны. Он пугался того напряженного
покоя, который глядел из этих глаз; но в любую минуту она могла
рассмеяться, как ребенок, убежать резвее Дианы или заплясать,
как вакханка. А золотое небо висело над самой ее головой, звери
подбегали приветствовать ее, стряхивая по пути лягушек с
пушистых кустов, и воздух наполнился яркими комочками, похожими
на капли росы. Когда дракон и кенгуру приблизились к ней,
Женщина обернулась, приветливо подозвала их, и снова то, что
Рэнсом увидел, было таким, как бывает на Земле -- и совсем
иным. Она ласкала животных не как наездница, гордящаяся своим
конем, и не как девочка, играющая с котенком. В лице ее было
достоинство, в ласках -- снисходительность; она помнила, что
ласкавшиеся к ней твари ниже ее, и само это знание возвышало
их, превращало не в балованных любимцев, но в слуг. Когда
Рэнсом подошел ближе, она наклонилась и шепнула что-то в желтое
ухо кенгуру, а затем, обернувшись к дракону, издала какой-то
звук, похожий на его блеянье. Она как бы отпустила их, и они
убежали в лес.
-- У вас тут животные почти разумны, -- сказал Рэнсом.
-- Мы делаем их все старше и старше, -- отвечала она. --
Разве не для этого и существуют животные?
Рэнсом уцепился за слово "мы".
-- Я как раз хотел спросить, -- сказал он. -- Малельдил
послал меня в ваш мир с какой-то целью. Ты знаешь, с какой?
Она к чему-то прислушалась, потом сказала:
-- Нет.
-- Тогда отведи меня к себе домой и познакомь с вашим
народом.
-- Что такое "народ"?
-- Твоя родня... ну, и другие.
-- Ты говоришь о Короле?
-- Да. Если здесь есть король, лучше мне пойти к нему.
-- Я не могу тебя отвести, -- сказала она. -- Я не знаю,
где он.
-- Тогда отведи меня к себе домой.
-- Что такое "дом"?
-- Место, где люди живут, хранят свои вещи, растят детей.
Она раскинула руки, охватив весь мир вокруг себя, и
сказала:
-- Вот мой дом.
-- И ты живешь здесь в одиночестве? -- спросил он.
-- Что такое "одиночество"?
Рэнсом попробовал иначе:
-- Отведи меня туда, где я смогу поговорить с другими.
-- Если ты имеешь в виду Короля, я ведь сказала: я не
знаю, где он. Когда мы были совсем молодые, много дней назад,
мы прыгали с острова на остров. Когда он был на одном острове,
а я на другом, поднялась волна и нас отнесло в разные стороны.
-- Разве ты не можешь отвести меня к другим людям? Ведь не
единственный же он человек, кроме тебя!
-- Нет, единственный. Разве ты не знал?
-- Должны быть и другие -- твои братья, сестры, родичи,
друзья...
-- Я не знаю, что эти слова значат.
-- Да кто же тогда Король? -- в отчаянии спросил Рэнсом.
-- Он -- это он сам, -- сказала она. -- Как можно ответить
на такой вопрос?
-- Послушай, -- сказал Рэнсом, -- у тебя ведь есть мать.
Она жива? Где она? Когда ты в последний раз ее видела?
- У меня есть мать? -- спросила Женщина, удивленно, но
совсем спокойно. -- О чем ты? Это я -- Мать.
И снова Рэнсом почувствовал, что говорит не она или не
только она. Никакого другого звука не было, море и воздух
застыли, но где-то в призрачной дали вновь началась песня
огромного хора. И к нему вернулся страх, который рассеяли было
ее нелепые ответы.
-- Я не понимаю, -- сказал он.
--И я не понимаю, -- сказала Женщина, -- но душа моя
славит Малельдила, ибо Он нисходит с Высоких Небес, чтобы
благословить меня на все времена, которые еще придут к нам. Он
силен, сила Его укрепляет меня, и ею живы эти славные твари.
-- Если ты мать, где твои дети?
-- Их еще нет, -- сказала она.
-- А кто будет их отцом?
-- Король, конечно, кто же еще?
-- И у короля тоже нет отца?
-- Он сам -- Отец.
-- Значит, -- медленно произнес Рэнсом, -- ты и он --
единственные люди во всем этом мире?
-- Конечно. -- Тут лицо ее изменилось. -- Какая же молодая
я была! -- сказала она. -- Теперь я вижу. Я знала, что в старых
мирах, там, где хросса и сорны, много разумных существ. Но я
забыла, что и ваш мир старше нашего. Я поняла, вас теперь
много. Я-то думала, вас там тоже только двое. Я думала, ты --
Отец и Король вашего мира. А там живут уже дети детей, и ты,
наверное, один из них.
-- Да, -- сказал Рэнсом.
-- Когда ты вернешься, передай мой привет вашей Королеве и
Матери, -- сказала Зеленая Женщина, и впервые в ее голосе
прозвучала изысканная даже церемонная вежливость. Рэнсом понял:
она знает теперь, что говорит не с равным.
Одна королева посылала свой привет другой, и тем более
благосклонно разговаривала с простым подданным. Ему нелегко
было ей ответить.
-- Наша Королева и Мать умерла, -- наконец сказал он.
-- Что значит "умерла"?
-- Когда наступает время, люди покидают наш мир. Малельдил
забирает их души куда-то -- мы надеемся, что в Глубокие Небеса.
