- Да. - Я постарался вспомнить видеозапись. - Башни, очень тонкие и
высокие. Их показывали мельком.
- Правильно. Они слишком красивы... и расслабляли бы солдат. Мы тоже
не смотрим на ваши картины и города... стараемся не смотреть.
Я иронически усмехнулся. Но Нес не замечал моей усмешки.
- Мой брат... да, самое правильное слово, составлял программу для
ракет, которые уничтожат Эрмитаж, Лувр, Барселонский собор, Ватикан,
Мекку, галерею Прадо...
Фанг со всхлипом втянул воздух. Я отпустил его, молча сел рядом.
Что-то происходило. Что-то непонятное.
- Он составил программу и покончил с собой. Конфликт правд.
Понимаешь?
- Вроде бы... Зачем вы воюете?
- Я говорил о гравировке. - Нес, кажется, пришел в себя. - Извини,
враг, я отвлекся. Ты хороший враг, умеешь драться, слушать и говорить.
Тебя можно звать принцем? Это более правильный титул.
Я кивнул. Похоже, я был ближе к разгадке, чем кто-либо из людей. Фанг
объяснил мне! Не зря Отрешенные волновались.
- Принц, у каждого фанга, ставшего взрослым, есть свой дом. Вначале
он маленький, в один этаж... затем его строят все выше и выше. Некоторые
имеют дом из двух-трех этажей. Другие - дворцы из двенадцати и больше. На
стенах, снаружи, узорчатая спираль - понимаешь? С рождения - и до смерти.
Узор несет слова, несет память. Понимаешь, принц? Вся жизнь, с рождения и
до смерти, - на стенах дома. Вся жизнь - на чужих глазах. Любой поступок,
и плохой и хороший, у всех на виду. Все, что значительно, важно, красиво -
очень-очень-очень красиво, - видно всем. Идеал - ровная линия снизу вверх.
Не бывает... Идеал... Твоя башня, твой дом могут быть высокими и
отвратительными. Или низкими - и красивыми. Очень редко, очень почетно -
высокие с правильным узором. Узор делает гравер. Большая точность рук,
умелые пальцы, хорошая память - тысячи узоров... Гравер - не работа, а
дар. У меня он был. Но я оказался лучший солдат, чем гравер. Высокая
реакция, сила, приспособляемость. Хорошо понимаю чужих - особенно людей.
Очень-очень нравится картина Земли - "Атомный крест"? Видел?
Совершенно машинально я кивнул. Музыка слов завораживала.
- Это был художник... Атомный крест, Распятие, Битва Тетуана, Глаз
Времени, Мадонна Порт Льигате... Он был всем - и человек, и фанг.
- Дали, - прошептал я. Не люблю сюрреалистов. Ненавижу Малевича. Но
Дали - это особенное, это безумие, переросшее в разум.
- Я хотел быть гравером, - повторил фанг, - а стал солдатом. Вы
доказали нам - вы более правы. Ваша истина бессмертна. Я ответил на твои
вопросы, враг Сергей. Убивай меня. Я проиграл.
- Объясни, - сказал я, уже не понимая, что мой голос похож на мольбу.
- Я не понял тебя, фанг! Скажи, в чем беда! Я не хочу, чтобы мы убивали
друг друга!
- Не могу объяснить, - тихо сказал Нес. - Знание, ставшее подарком,
превращается в ложь. Твои потомки разучились понимать. Догадайся ты,
Сергей, пойми.
- Не получается, - ответил я. - Нес, я лишь человек... Объясни.
- Догадайся, - Нес закрыл глаза. - Убивай меня, человек. Если
Отрешенные правы - иначе быть не может, - ты победишь. И фанги выиграют.
- Уходи.
Нес замолчал.
- Бери катапульту и уходи. Пока я отпускаю. Давай, вали.
Фанг прошел к месту, где распалась его спасательная капсула. Порылся
среди белых пластин, все еще медленно тающих, как сухой лед в жаркий день.
Достал тонкий серебристый шнур, встряхнул... Шнур затвердел, свернулся в
обруч. Воздух в нем помутнел, словно затянутый матовым стеклом.
- Тебя выбросит в вакуум на полдороге, - напомнил я.
Нес стал натягивать комбинезон. Потом спросил:
- Почему ты нарушил свое слово - пытался меня убить? И почему
отпускаешь?
- Ты враг. Вы тоже не придерживаетесь клятв...
Я подобрал пистолет, меч. Глянул на одевающегося фанга и продолжил:
- А отпускаю я тебя наперекор Отрешенным.
- Ненависть. Зло делает добро... - Фанг стоял, держа над головой, на
вытянутых руках, обруч. Вокруг его головы медленно возникало туманное
облачко - силовой шлем.
- Сергей, я понял, что в тебе изменилось. У тебя сняли любовь.
- Что-что?
- Твоя психика изуродована. В ней лишь ненависть, этого не было
раньше. Я изучал твои психопрофили... Сейчас они ущербны. Не знаю, кто мог
это сделать, разве что Отрешенные. Но они не могут опуститься до прямого
вмешательства, существуя в нашем мире, они инертны... - Нес замолчал.
Голос его теперь доносился глухо и невнятно. - Принц, Отрешенные способны
на действия в межвременье. В гиперпространстве. Вспоминай.
Он разжал руки - обруч скользнул вниз, вдоль его тела, - и там, где
стоял фанг, осталась лишь гаснущая тьма.
- Умник, - тихо сказал я. - Позер. Чтоб тебя подобрали наши патрули.
Сняли любовь... в межвременье...
Я замолчал. Глядя на меркнущую тьму гиперперехода, я вспомнил свой
прыжок на Клэн. И сверкающее лезвие, на которое падал, - жалкую попытку
разума увидеть непредставимое.
"Мы поможем тебе... уберем лишнее".
8. ДАР ДРУГА
Дьявольская Звезда была сейчас неотличима от любой другой звезды на
небосводе Клэна. И тепла она давала не больше, чем звезда. Воздух остывал
стремительно, как чай из термоса зимой в горах...
Странно, "операция", проведенная надо мной Отрешенными, имела
забавный побочный эффект - улучшение памяти. Ко мне вернулось то, чего не
было уже много лет, - смешные детские разборки на улицах ночной Алма-Аты,
угрюмая казарма в учебке, Кавказ, Молдова, бэтээры с торопливо
намалеванными надписями "Миротворческие силы СНГ"...
Я вспоминал двадцатый век. Сосредоточенно бредя по каменистой,
покрывающейся инеем равнине, я думал о молодости. Смешно - я всегда считал
себя молодым, вплоть до сегодняшнего дня. Теперь я понял, что постарел.
Молодость ушла вместе с любовью.
Отрешенные помогли мне стать взрослым - или состариться, что в
принципе одно и тоже. Человек имеет лишь два состояния - юность и
старость. Как у тех химических соединений, что переходят из твердой фазы в
газообразную, минуя стадию жидкости.
Порой лишь нелепое сравнение может быть верным.
Когда холод стал невыносим, я включил терморегуляцию комбинезона.
Неизвестно, надолго ли хватит батарей - и долги ли я здесь пробуду. А
использовать кольцо, чтобы вернуться на Тар, я не собирался.
Туннельный гиперпереход - это путешествие в безвременье. В мире
Отрешенных. Не хочу давать им еще одну возможность "помочь" мне. Лучше
умереть, чем позволить всемогущей нелюди копаться в сознании, переделывая
мой разум.
Мне нужен корабль, чтобы вернуться домой. Гиперзвездолет уходит из
реального мира в пятимерное пространство - но не пересекает грани между
временем и безвременьем. В нем я защищен от влияния Отрешенных. Но чем?
Может быть, их всемогуществом и всезнанием? Отрешенные не проявляют
активности в нашем мире, потому что это нелепо. Все уже свершилось, и
вмешиваться в события - все равно что разыгрывать заново давно выигранную
шахматную партию. Но в их мире, в мире без времени и пространства, - все
еще неясно. События еще не произошли, игра продолжается. И трудно
избавиться от искушения сделать ход.
Наверное, это значит, что я еще могу победить?
Я чувствовал, что подгоняю неведомую логику неведомых существ в рамки
человеческих понятий и надежд. Рассуждаю наивно и ложно.
Но иначе у меня не останется сил для борьбы.
...На покрытые ледяной коркой, окаменевшие деревья я наткнулся, когда
путь стал неразличим. Да и куда я иду? Темнота и медленно падающие снежные
хлопья превращали путешествие сквозь ночь в подобие кошмарного сна. Я даже
не сразу понял, что удивительно ровные цилиндрические камни, через которые
я перешагиваю, - упавшие стволы. Потом я сражался с замерзшей застежкой
кобуры, вытаскивая лазерный пистолет. Пальцы в раздувшихся перчатках едва
гнулись - комбинезон не приспособлен для холода в минус сорок по Цельсию.
Нарубленные лазерным лучом бревна я стащил в кучу. Потом, с невольной
иронией вспомнив, как разводил костер на Байкале, стал разогревать их
бластером. Из кострища валил пар. Минут через пять занялось пламя.
Усевшись, я снял перчатки, протянул руки к огню, отключил терморежим
комбинезона. Костер согреет меня... пока кислород вокруг не начнет
превращаться в жидкость. Интересно, произойдет ли это? Насколько я помнил,
воздух на Клэне замерзает не везде, а лишь в северных широтах.
Если бы знать, где я очутился - на экваторе или на полюсе...
Мороз крепчал. Стало совсем темно - звезды слегка померкли. В своем
движении по орбите планета Клэн вошла в пылевое облако. Если пристально
всмотреться в небо, можно было увидеть крошечные искорки микрометеоритов,
сгорающих в атмосфере. Именно это пылевое облако, экранируя планету от
звезды, создавало чудовищные перепады температур.
Замусоренная орбита, вытянувшаяся гигантским эллипсом от Дьявольской
Звезды до ее невидимого спутника - Темной Звезды. Безумное многообразие
флоры и фауны в редких оазисах среди бесконечных пустынь. Планета воинов -
Клэн. Если бы ее не было, Клэн стоило бы придумать. Возможно, Сеятели так
и поступили. Они готовили отличную армию для борьбы с фангами.
Но армия проиграет - иначе у фангов не было бы потомков-Отрешенных.
От костра веяло теплом, протянутые к огню руки и ноги с трудом
выдерживали жар. Но в спину дышали ледяные пустыни Клэна. Не будь
комбинезона, перераспределяющего тепло, я превратился бы в обугленную с
одной стороны ледышку. Клэн - мир смерти.
Я посмотрел вверх, над бледным пламенем костра. Воздух был чист и
прозрачен, вся влага уже давно замерзла и выпала снегом. В поблескивающем
тысячами крошечных метеоритов небе плыла яркая точка - укрытая защитным
полем боевая станция, одна из тех, что уничтожили корабль Неса. Для ее
детектора обнаружить человека на равнине - пустяковая задача. За мной,
несомненно, следили с момента появления на Клэне, но показываться не
торопились.
Не спешил звать на помощь и я. Слава Сеятелям, общение с Клэном
помогло мне понять его народ. Незваного гостя, взывающего о помощи,
клэнийцы могли уничтожить не раздумывая. А вот одиночка, пытающийся выжить
на их планете, - это не могло не вызвать любопытства.
Когда в черном небе призраком возник стремительный силуэт, я не
удивился.
Рассеянно наблюдая за приближающимся флаером, я пытался вспомнить
Клэна. Его слова и интонации, внешность и мимику. Он был моим другом, я
помнил это. Но не помнил, что такое - друг.
Отрешенные лишили меня всего - и любви, и дружбы.
Флаер опустился метрах в десяти. Насколько я видел, это была
стандартная модель - лишь на коротких крыльях уродливо горбились
дополнительные двигатели. В атмосфере Клэна летать нелегко.
Продолжая греть у костра руки, я разглядывал прозрачную кабину
флаера. В тусклом свете приборов темнела замершая в кресле фигура. Я
пихнул ногой еще одно полено, отправляя его в огонь. Отцепил от пояса
фляжку - ее содержимое наверняка замерзло - и поставил возле костра.
Колпак кабины плавно откинулся. Мгновение пилот флаера продолжал
сидеть, затем неуловимо быстрым движением выпрыгнул наружу.
Первое, что бросалось в глаза, - клэниец был полуодет. Короткие
свободные брюки, легкий свитер, лишь на ногах - ботинки, отдаленно
смахивающие на зимнюю обувь. Я вдруг вспомнил, что при попадании на кожу
клэнийца жидкого азота она покрывается черной теплоизолирующей пленкой -
продуктом мутировавших потовых желез.
