специалистами по крыжу XII века. Кроме него из экспозиции пропал еще,
помнится, полный комплект боевых ножей.
Я решил не засвечиваться раньше времени и, изобразив растерянность,
присел на диван.
- Значит, летим исправлять историю? - придав голосу легкую дрожь,
спросил я.
- Летим, - подтвердил он.
- Рязань?
- Калка! - Произнеся это, он выпрямился и сбросил домашний халат. От
груди и плеч моего подопечного отскочили и брызнули врассыпную по комнате
светлые блики. Его торс облегала сияющая мелкокольчатая броня, усиленная
доспехом типа "зерцало". А вот и пропавшие ножички, все три: засапожный,
поясной и подсайдашный...
Услышав грозное слово "Калка", лошадь испуганно всхрапнула и вышибла
копытом две паркетные шашки.
И тут меня осенило, что у него ведь могут быть и сообщники...
- Сними ты с себя это железо! - искусно делая вид, что нервничаю,
сказал я. - Тебя ж там первый татарин срубит! Знаешь ведь поговорку: один
в поле не воин...
Крючок был заглочен с лету.
- Один? - прищурившись, переспросил он. - А кто тебе сказал, что я
там буду один? В поле?
Уверен, что лицо недоумка вышло у меня на славу.
- А кто второй?
- Я.
- Хм... А первый тогда кто?
- Тоже я, - сказал он, насмешливо меня разглядывая.
Лошадь переступила с ноги на ногу и мотнула головой, как бы отгоняя
мысль о предстоящем кошмаре.
- Ну хорошо... - смилостивился он. - Сейчас объясню...
И возложил длань на высокое седло, куда, по всей видимости, и была
вмонтирована портативная машина времени марки "минихрон", украденная три
года назад прямо из сейфа энской лаборатории.
- Итак, я включаю, как ты уже догадался, устройство и перебрасываюсь
вместе с лошадью во вторник 31 мая 1223 года. Провожу там весь день до
вечера. К вечеру возвращаюсь. Отдыхаю, сплю, а назавтра... - Он сделал
паузу, за время которой стал выше и стройнее. - А назавтра я снова включаю
устройство и снова перебрасываюсь во вторник 31 мая 1223 года! Вместе с
лошадью! То есть нас теперь там уже - сколько?
- Ну, четверо, - сказал я. - С лошадьми...
И осекся. Я понял, куда он клонит.
- То же самое я делаю и послезавтра, и послепослезавтра! - Глаза его
сверкали, голос гремел. - Семь тысяч дней подряд я перебрасываюсь туда
вместе с лошадью и провожу там весь день до вечера. Я трачу на это без
малого двадцать лет, но зато во вторник 31 мая 1223 года в окрестностях
реки Калки возникает войско из семи тысяч всадников! И оно заходит татарам
в тыл!..
Весь в металле, словно памятник самому себе, он стоял посреди
комнаты, чуть выдвинув вперед правую ногу, и в гладкой стали поножа
отражалось мое опрокинутое лицо.
"Брать! - тяжко ударила мысль. - Брать немедленно!.."
Но тут он дернул за свисающий с потолка шнурок, на который я как-то
не обратил внимания, и со свистом развернувшаяся сеть из витого капрона во
мгновение ока спеленала меня по рукам и ногам.
- Почему бы тебе не предъявить свое удостоверение? - мягко
осведомился он. - Ты ведь из Группы Охраны Истории, не так ли?
"Спокойствие! - скомандовал я себе. - Главное, не делать резких
движений!.. Это витой капрон!"
- Ты, видимо, хочешь сказать, - вкрадчиво продолжал он, - что мои
семь тысяч будут слишком уж уязвимы? Что достаточно устранить меня
сегодняшнего - и не будет уже ни меня завтрашнего, ни меня
послезавтрашнего... Достаточно, короче, прервать цепочку - и все мое
войско испарится на глазах у татар. Так?
- Да, - хрипло сказал я. - Именно так...
- Так вот, во время дела, - ликующе известил он, - я сегодняшний буду
находиться в самом безопасном месте. Как и я завтрашний, как и я
послезавтрашний... А вот последние будут первыми. То есть пойдут в первых
рядах...
- Между прочим, дом окружен, - угрюмо соврал я.
Он тонко улыбнулся в ответ.
- И окрестности Калки тоже?
Мне нечего было на это сказать.
На моих глазах он препоясался мечом и взял копье. Затем выпрямился и
с княжеским высокомерием вздернул русую недавно отпущенную бородку. Я
понял, что сейчас он изречет что-нибудь на прощанье. Что-нибудь
историческое.
- Татарское иго, - изрек он, - позорная страница русской истории. Я
вырву эту страницу.
Причем ударение сделал, авантюрист, не на слове "вырву", а на слове
"я". Потом запустил руку под седло и, на что-то там нажав, исчез. Вместе с
лошадью.
- Семь тысяч? - Руки шефа взметнулись над столом - то ли он хотел
воздеть их к потолку, то ли схватиться за голову. - Семь тысяч... А ты
сказал ему, что у него прабабка - татарка?
- Н-нет... - ответил я. - А что? В самом деле?
- Откуда я знаю? - огрызнулся шеф. - Надо было сказать!..
Его заместитель по XIII веку давно уже бегал из угла в угол. Возле
стенда "Сохраним наше прошлое!" резко обернулся.
- Почему ты не хочешь оставить засаду на его квартире?
- Потому что он туда больше носа не покажет, - ворчливо отозвался
шеф. - Будь уверен, ночлег он себе подготовил на все семь тысяч дней. Как
и стойло для лошади. А вот где его теперь искать, это стойло?.. Нет, брать
его, конечно, надо там - в тринадцатом веке...
- Как?
- В том-то и дело - как?..
Шеф поставил локти на стол и уронил тяжелую голову в растопыренные
пальцы.
- Семь тысяч, семь тысяч... - забормотал он. - Ведь это же надо что
придумал, босяк!..
- Но, может быть, нам... - осторожно начал заместитель, - в порядке
исключения... разрешат...
- Снять блокаду? - Шеф безнадежно усмехнулся. Я тоже.
Дело в том, что прошлое по решению мирового сообщества блокировано с
текущего момента и по пятнадцатый век включительно - на большее пока
мощностей не хватает... А ловко было бы: вырубить на минутку генераторы,
потом - шасть в позавчера - и в наручники авантюриста...
- А у тебя какие-нибудь соображения есть? - Вопрос был обращен ко
мне.
- Есть, - сказал я и встал.
Это произвело сильное впечатление. Шеф и его заместитель по XIII веку
ошарашенно переглянулись.
- Ну-ка, ну-ка, изложи...
Я изложил.
Вообще-то я редко когда высказываю начальству свои мысли, но если уж
выскажу... Молчание длилось минуты три. Заместитель опомнился первым.
- А, собственно, почему бы и нет? - с опаской поглядывая на шефа,
промолвил он, и сердце мое радостно встрепенулось.
Шеф затряс головой.
- Ты что, хочешь, чтобы я отпустил его в тринадцатый век
о_д_н_о_г_о_?
- Да почему же одного? - поспешил вмешаться я, очень боясь, что
предложение мое сейчас зарубят. - Меня же тоже будет семь тысяч!
Шеф вздрогнул.
- Ты вот что, сынок... - сказал он, почему-то пряча глаза. - Ты пойди
погуляй пока, а мы тут посоветуемся... Только далеко не уходи...
Я вышел в коридор и, умышленно прикрыв дверь не до конца, встал
рядом. Профессиональная привычка. Кроме того, там, в кабинете, решалась
моя судьба: расквитаюсь я с моим подопечным за сетку из витого капрона или
же дело передадут другому? Запросто могли передать. Что ни говори, а были
у меня промахи в работе, случались...
Я прислушался. Начальство вело ожесточенный спор, погасив голоса до
минимума. В коридор выпархивали лишь случайные обрывки фраз.
ШЕФ: ...не представляешь... дубина... таких дел натворит, что... (Это
он, надо полагать, о моем подопечном.)
ЗАМЕСТИТЕЛЬ: ...клин клином... ручаюсь, не уступит... (А это уже,
кажется, обо мне.)
ШЕФ: ...семь тысяч! Тут одного-то его не знаешь, куда... хотя бы
руководителя ему... (Вот-вот! Это как раз то, чего я боялся!)
ЗАМЕСТИТЕЛЬ: ...ну кто еще, кроме... семь тысяч - почти двадцать
лет... а там и на пенсию...
Последнего обрывка насчет пенсии я, честно говоря, не понял. При чем
тут пенсия?.. Вскоре меня пригласили в кабинет.
- В общем так, сынок... - хмурясь, сказал шеф. - Мы решили принять
твое предложение. Если кто-то и способен остановить этого придурка - то
только ты...
Утро 31 мая 1223 года выдалось погожим.
Опершись на алебарду, я растерянно оглядел окрестности. Как-то я все
не так это себе представлял... Ну вот, например: я иду перед стройной
шеренгой воинов, каждый из которых - я сам. Останавливаюсь, поворачиваюсь
лицом к строю и на повышенных тонах объясняю ситуацию: вон там, за смутной
линией горизонта - река Калка. А за теми холмами - войско из семи тысяч
авантюристов. Или даже точнее - авантюриста. Что от нас требуется, орлы?
От нас требуется умелым маневром блокировать им дорогу и не дать вмешаться
в естественное развитие событий...
И вот теперь я стоял, опершись на алебарду, и что-то ничего пока не
мог сообразить. Остальные-то где? Кажется, я прибыл слишком рано...
Тут я вспомнил, что пехотинец-одиночка для тяжеловооруженного конника
- не противник, и в поисках укрытия двинулся к виднеющемуся за кустами
овражку.
- Эй, с алебардой! - негромко окликнули меня из кустов.
Я обернулся на голос, лязгнув доспехами. В листве поблескивал металл.
Там прятались вооруженные люди. Лошадей не видно, вроде свои.
- Быстрей давай! - скомандовали из кустов. - Демаскируешь!
Я пролез сквозь чащу веток и остановился. Передо мной стояло человек
десять воинов. И еще с десяток прохаживалось на дне овражка. Из-под
светлых шлемов-ерихонок на меня отовсюду смотрело одно и то же лицо. Мое
лицо. Разве что чуть постарше.
- Который год служишь?
Тон вопроса мне не понравился.
- Да что ты его спрашиваешь - и так видно, что салага, - хрипло
сказал воин с забинтованным горлом. - Гляди-ка, панцирь у него... Ишь
вырядился! Прям "старик"... А ну прими алебарду как положено!
Вот уж чего я никогда не знал - так это как положено принимать
алебарду.
- Вконец "сынки" распустились! - Хриплый забинтованный недобро
прищурился. - Кто давал приказ алебарду брать?
- А что надо было брать?
- Топор! - негромко, щадя простуженное горло, рявкнул он. - Лопату!
Шанцевый инструмент!.. Если через голову не доходит - через ноги дойдет!
Не можешь - научим, не хочешь - заставим! С какого года службы, тебя
спрашивают?
- Да я, в общем-то... - окончательно смешавшись, пробормотал я, - в
первый раз здесь...
Ко мне обернулись с интересом.
- Как? Вообще в первый?
- Вообще, - сказал я.
- А-а... - Хриплый оглядел меня с ног до головы. - Ох, и дурак был...
Панцирь прямо на трико напялил?
- На трико, - удрученно подтвердил я.
- К концу дня плечи сотрешь, - пообещал он. - И алебарду ты тоже зря.
Алебарда, брат инструмент тонкий... И, между нами говоря, запрещенный. В
тринадцатом веке их на Руси еще не было... Ну-ка, покажи ему, как
правильно держать, - повернулся он к другому мне - помоложе. Тот принял
стойку "смирно" - глаза навыкате, алебарда у плеча.
- Вот, - удовлетворенно сказал хриплый. - Так примерно выглядит
первая позиция. А теперь пару приемов. Делай... р-раз!
Всплеснуло широкое лезвие. Мне показалось, что взмах у воина вышел не
совсем уверенный. Видимо, хриплому тоже так показалось, потому что лицо
его мгновенно сделалось совершенно зверским.
- Который год службы? Третий? Три года воюешь - приемы не разучил?
Ситуация нравилась мне все меньше и меньше.
- Пятый год службы - ко мне! Есть кто с пятого года службы? Ну-ка,
собери молодых и погоняй как следует. До сих пор не знают, с какого конца
за алебарду браться!
Веселый доброволец пятого года службы сбежал в овражек и звонко
приказал строиться. Кое-кто из молодых пытался уклониться, но был изъят из
