- А как она хоть выглядит? - допытывается Пиньков. - Ствол есть?
Затвор есть?
- Может, и есть... - вздыхает гномик. - Одним бы глазком на нее
взглянуть...
Задумался Пиньков.
- А как считаешь, - спрашивает, - знает колдун, где сейчас мой
автомат?
Гномик даже встал от почтительности.
- Колдун знает все, - объявляет торжественно.
- Знает он там с редькой десять! - недовольно говорит Пиньков. - Что
ж ты думаешь, я с ним не беседовал?
Гномик брык - и в обморок. Не привык он такие вещи про колдуна
слышать. Минут восемь его Пиньков в сознание приводил. Хлипкий народец,
товарищ старший лейтенант, нестроевой...
Оживил его Пиньков, поднял, к стеночке прислонил.
- А далеко отсюда этот ваш колдун живет? - спрашивает.
- День пути, - слабым голосом отвечает гномик. - Только там не
пройдешь - пупырчатых много...
Сомнительно? Виноват, товарищ старший лейтенант, что именно
сомнительно? Ах в смысле: почему колдун в прошлый раз так быстро явился к
Пинькову, если день пути?.. Трудно сказать, товарищ старший лейтенант.
Видимо, по каким-то своим каналам. А может, просто рядом околачивался...
- В общем так, Голька, - говорит Пиньков (Голька - это
уменьшительно-ласкательное от Голиафа). - Пойдем-ка мы к колдуну вместе. Я
его про автомат спрошу, а ты все, что мне рассказывал, ему расскажешь.
Надо с этим бардаком кончать.
А сам уже изготовился гномика подхватить, когда тот в обморок падать
начнет. И верно - зашатался гномик, но потом вдруг выправился, глаза
вспыхнули.
- Да! - говорит. - Пойду! Должен же кто-то ему сказать всю правду о
пупырчатых!
И - брык в обморок. А Пиньков уже руки успел убрать.
Оживил его по новой - и двинулись. А чего тянуть? Глазомер, быстрота
и натиск! Поначалу гномик этот, Голиаф, дорогу показывал, а как тропки
знакомые кончились - шаг, конечно, пришлось убавить, а бдительность
удвоить.
Вышли в центральный овраг. Та же картина, товарищ старший лейтенант.
Речка по камушкам банки ржавые перекатывает, о террасах-ступеньках одна
только легкая волнистость склонов напоминает.
- Ну и куда теперь? - спрашивает Пиньков.
Оказалось - вверх по течению. Колдун, по слухам, живет в самом начале
центрального оврага - бункер там у него, что ли...
И тут, товарищ старший лейтенант, вспомнил Голиаф, что банку-то они
как в уголке тогда прикопали, так и оставили. Но не возвращаться же!
Зашли-то далеко...
"Плохо дело, - думает Пиньков. - Дневной переход на голодный желудок
- это уже не служба, а так, несерьезность одна..."
- Слышь, Голька, - обращается он к гномику, - а банку эту тебе на
сегодня выдали?
- Что ты! Что ты! - Голька на него даже ручонками замахал. - Банка -
это не на день. Это на неделю.
- Н-ни черта себе! - говорит Пиньков. - Выходит, за эту неделю ты уже
все получил?
- Ну да - за эту... - слабенько усмехается Голиаф. - Это за
позапрошлую, и то еле выпросил...
- Ага... - говорит Пиньков и начинает соображать. Сообразил и
говорит: - Слышь, Голька, а как пупырчатые определяют, кому положена
банка, а кому нет?
- А по ребрам... - со вздохом отвечает Голиаф.
Тут такая тонкость, товарищ старший лейтенант: если гномик возьмет
вдруг и помрет с голоду, то у пупырчатых из-за него могут быть крупные
неприятности. Но, конечно, могут и не быть.
Продолжают, короче, движение. От деревьев на всякий случай держатся
подальше, а если услышат, что кто-то по тропинке навстречу ломится, то
прячутся в бурьян. Причем прятаться все труднее, сорняки заметно ниже
стали. И поляны тоже мало-помалу некую слабую квадратность обретать
начинают. Оно и понятно: к начальству ближе - порядку больше.
Ну и наконец все. Пришли. В смысле - трава дальше стриженая и не
демаскироваться просто невозможно. Присели в бурьяне, наблюдают за
ближайшим деревом.
- Нет! - говорит минут через пять Пиньков. - Не могу я этот бардак
видеть!
Достал из-за голенища бархотку и придал сапогам надлежащую черноту с
млечным мерцанием.
- Значит, так, Голька, - инструктирует. - Посиди здесь немного, а
потом иди и проси банку. Она тебе положена.
Поднимается в рост и твердым начальственным шагом направляется к
дереву. Пупырчатые из нор вылезли, пасти поотворяли, смотрят.
- Встать! - рявкает рядовой Пиньков. - Смир-рна!
Опешили пупырчатые, переглянулись. Ну и как всегда, товарищ старший
лейтенант, нашелся один слабонервный - встал. А за ним уже и остальные.
Трудно им с непривычки на задних лапах, но ничего - стоят, терпят.
- Кто дневальный?! - гремит рядовой Пиньков. - Какую команду положено
подавать, когда подходит старший по званию?!
...Как может быть рядовой старшим по званию? Ну это с какой стороны
взглянуть, товарищ старший лейтенант! Взять, к примеру, наш деревянный -
уж, казалось бы, мельче денег не бывает... А если перевести на карбованцы?
Вот то-то и оно... Так неужели же один наш рядовой не стоит десятка ихних
пупырчатых?!
Проходит Пиньков вдоль строя, и никакая мелочь от его глаза укрыться
не может.
- Как стоишь?! Носки развернуть по линии фронта на ширину ступни!
Ноги в коленях выпрямить! Живот подобрать! Подобрать, я сказал, живот!..
И тычет пупырчатого кулаком в бронированное брюхо. Тот бы и рад его
втянуть, да куда его такое втянешь! А у главаря их, у правофлангового, еще
и клок волос торчит на загривке.
Вознегодовал Пиньков.
- Эт-то еще что за плацдарм для насекомых? Сбрить!
- Есть! - с перепугу рявкает пупырчатый.
Вот что значит дисциплина, товарищ старший лейтенант! Животное ведь,
носорог носорогом - и то человеческий голос прорезался!..
А тут и Голиаф подходит - робко, бочком. Пиньков и на него сгоряча
пса спустил - вернул к бурьяну, потребовал подойти и попросить банку как
положено.
Ох как не хотелось пупырчатому банку-то отдавать! Взялся было за
искривленную, с ржавым бочком, но покосился на Пинькова и передумал -
полновесную сорвал, чистенькую.
Выждал Пиньков, пока Голька с банкой отойдет подальше, и скомандовал:
- Вольно! Продолжайте по распорядку.
Волосатый пупырчатый с облегчением опустился на четвереньки, перевел
дух и так рыкнул на прочих, что разлетелись все вмиг по норам.
Догнал Пиньков Голиафа.
- Ты - колдун, - с трепетом говорит ему гномик.
- Какой там колдун! - хмурясь отвечает Пиньков. - Жить надо по Уставу
- вот тебе и все колдовство.
Между прочим, глубокая мысль, товарищ старший лейтенант.
3
Но в световой день они, конечно, не уложились. А ночной марш в
условиях оврага - это, разрешите доложить, дело гиблое. Пупырчатые,
товарищ старший лейтенант, в темноте видят, как кошки, а вот у гномиков
наоборот: чуть сумерки - и сразу куриная слепота.
Стали думать, где ночевать. Пиньков предложил было нагрянуть с
проверкой в какую-нибудь нору, нагнать на пупырчатых страху и остаться там
на ночь. Но, во-первых, чем страх нагонять-то? Время позднее, пуговицы с
бляхой отсияли и не впечатляют в сумерках. А во-вторых, Голиаф, пока ему
Пиньков эту свою мысль излагал, три раза в обморок падал...
Хочешь не хочешь, а приходится продолжать движение. Чернота кругом,
ногу ставишь - и не видишь куда. Ну и поставили в конце концов. Хорошо
хоть высота была небольшая - без травм обошлось.
Вроде бы яма. Довольно просторная и, похоже, пустая. Фанеркой
почему-то перегорожена. А пощупали в углу - гномик. Скорчился, трясется...
Почувствовал, что щупают, и - в крик:
- Я - селекционер! Я - селекционер!..
- Обязательно вопить надо, раз селекционер? - сердито спрашивает
Пиньков.
Удивился гномик, замолчал, но дрожать - все еще дрожит.
- Ну и что ты тут, селекционер, селекционируешь?
Оказалось, деревья. Вот так, товарищ старший лейтенант! Оказывается,
и тушеночные, и сгущеночные, и разные прочие - все это на поверку выращено
гномиками. Народец-то, оказывается, талантливый, хоть и забитый.
Угнетаемое национальное меньшинство. А может, и большинство - кто их там
когда считал!.. И им же, главное, вредительство шьют: нарочно, дескать,
такие деревья вывели, что, стоит под ним нору вырыть, оно тут же сохнуть
начинает.
Чистая дискриминация, товарищ старший лейтенант!
А этот, которого в углу нащупали, он, значит, как раз и занимается
селекцией: ну там прививает одно к другому, опыляет по-всякому... За это
ему банку в неделю выдают аккуратно, и яма у него попросторнее.
Ну, слово за слово, осмелел селекционер, разговорился, даже, кажется,
расхаживать стал по яме - голос в темноте туда-сюда мотается. Пощупал в
углу Пиньков - точно, нет гномика, одна только вмятина от него.
- Главная наша беда, - излагает из темноты селекционер, - что мало
банок. Банок должно быть много. И тогда всем будет хорошо. Пупырчатые
полюбят гномиков. Гномики полюбят пупырчатых...
- Это когда ж такое будет? - раздается тут развязный голос из-за
фанерной перегородки.
- Скоро! Очень скоро! - запальчиво восклицает селекционер. - Вот
только новое дерево выведу! Банок на нем будет видимо-невидимо!..
- Нор под ним будет видимо-невидимо, - еще развязнее отвечает голос
из-за перегородки.
Очень странный голос, товарищ старший лейтенант. Гномики обычно
разговаривают тихо, почти шепчут... А пупырчатые человеческой речью, как я
уже докладывал, не владеют. Тот случай в строю - редчайшее исключение,
чудо, можно сказать...
- Кто это у тебя там? - спрашивает Пиньков.
- Да помощник... - смущенно говорит селекционер. - Талантливый
мальчуган, только испорченный сильно...
- Понятно, - говорит Пиньков. - Вы мне вот что, ребята, скажите: до
колдуна далеко отсюда?
- А колдуну все до фени, - тут же встревает голос из-за перегородки.
- Он проверяющему взятку сунул.
Рядом в темноте - бум! Глухо и мягко, словно тючок с метровой высоты
упал. Голиаф, конечно.
- Молчи! - вне себя кричит селекционер. - Я тебя по доброте покрываю!
Ты нарочно в прошлый раз сгущенку к тушенке привил!
"Ничего себе! - ошеломленно думает Пиньков. - Да что они, с ума тут
посходили? Когда это он мне взятку давал?.."
- Ну и привил! - нахально отвечает испорченный мальчуган. - А что мне
терять? Меня вон сожрать обещали! И сожрут...
- Ну, ребята... - покачав головой, говорит Пиньков. - Мое дело,
конечно, сторона, но пора вам, по-моему, отделяться, на фиг.
В темноте шорох - Голиаф очнулся и на ноги поднимается.
- Куда-куда отделяться? - робко переспрашивает хозяин ямы.
Объяснил Пиньков. И тут же - бум! бум! - селекционер с Голиафом.
- Что? Уже отделились? - спрашивает наглец из-за перегородки, хотя
прекрасно ведь понимает, что произошло...
Да нет, какой сепаратизм, товарищ старший лейтенант? Ну сами
подумайте: где Россия и где овраг!.. И потом Пиньков же сразу оговорился:
мое, мол, дело - сторона... Просто дружеский совет, да и не совет даже, а
так, сочувствие... Обидно же за гномиков-то!..
Короче, в яме и заночевали. Подъем сыграли чуть свет. Утро, товарищ
старший лейтенант, прямо-таки лучезарное. Речка разлилась - аж до того
берега! Дали кругом расстилаются... Так точно, в овраге... А почему нет,
товарищ старший лейтенант? Впереди - да, согласен, впереди овраг
смыкается, а если оглянуться, то там он, напротив, расходится,
расходится... до бесконечности. Есть такое явление в природе: два луча,
например, из одной точки... Так что если в ту сторону, то расстилающиеся
