источенный берег. Потом словно провел ладонью по всему побережью, на миг
задерживаясь на неровностях и безошибочно определяя их значение: это
пальма, это холм, это железная дорога. А вот и экспресс. К морю катит.
Краем сознания он задел - там, далеко, - что-то неприятное, опасное.
Какие-то контейнеры - в море, на очень большой глубине. Отвратительное,
совершенно незнакомое ощущение: вкус - не вкус, запах - не запах, что-то
не имеющее названия... Осторожно и брезгливо не то ощупал, не то осмотрел
- и догадался: захоронение радиоактивных отходов!
"Стереть бы их в порошок!" - беспомощно подумал он и вдруг
почувствовал, что может это сделать. Вот сейчас. Одним коротким страшным
усилием превратить их в серебристую безвредную медленно оседающую на дно
муть.
Нет, это уже было слишком! Он снова сидел в своей комнате, чувствуя
себя то крохотным, то огромным.
На что он способен еще? Сорвать Землю с орбиты? Остановить время?
Но тут он вспомнил, как утром ныл и несся трамвай, как поспешно
меняли цвет светофоры, как стрелки всех замеченных им часов никак не могли
одолеть последнюю - такую важную для него - минуту. Да. Сегодня утром он,
сам того не подозревая, замедлил время. И ради чего? Ради того, чтобы не
опоздать на работу?
Он зарычал от стыда.
На что он растратил сегодняшний день? Какое применение нашел он
своему дару? Травил начальника, мелко мстил незнакомому человеку!..
А что в активе? Спасенная кошка?
"Леталя!" - снова зазвенел в ушах победный клич маленького человечка.
Да, единственный добрый поступок - спас кошку.
А цветок, брошенный им на стол Мерзликиной? Пошляк! Урод!
...И какой соблазн - убедить себя в том, что все эти убогие проделки
были рядом смелых экспериментов, попыткой яснее очертить границы своих
новых возможностей! Но себя не обманешь: не экспериментировал он и не
разбирался - просто сводил счеты.
День позора! Так вывернуть себя наизнанку!.. Знал бы, где упасть,
соломки бы подстелил...
"Да что ж ты за существо такое! - внезапно возмутился он. - Даже
сейчас норовишь кого-то обхитрить! "Знал бы, где упасть..." Ежедневно надо
быть человеком! Ежедневно!"
Любовь ЛУКИНА
Евгений ЛУКИН
ПУСТЬ ВИДЯТ
Каким-то чудом он выбросился из переполненного автобуса - и побежал.
- Помаду стер!.. - еще звенело в ушах.
- А губенки не развешивай!.. - злобно отругивался он на бегу, хотя от
автобусной остановки его уже отделяло добрых полквартала. - В такси вон
садись, с помадой!..
Лавируя между шарахающимися прохожими, он добежал до угла, понял, что
все равно не успевает, и метнулся в арку. Контора располагалась на первом
этаже, это многое упрощало. Пробежав вдоль стены, он поднырнул под одним
окном, под другим и выпрямился у третьего.
Свой брат сотрудник поднял голову, всмотрелся. Отчаянно гримасничая,
вновь прибывший припал к стеклу, объясняя на пальцах: открой! Сотрудник
встал, отворил створку и, равнодушно предупредив, что это будет стоить
полбутылки крепленого, помог перелезть через подоконник.
- Ждут? - отряхивая колено, спросил вновь прибывший.
- В полном составе, - подтвердил сотрудник. - И Зоха с ними.
Вновь прибывший расстроился окончательно.
- Вот сучка! - пожаловался он. - Копает и копает! Так и норовит под
сокращение подвести... А сюда не заглядывали?
- Да нет вроде...
- Ага... - сказал вновь прибывший и вышел в коридор. Бесшумно ступая,
подобрался к темному, крохотному холлу, заглянул... Глазам его предстали
три напряженных затылка: два мужских и один женский. Трое неотрывно
смотрели в проем входной двери.
За их спинами он незаметно проскользнул в туалет, где тут же с
грохотом спустил воду в унитазе и, напевая что-то бравурное, принялся
шумно мыть руки.
Когда вышел, его уже дырявили три пары глаз. Бледная от бешенства
Зоха стояла, уронив руки, причем в правой у нее был плотный листок бумаги,
разбитый на две графы: "ФИО" и "Опоздание в минутах".
- Где вы были? - с ненавистью спросила она.
Он удивленно хмыкнул и оглянулся на дверь туалета.
- В сортире, - любезно сообщил он. - Здравствуйте, Зоя Егоровна...
- Когда вы явились на работу?
- Довольно рано, - сказал он, с удовольствием ее разглядывая. - Вас,
во всяком случае, здесь еще не стояло...
- Ваш кабинет был закрыт! - крикнула Зоха.
- Ну разумеется, закрыт, - с достоинством ответил он. - Я был в
кабинете напротив. Если не верите, можете спросить...
Зоха пошла пятнами, круто повернулась и выскочила из холла.
- Ну ты артист... - скорее одобрительно, нежели с осуждением молвил
один из мужчин.
Отперев кабинет, он достал работу из сейфа и, разложив на столе,
принялся с ликованием вспоминать всю сцену и какая морда была у Зохи.
Потом зацокали каблуки, и пухлая рука в кольцах положила перед ним кипу
белой шершавой бумаги.
- Что это? - спросил он с отвращением.
- Срочно, - выговорили накрашенные губы.
- Но я же!.. - взревел он, раскинув руки и как бы желая обнять два
пустых стола, владелицы которых пребывали в декретном отпуске.
Подкрашенные глаза на секунду припадочно закатились, и это должно
было означать, что заказ спущен сверху.
Оставшись один, он некоторое время сидел, багровея, затем треснул
ладонью по столу и, непочтительно ухватив кипу белой шершавой бумаги,
направился к главному.
- А-а, сам явился? - зловеще приветствовал его главный. - Ну
расскажи-расскажи, поделись, как это у тебя нос с гробинкой чуть не
проскочил...
- Нос?..
- С гробинкой.
- Не может быть! - хрипло сказал он.
- Ну вот, не может! - уже нервничая, возразил главный. - Ты лучше
цензору спасибо скажи - цензор на последней читке поймал. С гробинкой,
надо же! Был бы жив дедушка Сталин - он бы тебе показал гробинку...
- Я проверю! - с ненавистью выговорил он и вылетел из кабинета.
Ворвавшись к себе, дрожащими руками вынул из сейфа корректуру и,
исправив впопыхах "гробинку" на "гробикну", с бьющимся сердцем сел за
стол.
Потом дверь открылась, и вошла машинистка. Не говоря ни слова, взяла
лежащий на столе ключ и заперла кабинет изнутри. "С ума сошла!.." -
перетрусив, подумал он.
Поднялся навстречу, но, как выяснилось, намерения машинистки были им
поняты в корне неправильно: приблизившись, она первым долгом влепила ему
пощечину. Он моргнул и влепил в ответ. Машинистка упала на стул и
приглушенно зарыдала.
- В чем дело? - процедил он.
Оказалось, в помаде.
- Дура ты! - рявкнул он как можно тише. - Это ко мне в автобусе
какая-то овца прислонилась!..
- В ав... В ав... - Она подняла на него безумные сухие глаза с
нерастекшейся тушью и снова зашлась в рыданиях. Потом вдруг потребовала,
чтобы он немедленно овладел ею на одном из свободных столов. Но тут, к
счастью, в дверь постучали, и машинистку пришлось спешно спровадить через
окно - благо, первый этаж.
Стук в дверь был тих, но настойчив. Это явился напомнить об утреннем
благодеянии свой брат сотрудник. Они сходили на уголок и, безбожно
переплатив знакомому грузчику за бутылку крепленой отравы, распили ее в
скверике.
Движения замедлились, реакция притупилась, и, вернувшись с обеда, он
нечаянно придремал в одиночестве над кипой шершавых листов. За час до
окончания рабочего дня, вздрогнув, проснулся и в ужасе пробросил, не
читая, страниц двадцать, пропустив таким образом семь грубейших ошибок,
причем две из них - с политическим подтекстом.
По дороге домой забрел в гастроном - купить пельменей. В очереди его
обозвали пенсом и алкоголиком, хотя не так уж от него и пахло, а до
пенсионного возраста ему оставалось еще лет пятнадцать.
На улице сеялся мелкий дождь, от которого, говорят, лысеют, и,
прикрыв намечающуюся проплешину целлофановым пакетом с пельменями, он
зачвакал по грязному асфальту к дому.
Возле телефонной будки с полуоторванной дверью что-то кольнуло в
сердце - и мир остановился: дождь завис в воздухе, машины словно прикипели
к шоссе, поскользнувшийся алкаш застыл враскорячку...
- Вот и все, - как бы извиняясь, произнес кто-то сзади.
Уже догадываясь со страхом, что все это значит, он обернулся на
голос. В каких-нибудь трех шагах от него на грязном асфальте стоял кто-то
высокий, одетый в белое.
- Что?.. Уже?..
- Да, - печально и просто ответил тот. - Уже...
Они стояли лицом к лицу посреди застывшего и как бы нарисованного
мира.
- И... что теперь?
Не выдержав его вопросительного взгляда, незнакомец отвел глаза.
- Знаете... - сказал он, и лицо его стало несчастным. - Как-то
неладно все у вас сложилось... До двадцати лет что-то еще проглядывало:
какие-то порывы, какой-то поиск истины... А вот дальше... - Он замолчал,
тоскливо глядя на застывшего враскорячку алкаша.
- Но ведь... мучился же!..
- Да, - подтвердил незнакомец, но как-то неуверенно. - Да, конечно...
Я постараюсь, чтобы там на это обратили особое внимание... - Он поднял
скорбные глаза и беспомощно развел руками. - Ну что ж, пойдемте...
И они двинулись по улице, которая вдруг начала круто загибаться
вверх. Пройдя несколько шагов, незнакомец в белом оглянулся, и брови его
изумленно взмыли.
- Что ж вы с пельменями-то? Бросьте вы их...
- Нет!.. - лихорадочно, со слезой бормотал он, все крепче прижимая к
груди мокрую целлофановую упаковку. - Не брошу... Пусть видят... Истину
им!.. Зоха - копает, в магазин зайдешь - давка... Пельмени вот по пять
рублей... Истину!..
Любовь ЛУКИНА
Евгений ЛУКИН
ПЯТЕРО В ЛОДКЕ, НЕ СЧИТАЯ СЕДЬМЫХ
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ТУМАННО УТРО КРАСНОЕ, ТУМАННО
1
- Ты что? - свистящим шепотом спросил замдиректора по быту
Чертослепов, и глаза у него стали, как дыры. - Хочешь, чтобы мы из-за тебя
соцсоревнование прогадили?
Мячиком подскочив в кресле, он вылетел из-за стола и остановился
перед ответственным за культмассовую работу Афанасием Филимошиным. Тот
попытался съежиться, но это ему, как всегда, не удалось - велик был
Афанасий. Плечищи - былинные, голова - с пивной котел. По такой голове не
промахнешься.
- Что? С воображением плохо? - продолжал допытываться стремительный
Чертослепов. - Фантазия кончилась?
Афанасий вздохнул и потупился. С воображением у него действительно
было плохо. А фантазии, как следовало из лежащего на столе списка, хватило
лишь на пять мероприятий.
- Пиши! - скомандовал замдиректора и пробежался по кабинету.
Афанасий с завистью смотрел на его лысеющую голову. В этой голове
несомненно кипел бурун мероприятий с красивыми интригующими названиями.
- Гребная регата, - остановившись, выговорил Чертослепов поистине
безупречное звукосочетание. - Пиши! Шестнадцатое число. Гребная регата...
Ну что ты пишешь, Афоня? Не грибная, а гребная. Гребля, а не грибы.
Понимаешь, гребля!.. Охвачено... - Замдиректора прикинул. - Охвачено пять
сотрудников. А именно... - Он вернулся в кресло и продолжал диктовать
оттуда: - Пиши экипаж...
"Экипаж..." - старательно выводил Афанасий, наморщив большой
бесполезный лоб.
- Пиши себя. Меня пиши...
Афанасий, приотворив рот от удивления, уставился на начальника.
- Пиши-пиши... Врио завРИО Намазов, зам по снабжению Шерхебель и...
Кто же пятый? Четверо гребут, пятый на руле... Ах да! Электрик! Жена
