- Видите ли, Варенька, - перешел на серьезный тон Краснушкин, - глупо
не использовать широкие возможности, которые открываются перед нами. И
если хотите откровенного разговора, то совет постараться устроить в
санпоезде возможно больше своих людей принадлежит не мне, а Ивану
Герасимовичу. Поезд будет ходить до Варшавы. Кроме литературы, мы сможем
переправить и некоторых нужных людей. Понимаете?
- Ну, это совсем другое дело. Я в вашем распоряжении, доктор. Только
бы не помешала охранка.
- Поезд будет формироваться на Варшавском вокзале. В Царском Селе я
получу от министра двора указание по остальным вопросам. Главное - достать
медоборудование из английского посольства и из Америки. Одним словом,
постараюсь добыть все наилучшее, что имеется у нас и за границей. А вам,
коллега, посоветую завтра же подавать заявление об уходе из больницы ввиду
получения "высокого" назначения. Куда - не говорите. Мы все теперь лица
строго секретные.
На следующий день Краснушкин побывал у министра царского двора графа
Фредерикса. Затем он стал подбирать штат врачей и сестер. Если врачей
удалось набрать быстро, то с сестрами дело обстояло хуже. Желающих попасть
в поезд императрицы было много: такую честь оспаривали одна перед другой
дамы высшего света.
Краснушкин прекрасно понимал, что проку от них не жди, будут только
мешать работать другим. Поэтому он без стеснения высказал свои опасения
Фредериксу. Граф просил взять хотя бы по одной княгине и графине "для
успокоения придворных сфер". Остальных сестер решено было набрать в
различных общинах Красного Креста.
Хозяйственный штат тоже набрать было нелегко. Всем было ясно, что
зачисление в штат санпоезда освобождает от воинской повинности, и тут
появилось множество желающих укрыться от фронта.
Вопреки опасениям Краснушкина, персона Вари не привлекла к себе
особого внимания.
На формирование поезда был дан месяц. Работа по переоборудованию
классных вагонов под санитарные шла успешно. За поездом были закреплены
даже специальные рабочие.
Незадолго до окончания оборудования поезда императрица решила лично
посетить поезд и познакомиться с его персоналом. Варя под благовидным
предлогом уклонилась от этой встречи.
С царицей были все четыре царевны. Одинаково просто одетые, в
одинаковых платьях, они переводили матери русскую речь. Русским языком
царица не владела.
Отслужили парадный молебен, окропили поезд и даже паровоз "святой"
водой и благословили в дорогу - в первый рейс. Но отправку поезда
задержали некоторые технические неполадки.
В поезде один Краснушкин имел отдельное купе. Остальные разместились
по двое в четырехместных купе. Всего состав имел двенадцать пульмановских
четырехосных мягких вагонов.
На следующий день поезд посетили английский и французский послы и
подробно осведомились о том, что еще нужно из санитарного оборудования.
Вопросы задавались, не в пример императрице и ее окружению, очень
определенные и деловые. Послы обещали прислать нужное оборудование и
просили при надобности обращаться прямо к ним в целях сокращения
бюрократической переписки.
Помощником Краснушкина по административно-хозяйственной части был
назначен барон фон Кек, призванный из отставки бывший офицер одного из
гвардейских кавалерийских полков. Возвращению в полк, находящийся на
фронте, барон предпочел должность коменданта санитарного поезда ее
величества.
Это был уже немолодой мужчина, всегда подтянутый и блистающий своим
внешним лоском. Хорошо воспитанный, он сумел понравиться даже грубоватому
и довольно резкому временами Краснушкину. Попытался Кек установить
дружеские отношения и со Звонаревой. Но Варя своим сдержанным, холодным
обращением дала понять барону, что дружеских отношений между ними не
будет.
Перед отправкой поезда Варя прошла по вагонам, которые были в ее
ведении. Зашла в купе, где помещались сестры. "Крестовая" сестра
Абросимова, приглашенная в санпоезд от общины Красного Креста, уже
немолодая, опытная, несколько свысока относилась к Варе. Ей впервые
приходилось работать с врачом-хирургом - женщиной, и Абросимова не верила
в то, что женщина-врач может быть настоящим хирургом. Варе еще предстояло
завоевать у нее авторитет. К другой сестре, княжне Голицыной, Абросимова
относилась с явным пренебрежением, называя ее финтифлюшкой, совершенно не
подготовленной к медицинской деятельности.
В крайнем купе помещались два санитара, хоть оба были адвокатами и
имели высшее образование. С Варей они были утонченно вежливы и даже
стесняли ее этим.
Далее шли два вагона для хирургических больных, которыми ведал
старший хирург поезда профессор военно-медицинской академии барон
Дистерло. Ему было около сорока лет, образование он получил за границей, в
Швейцарии, а по приезде в Россию защитил докторскую диссертацию при
военно-медицинской академии.
Суховатый и педантичный, он не пользовался симпатиями подчиненных, и
даже находящаяся в прямом его подчинении великосветская сестра-доброволка
графиня Апраксина не раз высказывала свои критические замечания в его
адрес. Не в пример Голицыной, графиня была молчалива, сдержанна, корректна
в обращении со всеми окружающими. Варю она особенно выделяла. Ей
импонировало, что Варя - врач-хирург, имеющий Георгиевскую медаль за
оборону Порт-Артура.
Графиня подробно расспрашивала, где ее муж и почему он оказался на
фронте, будучи инженером военного завода. Варя объяснила это его
патриотическим порывом, желанием помочь родине в тяжелую для нее годину.
Ответ Вари вполне удовлетворил любопытство графини.
Три остальные хирургические сестры были профессионалки, лично
подобранные Дистерло в различных петроградских госпиталях. Рядовые
труженицы, они держались очень скромно и особенно подчеркивали свои
симпатии к Варе, как к единственному врачу-женщине в санпоезде.
В следующих вагонах должны были помещаться терапевтические больные.
Здесь начиналось царство Краснушкина, который одновременно был и
начальником санпоезда и главным терапевтом.
Поезд часто задерживали в пути, несмотря на то что он назывался
санпоездом императрицы. Барон Кек отчаянно ругался с железнодорожниками,
грозил телеграфировать самой императрице, но недостаточная пропускная
способность дорог т перегрузка их массой эшелонов с войсками, боеприпасами
и интендантскими грузами делали невозможным более быстрое продвижение и
поезд часами простаивал, ожидая своей очереди.
До Варшавы тянулись почти трое суток. Варя надеялась сделать мужу
сюрприз, нагрянув в Варшаву неожиданно. Каково же было ее разочарование,
когда по прибытию на станцию она увидела среди встречающих Звонарева,
Борейко и Зайца! Ошеломлен был и Краснушкин.
- Откуда вы узнали, когда мы прибудем? - допытывался он у
встречавших.
- От коменданта станции. Мы поджидаем вас уже третий день, - спокойно
ответил Борейко.
После шумной встречи, когда все перецеловались и излили свою радость
и изумление от встречи со старыми друзьями, на что с явным удивлением
взирали Кек и другие сотрудники поезда, Краснушкин отправил Кека узнать о
времени отправления поезда. Выяснилось, что это произойдет не раньше
завтрашнего утра.
Половина состава сотрудников была отпущена в город до утра.
Варя вместе с мужем, Краснушкиным, Борейко, Блохиным и Зайцем
отправились в расположение тяжелого дивизиона, разместившегося в
варшавском пригороде Воля.
Когда Варя вышла из купе, за ней вынесли большой, тщательно увязанный
в бумагу и крепко-накрепко перевязанный веревками сверток. Кек, издали
следивший за Звонаревой, хотел было осмотреть тюк, но тут подошел
Краснушкин и приказал не делать этого.
- Может же жена фронтовика захватить мужу кое-что из вещей и
продуктов. Подумайте сами, в какое положение вы себя поставите, когда
перед вами развернут, простите, мужские исподники. Да и Варвару Васильевну
только обидите.
Едва Звонарева скрылась в дверях вокзала, как в ее купе нагрянул Кек
и с помощью санитаров перерыл вещи Вари. Но тщетно, ничего подозрительного
обнаружить не удалось. Вещи аккуратно сложили обратно в чемоданы.
Присутствовавшая случайно при этом обыске княжна Голицына с брезгливостью
заметила барону:
- Никак не думала, что вы связаны с охранкой. Не дворянское это дело
- заниматься сыском. Для этого есть полиция, жандармы и всякие сыщики, -
она презрительно сморщила носик.
- Только, ради бога, не вздумайте рассказать Звонаревой или
Краснушкину о моих действиях, - упрашивал Голицыну ротмистр.
Княжна, решив при случае предупредить Звонареву, явно стала
сторониться Кека.
Когда артурцы вышли с вокзала и стали рассаживаться в экипажи
тяжелого дивизиона, к ним, как бы невзначай, присоединились двое
неизвестных мужчин в котелках.
Первым на них обратил внимание Заяц. Блохин мигом понял, в чем дело.
Тюк из Вариного купе взял в свой экипаж Борейко и с ним направился прямо в
цитадель. Рядом с капитаном сидел Блохин, а на скамеечке устроился Заяц. В
цитадели хорошо уже знали Борейко в лицо и пропустили без задержки. Не
останавливаясь в цитадели, экипаж выехал в другие ворота. Сыщики потеряли
их из виду.
Воспользовавшись этим, экипаж свернул в сторону Мокотова поля и
остановился в глухом переулке, около небольшого особнячка.
В дверях показалась молодая рыжеватая женщина.
- Пани Анеля, вам маленький подарочек, - улыбаясь сказал Борейко, -
от родственников.
- Прошу, пан, - тоже с улыбкой ответила Анеля, открывая ворота.
Экипаж въехал во двор.
35
Тяжелый дивизион фактически перешел на мирное положение. Офицеры
разместились в трех комнатах, по комнате на каждую батарею. Борейко, как
всегда, остался в своей первой батарее. Звонарев с женой разместился в
номере расположенной неподалеку гостиницы.
- Варенька, ты получила мое письмо, которое я послал с Васей? -
сдерживая волнение, спросил Звонарев, когда они остались одни.
Он подошел к Варе, взял ее руки в свои и, притянув к себе, несмело
обнял.
- Письмо? Какое письмо? - Варя удивленно вскинула брови. - Вася мне
ничего не передавал. Что это значит, Сережа? Неужели он забыл? Вот
паршивый мальчишка! Жаль, что его нет, я задала бы ему перцу.
- Нет, он не забыл, - вздохнул Звонарев. - Он просто не захотел его
отдать тебе.
- Почему? - Варя внимательно посмотрела на Звонарева. - Почему он не
захотел отдать мне именно это письмо? Что в нем было, Сергей?
- Родная моя, не видеть тебя так давно и, увидев, причинить боль...
Это ужасно! Я ненавижу и презираю себя. Но смолчать, не сказать сразу я не
могу. Не могу смотреть в твои правдивые глаза...
Варя медленно отстранилась от Звонарева, отвела свой взгляд от его
мучительно покрасневшего лица.
- Подожди, помолчи немного. - Она подошла к окну, облокотилась на
высокий подоконник. - Сережа, мы живем с тобой не один год, - помолчав
проговорила она. - И мне всегда казалось, что ты любишь меня... Или я
ошиблась? Что случилось, что ты не можешь смотреть мне прямо в глаза?
Объясни, пожалуйста. Ведь мы же самые близкие люди, кто иначе поймет нас,
если не мы сами? Или ты меня уже не любишь? - Варя повернула к Звонареву
свое лицо. - Посмотри на меня, Сережа.
Звонарев поднял на Варю глаза, увидел ее бледное от волнения родное
лицо и полные слез, темные от гнева и обиды глаза.
