- Интересно знать, в какую копеечку влетела нам покупка наших старых
кораблей! - заметил Борейко, когда иностранцы удалились. - Сейчас это
совершенно устаревшие суда, слабые и тихоходные, непригодные для серьезных
боев. Да и наши винтовки были со старыми прицелами, для стрельбы
тупоконечными пулями. Их тоже надо переделывать. Японские пушки и винтовки
тоже не новинка. В общем, накупили всякую рухлядь, причем заплатили в три
раза дороже, чем она стоит. Эти расходы тоже следует отнести за счет
японской войны. Помимо ста восьмидесяти миллионов рублей контрибуции,
уплаченной японцам за так называемое "содержание пленных", стоившее не
более десяти, много - двенадцати миллионов рублей, мы уплачиваем теперь не
один десяток миллионов золотых рублей за это старье.
- За все это расплатится мужик своим хребтом. Налоги увеличили и
собирают их беспощадно, - заметил стоявший тут же Блохин. - Мало того, что
мужика и нашего брата рабочего бьют и калечат на войне, они еще должны и
оплачивать военные расходы. Мы пухнем с голода, а капиталисты жиреют от
войны, мошенничая и наживаясь на поставках. Купеческих сынков берут только
в тыловые части, а попов и поповское отродье и вовсе освобождают от
воинской повинности. Ради чего, собственно, мужику воевать? Неизвестно!
- Чтобы получить после войны помещичью землю, - отозвался Звонарев. -
Об этом мечтают все солдаты.
- Кто ее, землю эту, им даст? - спросил Блохин.
- Государственная дума и Государственный совет!
- Как бы не так! В Думе сидят те же помещики. Этого никогда не будет.
Сейчас у мужика в руках оружие. Он должен повернуть его на богатеев и
землю взять силой. Иначе он никогда земли не увидит, - убежденно
проговорил Блохин.
- Это вызовет междоусобицу, братоубийственную войну, может, даже
поведет к распаду государства. Россию разорвут по кускам. Нет, я хотя
сочувствую рабочим и крестьянам, но все же против таких действий, потому
что люблю свою страну и не желаю ограбления России другими державами, - с
жаром сказал Звонарев.
- Не раздерут и не поделят! Подавятся, дюже велик кусок! При дележке
нашей шкуры победители обязательно передерутся, а мы, собравшись с силами,
турнем их с нашей земли. Прогоним царя, помещиков, землю поделим между
крестьянами, заводы отдадим рабочим, - убеждал Блохин.
- Что рабочие будут делать с заводами? - спросил Звонарев. - Чтобы
ими управлять надо иметь образование. Инженеров из рабочих скоро не
подготовишь. Развалить производство рабочие сумеют, но управлять им -
никогда! - горячился Звонарев.
- Вы, инженеры, нам и поможете его вести и наладить, - возразил
Блохин. - Кто лучше вас знает нужды и желания рабочих? Тут вам и карты в
руки.
- Коль рабочие все возьмут в свои руки, пусть сами и управляются с
заводами! Едва ли инженеры захотят им помогать. Я, по крайней мере, не
стану этого делать. Взялся за гуж - не говори, что не дюж.
- А Вася Зуев сделает, станет нашим рабочим инженером. И не он один,
найдем и других! Да и вы, Сергей Владимирович, как поразмыслите над этим,
тоже наверняка к нам придете, хотя и будете сначала ругать нас на чем свет
стоит. Варвара Васильевна вам поможет разобраться, - уверенно проговорил
Блохин.
- Пока что подумаем, где нам завтра располагать наши батареи, -
остановил спор Борейко, молча, но внимательно слушавший весь разговор.
29
Вскоре из штаба гвардии прибыл офицер связи с пакетом, в котором
указывалось, что следует делать завтра тяжелому дивизиону.
- Минувшей ночью шесть сотен Атаманского полка проникли за линию
фронтового пояса, добрались до окраины города. Там полный переполох. Даже
ночью и то жители бегут куда глаза глядят. Наши молодые генштабисты летали
на самолете над Краковом. Все пути от него на запад и юго-запад забиты
поездами и телегами. Все бежит без оглядки. Штурм обязательно увенчается
полным успехом, - заверял штабной офицер.
- В этом я очень сомневаюсь! - резко возразил Борейко - Одной гвардии
мало, чтобы захватить Краков. По опыту Порт-Артура я знаю, что необходимо
для успеха штурма крепости двойное, если не тройное превосходство в силах
над ее гарнизоном. У нас в лучшем случае равенство, если не того хуже.
Штурм этот - нелепость или предательство. Солдат будет своей кровью
расплачиваться за это преступление безмозглых генералов.
- В штабе армии еще колеблются, разрешить ли нам штурм или нет, -
заметил штабной офицер.
- Потому что Ленчицкий помнит о солдатах и не хочет напрасных потерь.
В штабе же гвардии обо всем этом позабыли, кроме возможности получения
чинов, орденов и других награждений за штурм Кракова, хотя бы при этом
погибли солдаты всех гвардейских полков. Я бы расстрелял того начальника,
который отдаст приказ штурмовать Краков. У меня тяжелые пушки - шести и
четырех с половиной дюймов, форты крепости рассчитаны на попадание
двенадцатидюймовых снарядов. Наши пушки никакого вреда им причинить не
могут. А что после штурма Кракова? У нас нет сил его удержать.
Штабной офицер поспешил отправиться восвояси.
Еще затемно тяжелый дивизион выступил на передний край обороны. С
рассветом батареи заняли огневые позиции. Борейко выбрал КП на одиноко
стоящей скале, несколько в стороне от расположения батарей. В стереотрубу
были видны форты Грембаловской группы. Они были хорошо применены к
местности. В промежутках между фортами спешно возводились полевые
укрепления. Над крепостью висел в воздухе привязной аэростат, с которого
вели наблюдение за продвижением русских. Немецкие самолеты беспрерывно
шныряли в воздухе, сигналя разноцветными ракетами.
В ответ на первые пристрелочные выстрелы тяжелых орудий австрийцы
открыли огонь из крепости. Грохот взрывов крупнокалиберных снарядов гулко
раздавался среди лесистых гор, в которых расположились русские части.
Пехота попросила "заткнуть глотку" крепостной артиллерии. Борейко
усмехнулся в ответ:
- Это, к сожалению, невозможно. Наши пушки бессильны против
крепостных орудий. Обстрелять форты я обстреляю, но разрушить их не смогу.
Пугану малость - и только, - предупредил пехоту Борейко.
Чтобы поразить глубокий тыл австрийцев, Борейко приказал поставить
дальнобойные пушки возможно ближе к переднему краю обороны, рассредоточив
их на значительном расстоянии одна от другой.
Первые же снаряды, разорвавшиеся около переправ через Вислу, вызвали
переполох у австрийцев. Над расположением русских появилось несколько
аэропланов, выискивающих огневые позиции дальнобойных батарей, но
расставленные поодиночке пушки были хорошо замаскированы и найти их было
нелегко.
Днем было окончательно решено: в следующую ночь штурмовать
Грембаловскую группу фортов Кракова. В обход ее были направлены: справа -
1-я гвардейская пехотная дивизия, слева - 2-я гвардейская. Стрелковая
бригада оставалась в резерве и двигалась прямо на форты. С пехотой шли
легкие батареи, а тяжелые должны были прикрывать своим огнем наступление.
С темнотой все части вышли в указанные им районы. Борейко находился
при штабе гвардейской стрелковой бригады, где расположились оперативный
отдел штаба гвардейского корпуса и иностранные военные агенты - генерал
маркиз де ля Гиш, полковник Нокс и майор Такояма. Отдавались последние
распоряжения, все было готово к атаке. За полчаса до начала штурма
командира корпуса Безобразова по прямому проводу из штаба армии вызвали к
аппарату. Из этой комнаты всех удалили. Через пять минут Безобразов вышел
из аппаратной и громко приказал:
- Немедленно передать в штабы дивизий, что штурм отменяется! Это
распоряжение Ставки верховного.
Новость огорошила всех. Иностранцы бросились к Безобразову за
разъяснением, но генерал ограничился повторением своего приказа: штурм
отменяется. Один Борейко вздохнул свободно: его точка зрения победила.
Посыпались протесты из дивизий. Уверяли, что солдаты самовольно уже вышли
из окопов, что в темноте остановить их невозможно, но все это осталось без
внимания. Безобразов возложил персональную ответственность за выполнение
приказа на командиров дивизий под угрозой немедленного снятия с
командования. Это подействовало. Полки вернулись в исходное положение.
Штурм не состоялся.
Борейко в штабе так и не мог узнать, что за причина заставила в
последнюю минуту изменить первоначальное распоряжение. Вернувшись к себе в
дивизион, он застал там приехавшего из Пинчева Зайца.
- Вы, ваше высокоблагородие, уже знаете об отмене штурма? - первое,
что спросил солдат.
- Я-то знаю из штаба, а ты откуда мог об этом узнать? - удивился
Борейко.
- Пантофельная почта сообщила. И знаете, почему отменили штурм?
- Этого не знаю и узнать не мог, - признался Борейко.
- Потому что дела под Лодзью "бардзо кепско", как говорят поляки.
Немец прорвался в тыл нашей армии и часть ее окружил, а наши, в свою
очередь, окружили немца, немцы - нас, а наши снова окружили немца.
Получился слоеный пирог. Совсем бы немцу пропадать, но тут Ранненкампф,
тот, что был в Восточной Пруссии, остановил на двое суток свою подходящую
армию и дал немцу возможность уйти из окружения. Немецкий принц, сын
Вильгельма, Этель-Фридрих, так испугался, что удрал из окружения на
самолете, боясь, что его захватят в плен. Потери огромные. Пришлось
стягивать войска на север и забыть про Краков, - объяснял Заяц.
- Откуда ты все это знаешь? - изумился Борейко.
- Пан ксендз по секрету сказал, - признался Заяц.
- Ты-то какое к нему имеешь отношение? - удивился Борейко.
- Подошел к нему под благословение как добрый католик. Он и поделился
новостями. Поляки не любят царское правительство, но немцев ненавидят еще
больше.
30
Вскоре было получено приказание войскам 9-й армии отойти в район
Пинчева. Длительные переходы по плохим, разбитым дорогам вконец расстроили
материальную часть артдивизиона. Выяснилась необходимость обстоятельного
ремонта. Борейко поехал в штаб 9-й армии с докладом к генералу Ленчицкому.
Ремонтные мастерские были только в Варшаве и поэтому генерал распорядился
отправить тяжелый дивизион в Варшаву.
В штабе подтвердились ошеломляющие сведения о новом предательстве
Ранненкампфа, который, вместо того, чтобы отрезать немцам путь к
отступлению, на двое суток остановил свою армию и тем дал возможность
немцам выйти из кольца.
- На этот раз Ранненкампфа отрешили от командования и отправили в
тыл, - по секрету сообщил Борейко штабной офицер. - Говорят, великий князь
Николай Николаевич отхлестал его стеком по физиономии, сорвал погоны и
приказал расстрелять, но царь под влиянием царицы и Распутина не разрешил
этого и даже не уволил его из армии.
Засветло все батареи дивизиона Борейко погрузились в эшелон и с
темнотой тронулись в путь. Усталые солдаты заснули и только дежурный по
эшелону Зуев и несколько дневальных чутко дремали, прислушиваясь к мерному
стуку колес.
Звонарев проснулся, когда было уже светло. По-прежнему ровно и
неторопливо стучали колеса. В ногах у него сидел и, откинувшись к стенке,
крепко спал Краснушкин. Он похудел, оброс щетиной, синие тени легли под
глазами.
Когда он появился в купе и почему не поместился на пустой верхней
полке, Звонарев не знал. Будить свояка не хотелось и Звонарев боялся
пошевелиться. На противоположной стороне похрапывал Борейко, из коридора
доносились чьи-то приглушенные голоса, не то Зуева, не то Блохина. Состав
начал тормозить, шум колес почти стих и Звонарев услышал громкие голоса:
