они украсть не посмеют. За это в военное время полагается расстрел на
месте, а австрийские, конечно, все украдут, - заметил Звонарев.
Звонарев с Зайцем и арестованным Трофимовым направился в Люблин
вместе с поврежденной пушкой, а батарея, согласно полученному приказу,
двинулась вперед. Ей предстояло за день пройти около тридцати километров
по бездорожью.
Штаб 2-й гвардейской пехотной дивизии, куда сдали Трофимова, направил
поручика с маршевой ротой на передовую.
Совершенно убитый таким оборотом дела Трофимов бросился в ближайший
госпиталь. Но и там поручику не повезло. Врачи нашли его здоровым и,
улыбаясь, сообщили об этом. Ничего не поделаешь - пришлось Трофимову
вместе с маршевой ротой идти на передний край.
Сбитые с укрепленных позиций австрийцы быстро отходили на запад, где
на линии реки Сан у них был подготовлен укрепленный заранее рубеж.
Следуя по пятам противника, русские настигли австрийцев у самой
укрепленной полосы и теперь пытались с ходу захватить ее, но потерпели
неудачу и, остановившись, стали подтягивать войска и артиллерию.
22
Свою батарею Звонарев нашел еще стоящей в резерве. Вместе с
прапорщиком прибыла уже исправленная пушка.
Тяжелой батарее было поручено разрушить основной узел австрийской
обороны. На небольшой горушке находился дот из железобетона и толстых
бревен, имевший многослойную огневую оборону и окруженный несколькими
рядами проволочных ограждений, делавших дот труднодоступным для атаки
пехоты. Необходимо было его основательно разрушить. Без этого продвижение
было невозможно. Поэтому Борейко особенно тщательно выбирал огневую
позицию для батареи. Местность была ровная и приходилось ставить пушки за
перелесками. Вася Зуев предложил расположить батарею на лесной полянке и
пушки тщательно замаскировать ветвями. Прикинув положение батареи по
карте, Борейко согласился.
С темнотой батарея начала занимать боевую позицию. Солдаты
окапывались, рыли ровики для номеров.
В той же роще, где расположилась тяжелая батарея, находился штаб
Гренадерского полка. Его командир, рослый краснолицый полковник,
решительно запротестовал против такого соседства и потребовал перемещения
батареи в другое место. На все разумные доводы Борейко полковник отвечал
только криком. Чувствуя, как в нем закипает злость и опасаясь сорваться,
Борейко поспешил покинуть полковника.
В это время подошла маршевая рота пополнения, которую привел
Трофимов. Увидев его, полковник справился, как Трофимов, артиллерист,
попал в пехоту. Узнав причину, очень обрадовался и сразу зачислил его в
штаб полка.
- Примите под свою команду тяжелую батарею. Ее командир очень
несговорчив и не хочет считаться с моими указаниями, - пожаловался
полковник Трофимову.
- Я сам из этой батареи, господин полковник, и отлично знаю ее
командира. Мало дисциплинирован, дерзок с начальством и груб с
подчиненными, - охарактеризовал Борейко Трофимов.
- Тем лучше! Я смеще его с командования, а назначу вас командиром
батареи, - решил полковник.
- Разрешите доложить, господин полковник, - вмешался в разговор
адъютант полка, - нашему полку придется атаковать основной узел вражеского
сопротивления в этом районе, а без помощи тяжелой батареи мы не сможем его
разрушить.
Полковник заколебался. Появление Зуева с пакетом от Борейко отвлекло
его внимание от этих переговоров. Адъютант с полковником принялись
рассматривать схему и переносить на свои карты те пункты, которые должна
была обстрелять тяжелая батарея.
О Трофимове забыли.
Воспользовавшись этим, поручик отошел от Зуева и полковника подальше.
"Зачем лезть на рожон? - рассуждал он. - Помирать одинаково плохо что
в пехоте, что в артиллерии. А тут, по всему видно, такое начнется, что и
костей не соберешь. Нет, надо подобру-поздорову убраться подальше.
Живем-то один раз..."
К вечеру Трофимов добрался до Люблина, на ночь устроился на одном из
пунктов Красного Креста, а с утра направился в тыловой госпиталь. "Авось
на этот раз повезет", - подумал он. Но военный врач, осмотрев Трофимова,
холодно проговорил:
- Вот что, милостивый государь, пеняйте на себя. По закону военного
времени я обязан вас задержать и передать куда следует. Вы покинули
передовую, удрали в тыл. У вас одна болезнь - ярко выраженная симуляция. А
это попахивает дезертирством.
И военврач немедленно сообщил о дезертирстве поручика Трофимова в
штаб 2-й гвардейской дивизии генералу фон Нотбеку. Оказалось, что в штабе
было получено донесение командира гренадер об исчезновении
прикомандированного к полку поручика Трофимова. Бледный, насмерть
перепуганный, он предстал перед генералом.
Задав поручику два или три вопроса, Нотбек тут же распорядился
предать его военно-полевому суду по обвинению в дезертирстве. Суд собрался
немедленно и вынес приговор: за дезертирство из части в виду неприятеля
разжаловать Трофимова в солдаты и расстрелять.
Принимая во внимание первую судимость, генерал смягчил приговор,
отправив его рядовым в свой полк с маршевой ротой. Командиру роты были
даны специальные указания. Трофимова переодели в солдатскую форму
Гренадерского полка и поставили в общий строй.
Маршевая рота прибыла на место уже затемно. Ночью Трофимова направили
на пополнение одной из рот полка, которая с утра должна была атаковать
австрийскую позицию.
Едва рассвело, как Борейко открыл огонь по укрепленной горушке.
Стояло ясное прохладное утро, солнце светило в спину русским и в глаза
немцам. Это очень облегчало пристрелку. Отправив Зуева в пехотные окопы
для наблюдения, Борейко после первых выстрелов справился, как ложатся
снаряды.
- Кучно, как раз туда, куда надо! - не замедлил доложить Вася.
Один за другим грохотали страшные разрывы тяжелых снарядов и к небу
вздымались высокие черные столбы дыма и пыли.
Вскоре Борейко заметил, что с обстреливаемой им горушки по ходам
сообщений бегут солдаты.
Солнце поднималось все выше, изрядно припекая землю. Русская пехота
постепенно накапливалась на переднем крае обороны. Чувствовалось, что
приближается момент атаки. В воздухе, блистая серебряными крыльями,
проносились вражеские самолеты.
Сначала тихо, затем все громче и увереннее, переливаясь из окопа в
окоп, несся крик:
- Ура-а-а!
Это были цепи русских солдат, которые, как волны, перекатывались
через бруствер и со штыками наперевес стремительно приближались к
австрийским окопам. Еще немного, еще последний бросок и уже никакая сила
не сможет сдержать эту лавину.
В этот момент ударили уцелевшие австрийские пулеметы и батареи. Они
били фланговым огнем, скашивая шеренги русских солдат. Пехота залегла.
Атака могла захлебнуться.
- Огонь! Скорее огонь! - бледный, с перекошенным от бешенства ртом,
кричал Борейко в телефон.
Когда замолчали пулеметы австрийцев, русская пехота вновь поднялась и
с яростью ворвалась в окопы пртивника. Заметив это, Борейко открыл огонь
по тем местам, где он обнаружил пулеметные гнезда. В несколько секунд
огневые точки были уничтожены.
Австрийцы дрогнули и начали торопливо отходить. Пехота ринулась за
ними. Все перемешалось. Слышались только лязг железа, предсмертные крики,
стоны, проклятия. Боясь поразить своих, примолкли пушки обеих сторон.
Замолчала и тяжелая батарея Борейко, выжидая результатов атаки.
Зуев не выдержал этой напряженной, полной смертельной опасности
тишины. Схватив винтовку он одним махом выскочил из окопа и, пригибаясь,
побежал туда, откуда доносились грозные звуки жестокого боя.
- Назад! - Вася скорее почувствовал, чем услышал, срывающийся голос
Звонарева. Ноги сами несли его к австрийским окопам. Во рту пересохло.
Вместо сердца чувствовал сосущий холодок.
- Ура-а-а! - вырвался хриплый крик из его глотки. Рядом с ним,
задыхаясь, бежали Лежнев, Михайленко и Заяц.
Пехота пробежала уже больше половины пути до врага, когда хлестнула
пулеметная очередь, и с десяток солдат со стонами повалились на землю.
Трофимов в этот момент увидел перед собой глубокую воронку от снаряда и с
разбегу повалился в нее. Рыхлая земля была еще теплой от солнечных лучей и
еще сохраняла горьковатый запах взрывчатки. Здесь было тихо и безопасно.
Подбежавший унтер грубо крикнул:
- Сейчас же вылазь из ямы, а то штыком приколю, - и угрожающе вскинул
винтовку.
Трофимов нехотя, с трудом поднялся на ноги. В это время над ним
разорвалась шрапнель и пули со зловещим визгом пролетели над головой. Ни
одна из них не задела Трофимова, но он снова повалился в воронку и решил
больше из нее не вылезать.
- Если еще раз спрячешься - пристрелю, как собаку! - пригрозил
подошедший офицер.
Перепуганный Трофимов, трусливо втягивая голову в плечи, побежал за
другими солдатами. Вдруг неожиданно он провалился в глубокую яму и больно
ушиб ногу. Осмотревшись, куда он попал, Трофимов понял, что находится на
дне глубокого, полузасыпанного землей австрийского окопа. Тут же сидели
трое солдат - двое австрийцев и один русский. Они мирно перевязывали друг
другу раны. У русского кровоточила нога и он старался остановить кровь.
Австрийцы были ранены в руки. Бледные от потери крови, они с трудом
двигались по окопу. Русский перевязывал раненого в плечо австрийца, а тот
сунул в рот русскому солдату сигаретку и дал прикурить ее.
Трофимов осмотрелся, не понимая, кто здесь пленный, а кто победитель.
Но война была явно забыта. Еще недавно злейшие враги, готовые убить друг
друга, теперь они оказались только страдающими, несчастными людьми.
- Тебе куда попало, земляк? - спросил русский солдат, видя, как
Трофимов трет ушибленную ногу.
- Я не ранен. Оступился и провалился в эту яму. Кто тут кого взял в
плен: ты или они тебя? - спросил Трофимов.
- Мы просто замирились. Надоело друг друга калечить! - пояснил
русский солдат.
В это время из полузасыпанного землей блиндажа просунулась чья-то
рука с пистолетом и Трофимов наверняка простился бы с жизнью, если бы один
из австрийцев не ударил наотмашь по этой руке. Пуля пролетела мимо.
Русский солдат схватил свою винтовку и со всей силой ткнул штыком в
блиндаж. Раздался отчаянный вопль.
- Пошли, что ли, дальше или здесь останетесь? - спросил Трофимов.
- Мы отвоевались, а тебе следует идти за своими на австрияков, -
ответил русский, подозрительно приглядываясь к Трофимову.
Русские части ушли далеко вперед. По полю шли санитары, переносившие
в тыл тяжелораненых, легкораненые брели сами. Трофимов старался не
смотреть на них, чтобы не пугаться, не потерять совсем голову от страха, и
неторопливо брел вперед, вслед за наступающими цепями.
Он шел довольно долго и наконец понял, что впереди него уже нет
пехотных частей. По полям гарцевали отдельные группы всадников из
кавалерийского прикрытия. Трофимов вошел в деревню и, зайдя в первую хату,
попросил напиться. Затем он прилег на скамейке.
Под вечер австрийская разведка нашла Трофимова лежащим в хате.
Трофимов предъявил свое сохранившееся офицерское удостоверение и тотчас
был отправлен в штаб. Его здесь не замедлили допросить о расположении и
количестве русских войск.
Все, что Трофимов знал, он сообщил допрашивающему его офицеру.
Австрийцев особенно поразило, что он был тяжелым артиллеристом. Они очень
редко попадали в плен.
Ночью русские неожиданно перешли в наступление. Офицеры австрийского
