Было уже за полночь, когда Краснушкин в сопровождении Блохина уходил
с батареи. Содержимое докторского чемоданчика - не бинты, не вата, не йод,
а воззвание к солдатам Петроградского комитета большевиков - поместилось
за пазухой у Блохина.
Они расстались, крепко пожав друг другу руки.
- Желаю всякого добра вам, Иван Павлович. Мой поклон всем друзьям и
приятелям в Питере передайте. Дюже я соскучился. Хоть здесь я и не один,
славные подбираются хлопцы, а все не то, что питерцы, - вздохнул Блохин.
Светало. На востоке медленно и нежно розовело небо. Было тихо. Война
еще спала, чутко прислушиваясь и набираясь сил для страдного утра.
На следующий день штурм продолжался. Немецкие цепи одна за другой
ринулись на форты и укрепления. Хорошо укрытая крепостная артиллерия
обрушила на их головы тучу снарядов. Немецкие цепи редели, появилось много
убитых, раненых. Потери в пехоте росли с каждым часом. Вести наступление
становилось все труднее, и немцы вновь отступили, так и не обнаружив новое
расположение крепостных батарей.
Шварц был в полном восторге. Вызвав к себе Борейко, он поблагодарил
его за план и предложил взять на себя командование крепостной артиллерией.
- Голяховский стал стар, да и выпивает изрядно. А время военное.
- Чином не вышел, Алексей Петрович! - возразил Борейко. - Меня только
что произвели в капитаны, а вы мне предлагаете занять место полковника.
Подойдет сюда гвардия. Народ там очень заносчивый, с гонором. Сразу поцдут
скандалы, коль гвардейским генералам придется быть под моим началом.
Давайте уж я, по старому артурскому знакомству, буду у вас как бы
советником по артиллерийским вопросам, пока бои идут под Ивангородом...
Напряженные бои на фронте заставили забыть обо всем другом. Немец
рвался в крепость, не считаясь с потерями. Только после трех суток
ужасающих по своему упорству боев, стоивших немцам колоссальных жертв,
противник временно ослабил свое наступление. Борейко уже надеялся, что
немецкие атаки прекратятся и он сможет ненадолго уехать в Петербург, когда
вдруг германское наступление началось с новой силой.
Подтянув свежие части и среди них гвардейский резервный корпус,
состоявший из отборных солдат и офицеров прусской гвардии, Гинденбург
отдал категорический приказ взять Ивангород любой ценой.
В тот же день русская Ставка тоже отдала приказ войскам удержать
Ивангород и Варшаву любой ценой. Две воли и две силы столкнулись на фронте
протяженностью в 300 верст. В боях участвовало с обеих сторон 960 тысяч
человек. Потери в этом сражении составили 750 тысяч. Из них австрийцы
потеряли около 450 тысяч, русские - более двухсот, а остальное досталось
на долю немцев.
Тем не менее на десятый день боя немцы прекратили атаки на Ивангород
т обрушились на стоящий севернее крепости, на Висле, 3-й Кавказский
корпус.
25
Левый берег Вислы села Козеницы был выше правого. Германцы захватили
эти высоты, принудив кавказские части обороняться в низменной болотистой
полосе.
Немцы, решив столкнуть русских в реку, повели бешенные атаки. Русские
не могли глубоко зарыться в землю из-за высокого уровня грунтовых вод и
отбивались в мелких окопчиках. Брустверы, сложенные из дерна, едва
прикрывали от ружейных пуль. Разрушить эти окопы не представляло большого
труда для немецкой артиллерии. Сложнее было немецкой пехоте. Между
германскими и русскими окопами лежала почти километровая полоса трясины и
болот. Немецкая пехота вязла в ней по колено и несла при атаках огромные
потери. Русские батареи, расположенные на другом берегу Вислы, через реку
вели обстрел германцев. Хорошо замаскированные, они почти не несли потерь.
И все же положение русских у Козениц было очень тяжелое.
Эвакуация раненых через реку была возможна лишь в ночное время. С
темнотой прибывали ротные кухни, производилась смена частей, подходили
подкрепления.
В целях усиления обороны этого участка, который тоже входил в
крепостной район, Шварц направил сюда тяжелый артиллерийский дивизион.
Борейко приказал всем батареям срочно выслать разведчиков в район будущего
расположения частей. Проплутав день в Козеницком районе, разведчики
наметили на карте возможные места расположения батарей и представили их на
усмотрение командира дивизиона. Борейко хорошо знал местность и сразу
почувствовал неточность некоторых сведений. Необходима была дополнительная
проверка опытного артиллериста. Кого послать? Звонарева? Он плохо
ориентировался на незнакомой ему местности. Пришлось идти самому. И
Борейко, оставив Звонарева на батарее за старшего, вместе с Зайцем
переправился на лодке через Вислу. К вечеру измученные, грязные, они
вернулись на свои позиции, имея точный, проверенный план расположения
немецких частей и возможных позиций тяжелых батарей.
Когда на следующий день германцы бросились в очередную атаку на 3-й
Кавказский корпус, то были встречены сосредоточенным огнем русских
батарей. Появление большого числа новых батарей на атакуемом участке было
неожиданностью для германцев.
Погода была дождливая, видимость плохая и обнаружить русские батареи,
даже с самолетов, немцы не смогли.
Борейко отправил Зуева на передний край обороны в пехотные окопы 3-го
Кавказского корпуса, а сам поспешил в штаб 21-й пехотной дивизии,
державшей оборону на левом фланге, за которым были расположены тяжелые
батареи. Этот штаб находился на левом, западном, берегу Вислы.
Переправляться через реку опять пришлось на лодке, под огнем германских
батарей. По счастью, сильный дождь скрыл от врага переправу. С Борейко в
лодке находились телефонисты Блохин и Лежнев, в задачу которых входило
проложить линию связи по дну реки.
В штабе Каказской дивизии артиллеристов встретили традиционным
кахетинским вином, которое кавказцы возили с собой даже на войне. Выпили
для "хорошего знакомства", как выразился командующий дивизией полковник с
русской фамилией - Сушилин.
- Мои сальянцы и апшеронцы будут стоять насмерть, германцы в наших
окопах не будут, - уверял полковник.
Затем Сушилин показал схему расположения полков дивизии и новые
сведения разведки: германцы укрепили Козеницкие высоты, сосредоточили в
этом районе почти весь гвардейский резервный корпус и прилагали все
усилия, чтобы сбросить в реку 21-ю и соседнюю с ней 52-ю пехотные дивизии.
- Артиллерии у них много, но пехота не может перебраться через
прибрежные топи, вязнет. Вот немцы и сидят на своих высотах, а мы в
болоте, и не можем друг друга сдвинуть с места.
- Мы прибыли сюда, чтобы помочь вам не только в обороне, но и при
наступлении. Как только прояснится, займемся розыском и подавлением
немецких батарей на вашем участке, - изложил свой план действия Борейко.
- Разрушьте передний край германской обороны, а мы попытаемся ночной
атакой захватить его. Согласуем свои действия с соседями и штабом корпуса
и все будет в полном порядке, - уверял Сушилин.
В это время в блиндаж штаба дивизии вошел небольшого роста генерал в
высокой папахе, с кривой кавказской шашкой на боку и, поглаживая рукой
седую курчавую бороду и усы, проговорил с кавказским акцентом:
- Алла-вер-ды! Хотел сказать: мир дому сему! Да это не подходит к
настоящему положению.
Борейко и Блохин вытянулись перед генералом, который здоровался с
чинами штаба дивизии. Подойдя к Борейко, он с удивлением стал
всматриваться в его лицо.
- Позвольте, позвольте! Где-то мы встречались! Уж не в Артуре ли? Как
ваша фамилия? - спросил генерал.
- Борейко, ваше высокопревосходительство! Был на Электрическом Утесе,
затем на Залитерной батарее, - ответил Борейко. - Я тоже не сразу узнал
вас. Вы стали кавказцем.
- Ну, это не совсем так! Обрусел - это верно. Был Ирманом, да не
захотел носить немецкую фамилию и стал на русский лад Ирмановым. А вы
зачем попали сюда?
Сушилин доложил генералу обстановку на фронте.
- Очень приятно в боевой обстановке встречать доблестных
портартурцев, - еще раз пожал руку Борейко генерал. - Комендант крепости
Шварц тоже был в Артуре. Он так же, как и раньше, энергичен и неутомим. С
вами служат, верно, и другие артурцы?
- Так точно. Старший офицер у меня в батарее подпоручик Звонарев.
Быть может, вы помните его?
- Румяный пухлощекий юноша, что женился на дочери Василия Федоровича
Белого? Отлично помню. Передайте привет от меня. Очень толковый и храбрый
офицер.
- А вот со мной старший фейерверкер Блохин. Всю осаду провел в одной
роте со мной, - представил генералу Блохина Борейко.
- Здорово, молодчина! - обратился Ирманов к солдату и ласково
похлопал его по плечу. - Не забыл, значит, своего командира, с которым
раньше воевал? Мой трубач, если помните, Лейбензон, совершенно бесстрашный
человек, никогда от меня ни на шаг не отходил в Артуре, он тоже со мной.
Стал моим ординарцем. Так и воюем опять вместе.
- У меня в батарее есть еще солдат Заяц, тоже артурец. Еще храбрее
стал, чем был в Артуре, - доложил Борейко.
- Значит, вы были хорошим командиром для солдат, коль скоро они
собираются около вас. Таких офицеров я очень ценю. На них, по-моему, и
держится наша армия. Если солдаты готовы идти за офицером в огонь и в
воду, значит, он настоящий отец-командир для солдата, с ним они любого
врага побьют, - задушевно проговорил Ирманов.
Затем генерал ознакомился с намеченным Сушилиным планом обороны
боевого участка и одобрил его. Узнав, что в этот район тяжелый дивизион
направлен по указанию Шварца, Ирманов заметил:
- Знал Алесей Петрович, кого к вам направить. Капитан Борейко
наилучшим образом выполнит порученную ему задачу.
Затем Ирманов решил лично осмотреть окопы переднего края обороны и
ознакомиться с положением на месте. Борейко попросил разрешения
сопровождать Ирманова, однако генерал шутливо, но решительно отклонил
просьбу.
- Да вас, дорогой мой, за десять верст видно. Немец сразу приметит
вас. Нет, сидите на своем КП. Это мой категорический вам приказ. - И
вместе с Сушилиным вышел из блиндажа штаба дивизии.
Борейко послал вслед за ними Васю Зуева, а сам занялся осмотром
местности, где располагались резервы и тыловые учреждения дивизии. На
узкой болотной полоске были устроены неглубокие блиндажики, в которых
помещались резервы, склады боеприпасов, перевязочные пункты.
Пользуясь туманом, через реку переправлялись десятки рыбачьих лодок.
Понтонеры хотели было начать наводку моста, но Сушилин запротестовал,
считая, что мост только демаскирует переправу и раскроет врагу их замыслы.
С темнотой начиналось усиленное движение многочисленных лодок через
реку.
Оставив на западном берегу реки Васю и Лежнева, Борейко вернулся на
свой КП, размещавшийся на пристанционной водонапорной башне. Немцы давно
ее разбили, но обломки сохранились и среди них пристроился со стереотрубой
Борейко. Дождь мешал наблюдениям и артиллерия обеих сторон молчала.
Когда наконец погода улучшилась, германцы подняли над своими
позициями привязной аэростат, что позволило им хорошо рассмотреть
восточный берег Вислы, где расположились батареи тяжелого дивизиона
Борейко. Дальнобойные германские батареи немедленно приступили к
пристрелке обнаруженных ими огневых позиций батарей.
Тяжелая пушечная батарея, стоявшая за небольшой деревушкой, первой
оказалась под огнем и принуждена была замолчать. Это было особенно досадно
потому, что Борейко намеревался именно этой батареей сбить вражеский
