версия не пользовалась успехом. Зная Самсонова ближе других, генерал
Постовский уверял, что сдаться в плен Самсонов не мог.
- Не в его характере. Это рыцарь воинской чести, - уверял он.
Общее настроение в штабе было угнетенное. Ждали дальнейшего
наступления немцев из Пруссии. Готовились к обороне водного рубежа реки
Нарев.
Батарея Борейко получила приказ сосредоточиться у станции Остроленка.
Ходили слухи, что и тут она задержится недолго. Скорей всего, будет
отправлена в Варшаву, где можно заняться наконец основательным ремонтом
материальной части.
19
В район Остроленки, крупного железнодорожного узла, стягивались все
части, уцелевшие после разгрома 2-й армии.
Около станции образовался целый вренный городок - пехота,
интендантство, госпитали, артиллерия. В здании бывшей прогимназии
расположились штабные учреждения армии. Грозные события последних дней,
как черные злые тучи, прижали людей к земле. Сутолока, неразбериха в
частях и штабах усиливали состояние уныния и растерянности. Подсчитывались
потери. Слухи, потихоньку передававшиеся из уст в уста, рисовали страшную
картину. Германское радио открытым текстом передало сообщение немецкого
главного командования о параде в Берлине. По Унтер ден Линден перед
ликующей немецкой толпой строем прошли около ста тысяч пленных. Во главе
колонны шли двадцать русских генералов, за ними безоружные полки с
приспущенными до земли знаменами. Двенадцать знаменщиков несли знамена
различных полков. Их провели мимо королевского дворца Кайзергофа и
Вильгельм II в окружении своей свиты с балкона наблюдал за этим шествием.
Шептали обыватели, с круглыми от страха глазами:
- Говорят, в них бросали тухлыми яйцами...
- Гнилыми помидорами...
- Улюлюкали...
- Ужас, ужас! - И старушки набожно крестились.
К вечеру в штабе армии стали известны предварительные итоги потерь
2-й армии Самсонова. Помимо Енджеевского, вышли из окружения еще несколько
групп. Всего около двадцати тысяч солдат и пятисот офицеров да два
генерала из штаба. Убитых насчитали до тридцати тысяч. Итого, пятьдесят
тысяч человек. Немцы не могли взять в плен больше пятидесяти тысяч, из
которых половина была раненых. Пушек всего в армии было около трехсот.
Семьдесят сохранилось. Значит, взяли немцы не пятьсот, как они сообщали, а
не более двухсот тридцати, из них много побитых. Такова истинная картина
победы немцев.
- Нельзя сказать, чтобы и это было очень утешительно. Если бы наши
генералы, вместо сдачи в плен, подумали о том, как выйти из окружения, то
никакой бы катастрофы не было, - заметил Борейко.
Блохин с интересом прислушивался к разговорам, которые велись среди
солдат. Его умные глаза-щелочки прятались под нависшими бровями,
обветренные губы кривила злобная усмешка. Уж кто-кто, а он знал, что за
житье на чужбине, в плену. "Немец даром хлебом кормить не будет. Все жилы
вытянет... Пятьдесят тысяч человек, ружья, пулеметы, пушки - целая армия.
И с этими силами не выдюжить? Сдаться в плен? А все почему? Кто виноват?
Солдаты? Нет! Виновники налицо - двадцать генералов. Все в крестах, в
орденах. На парадах они ходили героями, а как пришлось туго, так они и
запросили пардону, кишка оказалась тонка. Вот и Лежнев вчера ругался.
Молодой еще парень, а разбирается. "Лучше бы, - говорит, - этих
генеральчиков до войны всех перестрелять". Дождуться и остальные своего
часа - переведем, как гнилую падаль. Навязались нам на шею!"
Блохин понимал, что материал, который он собрал, ценен, интересен и
очень важен. Он знал: отправь его в Питер, здорово пригодиться Ивану
Герасимовичу. Но с переходами и походами последних дней трудно было
связаться со своими людьми.
Очень надеялся он на сегодняшний день. Вчера Звонарев получил письмо
от Варвары Васильевны. Она, между прочим, сообщала, что в Остроленке
расположился походный лазарет и он, Блохин, сможет навестить там их старую
знакомую Блюмфельд. Наконец-то он получит весточку от друзей, советы, а
может и еще кое-что. И сам передаст письмо. Он подробно описал все, что
слышал и видел собственными глазами. Товарищ Клава из этого материала
составит замечательную листовку.
Поджидая Васю Зуева, с которым они должны были отправиться в
госпиталь, Блохин почистился, надежнее запрятал письмо.
В госпитале, который помещался в местной больнице, Блохин без труда
разыскал врача Блюмфельд. Она вышла к ним из перевязочной, маленькая,
худенькая, в белом халате и косынке. Ее близорукие, черные навыкате глаза
устало прищурились. Она молча пожала руку Блохину. Добрая улыбка сразу
изменила ее уставшее некрасивое лицо, сделала его удивительно милым и
молодым.
- Вас, Вася, невозможно узнать! - сказала Блюмфельд, пожимая руку
Зуеву, с удивлением его разглядывая. - Этакий молодец вымахал! Чтобы вам
не было скучно, я приготовила вам сюрприз. Сейчас увидите кое-кого из
старых артурских друзей. Аннушка, - обратилась она к проходившей мимо
санитарке, - позовите сестру Акинфиеву. Скажите, что ее ждут в приемном
покое. Да, да, Надя Акинфиева, вы угадали. Ну вот, я же знала, что вы
обрадуетесь. Потолкуйте с ней, а я тем временем уведу Филиппа Ивановича к
себе. У нас, к сожалению, очень мало времени и очень много дел.
В штабе армии Борейко вручили пакет от полковника Кочаровского: в
связи с предстоящей переброской на другой участок фронта срочно
доукомплектовать личный состав батареи. Пополнить запасы фуража и
продовольствия. Борейко сокрушенно вздохнул: его вновь ждали бои с
интендантами, писарями, всяким штабным мелким начальством. Признаться,
такие сражения для него были куда неприятнее, чем штыковая схватка с
врагом.
Но делать было нечего. Приказ есть приказ. Прихватив с собой
Звонарева, Борейко отправился на сборный пункт, куда прибывали маршевые
роты. В списках маршевой роты ему в глаза бросилась знакомая смешная
фамилия - Заяц, к тому же этот солдат был из запасных квантунской
артиллерии.
"Что за черт! - подумал Борейко. - Ужели это наш Зайчик с Утеса? Не
может быть, чтобы у Зайца были однофамильцы".
Прибывшие солдаты маршевой роты были собраны на дворе.
- Здорово, герои! - подошел к ним Борейко. - Вы и есть 117-я маршевая
рота? Где ваш командир?
- Так точно, мы и есть 117-я маршевая. Командир у нас прапорщик
Полукотов, вон в холодке сидит, чаем прохлаждается, - показали солдаты.
Борейко послал Звонарева к Полукотову с просьбой выделить нужных ему
солдат.
Прапорщик срывающимся голосом стал вызывать солдат по списку. В строю
не оказалось только Зайца.
- Сбежал-таки! Два раза по дороге убегал, но его ловили и возвращали
в маршевую роту, - уныло проговорил Полукотов.
Борейко пошел к этапному коменданту заявить о побеге Зайца, когда
неожиданно перед ним выросла щуплая фигурка и, вытянувшись по-строевому,
отрапортовала:
- Канонир Заяц в ваше распоряжение прибыл.
- Где это ты, курицын сын, пропадал, что тебя пришлось разыскивать? -
набросился штабс-капитан на солдата.
- Я, вашбродие, думал, что опять попаду к какому-нибудь прапору из
мордобойцев. Они забили вконец! Потому и бегал. А как увидел вас, со всех
ног бросился. С вами готов в огонь и воду, куда прикажете, - ответил Заяц.
- Чем же ты, Зайчик, занимался все эти годы? - поинтересовался
Борейко.
- Был антрепренером, - с чувством собственного достоинства ответил
солдат.
- То есть как - антрепренером? Директором, что ли, театра? -
переспросил Борейко.
- Так точно, ваше благородие. Вы не смейтесь. Моя бедная старая мама
тоже сначала смеялась. "Что с тебя взять, - говорила мама, - ты бедный,
слабый еврей. Куда ты лезешь в театр? Шил бы лучше хорошие сапоги, как наш
сосед Ицик. Над ним никто не смеется. Ему за работу платят хорошие гроши".
А мама у меня умная женщина, она не желала своему единственному сыну
несчастья. Я ее не послушал и она оказалась права - надо мной все
смеялись. Но люблю, когда люди смеются, - что с них взять, если им весело?
Набрал я в Свенцянах хороших парней и девчат и начал представлять.
Поначалу и разгоняли нас и даже однажды побили в полицейском участке. Но
потом как-то стало легче - видно, махнули на нас рукой.
- Почему же ты не носишь свой крест, которым тебя наградили в Артуре?
- спросил Звонарев.
- Отобрали его у меня, как только я пришел к уездному воинскому
начальнику.
- Под суд, что ли, попал? Без суда крест отобрать нельзя.
- Какие там суды! Увидел воинский начальник на мне крест и как
заорет: как ты смел, такой-растакой, на себя Георгиевский крест нацепить?
Я ему докладываю: вашбродие, так, мол, и так, награжден в Артуре за свои
подвиги против японцев. А он: "Того не может быть, чтобы ты подвиг мог
совершить! Есть у тебя бумаги на крест?" Я ему показал приказ генерала
Белого о моем награждении, подписанный самим Стесселем. Так начальник не
поверил, забрал крест и бумаги, говорит, на проверку. Только я их и видел.
Так я и остался без креста, - печально закончил свой рассказ Заяц.
- Не горюй, Зайчик! Найдем тебе крест! Мы тебя в обиду не дадим, -
сказал Звонарев, прикалывая Зайцу георгиевскую ленточку, взятую у Блохина.
На батарее их дожидались вернувшиеся из госпиталя Блохин и Вася,
раскрасневшийся, с блестящими, взволнованными глазами.
- Где же вы запропастились? - накинулся Вася на вошедших в небольшую
комнату, где квартировал Борейко. - Дядя Сережа, вы не можете себе
представить, кого я видел сейчас.
- Нет, друг мой, - пробасил Борейко. - Удивлять вас будем мы. Ну-ка,
Зайчик, два шага вперед. Прошу любить и жаловать - Заяц с Электрического
Утеса, отчаянный герой и самый находчивый человек на свете.
Блохин разинул рот от удивления:
- Вот так фокус! Живой Заяц собственной персоной! Откуда ты, друг
милый?
Заяц вытянулся по стойке "смирно" и, лукаво поблескивая своими карими
глазами, доложил:
- Прибыл в ваше распоряжение как пополнение. А то, говорят, вы
потеряли много генералов.
Хохот покрыл его слова. Пока все шумно рассаживались за неприхотливый
солдатский обед, Вася отозвал Звонарева в сторону.
- Я лопну от нетерпения, если не расскажу вам, кого я только сейчас
видел.
- Помилуй, Вася, не надо. Некому убирать, много будет всякого... -
улыбаясь, проговорил Звонарев. - С тобой и впрямь что-то стряслось. Глаза
блестят и веснушек вроде стало меньше. Уж не влюбился ли, часом, или нашел
генерала Самсонова?
- Дядя Сережа, не смейтесь. Я видел Надю Акинфиеву, - выпалил Вася
одним духом. - Теперь я посмеюсь над вами. Ну и вид у вас!
Звонарев широко раскрытыми глазами смотрел на Васю. Не может быть! Та
Надя, милая, славная Надя, что была его юношеской мечтой в Порт-Артуре,
что заставляла сильнее биться его сердце! Это просто чудо! Где она? Какая
она? Почему она здесь?
И сразу вспомнилась ему Надя в тот далекий артурский вечер, когда он
постучался в ее домик, - в легком розовом кимоно с открытыми нежными
смуглыми руками, вся розовая, ароматная, желанная...
- ... она спрашивала о вас, - услышал он голос Васи. - И какая она
красавица! Я погиб, дядя Сережа. Честное слово, я погиб. Как взглянул на
нее, так сразу понял, что погиб.
В комнату вошел поручик Трофимов. Увидя компанию обедающих, он криво
усмехнулся и, обращаясь к солдатам, презрительно бросил им:
- А ну катитесь отсюда подобру-поздорову.
Солдаты было поднялись, но Борейко громко скомандовал им:
