- Откуда увидел? На руках. Поди посмотри - почитай, у всех убитых
руки мозолистые, трудовые, в шрамах от работы у станков да в поле, кожа у
них шершавая. Значит, все это трудовой народ, оторванный от работы и
погнанный насильно на войну. Белоручек я видел всего двух-трех, из господ
офицеров. Тем на войне лафа. Им чины и кресты, а солдату ничего, кроме
вшей да березовых крестов, не полагается, да и то один крест на братскую
могилу. Вот и посчитай, кому война - мать, а кому - мачеха! - говорил
Блохин.
Неподалеку от места побоища Лежнев нашел опрокинутую немецкую
телефонную двуколку. Она была загружена полевыми телефонными аппаратами и
мотками телефонного провода. Вблизи бродили лошади, потерявшие своих
седоков. Разведчики мигом сообразили, что это имущество очень понадобится
на батарее.
- Вот и довезем все собранное! - обрадовались солдаты.
- Пора домой, а то, чего доброго, батарея куда-либо уйдет. Тогда ищи
ветра в поле! - напомнил Блохин.
Разведчики сели на лошадей и зарысили в тыл.
Километрах в шести они наткнулись на лихо мчавшуюся им навстречу
кавалькаду всадников во главе с генералом Адариди. Генерал снова приобрел
свой надменный вид. Он отчаянно ругал за что-то своих спутников: видимо,
чувствовал себя победителем.
Разведчики поспешили свернуть в сторону и скрыться за деревьями,
чтобы не попадаться на глаза свирепому начальству.
Как Блохин и предполагал, батареи уже на месте не оказалось. От
коменданта станции разведчики узнали, что она неожиданно снова погрузилась
в эшелон и ее отправили в направлении Ковно. Разведчики догнали батарею
только в пятнадцати километрах от Вержбалова.
Встретили их в батарее, как настоящих героев, побывавших в тяжелом
бою. Зуев обстоятельно доложил Борейко обо всем случившимся.
Как оказалось, вскоре после отъезда разведчиков батарея получила
приказание снова грузиться в вагоны для переброски на фронт 2-й армии
генерала Самсонова, развернувшейся на берегу реки Нарев.
На столе, покрытом белоснежной скатертью, лежали серебряные приборы,
на фарфоровой тарелочке - свежие яйца, в хрустальном стакане - молоко.
Генерал Ранненкампф любил комфорт и любил точность, особенно, когда дело
касалось его, генеральских, завтраков или обедов. Он был глубоко убежден,
что суетливость - удел посредственных людей, а неторопливость и выдержка
присущи только великим и значительным людям. А он, Ранненкампф, причислял
себя к гениальным полководцам. Он в этом был уверен еще со времен
Маньчжурии. Он также был уверен в том, что Россия многим обязана его уму,
опыту, наконец его самоотверженности: еще бы, в день сегодняшнего сраженя
под Гумбиненом он задержался на целых десять минут с завтраком.
Но теперь, когда все позади, он может насладиться. Голубые навыкате
глаза генерала ласково осмотрели стол. Все было на месте. Денщик, как
всегда, был аккуратен, это немало удивляло генерала - ведь денщик был
простой русский мужик. У него не было и капли немецкой крови. Откуда у
него такая чистоплотность? Вот он, генерал, может гордиться своей кровью.
О, в его жилах течет голубая кровь немецких баронов. Он рожден для славы,
для почестей. И он это докажет, если уже не доказал.
Адъютант доложил ему, что под Гумбиненом захвачены богатые трофеи.
Что ж! Это хорошо. Он решил отправить в свое имение кое-что из захваченных
ценностей. Например, картины, ковры. О, генерал любит искусство, серебро,
драгоценную посуду, хорошую мебель. Так приятно иметь у себя редкостные
вещи. Это никогда не лишне...
Услаждая себя такими мыслями, генерал с аппетитом принялся за свой
завтрак. Он любил кушать один.
"Это помогает сосредоточиться перед великим решением, - размышлял
Ранненкампф. - Все великие люди любили сосредоточиваться. Вот и сейчас,
как приятно подумать подуматьи - что ж тут плохого - помечтать. Да, да,
он, Ранненкампф создан для блестящей карьеры. На это намекнул ему недавно
маркиз де ля Гиш, французский военный агент в России. Он сказал ему, тонко
улыбаясь, что французы умеют ценить победителей. Откровенно намекнул на
великие французские почести, которые ждут Ранненкампфа в скором времени.
Что ж, это только хорошо их характеризует. Я получу только свое, то, что я
заслужил, а это не так мало, так что французам придется раскошелиться!"
В дверь постучали и на пороге показался адъютант.
Вытянувшись в струнку, он испуганными глазами смотрел на генерала:
- Осмелюсь доложить, ваше превосходительство, пакет от командующего
фронтом генерала Жилинского.
Не поворачивая головы, Ранненкампф искоса холодно взглянул на
адъютанта.
- Мне кажется, я предупреждал вас, господин капитан, что во время
завтрака я не люблю, когда мне мешают.
- Я думал...
- Думать буду я, - перебил адъютанта Ранненкампф, - а вы -
исполнять...
Адъютант, лихо щелкнув каблуками, повернулся, вышел из комнаты, тихо
прикрыв дверь.
Завтрак был испорчен. Доев без удовольствия остатки цыпленка и не
притронувшись к молоку, генерал вскрыл принесенный ему пакет и углубился в
чтение.
"Поначалу неплохо, - улыбнулся своим мыслям Ранненкампф. - Напрасно я
не прочитал за завтраком. Командующий благодарит за блестящую операцию,
сообшает о благосклонности и похвале самого государя... Я этого и ждал..."
Но дальше шло что-то непонятное. Генерал пересел ближе к окну и,
нервно перебирая пуговицы, стал читать:
"... Значительная победа 2-й армии генерала Самсонова... блестящий
бой 15-го армейского корпуса в районе Орлау... Уничтожена 37-я пехотная
дивизия германцев... Четыре тысячи убитых и раненных, свыше тысячи
пленных..."
А дальше еще хуже:
"... Находя просьбу генерала Самсонова справедливой, командующий
разрешает генералу Самсонову вести наступление на Алленштейн, Остероде,
уклонившись тем самым на 60-70 километров к западу от направления главного
удара его армии. Это отклонение на запад обеспечит глубокий охват 8-й
германской армии и преградит ей выход к Висле.
Генералу Ранненкампфу надлежит взаимодействовать с генерало
Самсоновым и, не останавливаясь в Гумбинене, спешно идти на северо-запад в
направлении Кенигсберга для встречи со 2-й армией..."
Дальше читать Ранненкампф не мог. Это уже слишком! Ему
"взаимодействовать" с Самсоновым! С этим хамом, с этой бездарностью. Всю
его глупость и тупость он знает еще со времен Маньчжурии. Он еще тогда не
раз говорил генералу Куропаткину о бездарности Самсонова. Его давно нужно
было выгнать, а ему дали армию, и он, Ранненкампф, извольте с ним
"взаимодействовать".
Нет, помогать ему Ранненкампф не будет. Пусть выворачивается сам.
Право же, это будет справедливо: Ранненкампф старайся, спеши ему на
помощь, а Самсонов будет пожинать лавры победы, славу себе зарабатывать.
Нет уж, увольте!!! Самсонов... И фамилия неприличная для генерала. В 1-й
армии, наверное, найдется сотня Самсоновых, и все - солдаты, от которых за
весту онучами воняет... Нет, тысячу раз нет, он, Ранненкампф, знать не
хочет Самсонова, он презирает его и, если уж говорить откровенно,
ненавидит. И насколько Ранненкампфу известно, генерал Самсонов платит ему
тем же.
Ранненкампф, заложив руки за спину, прошелся по комнате и, как бы
отвечая генералу Жилинскому, произнес вслух:
- Нет,ваше высокопревосходительство, не получится у нас с Самсоновым
взаимодействия. Нет, не получится!..
Подойдя ближе к двери, он вызвал адъютанта:
- Передайте мое распоряжение - дать отдых войскам. Два дня. Нам
некуда спешить. После блестящей победы солдаты должны отдохнуть.
13
Не встречая особого сопротивления, русские полки 6-го армейского
корпуса, входившего во 2-ю армию, согласно директиве штаба армии,
продвигались вглубь Восточной Пруссии, в направлении города Бишофсбурга.
Но русская армия двигалась вслепую, не имея представления ни о
составе немецкой армии, ни тем более о ее расположении. Разведовательные
сведения получали главным образом от пленных и местных жителей. Оба
источника были весьма ненадежные.
Тяжелые батареи двигались во втором эшелоне частей. Только когда
корпус подошел к немецкому городку Ортельсбургу и солдаты наткнулись на
укрепленные позиции немцев, командир 16-й дивизии генерал Рихтер решил
использовать тяжелые пушки.
На ровной, как стол, местности трудно было найти скрытую огневую
позицию для тяжелой батареи. Выехавший на разведку Зуев отыскал небольшой
овраг, откуда брали глину для кирпичного завода, расположенного рядом.
Гаубицы, стрелявшие под большими углами возвышения, смогли расположиться в
этом узком, с крутыми берегами карьере. Командный пункт Вася наметил на
заводской трубе. Отсюда открывался широкий вид во все стороны: влево из-за
леса виднелся Ортельсбург и блокпост на междуозерном перешейке.
Просматривались и далекие тылы немцев, где были видны движущиеся по
дорогам колонны войск и артиллерии, обозы, идущие к городку и движущиеся
из города железнодорожные составы с войсками. Обнаружил Вася также и
огневые позиции легких немецких батарей. Наступающая русская пехота
окопалась перед немейкими укреплениями и блокпостом, который был центром
обороны в Междуозерье. Это укрепление надо разрушить во что бы то ни
стало.
Ознакомившись с обстановкой, Борейко приказал Зуеву пристреляться к
блокпосту на шоссе. Взрыв первого же снаряда поднял к небу огромный столб
черного дыма. Пехота сразу насторожилась. Она еще не видела действия
русских тяжелых батарей. Зашевелились и немцы. Для них тоже было новостью
наличие у русских тяжелых орудий, ставивших под угрозу линию их
укреплений.
Несмотря на старания Зуева, прямого попадания в немецкое укрепление
не было.
- Придется выкатить пушку для стрельбы прямой наводкой, - решил
Борейко.
Но выкатить на руках тяжелое орудие было не так-то легко. Пришлось
просить помощи у пехоты. С большим трудом пушку перетащили по ложбине,
укрывыясь холмами и кустарниками, подвезли ближе к цели. Немцы не сразу
заметили это передвижение, и артиллеристы сумели навести пушку прямо на
цель. Орудием командовал Трофимов, а Борейко и Зуев с наблюдательных
пунктов следили за стрельбой. Первый выстрел дал промах и бомба
разорвалась где-то в районе Ортельсбурга, вызвав там пожар.
Тут немцы заметили наконец гаубицу и начали ее усиленно обстреливать.
Появились раненые артиллеристы, Трофимов был контужен и потерял сознание.
Около пушки его сменил Звонарев. С артурских времен он не был под
артиллерийским и пулеметным огнем и неприятное чувство страха холодом
наполнило душу. Как в Артуре, неожиданно около него вырос Блохин.
- Тряхнем стариной, вашбродь? - весело крикнул он прапорщику. -
Помните, как на Залитерной да литере Б нас крыл япошка? Но ничего, уцелели
мы тогда! Не робь, номерки!..
- Прямой наводкой, - раздался голос Звонарева, - огонь!
Пушка с грохотом откатилась и тотчас около немецкого блокпоста
взвился огромный фонтан черного дыма и пыли. Грохот разрыва был так
оглушителен, что на мгновение солдаты остолбенели.
- Рядом с немцем! Надо чуток левее..
Вторая бомба попала перед самым немецким укреплением, взрывной волной
повредила броневой колпак. Немецкая пушка потеряла способность вращаться
по сторонам и ее снаряды теперь летели не причиняя вреда.
- Давай, пали в свет божий, как в копеечку! - хохотнул Лежнев.
Пехота с криком "ура" снова бросилась на штурм блокпоста.
В это время неприятельский снаряд ударил в орудие и, разорвавшись,
