коменданта...
- Поймите, это зависит не от меня. Все пути к фронту забиты вринскими
эшелонами, а происходит подобное безобразие оттого, что сами воинские
части разгружаются недопустимо медленно и задерживают подход следующих за
ними составов. Все графики нарушены, и теперь поезда идут, как только
представляется возможность их продвинуть вперед.
Несмотря на все эти разъяснения, Борейко не отходил от коменданта
станции в надежде хоть на несколько минут ускорить продвижение своей
батареи. Оставив эшелон под командованием старшего офицера, поручика
Трофимова, и ВАси Зуева с Блохиным, Борейко продолжал наседать на
железнодорожное начальство. Тем временем Блохин, озабоченно покуривая
махорку, говорил Васе:
- Ты, Василий, человек грамотный и ученый, объясни мне, почему такая
спешка. Мы еще не вполне укомплектованы, а нас гонят в бой! Продовольствия
и фуража у нас всего на несколько дней. А дальше чем будем кормить солдат
и коней? Чудно что-то получается. Столько лет прошло с японской войны,
люди вроде поумнели, а начальство еще больше поглупело.
- Вы, дядя Филя, в самую точку смотрите. Зачем начальству трудиться и
шевелить мозгами? Ему в бой под огонь не идти, в штабах безопасно, тихо и
тепло. Оно не торопиться, да наши союзники французы требуют вторжения в
Германию. Туго им приходится под Парижем. Немец туда бросил свои лучшие
гвардейские полки. Вот и потребовали французы от нас скорейшего вступления
в Восточную Пруссию. Ударим мы здесь, немцу придется перебросить свои
части из Франции на наш фронт. Глядишь, французам и полегчает. А что мы к
войне еще не готовы и наших солдат побьют зазря несметное множество, о том
у начальства голова не болит, - подробно пояснял Вася своему собеседнику.
В Восточной Пруссии в начале войны находились лишь незначительные
германские части, по преимуществу резервные и ополченские. Они составляли
восьмую немецкую армию генерала фон Притвиц Гафрона. Эти второочередные
части тем не менее были хорошо снабжены боевой техникой и особенно
превосходили русских численностью артиллерии. Две русские армии,
вторгшиеся в Пруссию, распологали всего 36 тяжелыми орудиями против 188
орудий у немцев. Значительно больше было у германцев и пулеметов.
Немецкие войска расположились вдоль русской границы и опирались на
линию Мазурских озер. Большинство проходов между озерами было прикрыто
рядом блокпостов из железобетона с броневыми куполами для пушек. Русская
легкая артиллерия была бессильна против них, а тяжелых орудий было
недостаточно.
Таким образом, позиции германской армии были хорошо укреплены и могли
выдержать сильный натиск русских. Но, несмотря на это, в пограничном
сражении у Шталюпенена и Гумбинена 7 августа немцы были разбиты и поспешно
отошли за линию Мазурских озер.
Русские войска ворвались в пределы Восточной Пруссии. Запылали
баронские имения и восточнопрусские городки. Тысячи беженцев, среди
которых были и весьма именитые прусские юнкеры, спасаясь от русских,
ринулись в Берлин, требуя принятия решительных мер против наступающих
русских армий.
В ставке германского императора Вильгельма поднялась паника: варвары
разрушают очаги исконной германской культуры! Под влиянием этого
германский план войны был срочно пересмотрен. Два армейских корпуса и
кавалерийскую дивизию спешно сняли с французского фронта и направили
против русских в Восточную Пруссию.
Отправка этих корпусов значительно ослабила германскую армию, у
немцев не хватило войск для окончательной атаки Парижа. Молниеносный удар
на западе провалился. Немцы перешли к обороне.
- Вот, Филипп Иванович, вся стратегия и тактика современной кампании,
- закончил Вася свое пространное разъяснение. - А что будет дальше, как
говорится, поживем - увидим.
Первая русская армия под командованием генерала Ранненкампфа
развернулась от Балтийского моря почти до Сувалок фронтом на запад. Она
должна была вступить в Восточную Пруссию севернее Мазурских озер. 2-я
армия под командованием генерала Самсонова разворачивалась вдоль реки
Нарев и готовилась вторгнуться в Восточную Пруссию южнее Мазурских озер,
создавая тем самым угрозу 8-й германской армии. Миновав озерные
пространства, обе армии должны были соединиться и наступать на запад,
прижимая немцев к реке Висле.
К вечеру того же дня артиллеристам в ройоне Двинска начали
встречаться первые эшелоны с пленными немцами и трофейным имуществом -
устарелыми пушками и ружьями, повозками, груженными разными вещами.
Появились и санитарные поезда с легкораненными. Они чувствовали себя
прекрасно - были рады-радешеньки, что живыми выбрались из прошедших боев.
По словам солдат, выходило, что основное преимущество немцев заключалось в
численном превосходстве боевой техники - пулеметов и особенно тяжелых
орудий, которых у нас очень мало. Но штыкового удара немцы не выдерживали,
бежали при нашем приближении. В общем, настроение у легкораненных было
бодрое.
Зато тяжелораненные все видели в мрачном свете.
- Куда нам с немцем воевать! У него все, а у нас и артиллерии меньше,
а тяжелой и вовсе нет. И воюет он по-умному. Зря людей на смерть не
посылает. А наши командиры или трусливы и прячутся за солдатские спины,
или дураки - зря посылают людей на убой, без артиллерийской подготовки,
без разведки.
Эти настроения находили живой отклик у солдат, которые начинали
вспоминать тысячи примеров из мирной жизни, подтверждающих эти рассказы.
Вскоре на одной из станций увидели и немецких пленных. Уже немолодые,
мрачные и угрюмые, они по возрасту принадлежали к второочередным резервным
частям. На вопросы отвечали нехотя и односложно. Обиженные этим, солдаты,
грозя кулаками, начали требовать объяснения, почему немцы пошли войной на
Россию.
- Дурьи вы головы! - не замедлил вмешаться в разговор Блохин. - Да
откуда солдату знать, почему война началась? Послали, он и пошел, не
спрашивая, куда и зачем.
- А он бы спросил у начальства, - заметил один из солдат.
- Поди ты спроси: офицер и объяснит тебе все - кулаком по морде.
Узнаешь, как задавать такие вопросы. Приказало начальство - сполняй! А то
взгреют, - коротко отозвался Блохин.
Зуев под нажимом тети Вари успел неплохо навостриться в немецком
языке и теперь более или менее успешно применял свои знания в разговоре с
пленными. Они сообщили, что всего несколько дней назад мирно трудились в
своих деревнях, когда их внезапно оторвали от труда, семей и срочно
отправили в армию. Им разъяснили, что царь Николай напал на Германию и
решил забрать все богатства страны. Поэтому надо упорно защищать родину, и
Восточную Пруссию прежде всего.
- Так ведь это вы, немцы, напали на нас! - возражал им Зуев.
- В Восточной Пруссии находятся только резервные и ландштурменные,
ополченские, части. Если бы кайзер решил воевать с Россией, то, конечно,
сосредоточил бы у ее границ отборные первоочередные полки и дивизии, -
резонно отвечали немцы. - Нет, это ваш царь напал на нас.
- Видишь, как здорово закручено, - проговорил Блохин. - Нам забили в
головы, что немец на нас напал, а им - что мы на них напали. Хитрая
механика получается. Василий, спроси вон у того детины, - указал Блохин на
высокого широкоплечего немца, угрюмо смотрящего на русских, - пускай
покажет руки, узнаем, кто он. Руки, они почище любого паспорта расскажут о
человеке.
Немец неохотно протянул свою натруженную ладонь, всю покрытую
мозолями.
- По пачпорту или рабочий с завода, или батрак с деревни, - определил
Блохин. - Такому война ни к чему. Ему работать, чтобы прокормить семью и
себя. Скажи ему, что я тоже рабочий человек, - и солдат показал свою
шершавую загрубелую ладонь.
Немец, видимо, понял, что перед ним свой брат, подневольный человек,
и слабо улыбнулся.
- Гут, гут, карош, - пробормотал он.
Из дальнейших расспросов выяснилось, что Макс Грюнвальд, как звали
немца, жил в Западной Пруссии, имел небольшой хутор, но больше батрачил у
соседнего помещика-барона.
Дома у него остались жена и трое детей-подростков. Самое большое его
желание было - поскорее вернуться домой.
Около Вильно стали встречаться целые эшелоны с породистым скотом,
сельхозмашинами и другим ценным имуществом, не имеющим военного значения.
Из расспросов сопровождающих солдат установили, что все это было захвачено
в различных имениях и баронских замках и прежде всего в личном имении
Вильгельма II Роминтен, расположенного неподалеку от нашей границы. Это
имущество направлялось в царские удельные имения. В закрытых вагонах
перевозилась драгоценная мебель - обстановка внутренних покоев
кайзеровского дворца и баронских замков.
- Видали, братцы, сколько добра набрали наши солдатики? - тихо
спросил Блохин у ездового Федюнина.
Тихий, застенчивый, уже немолодой, Кондрат Федюнин был крестьянином
из большого села Медведки Тульской губернии. Дома он оставил жену, двоих
девок на выданье и мальца Кольку, еще несмышленыша. Когда Кондрат говорил
о сыне, его лицо молодело, разглаживался задубевший в морщинах лоб и
дрожали в несмелой улыбке губы.
Как-то однажды увидел Блохин такую же робкую улыбку на обветренных
губах Кондрата, когда он чистил скребком крутые бока сильной
лошади-тяжеловоза. О чем он думал тогда? Может быть, о сыне Кольке,
который подрастет и будет помощником отцу в хозяйстве, а может быть, об
этой могучей лошади, которая, будь она у него, сразу вытащила бы из нужды
всю его семью.
- Что ты, как девку, оглаживаешь его? - засмеялся проходивший тогда
мимо разведчик Петр Лежнев.
- Дюже коняга справный, - медленно и тихо ответил Кондрат, доброй
рукой похлопывая по чистой, лоснящейся шерсти мерина. - Такого конягу - и
на войну! Ведь убить могут али покалечить. Ему бы пахать да пахать...
- И-их, - махнул на него рукой Лежнев. - Нашел, кого жалеть. Ты бы
людей пожалел. Вот сколько их положат!
Кондрат ничего не ответил, только мечтательная добрая улыбкапокинула
его губы, и лицо сразу как-то постарело.
Долго потом вспоминал Блохин лицо Кондрата и его добрые, жаждущие
крестьянской работы, руки. Вот и сейчас, увидя Федюнина, Блохин заговорил
с ним:
- Видал, сколько добра набрали наши солдатики? А для кого? Для
царя-батюшки. Чтобы сердце его порадовалось. А что получили солдатики,
которые за это головы сложили или искалечены на всю жизнь? Кукиш с маслом,
три аршина земли да осиновый крест! У царя и своего добра девать некуда, а
тут без куска хлеба остались вдовы и сироты. В пору и отдать это имущество
народу. Так нет! Ни денег, ни имущества солдатам не видать, как своих
ушей!
- Где же правда на земле после этого? - возмутился подсевший к ним
Лежнев. - Мы кровь проливаем, а кто-то на этом карманы себе набивает.
Пусть бы и шли воевать те, кому война выгоду приносит.
- Чудаки вы, братцы! Да войны для того и устраиваются, чтобы богатый
богател и беднел нищий. Придет время - во всем разберемся, что к чему и
зачем! Хотели было разобраться после японской войны, в девятьсот пятом, на
Пресне в Москве. Да царь-батюшка свою лейб-гвардию из Питера прислал. Ну,
и прихлопнула смелые головы царева гвардия! Так и остались на бобах
солдаты да рабочие с крестьянами, - неторопливо повествовал Блохин.
На платформе стояли Борейко и Звонарев, тоже осматривали попадавшиеся
навстречу эшелоны.
- Очевидно, в Германии не ожидали, что мы так скоро сумеем начать
