приготовление ужина, на утренний завтрак и сборы, на оттаивание бобов во
время привала в полдень; девять часов оставалось для сна и восстановле-
ния сил. И ни люди, ни собаки не склонны были тратить впустую эти драго-
ценные часы отдыха.
Когда они добрались до фактории Селкерк близ реки Пелли, Харниш пред-
ложил Каме остаться там и подождать, пока он вернется из Дайи. Один ин-
деец с озера Ле-Барж, случайно оказавшийся в фактории, соглашался заме-
нить Каму. Но Кама был упрям. В ответ на предложение Харниша он только
обиженно проворчал что-то. Зато упряжку Харниш сменил, оставив загнанных
лаек до своего возвращения, и отправился дальше на шести свежих собаках.
Накануне они добрались до Селкерка только к десяти часам вечера, а
уже в шесть утра тронулись в путь; почти пятьсот миль безлюдной пустыни
отделяли Селкерк от Дайи. Мороз опять усилился, но это дела не меняло -
тепло ли, холодно ли, идти предстояло по нехоженой тропе. При низкой
температуре стало даже труднее, потому что кристаллики инея, словно кру-
пинки песку, тормозили движения полозьев. При одной и той же глубине
снега собакам тяжелее везти нарты в пятидесятиградусный мороз, чем в
двадцати-тридцатиградусный. Харниш продлил дневные переходы до тринадца-
ти часов. Он ревниво берег накопленный запас времени, ибо знал, что впе-
реди еще много миль трудного пути.
Опасения его оправдались, когда они вышли к бурной речке Пятидесятой
Мили: зима еще не устоялась, и во многих местах реку не затянуло льдом,
а припай вдоль обоих берегов был ненадежен. Попадались и такие места,
где ледяная кромка не могла образоваться из-за бурного течения у крутых
берегов. Путники сворачивали и петляли, перебираясь то на одну, то на
другую сторону; иногда им приходилось раз десять примеряться, пока они
находили способ преодолеть особенно опасный кусок пути. Дело подвигалось
медленно. Ледяные мосты надо было испытать, прежде чем пускаться по ним;
либо Харниш, либо Кама выходил вперед, держа на весу длинный шест. Если
лыжи проваливались, шест ложился на края полыньи, образовавшейся под тя-
жестью тела, и можно было удержаться на поверхности, цепляясь за него.
На долю каждого пришлось по нескольку таких купаний. При пятидесяти гра-
дусах ниже нуля промокший до пояса человек не может продолжать путь без
риска замерзнуть; поэтому каждое купание означало задержку. Выбравшись
из воды, нужно было бегать взад и вперед, чтобы поддержать кровообраще-
ние, пока непромокший спутник раскладывал костер; потом, переодевшись во
все сухое, мокрую одежду высушить перед огнем - на случай нового купа-
ния.
В довершение всех бед по этой беспокойной реке слишком опасно было
идти в потемках и пришлось ограничиться шестью часами дневного сумрака.
Дорога была каждая минута, и путники пуще всего берегли время. Задолго
до тусклого рассвета они подымались, завтракали, нагружали нарты и впря-
гали собак, а потом дожидались первых проблесков дня, сидя на корточках
перед гаснущим костром. Теперь они уже не останавливались в полдень,
чтобы поесть. Они сильно отстали от своего расписания, и каждый новый
день пути поглощал сбереженный ими запас времени. Бывали дни, когда они
покрывали всего пятнадцать миль, а то и вовсе двенадцать. А однажды слу-
чилось так, что они за два дня едва сделали девять миль, потому что им
пришлось три раза сворачивать с русла реки и перетаскивать нарты и пок-
лажу через горы.
Наконец они покинули грозную реку Пятидесятой Мили и вышли к озеру
Ле-Барж. Здесь не было ни открытой воды, ни торосов. На тридцать с лиш-
ним миль ровно, словно скатерть, лежал снег вышиной в три фута, мягкий и
сыпучий, как мука. Больше трех миль в час им не удавалось пройти, но
Харниш на радостях, что Пятидесятая Миля осталась позади, шел в тот день
до позднего вечера. Озера они достигли в одиннадцать утра; в три часа
пополудни, когда начал сгущаться мрак полярной ночи, они завидели проти-
воположный берег; зажглись первые звезды, и Харниш определил по ним нап-
равление; к восьми часам вечера, миновав озеро, они вошли в устье реки
Льюис. Здесь они остановились на полчаса - ровно на столько, сколько по-
надобилось, чтобы разогреть мерзлые бобы и бросить собакам добавочную
порцию рыбы. Потом они пошли дальше по реке и только в час ночи сделали
привал и улеглись спать.
Шестнадцать часов подряд шли они по тропе в тот день; обессиленные
собаки не грызлись между собой и даже не рычали, Кама заметно хромал
последние мили пути, но Харниш в шесть утра уже снова был на тропе. К
одиннадцати они достигли порогов Белой Лошади, а вечером расположились
на ночлег уже за Ящичным ущельем; теперь все трудные речные переходы бы-
ли позади, - впереди их ждала цепочка озер.
Харниш и не думал сбавлять скорость. Двенадцать часов - шесть в су-
мерках, шесть в потемках - надрывались они на тропе. Три часа уходило на
стряпню, починку упряжи, на то, чтобы стать лагерем и сняться с лагеря;
оставшиеся девять часов собаки и люди спали мертвым сном. Могучие силы
Камы не выдержали. Изо дня в день нечеловеческое напряжение подтачивало
их.
Изо дня в день истощался их запас. Мышцы его потеряли упругость, он
двигался медленней, сильно прихрамывая. Но он не сдавался, стоически
продолжал путь, не увиливая от дела, без единой жалобы. Усталость сказы-
валась и на Харнише; он похудел и осунулся, но по-прежнему в совер-
шенстве владел своим безотказно, словно машина, действующим организмом и
шел вперед, все вперед, не щадя ни себя, ни других. В эти последние дни
их похода на юг измученный индеец уже не сомневался, что Харниш полубог:
разве обыкновенный человек может обладать столь несокрушимым упорством?
Настал день, когда Кама уже не в состоянии был идти впереди нарт,
прокладывая тропу; видимо, силы его истощились, если он позволил Харнишу
одному нести этот тяжелый труд в течение всего дневного перехода. Озеро
за озером прошли они всю цепь от Марша до Линдермана и начали подыматься
на Чилкут. По всем правилам Харнишу следовало к концу дня сделать привал
перед последним подъемом; но он, к счастью, не остановился и успел спус-
титься к Овечьему Лагерю, прежде чем на перевале разбушевалась пурга,
которая задержала бы его на целые сутки.
Этот последний непосильный переход доконал Каму.
Наутро он уже не мог двигаться. Когда Харниш в пять часов разбудил
его, он с трудом приподнялся и, застонав, опять повалился на еловые вет-
ки. Харниш один сделал всю работу по лагерю, запряг лаек и, закончив
сборы, завернул обессиленного индейца во все три одеяла, положил его по-
верх поклажи на нарты - и привязал ремнями. Дорога была легкая, цель
близка, - Харниш быстро гнал собак по каньону Дайя и по наезженной тро-
пе, ведущей к поселку. Кама стонал, лежа на нартах; Харниш бежал изо
всех сил, держась за шест, делая огромные скачки, чтобы не попасть под
полозья, собаки мчались во всю прыть - так они въехали в Дайю у Соленой
Воды.
Верный данному слову, Харниш не остановился в Дайе. За один час он
погрузил почту и продовольствие, запряг новых лаек и нашел нового спут-
ника. Кама не произнес ни слова до той самой минуты, когда Харниш, гото-
вый к отъезду, подошел к нему проститься. Они пожали друг другу руки.
- Ты убьешь этого несчастного индейца, - сказал Кама. - Ты это зна-
ешь, Время-не-ждет? Убьешь его.
- Ничего, до Нелли продержится, - усмехнулся Харниш.
Кама с сомнением покачал головой и в знак прощания повернулся спиной
к Харнишу.
Несмотря на темноту и густо поваливший снег, Харниш в тот же день пе-
ревалил через Чилкут и, спустившись на пятьсот футов к озеру Кратер, ос-
тановился на ночлег. Пришлось обойтись без костра, - лес еще был далеко
внизу, а Харниш не пожелал нагружать нарты топливом. В эту ночь их на
три фута засыпало снегом, и после того, как они в утреннем мраке выбра-
лись из-под него, индеец попытался бежать. Он был сыт по горло, - кто же
станет путешествовать с сумасшедшим? Но Харниш уговорил, вернее - заста-
вил его остаться на посту, и они отправились дальше, через Голубое озе-
ро, через Длинное озеро, к озеру Линдермай.
Обратный путь Харниш проделал с той же убийственной скоростью, с ка-
кой добирался до цели, а его новый спутник не обладал выносливостью Ка-
мы. Но и он не жаловался и больше не делал попыток бежать. Он усердно
трудился, стараясь изо всех сил, но про себя решил никогда" больше не
связываться с Харнишем. Дни шли за днями, мрак сменялся сумерками, лютый
мороз чередовался со снегопадом, а они неуклонно двигались вперед долги-
ми переходами, оставляя позади мили и мили.
Но на Пятидесятой Миле приключилась беда. На ледяном мосту собаки
провалились, и их унесло под лед. Постромки лопнули, и вся упряжка по-
гибла, остался только коренник. Тогда Харниш вместе с индейцем впрягся в
нарты. Но человек не может заменить собаку в упряжке, тем более двое лю-
дей - пятерых собак. Уже через час Харниш начал освобождаться от лишнего
груза. Корм для собак, запасное снаряжение, второй топор полетели в
снег. На другой день выбившаяся из сил собака растянула сухожилие. Хар-
ниш пристрелил ее и бросил нарты. Он взвалил себе на спину сто шестьде-
сят фунтов - почту и продовольствие, а индейца нагрузил ста двадцатью
пятью. Все прочее было безжалостно оставлено на произвол судьбы. Индеец
с ужасом смотрел на то, как Харниш бережно укладывал пачки никому не
нужных писем и выбрасывал бобы, кружки, ведра, миски, белье и одежду.
Оставлено было только каждому по одеялу, один топор, жестяное ведерко и
скудный запас сала и муки. Сало в крайнем случае можно есть и сырым, а
болтушка из муки и горячей воды тоже поддерживает силы. Даже с ружьем и
патронами пришлось расстаться.
Так они покрыли расстояние в двести миль до Селкерка. Они шли с ран-
него утра до позднего вечера, - ведь теперь незачем было располагаться
лагерем для стряпни и кормления собак. Перед сном, завернувшись в заячьи
одеяла, они садились у маленького костра, хлебали болтушку и разогревали
куски сала, нацепив их на палочки; а утром молча подымались в темноте,
взваливали на спину поклажу, прилаживали головные ремни и трогались в
путь. Последние мили до Селкерка Харниш шел позади своего спутника и
подгонял его; от индейца одна тень осталась - щеки втянуло, глаза ввали-
лись, и если бы не понукание Харниша, он лег бы на снег и уснул или
сбросил свою ношу.
В Селкерке Харниша ждала его первая упряжка собак, отдохнувшая, в
превосходной форме, и в тот же день он уже утаптывал снег и правил шес-
том, а сменял его тот самый индеец с озера Ле-Барж, который предлагал
свои услуги, когда Харниш был на пути в Дайю. Харниш опаздывал против
расписания на два дня, и до Сороковой Мили он не наверстал их, потому
что валил снег и дорога была не укатана. Но дальше ему повезло. Наступа-
ла пора сильных морозов, и Харниш пошел на риск: уменьшил запас продо-
вольствия и корма для собак. Люди на Сороковой Миле неодобрительно кача-
ли головой и спрашивали, что он станет делать, если снегопад не прекра-
тится.
- Будьте покойны, я чую мороз, - засмеялся Харниш и погнал собак по
тропе.
За эту зиму уже много нарт прошло туда и обратно между Сороковой Ми-
лей и Серклом - тропа была хорошо наезжена. Надежды на мороз оправда-
лись, а до Серкла оставалось всего двести миль. Индеец с озера Ле-Барж
был молод, он еще не знал предела своих сил, и поэтому его переполняла
гордая уверенность в себе. Он с радостью принял предложенный Харнишем
темп и поначалу даже мечтал загнать своего белого спутника. Первые сто
миль он зорко приглядывался к нему, ища признаков усталости, и с удивле-
нием убедился, что их нет. Потом он стал замечать эти признаки в себе и,
растиснув зубы, решил не сдаваться. А Харниш мчался и мчался вперед, то
