стычки между подгулявшими гостями, но они на своей шкуре убедились, что
такое истинный гнев, ибо Харниш укрощал скандалистов, как он один умел
это делать. Он требовал, чтобы все смеялись и плясали, а кто не хочет -
пусть отправляется домой.
Сам он был неутомим. Между двумя турами вальса он уплатил Кернсу
двадцать тысяч золотым песком и передал ему свою заявку на Лосиной реке.
Кроме того, он условился с Билли Роулинсом о доставке почты и сделал все
необходимые приготовления. Он послал гонца разыскивать Каму - погонщи-
ка-индейца из племени Танана, который покинул далекое кочевье своих ро-
дичей ради службы белым пришельцам. Кама, высокий, худощавый, мускулис-
тый, одетый в звериные Шкуры, вошел в Тиволи со спокойным достоинством
истого дикаря; не обращая внимания на шумевших вокруг него гуляк, он
молча выслушал распоряжения Харниша.
- У-ум, - произнес Кама, когда тот кончил, и стал по пальцам перечис-
лять полученные поручения. - Взять письма у Роулинса. Погрузить на нар-
ты. Продовольствие до Селкерка. А в Селкерке много корму для собак?
- Много, Кама.
- У-ум. Привести сюда нарты к девяти. Захватить лыжи. Палатку не на-
до. А может, взять полог? Маленький?
- Не надо, - решительно заявил Харниш.
- Холодно будет.
- Мы пойдем налегке, понятно? И так уж будет много писем туда и много
писем обратно. Ты сильный. Ничего, что холодно, что далеко.
- Ничего так ничего, - со вздохом пробормотал Кама. - Пусть холодно,
все равно. Приду в девять.
Он повернулся и вышел, бесшумно ступая обутыми в мокасины ногами, не-
возмутимый, непроницаемый, не глядя по сторонам и ни с кем не прощаясь,
- так же, как он вошел, не здороваясь и не встреченный приветствиями.
Мадонна увела Харниша в уголок.
- Послушай, Время-не-ждет, - сказала она вполголоса, - ты продулся?
- В пух и прах.
- У меня восемь тысяч в сейфе Макдональда... - начала она.
Но Харниш не дал ей договорить. Почуяв опасность, он шарахнулся, как
необъезженный жеребец.
- Пустяки, - сказал он. - Нищим пришел я в этот мир, нищим и уйду, и,
можно сказать, с самого прихода не вылезал из нищеты. Идем вальс танце-
вать.
- Но ты послушай, - настаивала она. - Мои деньги зря лежат. Я одолжу
их тебе... Ну, ссуду дам и в долю войду, - торопливо добавила она, заме-
тив его настороженный взгляд.
- Я ни у кого ссуды не беру, - ответил он. - Я сам себя ссужаю, и,
когда повезет, все мое. Спасибо тебе, дорогая. Премного благодарен. Вот
свезу почту, и опять деньги будут.
- Элам... - прошептала она с нежным упреком.
Но он с умело разыгранной беспечностью проворно увлек ее в комнату
для танцев, и они закружились в вальсе, а Мадонна думала о том, что хоть
он и держит ее в объятиях, но сердце у него из железа и не поддается ни
на какие ее уловки.
В шесть часов утра, пропьянствовав всю ночь, Харниш как ни в чем не
бывало стоял у стойки и состязался в силе со всеми мужчинами подряд. Де-
лалось это так: два противника становились лицом Друг, к другу по обе
стороны угла, упершись правым локтем в стойку и переплетя пальцы правой
руки; задача заключалась в том, чтобы прижать руку противника к стойке.
Один за другим выходили мужчины против Харниша, но ни разу никому не
удалось побить его; осрамились даже такие великаны, как Олаф Гендерсон и
Луи-француз. Когда же они заявили, что Харниш берет не силой, а каким-то
ему одному известным приемом, он вызвал их на новое соревнование.
- Эй, слушайте! - объявил он. - Вот что я сделаю: во-первых, я сейчас
взвешу мри мешочек, а потом побьюсь об заклад на всю сумму, что после
того, как вы подымете столько мешков с мукой, сколько осилите, я подкину
еще два мешка и подыму всю махину.
- А ну, давай! - крикнул Луи-француз под одобрительный гул толпы.
- Стой! - закричал Олаф Гендерсон. - А я что же? Половина ставки моя!
В мешочке Харниша оказалось песку ровно на четыреста долларов, и он
заключил пари на эту сумму с Олафом и Луи-французом. Со склада салуна
принесли пятидесятифунтовые мешки с мукой. Сначала другие попробовали
свои силы. Они становились на два стула, а мешки, связанные веревкой,
лежали под ними на полу. Многим удавалось таким образом поднять четырес-
та или пятьсот фунтов, а кое-кто дотянул даже до шестисот. Потом оба ве-
ликана выжали по семьсот фунтов. Луифранцуз прибавил еще мешок и осилил
семьсот пятьдесят фунтов. Олаф не отстал от него, но восемьсот ни тот,
ни другой не могли выжать. Снова и снова брались они за веревку, пот лил
с них ручьем, все кости трещали от усилий, - но хотя им и удавалось
сдвинуть груз с места, все попытки оторвать его от пола были тщетны.
- Помяни мое слово, - сказал Харнишу Луифранцуз, выпрямляясь и слезая
со стульев. - На этот раз ты влип. Только человек из железа может это
осилить. Еще сто фунтов накинешь? И десяти не накинешь, приятель.
Мешки развязали, притащили еще два; но тут вмешался Керне:
- Не два, а один.
- Два! - крикнул кто-то. - Уговор был - два.
- Они ведь не выжали восемьсот фунтов, а только семьсот пятьдесят, -
возразил Керне.
Но Харниш, величественно махнув рукой, положил конец спорам:
- Чего вы всполошились? Эка важность - мешком больше, мешком меньше.
Не выжму - так не выжму. Увязывайте.
Он влез на стулья, присел на корточки, потом медленно наклонился и
взялся за веревку. Слегка изменив положение ног, он напряг мышцы, потя-
нул мешки, снова отпустил, ища полного равновесия и наилучших точек опо-
ры для своего тела.
Луи-француз, насмешливо глядя на его приготовления, крикнул:
- Жми, Время-не-ждет! Жми, как дьявол! Харниш начал не спеша напря-
гать мускулы - на этот раз уже не примеряясь, а готовый к жиму, - пока
не собрал все силы своего великолепно развитого тела; и вот едва заметно
огромная груда мешков весом в девятьсот фунтов медленно и плавно отдели-
лась от пола и закачалась, как маятник, между его ногами.
Олаф Гендерсон шумно выдохнул воздух. Мадонна, невольно до боли нап-
рягшая мышцы, глубоко перевела дыхание. Луи-француз сказал смиренно и
почтительно:
- Браво! Я просто младенец перед тобой. Ты настоящий мужчина.
Харниш бросил мешки, спрыгнул на пол и шагнул к стойке.
- Отвешивай! - крикнул он, кидая весовщику свой мешочек с золотом, и
тот пересыпал в него на четыреста долларов песку из мешочков Гендерсона
и Луифранцуза.
- Идите все сюда! - обернулся Харниш к гостям. - Заказывайте выпивку!
Платит победитель!
- Сегодня мой день! - кричал он десять минут спустя. - Я одинокий
волк, волк-бродяга, и я пережил тридцать зим. Сегодня мне стукнуло трид-
цать лет, - сегодня мой праздник, и я любого положу на лопатки. А ну,
подходите! Всех окуну в снег. Подходите, желторотые чечако и вы, бывалые
старики, - все получите крещение!
Гости гурьбой повалили на улицу. В Тиволи остались только официанты и
пьяные, во все горло распевавшие песни. У Макдональда, видимо, мелькнула
смутная мысль, что не мешало бы поддержать свое достоинство, - он подо-
шел к Харнишу и протянул ему руку.
- Что-о? Ты первый? - засмеялся тот и схватил кабатчика за руку,
словно здороваясь с ним.
- Нет, нет, - поспешил заверить Макдональд, - я просто хочу поздра-
вить тебя с днем рождения. Конечно, ты можешь повалить меня в снег. Что
я такое для человека, который поднимает девятьсот фунтов!
Макдональд весил сто восемьдесят фунтов, и Харниш только держал его
за руку, но достаточно было одного внезапного рывка, чтобы он потерял
равновесие и ткнулся носом в снег. В несколько мгновений Харниш одного
за другим повалил с десяток мужчин, стоявших подле него. Всякое сопро-
тивление было бесполезно. Он швырял их направо и налево, они кубарем ле-
тели в глубокий мягкий снег и оставались лежать в самых нелепых позах.
Звезды едва мерцали, и вскоре Харнишу трудно стало разбираться, кто уже
побывал в его руках, а кто нет, и, раньше чем хвататься за очередную
жертву, он ощупывал ей плечи и спину, проверяя, запорошены ли они сне-
гом.
- Крещеный или некрещеный? - спрашивал он каждого, протягивая свои
грозные руки.
Одни лежали распростертые в снегу, другие, поднявшись на колени, с
шутовской торжественностью посыпали себе голову снегом, заявляя, что об-
ряд крещения совершен. Но пятеро еще стояли на ногах; это были люди,
прорубавшие себе путь в дремучих лесах Запада, готовые потягаться с лю-
бым противником даже в день его рождения.
Эти люди прошли самую суровую школу кулачных расправ в бесчисленных
ожесточенных стычках, знали цену крови и поту, лишениям и опасностям; и
все же им не хватало одного свойства, которым природа щедро наделила
Харниша: идеально налаженной связи между нервными центрами и мускулату-
рой. Ни особой премудрости, ни заслуги его тут не было. Таким он родил-
ся. Нервы Харниша быстрее посылали приказы, чем нервы его противников.
Мысль, диктовавшая действия, работала быстрее, сами мышцы с молниеносной
быстротой повиновались его воле. Таков он был от природы. Мускулы его
действовали, как сильно взрывчатые вещества. Рычаги его тела работали
безотказно, точно стальные створки капкана. И вдобавок ко всему он обла-
дал сверхсилой, какая выпадает на долю одного смертного из миллиона, -
той силой, которая исчисляется не объемом ее, а качеством и зависит от
органического превосходства самого строения мышц. Так стремительны были
его атаки, что, прежде чем противник мог опомниться и дать отпор, атака
уже достигала цели. Но застать его самого врасплох никому не удавалось,
и он всегда успевал отразить нападение или нанести сокрушительный конт-
рудар.
- Зря вы тут стоите, - обратился Харниш к своим противникам. - Лучше
ложитесь сразу в снег - и дело с концом. Вы могли бы одолеть меня в лю-
бой другой день, но только не нынче. Я же вам сказал: нынче мой день
рождения, и потому лучше со мной не связывайтесь. Это Пат Хэнрехен так
смотрит на меня, будто ему не терпится получить крещение? Ну, выходи.
Пат.
Пат Хэнрехен, бывший боксер, состязавшийся без перчаток, известный
драчун и задира, вышел вперед. Противники схватились, и прежде чем ир-
ландец успел шевельнуться, он очутился в тисках могучего полунельсона и
полетел головой вперед в сугроб. Джо Хайнс, бывший лесоруб, так грузно
рухнул наземь, словно свалился с крыши двухэтажного дома; Харниш, повер-
нувшись спиной к Джо, искусным приемом бросил его через бедро раньше,
чем тот успел занять позицию, - по крайней мере так уверял Джо Хайнс.
Все это Харниш проделывал, не испытывая ни малейшей усталости. Он не
изматывал себя долгим напряжением. Все происходило с быстротой молнии.
Огромный запас сил, таившийся в его мощном теле, взрывался мгновенно и
внезапно, а в следующую секунду его мышцы уже отдыхали. Док Уотсон, се-
добородый богатырь с никому не ведомым прошлым, выходивший победителем
из любой драки, свалился в снег от первого толчка: не успел он подоб-
раться, готовясь к прыжку, как Харниш обрушился на него так стреми-
тельно, что Уотсон упал навзничь. Тогда Олаф Гендерсон, в свою очередь,
попытался застать Харниша врасплох и кинулся на него сбоку, пока тот
стоял наклонившись, протягивая Уотсону руку, чтобы Помочь ему подняться.
Но Харниш, тотчас согнув колени, упал на руки, и Олаф, налетев на него,
перекувырнулся и грохнулся оземь. Не дав ему опомниться, Харниш подско-
чил к нему, перевернул его на спину и стал усердно натирать ему снегом
лицо и уши, засовывать снег пригоршнями за воротник.
- Силой я бы еще с тобой потягался, - пробормотал Олаф, вставая и от-
ряхиваясь. - Но, черт тебя побери, такой хватки я еще не видел.
Последним из соперников был Луи-француз; наглядевшись на подвиги Хар-
ниша, он решил действовать осмотрительно. С минуту он примерялся и увер-
тывался и только после этого схватился с ним; прошла еще минута, но ни
