нований для того, чтобы совсем оставить его в покое. В памяти у Колли
стояли бесчисленные преступления, совершенные волком и его родичами про-
тив ее предков. Набеги на овчарни нельзя забыть ни за один день, ни за
целое поколение, они взывали к мести. Колли не смела нарушить волю бо-
гов, подпустивших к себе Белого Клыка, но это не мешало ей отравлять ему
жизнь. Между ними была вековая вражда, и Колли взялась непрестанно напо-
минать об этом Белому Клыку.
Воспользовавшись преимуществами, которые давал ей пол, она всячески
изводила и преследовала его. Инстинкт не позволял ему нападать на Колли,
но оставаться равнодушным к ее настойчивым приставаниям было просто не-
возможно. Когда овчарка кидалась на него, он подставлял под ее острые
зубы свое плечо, покрытое густой шерстью, и величественно отходил в сто-
рону; если это не помогало, с терпеливым и скучающим видом начинал хо-
дить кругами, пряча от нее голову. Впрочем, когда она все же ухитрялась
вцепиться ему в заднюю ногу, отступать приходилось гораздо поспешнее,
уже не думая о величественности. Но в большинстве случаев Белый Клык
сохранял достойный и почти торжественный вид. Он не замечал Колли, если
только это было возможно, и старался не попадаться ей на глаза, а увидев
или заслышав ее поблизости, вставал с места и уходил.
Белый Клык много чему должен был научиться в Сиерра-Висте. Жизнь на
Севере была проста по сравнению со здешними сложными делами. Прежде все-
го ему пришлось познакомиться с семьей хозяина, но это было для него не
в новинку. Мит-Са и Клу-Куч принадлежали Серому Бобру, ели добытое им
мясо, грелись около его костра и спали под его одеялами; точно так же и
все обитатели Сиерра-Висты принадлежали хозяину Белого Клыка.
Но и тут чувствовалась разница, и разница довольно значительная. Си-
ерра-Виста была куда больше вигвама Серого Бобра. Белому Клыку приходи-
лось сталкиваться здесь с очень многими людьми. В Сиерра-Висте был судья
Скотт со своей женой. Потом там были две сестры хозяина - Бэт и Мэри.
Была жена хозяина - Элис и наконец его дети - Уидон и Мод, двое малышей
четырех и шести лет. Никто не мог рассказать Белому Клыку о всех этих
людях, а об узах родства и человеческих взаимоотношениях он ничего не
знал, да и никогда не смог бы узнать. И все-таки он быстро понял, что
все эти люди принадлежат его хозяину. Потом, наблюдая за их поведением,
вслушиваясь в их речь и интонацию голосов, он мало-помалу разобрался в
степени близости каждою из обитателей Сиерра-Висты к хозяину, почувство-
вал меру расположения, которым он дарил их. И соответственно всему этому
Белый Клык и сам стал относиться к новым богам: то, что ценил хозяин,
ценил и он; то, что было дорого хозяину, надлежало всячески охранять и
ему самому.
Так обстояло дело с хозяйскими детьми. Всю свою жизнь Белый Клык не
терпел детей, боялся и не переносил прикосновения их рук: он не забыл
детской жестокости и тирании, с которыми ему приходилось сталкиваться в
индейских поселках. И когда Уидон и Мод в первый раз подошли к нему, он
предостерегающе зарычал и злобно сверкнул глазами. Удар кулаком и резкий
окрик хозяина заставили Белого Клыка подчиниться их ласкам, хотя он не
переставал рычать, пока крошечные руки гладили его, и в этом рычании не
слышалось ласковой нотки. Позднее, заметив, что мальчик и девочка дороги
хозяину, он позволял им гладить себя, уже не дожидаясь удара и резкого
окрика.
Все же проявлять свои чувства Белый Клык не умел.
Он покорялся детям хозяина с откровенной неохотой и переносил их
приставания, как переносят мучительную операцию. Если они уж очень надо-
едали ему, он вставал и с решительным видом уходил прочь. Но вскоре Уи-
дон и Мод расположили к себе Белого Клыка, хотя он все еще никак не вы-
казывал своего отношения к ним. Он никогда не подходил к детям сам, но
уже не убегал от них и ждал, когда они подойдут. А потом взрослые стали
замечать, что при виде детей в глазах Белого Клыка появляется довольное
выражение, которое уступало место чему-то вроде легкой досады, как
только они оставляли его для других игр.
Много нового пришлось постичь Белому Клыку, но на все это потребова-
лось время. Следующее место после детей Белый Клык отводил судье Скотту.
Объяснялось это двумя причинами: во-первых, хозяин, очевидно, очень це-
нил его, во-вторых, судья Скотт был человек сдержанный. Белый Клык любил
лежать у его ног, когда судья читал газету на просторной веранде. Взгляд
или слово, изредка брошенные в сторону Белого Клыка, говорили ему, что
судья Скотт замечает его присутствие и умеет дать почувствовать это без
всякой навязчивости. Но так бывало, когда хозяин куда-нибудь уходил.
Стоило только ему показаться, и весь остальной мир переставал существо-
вать для Белого Клыка.
Белый Клык позволял всем членам семьи Скотта гладить и ласкать себя,
но ни к кому из них он не относился так, как к хозяину. Никакие ласки не
могли вызвать любовных ноток в его рычании. Как ни старались родные
Скотта, никому из них не удалось заставить Белого Клыка прижаться к себе
головой. Этим выражением безграничного доверия, подчинения и преданности
Белый Клык удостаивал одного Уидона Скотта. В сущности говоря, остальные
члены семьи были для него не чем иным, как хозяйской собственностью.
Точно так же Белый Клык очень рано почувствовал разницу между членами
семьи хозяина и слугами. Слуги боялись его, а он, со своей стороны, воз-
держивался от нападений на этих людей только потому, что считал их тоже
хозяйской собственностью. Между ними и Белым Клыком поддерживался нейт-
ралитет, и только. Они варили обед для хозяина, мыли посуду и исполняли
всякую другую работу, точно так же как на Клондайке все это делал Мэтт.
Короче говоря, слуги входили необходимой составной частью в жизненный
уклад Сиерра-Висты.
Много нового пришлось узнать Белому Клыку и за пределами поместья.
Владения хозяина были широки и обширны, но и они имели свои границы.
Около СиерраВисты проходило шоссе. За ним начинались общие владения всех
богов - дороги и улицы. Личные же их владения стояли за изгородями. Все
это управлялось бесчисленным множеством законов, которые диктовали Бело-
му Клыку его поведение, хотя он и не понимал языка богов и мог знако-
миться с их законами только на основании собственного опыта. Он действо-
вал сообразно своим инстинктам до тех пор, пока не сталкивался с одним
из людских законов. После нескольких таких столкновений Белый Клык пос-
тигал закон и больше никогда не нарушал его.
Но сильнее всего действовали на Белого Клыка строгие нотки в голосе
хозяина и наказующая рука хозяина. Белый Клык любил своего бога безза-
ветной любовью, и его строгость причиняла ему такую боль, какой не могли
причинить ни Серый Бобр, ни Красавчик Смит. Их побои были ощутимы только
для тела, а дух, гордый, неукротимый дух Белого Клыка продолжал буше-
вать. Удары нового хозяина были чересчур слабы, чтобы причинить боль, и
все-таки они проникали глубже. Хозяин выражал свое неодобрение Белому
Клыку и этим уязвлял его в самое сердце.
В сущности говоря, Белому Клыку не так уж часто попадало от хозяина.
Хозяйского голоса было вполне достаточно; по этому голосу Белый Клык су-
дил, правильно он поступает или нет, к нему приноравливал свое поведе-
ние, поступки. Этот голос был для него компасом, по которому он направ-
лял свой путь, компасом, который помогал ему знакомиться с новой страной
и новой жизнью.
На Севере единственным прирученным животным была собака. Все ос-
тальные жили на воле и являлись законной добычей каждой собаки, если
только она могла с ней справиться. Раньше Белому Клыку часто приходилось
промышлять охотой, и ему было невдомек, что на Юге дело обстоит по-ино-
му. Убедился он в этом в самом начале своего пребывания в долине Сан-
та-Клара. Гуляя как-то рано утром около дома, он вышел из-за угла и
наткнулся на курицу, убежавшую с птичьего двора. Вполне понятно, что ему
захотелось съесть ее. Прыжок, сверкнувшие зубы, испуганное кудахтанье -
и отважная путешественница встретила свой конец. Курица была хорошо от-
кормленная, жирная и нежная на вкус; Белый Клык облизнулся и решил, что
еда попалась неплохая. В тот же день он набрел около конюшни еще на одну
заблудшую курицу. На выручку ей прибежал конюх. Не зная нрава Белого
Клыка, он захватил с собой для устрашения тонкий хлыстик. После первого
же удара Белый Клык оставил курицу и бросился на человека. Его можно бы-
ло бы остановить палкой, но не хлыстом. Второй удар, встретивший его на
середине прыжка, он принял молча, не дрогнув от боли. Конюх вскрикнул,
шарахнулся назад от прыгнувшей ему на грудь собаки, уронил хлыст, схва-
тился за шею руками. В результате рука его была располосована от локтя
вниз до самой кости.
Конюх страшно перепугался. Его ошеломила не столько злоба Белого Клы-
ка, сколько то, что он бросился молча, не залаяв, не зарычав. Все еще не
отнимая искусанной и залитой кровью руки от лица и горла, конюх начал
отступать к сараю. Не появись на сцене Колли, ему бы несдобровать. Колли
спасла конюху жизнь, так же как в свое время она спасла жизнь Дику. Не
помня себя от ярости, овчарка кинулась на Белого Клыка. Она оказалась
умнее слишком доверчивых богов. Все ее подозрения оправдались: это гра-
битель! Он снова принялся за свои старые проделки! Он неисправим!
Конюх убежал на конюшню, а Белый Клык начал отступать перед свирепыми
зубами Колли, кружась и подставляя под ее укусы то одно, то другое пле-
чо. Но Колли продолжала донимать его, не ограничиваясь на этот раз обыч-
ным наказанием. Ее волнение и злоба разгорались с каждой минутой, и в
конце концов Белый Клык забыл все свое достоинство и удрал в поле.
- Он не будет охотиться на кур, - сказал хозяин, - но сначала мне
нужно застать его на месте преступления.
Случай представился два дня спустя, но хозяин даже не предполагал,
каких размеров достигнет это преступление. Белый Клык внимательно следил
за птичьим двором и его обитателями. Вечером, когда куры уселись на на-
сест, он взобрался на груду недавно привезенного теса, перепрыгнул отту-
да на крышу курятника, перелез через ее гребень и соскочил на землю. Се-
кундой позже в курятнике началось смертоубийство.
Утром, когда хозяин вышел на веранду, глазам его предстало любопытное
зрелище: конюх выложил на траве в один ряд пятьдесят зарезанных белых
леггорнов. Скотт тихо засвистал, сначала от удивления, потом от востор-
га. Глазам его предстал также и Белый Клык, который не выказывал ни ма-
лейших признаков смущения или сознания собственной вины. Он держался
очень горделиво, как будто и в самом деле совершил поступок, достойный
всяческих похвал. При мысли о предстоящей ему неприятной задаче хозяин
сжал губы; затем он резко заговорил с безмятежно настроенным преступни-
ком, и в голосе его - голосе бога - слышался гнев. Больше того: хозяин
ткнул Белого Клыка носом в зарезанных кур и ударил его кулаком.
С тех пор Белый Клык уже не совершал налетов на курятник. Куры охра-
нялись законом, и Белый Клык понял это. Вскоре хозяин взял его с собой
на птичий двор. Как только живая птица засновала чуть ли не под самым
носом у Белого Клыка, он сейчас же приготовился к прыжку. Это было впол-
не естественное движение, но голос хозяина заставил его остановиться.
Они пробыли на птичьем дворе с полчаса. И каждый раз, когда Белый Клык,
поддаваясь инстинкту, бросался за птицей, голос хозяина останавливал
его. Таким образом он усвоил еще один закон и тут же, не выходя из этого
птичьего царства, научился не замечать его обитателей.
- Такие охотники на кур неисправимы, - грустно покачивая головой,
проговорил за завтраком судья Скотт, когда сын рассказал ему об уроке,
