восьмой я увил ал берега Батон-Гуж. Из осторожности я подплыл к порту
ночью, выбрал дальний причал и как следует спрятал лодку. Пошел в город.
Пытался связаться с Вашингтоном, но безуспешно. В Батон-Гуж уже царил
хаос, начинался голод: все беженцы с побережья и других опасных районов
искали пристанища именно там. Атмосфера раскалилась, словно в плавильном
цеху, в воздухе носилась сажа, и подземные толчки повторялись ежедневно.
Найдя подходящий автомобиль, я направился на восток. Но и на шоссе
все было не слава Богу: меня "пасла" какая-то "тачка", постоянно норовя
сбросить в кювет. Но не на того напали. В момент, когда эта сволочь вновь
начала прижимать меня, я резко прибавил скорость, и машина-преследователь,
выведенная из равновесия, закувыркалась по дороге. Я вернулся и осмотрел
"трофей": без признаков жизни застыли двое мужчин, одетые в штатское.
Документов при них не было. На вид - лет сорок-пятьдесят, а других примет
никаких, ни национальных, ни социальных...
На всем пути города почти перестали существовать: большие дома
рухнули, малоэтажки разграблены дочиста, редкие машины на дороге держатся
как-то робко.
Сюда, в Гринлиф, я прибыл на третий день. Кажется, это было неделю
назад. Но здесь меня накрыло землетрясение.
- Ты думаешь, что полярную экспедицию уничтожили те же люди, которые
преследуют тебя здесь? - перебил я его.
- Да я могу поклясться жизнью! - прохрипел он.
- Они и сейчас здесь, в городе. Они повсюду, они меня ищут. Но я
схитрил: оставил машину за несколько кварталов отсюда. Думал вернуться...
- Их уже нет, - пытался я его успокоить.
- Рыщут по городу, - возразил моряк. - Они не сдадутся, они меня
найдут в конце концов. Но я их встречу. - Он приподнял руку, гнев на его
лице сменился недоумением. - Где же мое оружие?
- Оно тебе не понадобится, - сказал я. - Я увезу тебя...
- Они его украли, - слеза покатилась у него по щеке. - Когда я
заснул...
- Поехали, - приказал я. - Пора двигаться. - Я встал, надел
респиратор и попытался поднять раненого. Он издал неестественно тонкий
крик.
- Возьми вот это, в кармане, - простонал он. - Покажи им... Пусть
выслушают... - Нижняя челюсть бедняги отвисла, глаза остекленели, я
пощупал пульс - его не было.
Целую минуту в полной тишине я смотрел на бездыханное тело
незнакомца, соображая, была ли хоть доля смысла в том, что он мне
рассказал. Очень похоже на бред. Он, кажется, упомянул карман... Но в
обоих была только пыль. Продолжая поиски, я обнаружил у пояса маленький
старомодный кармашек для часов, какие делались на брюках в старые добрые
времена. Запустив туда пальцы, я нащупал что-то гладкое и прохладное.
Вытащил. Это оказалась большая увесистая монета, чуть меньше серебряного
доллара. На одной стороне ее Красовалось стилизованное изображение
какой-то птицы, на другой - сложнейшая вязь.
Я опустил монету в карман, немного постоял, как вдруг услышал шум с
улицы.
Я упал плашмя на груду битого стекла и кирпича, прямо под оконным
проемом. Рука судорожно сжимала револьвер. Шум повторился. Теперь я понял,
что это под чьими-то ногами стонет моя доска, переброшенная через
пропасть. Перепрыгивая через груды консервных банок и бутылок, я незаметно
выскользнул из магазина.
Спрятавшись за углом, я следил за развитием событий. Человек в темном
костюме вышел из "моей" продовольственной лавки. Подойдя к оврагу, он
ступил на доску. Скрип ее взорвал давящую тишину мертвого города.
Преодолев пропасть, "черный костюм" спрыгнул на землю. Если он нашел в
лавке мертвого моряка, то на какое-то время должен успокоиться, а может, и
убраться восвояси. Кажется, можно покинуть свое укрытие. Я вышел из-за
угла.
"Щелк!" - услышал я сухой звук и, еще не успев понять, что произошло,
пригнулся и покатился по щебню. И снова характерное "щелк!" - звук
выстрела. Откуда целились, я из-за пылевой завесы не понял. Но ко мне явно
кто-то приближался. Шаги замедлились, теперь этот кто-то стоял совсем
рядом.
Времени на раздумья не оставалось; я собрался в пружину и ринулся
вперед. Моя пуля угодила во что-то мягкое. Тяжело дыша, я обыскал его
карманы. Они были пусты: ни часов, ни кольца, ни водительских прав.
Через десять минут, так и не отдохнув и не поев, я снова влез в свою
машину и помчался на восток, держась на одном адреналине. По грунтовой
дороге я постепенно выбрался на шоссе 90.
3
Через час после того как совершенно стемнело, я остановился у
небольшого мотеля с кафе и бензоколонкой. Долговязый белобрысый парень,
чей рот напоминал незастегнутый карман, встретил меня с ружьем в руках, но
потом, успокоившись, наполнил бак бензином и даже напоил меня кофе с
пирогом, испеченным, кажется, из черепицы с ванилью. Я сунул ему
потрепанную двадцатку и, уже отъезжая, заметил хитрую улыбку на его лице:
поистине вековые традиции обсчета клиентов не вытравить даже
землетрясению.
Через час моему взору открылось океанское побережье. Теперь вода
простиралась много дальше обычного. На целую милю из нее торчали крыши и
верхушки деревьев. До наводнения здесь была слегка холмистая местность,
которую облюбовали фермеры. Суша исчезла у меня под колесами без
предупреждения, и я быстро задействовал воздушные подушки своего
автомобиля. В принципе делать это над водой не рекомендуется: рискуешь
потопить машину, но у меня не было ни времени, ни желания искать лодку. Я
прибавил газу и взмыл над водой...
Рассвет я встретил, мчась по аллее, на местоположение которой
указывали лишь верхушки деревьев, возвышающиеся над водой. В тот момент,
когда мрачное красноватое солнце начало свой поход, я выбрался на сушу.
Это был Майами. Его пляжи совершенно опустели и превратились в полосу
голого песка, хотя в самом городе и на берегу все еще красовались белые
здания. На воде чернели куски пемзы и переливались радугой нефтяные пятна,
берег покрывали кучи хлама, принесенного океаном. Однако жизнь здесь,
кажется, была более-менее стабильной. Судя по сохранившимся домам-башням
разных цветов - кораллового, зеленовато-желтого и бирюзового,
землетрясение не тронуло город. Может быть, сыграло роль то, что дома в
этой ветреной местности строили особо прочные. С облегчением я заметил,
что торговля идет нормально, всюду достаточно полицейских, весело горят
огни в магазинах и ресторанах, по улицам снуют автомобили. Народу, правда,
было поменьше, чем в былые времена, но это как раз меня устраивало.
Я остановился в гостинице "Гольфстрим", роскошном
стопятидесятиэтажном здании, где я бывал и раньше. За стойкой портье я
увидел знакомое лицо: Сэл Анзио работал в свое время в Лае-Вегасе. Он
потряс мою руку и скривил левую щеку, что означало улыбку.
- Мэл Айриш! - не задумываясь, выпалил он. Что привело тебя в наш
город?
- Кисловато жилось на юге, - ответил я. - Когда что-нибудь не так,
мексиканцы приходят в возбуждение и валят всю вину на американцев. А что
интересного здесь?
- Да всякое. Когда докатилась весть о землетрясениях, кое-кто из
туристов отчалил, но большая часть осталась. У нас все о'кей. В отеле есть
электричество, вода, большие запасы еды. Каждая гостиница готовилась к
сезону, как обычно, значит, забила подвалы всем необходимым. В
"Гольфстриме" всего хватит на полгода, не меньше. А если что - у меня
припасена лодка. За хороший куш оставлю и тебе местечко.
Я ответил, что подумаю, взял у него ключ от номера на сто двенадцатом
этаже и вошел в кабину скоростного лифта.
Комната мне досталась приятная, просторная, обставленная со вкусом, с
двуспальной кроватью. Ванна была такой величины, что в ней свободно можно
было выкупать маленького гиппопотамчика. Я смыл с себя грязь, накопленную
за время скитаний, позвонил в гостиничную службу и заказал новый костюм.
Потом пропустил рюмочку прямо в номере и, ощущая потребность в общении с
себе подобными, спустился на десятый этаж, где располагалась открытая
обеденная терраса.
Наступал час мрачного заката. Тучи, черные, как ночь, обрамленные
золотом, угрожающе нависли над чернильно-фиолетовым океаном. Бледное
желто-зеленое небо бросало жуткий таинственный свет на террасу, на пальмы
в кадках, на парочки за столиками.
В северной части небосвода мерцал приглушенный свет - отражение
раскаленной докрасна лавы. Поверхность залива тоже выглядела необычно: в
безветренную погоду волу рябило из-за несильных, но постоянных колебаний
дна. Однако на нашей террасе джаз-оркестр потихоньку наигрывает что-то о
любви, люди улыбались и поднимали бокалы за здоровье друг друга. И - к
черту все, что ждет нас завтра.
После очень недурного обеда - порции гондурасских креветок и розового
анжуйского вина - я отправился на третий этаж, где располагался игорный
зал. Сэл Анзио был уже на месте; облаченный во фрак сиреневого цвета, он
осматривал столики очень по-деловому, то есть был похож на любимого палача
Цезаря, выбирающего очередную жертву.
- Привет, Мэл! - окликнул он, окинув меня взглядом, способным
пересчитать содержимое бумажника до последнего цента. - Не желаешь ли
попытать счастья?
- Может, чуть попозже, - ответил я. - А кто есть в городе? - Он тут
же отбарабанил фамилии не очень богатых завсегдатаев Плюс паразитов,
которые ухитряются наживаться даже на них. Я слушал его рассеянно. Это был
приятный вечер, мимо сновали милые посетители, но что-то не давало мне
покоя: то и дело вспоминался незнакомец с перебитыми ногами и безмолвные,
какие-то заторможенные люди, которые почему-то стремились убить сначала
его, а потом и меня. Двое из них уже мертвы. И убил их я - вполне мирный
человек. Но разве я мог выбирать? Они охотились за мной, а я лишь оказался
быстрее.
- ...Люди в городе, - говорил тем временем Сэл.
- Странноватые типы, но при деньгах, Мэл, все при деньгах.
- А кто это? - спросил я, кивнув в сторону человека в черном фраке с
белой бабочкой. Среди модной толпы он выделялся консерватизмом.
- Этот? Не знаю. - Сэл отвернулся, словно не желая о нем говорить. -
Один из тех, что слетелись на свой съезд.
- Какой съезд? - переспросил я, потому что в этом человеке мне что-то
не понравилось. Этакий ухоженный господин лет сорока, но лицо - не
выразительнее омлета.
- Да эти съехались, как их... нумизматы, что ли. Заняли два этажа:
двадцать восьмой и двадцать девятый. Такой толпы чокнутых я еще в жизни не
видел. С ними каши не сваришь, Мэл.
Нумизматы? Люди, собирающие монеты. А ведь у меня есть монета,
тяжелая, золотая, предсмертный подарок человека, который успел поведать
такие ужасы, что на ночь рассказывать не стоит. Он хотел, чтобы я взял эту
монету и передал ее кому-то вместе с его историей. Ничего себе история.
Если рассказать ее где-то в официальном месте, меня либо спустят с
лестницы." либо запрячут всерьез и надолго. Мастодонты, вмерзшие в ледяные
стены, пещерные люди, стреляющие из современного оружия. Может, бедный
малый бредил, и это был последний, самый яркий бред в его жизни? Нечего
мне трепыхаться по этому поводу. Монета, возможно, отлита недавно, состоит
из никеля с небольшой добавкой золота, а выпущена в честь победы
баскетбольной команды местного масштаба примерно в 1997 году.
Все-таки - это мои домыслы. Нумизматы как-никак разбираются в
монетах. Стоит потратить десять минут на то, чтобы один из них осмотрел
мое наследство и высказал компетентное мнение. Это решит вопрос раз и
