Научная фантастика - Кит Ломер

Планета катастроф

                                Кит ЛОМЕР

                            ПЛАНЕТА КАТАСТРОФ




                                    1

     Я придерживал свой резвый новенький турбоавтомобиль на  скорости  сто
сорок миль в  час:  дорога,  разделяющая  два  американских  штата,  могла
преподнести любой сюрприз, вплоть до гигантской расщелины.  Вглядываясь  в
полотно шоссе сквозь облака пыли и вулканического смога, я с досадой думал
о том, что в Далласе так и не разыскал авторемонтную  мастерскую.  Но  что
было делать, если добровольная охрана городов, высокопарно именующая  себя
Национальной гвардией, усвоила отвратительную манеру сначала  стрелять,  а
потом уже спрашивать, куда и зачем едешь.
     Зато я с пользой посетил  один  спортивный  магазинчик,  правда,  без
ведома его хозяина. Но он сам, еще до моего прибытия,  успел  податься  на
север.  Впрочем,  как  и  большая  часть  жителей  города.  Теперь   я   с
удовлетворением вспоминал свой визит в лавку, ощущая  в  кармане  приятную
тяжесть "Смит-Вессона" 38-го калибра.
     По правую  руку  высились  вулканы,  над  ними  вился  черный  дымок,
предвещающий очередное извержение. Понимая, что так и  будет,  я  держался
поближе к безопасной зоне, пролегающей вдоль океанского  побережья,  между
территорией, где раньше  находился  Новый  Орлеан,  и  мелководным  морем,
разлившимся на месте северной Флориды. Прежде чем я доберусь до Атланты  -
а до нее еще шестьдесят миль, - мне нужно решить, куда свернуть: на юг или
на север. Север - поближе к Аппалачам, - район сравнительной тектонической
стабильности. Но там уже наверняка полным-полно беженцев, а  следовательно
- проблемы с водой и продуктами, не говоря уже о жилье. Юг -  это  большой
остров, который раньше  называли  южной  Флоридой  с  ее  городами  Тампа,
Майами, Ки Уэст, и огромная  песчаная  пустыня,  которая  всего  несколько
месяцев назад была морским дном.
     Что предпочесть? Мне и раньше  нравилось  старое  шотландское  виски,
яркое солнце, белый песок пляжей и компания отдыхающих, которая  не  прочь
рискнуть за карточным столом.
     Все это я скорее найду на юге, нежели на севере. К тому же поймать по
радио танцевальную мелодию можно лишь на Пальмовом берегу. Это как раз то,
что держит меня в форме. Если наша Земля развалится - черт с ней;  пока  я
жив, я распоряжусь собой так, как мне нравится.
     Я взглянул  на  экран-карту,  что  была  в  моем  автомобиле.  Так...
Неподалеку - городок, скорее даже поселок.  До  катастрофы  его  население
составляло тысяч десять. Да  это  и  к  лучшему.  Большие  города  начисто
разграблены.
     Время близилось к вечеру. Солнце - злобный огнедышащий шар  -  мрачно
высвечивало трещины и вздыбленные глыбы асфальта,  которые  были  когда-то
тротуарами. Кое-где улицы перегораживали баррикады: рухнувшие стены домов,
кузова автомобилей, кровати, мешки гниющей  картошки.  Особенно  пострадал
центр города: не сохранилось ни одного здания выше  двух  этажей.  Картина
была такой, словно последняя океанская волна, достигшая городка, докончила
дело, начатое землетрясением и пожаром.
     Отъехав на три квартала от главной трассы, я увидел  то,  что  искал:
жалкую улочку, которая зачахла еще до катастрофы. Вдоль тротуаров тянулись
дешевые бары, ломбарды типа "последняя надежда", комиссионки,  завлекающие
ржавыми   револьверами,   сломанной   мебелью   и   пачками    истрепанных
порножурналов. Попадались вывески,  предлагавшие  "чистую  постель  этажом
выше", и далеко не чистые кафе. Возле  продуктовой  лавочки  из  тех,  что
вмещают не больше двух покупателей одновременно, я снизил скорость.
     Остановившись, я подождал некоторое время, пока осядет густая пыль, и
только после этого откинул верх машины. Натянув  респиратор,  я  выбрался,
разминая затекшие ноги. Когда-то, судя по вывеске, в  лавочке  можно  было
быстро перекусить. Теперь вывеска болталась на  одном  шурупе  и  отчаянно
скрипела  при  порывах  ветра.  Издалека  донесся  глухой  звук:   похоже,
кирпичная стена рухнула на толстую подушку пыли. В ответ вся пыль в округе
поднялась и закружилась  в  воздухе.  Оседая,  она  разбегалась  по  земле
кругами, словно рябь по воде.
     Вдруг улица вздыбилась и стала наступать на меня. Я упал. В полуметре
от моего носа выросла глыба бетона, каскадом  посыпался  щебень,  всего  в
двух  шагах  возник  террикон  сырой  красной  глины.  Все  сопровождалось
грохотом,  как  при  артобстреле.  Тротуар   подо   мной   брыкался,   как
необъезженный  жеребец.  Взбешенная  улица  то  вскидывалась,  то  коварно
ускользала, скрипя при этом подобно мелу на  огромной  школьной  доске.  Я
поднялся на  четвереньки  и  сделал  усилие,  чтобы  отползти  в  сторону.
Очередная  ударная  волна  вновь  опрокинула  меня,  снова  тротуар  пошел
пупырышками, словно ляжка озябшей толстухи.
     Постепенно грохот начал затихать, дрожь асфальта унялась. Облака пыли
рассеивались, открывая картину разрушений. Посреди  улицы  зиял  громадный
ров, из  глубины  которого  вилась  струйка  дыма.  Даже  сквозь  маску  я
чувствовал запах серы. Где-то сзади все еще падали  глыбы,  падали  как-то
лениво и задумчиво. Словно не было никакой спешки в том,  чтобы  разрушить
до основания городок Гринлиф в штате Джорджия.
     Немного придя в себя, я стал озираться в поисках машины. Так и  есть!
Она осталась на другой стороне пропасти. Я подошел к  краю:  ширина  -  не
меньше двух ярдов, на далеком дне поблескивает сырая глина. Прыгнуть я  не
решался: ноги дрожали, как у хилого пса.  Надо  разыскать  доску  на  роль
мостика. Наверняка среди такой жуткой разрухи это не будет проблемой.
     Дыра,  зияющая  в  стене  бывшей  комиссионки,   открывала   вид   на
кронштейны, увешанные подержанными костюмами, припудренные пылью, они  все
стали одного цвета. Развороченный прилавок как  раз  и  представлял  собой
склад досок. Пробравшись через завалы, я схватился за конец одной из них и
потянул на себя, рискуя разбудить новое бедствие.
     Пыль все  еще  оседала.  Ветер  утих,  наступила  мертвая  тишина.  Я
перебросил доску через пропасть, она  легла  наподобие  мостика,  ворчливо
скрипнув при этом. Я шел по ней осторожно, на цыпочках,  словно  опасаясь,
что звук моих шагов разбудит дьяволов, дремлющих в недрах  земли.  Миновав
дверь  "быстрой"  закусочной  с  выбитыми  стеклами,  я,  затаив  дыхание,
остановился. Секунды тянулись медленно. Потом я отчетливо услышал то,  что
чудилось мне  раньше:  чьи-то  стоны  и  вздохи.  Доносились  они  изнутри
разрушенной продуктовой лавки.
     Я замер, стараясь понять, действительно ли слышу эти звуки или стонет
мой собственный организм. В  этом  мертвом  городе  даже  намек  на  жизнь
способен был вызвать шок, как мелькающие тени на  кладбище.  И  все  же  я
решился войти в лавку.
     - Кто здесь? - звуки собственного голоса пугали. Что-то  шевельнулось
в глубине помещения. Царапая нервы, лязгнули консервные банки под  ногами.
Запах... Даже сквозь маску проникала вонь, исходящая от гнилых  продуктов.
Наступая  на  разбитые  бутылки  кетчупа,  я  благополучно  миновал   ряды
антрекотов, распахнутые холодильники... и вдруг подпрыгнул, как ужаленный:
мимо промчалась крыса величиной с башмак.
     - Кто там? Выходи! - приказал я твердо, тоном полицейского. И услышал
в ответ прерывистое дыхание.
     Я  пошел  вперед,  ориентируясь  только   на   мутный   прямоугольник
запыленного окна. В полумраке лавки я увидел его. На  полу,  прижавшись  к
стене, сидел человек, между его согнутыми ногами высилась гора  штукатурки
и битого стекла. Въевшаяся в лицо грязь не могла скрыть застарелых  шрамов
и свежих ран. Левая рука, тощая, как когтистая лапа, сжимала автомат 45-го
калибра, нацеленный прямехонько на мое левое колено. Прыжок -  и  я  вышиб
автомат у него из рук.
     - Не стоило... этого делать... - пробормотал незнакомец слабым, как у
умирающего, голосом. И правда, он уже никому  не  способен  был  причинить
вреда.
     В пять минут я освободил  его  от  осколков  стекла  и  штукатурки  и
перетащил в более светлый угол. Потом усадил поудобнее, прислонив к мешкам
с мукой. Мужчина тут же заснул, о чем возвестил его  громкий  храп.  Запах
тела незнакомца соперничал с "ароматами" лавки. Заходящее  солнце  бросало
последние лучи через пыльное окно,  словно  приглашая  выйти  полюбоваться
картиной дымного заката. Движением ножа я раскроил  на  незнакомце  брюки.
Обе ноги  были  сильно  разбиты,  задушенные  раны  говорили  о  том,  что
несчастье случилось с ним несколько дней назад, последний подземный толчок
был уже ни при чем. Мужчина открыл глаза.
     - Вы не из той команды? - проговорил он тихо, но отчетливо.
     - Вы давно здесь? - спросил  я  в  ответ.  Он  едва  заметно  покачал
головой:
     - Не знаю, может, с неделю.
     - Я принесу вам воды.
     - У меня было ее полно, воды этой. И консервных банок. Зато ни  одной
открывалки. Крысы досаждали больше всего.
     - Не отчаивайтесь. Хотите есть?
     - Не будем тратить время, нам лучше убраться отсюда. Здесь  подземные
толчки повторяются через каждые несколько часов. Но последний - это что-то
невероятное...
     - Все-таки я вас сначала накормлю, а уж потом перетащу в машину.
     -  Бесполезно,  мистер.  У  меня  внутренности...  разворочены.  Даже
двигаться больно. А вы бегите... пока есть возможность.
     Перерыв кучу банок, я нашел пару  целых  и  открыл.  Запах  фасоли  в
томате и яблочного соуса свел мне скулы. Незнакомец покачал головой.
     - Вам надо... сматываться. Оставьте мне только автомат.
     - Вам он не понадобится.
     - Понадобится, мистер. - Голос его вдруг  обрел  твердость.  -  Я  бы
прикончил себя... но надеялся, что они меня найдут. Заодно и их бы парочку
прихватил.
     - Забудьте это все, ветеран. Вы...
     - Нет времени болтать. Они здесь, в городе. Я их видел раньше.  Такие
не сдаются. - В глазах его появилась тревога. - Вы говорили,  у  вас  есть
машина? Я кивнул.
     - Они ее засекут. Может, уже... Бегите!
     Я попробовал засунуть фасоль ему в рот на кончике ножа:
     - Ешь, ешь, моряк, тебе нужны силы.
     - Как ты узнал, что я моряк? - он пристально посмотрел на меня.
     Я молча показал на его руку. Он приподнял ее, потом опустил снова.
     - А-а, кольцо. Мне нужно было бы от него избавиться.
     - А теперь нажимай на фасоль, старый вояка.
     - Не могу есть, - заартачился он. - Боже, какая боль...  -  Лицо  его
исказилось, зубы скрипнули. Я отступился:
     - Пойду подгоню машину и вернусь за тобой.
     - Послушай, - прохрипел он, - ты думаешь, у меня бред, но я знаю, что
говорю. Сматывайся из этого города, срочно.  Мне  некогда  объяснять,  ты,
главное, двигай.
     Цыкнув на него, я вышел на улицу, нашел свою  доску  и  перекинул  на
другой край пропасти. Сейчас мостик казался еще более шатким,  так  что  я
решил перебраться по нему на четвереньках. Когда я уже собрался  встать  и
шагать как следует, то уловил впереди какое-то движение. Машина моя стояла
на прежнем месте, но вокруг нее  осторожно  кружил  какой-то  человек.  Он
водил рукой по крыше, заглядывал внутрь. Я  распластался  на  доске.  Подо
мной зияла пропасть...
     Но машина, видно, не так уж занимала человека. Его интересовал...  я.
Сделав вид, что рассматривает разрушенные фасады вдоль улицы, он незаметно
вытащил маленький револьвер, поднял руку и выстрелил. Пуля взметнула  пыль
прямо перед моим носом, срикошетив,  пролетела  через  улицу  и,  судя  по
звуку, впилась во что-то деревянное. Два других выстрела прозвучали еще до
того, как смолкло эхо первого. Все три - в течение секунды.  Нет,  это  уж
слишком... Сквозь дым я  отчетливо  видел  одно:  черный  галстук  убийцы.
Подходящая мишень!  Наши  выстрелы  прогремели  одновременно.  Он  отлетел
назад, стукнулся о бок машины и рухнул на спину, прямо в пыль.
     Подойдя вплотную, я обыскал незнакомца, но карманы его были  пусты  -
ни бумажника, ни удостоверения личности, он был анонимен,  как  манекен  в
витрине. Почему же этот мерзавец безо всякой причины хотел меня укокошить?


     Вернувшись в лавку, я нашел своего знакомого там же, где  и  оставил.
Он смотрел на меня стеклянными глазами.
     - Я встретил твоего друга, - сообщил я и с трудом  узнал  собственный
голос: он прозвучал как из могилы.
     - И ты остался жив? - ахнул он.
     - Да, он был не слишком расторопным, этот тип, - сказал я,  -  торчал
на виду, как мишень.  Но  поскольку  начал  он,  то  мне  просто  пришлось
ответить - выхода не было. - Голос у меня дрожал: не могу сказать,  что  я
привык убивать людей.
     - Забудь его? Беги! - просипел незнакомец.
     - Забудь его, говоришь? - я присел на корточки  рядом  с  моряком.  -
Прямо вот так и забудем? Влезем в мою машину и укатим, насвистывая веселую
песенку. Я тебя спрашиваю, кто он был?! - Эти слова я уже прорычал,  тряся
его за плечо. У меня, знаете, тоже нервы...
     - Ты... не поймешь.
     - Объясни! - я сжал его плечо еще крепче. - Давай, давай, моряк!  Что
за история? Кто ты такой? Что ты делал здесь? Почему он тебя  преследовал?
Зачем он стрелял в меня? Кто он?
     - Ну ладно, - выдохнул мужчина. Лицо его все больше напоминало мумию.
- Так и быть. Я расскажу. Но ты все равно не поверишь.
     - Это началось год назад, - начал он. - Я работал на станции-спутнике
"Шепард", когда произошло первое  землетрясение.  Мы  все  видели  сверху:
черная дымовая завеса днем и свет пожаров по ночам.  Тогда  нам  приказали
эвакуировать станцию, я так точно и не понял, с какой стати.
     - Москва повлияла, - подсказал я.
     - Ну да. Все ударились в  панику.  Да  еще  наш  "челнок"  навернулся
где-то около Гаваны. Я и еще двое парней выжили. Мы провели несколько дней
в Ки-Уэсте, потом меня отправили в Вашингтон. Вы не  представляете,  какое
это кошмарное зрелище: руины,  пожары,  река  Потомак  вышла  из  берегов,
разлилась по Пенсильвания-авеню, а  Вашингтонский  монумент  торчал  всего
лишь на двадцать футов над водой. Купол Капитолия упал, а там, где  раньше
была гора Верной, извергался вулкан.
     - Да  знаю  я  это  все.  Кем  был  человек,  застреленный  мной?  Он
проигнорировал вопрос.
     - Я дал свои показания: следов  вражеской  деятельности  нет.  Просто
природа разбушевалась с адской силой.  Там  был  один  профессор,  который
владел всеми фактами: когда он закончил речь, поднялось такое...  Сенаторы
повскакивали с мест и  заорали,  члены  парламента  тоже,  старый  адмирал
Конахи покраснел как рак...
     - Ты отвлекся, - напомнил я, - вернись к нашей теме.
     - Один профессор заявил, что земная кора сползает. Да, я вспомнил его
имя - Полнак, крупное  имя.  Приехал  из  Венгрии.  Ледяная  шапка  Южного
полюса, сказал он, растет и сбивает с ритма все естественные процессы. Это
беспрецедентное явление заставило скользить литосферу. Он утверждал, что к
тому времени она уже сместилась на сорок  миль.  А  что  будет  через  два
года...
     - Мне все это известно, читал в газетах. Когда их еще печатали.
     - Потом попросил слова адмирал Конахи. Следует  сбросить  эту  лишнюю
шапку  с  Южного  полюса,  сказал  он,  взорвать  ее.  Он  подсчитал,  что
пятидесяти водородных супербомб будет достаточно.
     - Да они бы своей радиацией погубили все живое...
     - Нет-нет... это была просто пропаганда. Потом вышел Хейли  со  своим
проектом:  тайно  послать  на  Южный  полюс  отряд,  вооруженный  новейшим
водородным генератором.  Я  был  среди  тех,  кого  он  выбрал  для  своей
экспедиции.
     - Вице-адмирал Хейли погиб в очередном орбитальном полете, как раз  в
то время, о котором вы  говорите,  -  сказал  я,  зло  сощурившись.  -  Об
экспедиции на Южный полюс не говорилось ни слова.
     -  Кто  же  будет  публиковать  такие  сведения!  Наша  операция  под
названием "Разморозка" была сверхсекретной.
     - Так ты утверждаешь, что находился в гуще тех событий...
     Он слабо кивнул. Вся его энергия уходила теперь на повествование:
     -  В  Рождество  мы  отправились  из  Сан-Хуана  на  двух  подлодках,
назывались они "Мейн" и "Жемчужина".
     - Они же погибли раньше, у Гуама, вместе со всеми подводными лодками.
     - Нет. Они были  в  нашем  распоряжении.  Плюс  еще  десяток  меньших
кораблей да команда в три тысячи моряков. Это была  мощная  сила.  К  тому
моменту Нью-Йорк уже погиб, так же  как  и  Бостон,  Филадельфия,  большая
часть Восточного побережья. Сан-Диего.  Да  ты  и  сам  все  это  помнишь.
Панамский перешеек затопило водой. Дьявол! После ураганов мы  встречали  в
океане мертвые тела, унесенные на тысячи миль от дома.  Пемза  плавала  на
поверхности вплоть до самого Тьерра дель Фуэго. Просыпались новые вулканы,
зарево которых окрашивало небо на сотни миль.
     И всюду - лед. Дело в том, что от полюса оторвался ледяной  скалистый
массив, и теперь голубые айсберги тут и там возвышались над водой. Вершины
их покрывала копоть. Зрелище это, признаюсь, леденило душу.  -  Голос  его
затих, взгляд устремился куда-то далеко, в прошлое.
     - А человек с револьвером, - вновь вмешался я, - когда появился он?
     - Мы прибыли к месту назначения, основали лагерь, - продолжал  моряк,
опять не ответив надой вопрос, - и начали работать. Под моим  началом  был
северный комплекс, то есть шесть буровых площадок, разбросанных на  сорока
квадратных милях, - и все это на сверкающей  ледяной  поверхности.  Работа
спорилась: каждый день мы углублялись в ледяную  толщу  на  двести  футов.
Однако спустя месяц меня вдруг срочно  вызвали  на  четвертую  станцию.  Я
отправился на снегоходе. От Тренча, начальника станции, я еще раньше  знал
о каких-то темных пятнах во льду, которые обнаружила его  команда.  Мне  и
поручили выяснить, что там такое.
     На вид их скважина была самой  обыкновенной.  Опускаясь  в  лифте,  я
внимательно осматривал стены шахты: лед как лед - где-то голубой, а где-то
перемешан с грязью. Но вот мы достигли дна. Там по приказанию  Тренча  уже
прорубили пещеру шириной в тридцать футов; стены у нее - ну  прямо  черное
стекло, а вокруг сыро и холодно.  Вода  струится  по  стенам  сверху,  под
ногами хлюпает. Воют насосы, откачивающие эту  жижу,  стоит  запах  гнили.
Трест сказал мне: "Теперь  -  сюда"  -  и  мы  вошли  в  боковой  тоннель,
прорубленный во льду.  Вслед  за  нами  спустился  адмирал.  Не  успел  он
прибыть, как сразу начал орать: что это, мол, за  дурацкая  "экскурсия  на
природу", кто позволил отклониться от  курса...  Вместо  ответа  я  только
ткнул пальцем в стену.
     В ледяной толще застыло странное животное. Хобот его был  воинственно
устремлен вверх, а бивни блестели в свете наших фонарей. Ну вылитый старый
слон. Такого я видел в детстве в зоопарке. Отличался он разве что  шкурой,
клочковатой и очень длинной. Черно-рыжие космы прилипли к телу  животного,
словно мокрые.
     Хейли застыл на месте. Он стоял с открытым ртом, а потом дал  команду
врубаться  навстречу  слону.  Мы  расступились,  и   рабочие   затарахтели
отбойными молотками. Попутно из стен выпадали  какие-то  мелкие  зверюшки,
растения, просто грязь. Когда  до  животного  оставалось  совсем  немного,
адмирал приказал приостановить работу. Теперь мы видели его близко, словно
сквозь стекло в витрине. И сам он будто ожил - в свете  фонарей  сверкнули
глаза, стала хорошо видна полуоткрытая розовая пасть, чуть высунутый язык,
бивень с отломанным кончиком...
     - Я знаю, как выглядит мамонт, - перебил я, - тоже мне  невидаль,  их
во льду находили и раньше. Он пристально посмотрел в мою сторону.
     - Такого, как этот, раньше не находили. То  был  не  мамонт!  То  был
мастодонт. И кроме того, запряженный в повозку, как цирковой пони.



                                    2

     - Мастодонт в упряжке! - фыркнул я. - Значит, в  Антарктиде  когда-то
было гораздо  теплее,  чем  сейчас,  ее  населяли  люди,  которые  держали
домашних слонов. В другое время было бы довольно интересно пофантазировать
на эту тему. Но не сейчас. Так все-таки, почему вы убиваете друг друга?
     Мой собеседник полулежал  с  закрытыми  глазами,  грудь  его  неровно
вздымалась. Когда  я  пытался  нащупать  пульс,  запястье  показалось  мне
мертвым. Вдруг глаза его открылись - казалось, только они продолжают  жить
во всем существе этого странного человека.
     - Это лишь начало истории, - произнес он таким слабым голосом, словно
вещал откуда-то издалека. - Мы спустились еще ниже по главному стволу и на
глубине  в  семьдесят  пять  футов  наткнулись  на   геологический   слой,
наполненный предметами быта, как, скажем,  музей  естественной  истории  в
Чикаго. Там находилась посуда, мебель, остатки  каких-то  жилищ,  предметы
одежды. Вся одежда была связана  из  грубой,  яркой  шерсти.  А  потом  мы
увидели... человека.
     Лицо рассказчика исказилось, и он замолчал. Я ждал продолжения.
     - Невысокий, ростом не больше пяти  футов,  коренастый,  мускулистый,
как борец, - собрался с духом моряк. - Он был покрыт мехом, так же как тот
слон. Волосы светлые,  лицо  бледное.  Тонкие,  растянутые  в  безобразную
улыбку губы демонстрировали угрожающий оскал. Но что самое удивительное  -
в руках его застыло оружие сродни современному,  нечто  вроде  карабина  с
большим барабаном. Позже мы его испробовали: эта штука проделала  во  льду
воронку диаметром в сорок футов. Ее устройство так досталось непонятным.
     Мы  двинулись  дальше.  Вскоре   на   нашем   пути   возникла   гора.
Приглядевшись, мы поняли, что  на  самом  деле  это  дом.  Расплавив  лед,
удалось даже открыть дверь и войти. Внутри льда не было.  Видимо,  этот  и
подобные дома погребла снежная лавина, а жители сумели спастись раньше.
     Дальше последовали находки  более  современные:  человеческий  скелет
нормального роста, череп его был  проломлен,  многочисленные  предметы  из
металла и керамики, причем совсем не примитивные, а  сделанные  с  большим
искусством. А вскоре мы услышали непонятные звуки, а следы говорили о том,
что  кто-то  здесь  побывал  до  нас,  причем  совсем  недавно.  Будто   в
подтверждение этому стали пропадать наши люди: потом одного нашли мертвым,
с раной в теле. Хейли запросил подкрепление и не получил ответа. Он решил,
что связь прервана, и послал меня с двумя парнями на разведку.
     Когда лифт доставил нас наверх, ребята вышли  наружу,  а  я  остался,
чтобы проверить связь с шахтой. Она  была  исправна.  К  телефону  подошел
Хейли. Он что-то прокричал мне, но я не разобрал  слов.  Потом  прогремели
выстрелы, и все стихло.
     Я хотел было покинуть  кабину,  но  лифт  понесся  вниз,  куски  льда
сыпались мне на голову. Потом перед глазами сверкнуло пламя...
     Придя в себя, я понял, что все еще нахожусь в лифте. Кругом кромешная
тьма. Когда глаза привыкли к темноте, я увидел где-то наверху слабый свет.
Стало быть, лифт застрял не так уж далеко от  поверхности.  Выбравшись  из
кабины, я стал отчаянно карабкаться наверх.
     В последний раз подтянувшись на локтях и забросив ногу на край шахты,
я уже открыл было рот, чтобы позвать тех двух парней,  однако  понял,  что
вокруг нет никого и ничего: никаких признаков  нашего  лагеря,  ни  одного
человека. Только ледяные просторы. Следов землетрясения - и тех  не  было.
Лишь на месте входа в шахту курилось нечто похожее на кратер.
     Тем же успехом увенчались мои попытки обнаружить третью, а за  ней  и
четвертую станции. Пешком, ориентируясь по солнцу, без рукавиц и  защитной
маски для лица, которые я потерял, я кружил по ледяной пустыне.  Результат
один: ни палаток, ни оборудования, ни людей. Шахты закрыты и покинуты.
     Через четыре дня я добрался до о морского берега.  В  свое  время  мы
ставили там на мелководье небольшое суденышко. Команда исчезла  бесследно.
Однако запасы продовольствия и горючего оставались. И я рискнул.
     Семь дней я провел в открытом море. В  это  трудно  поверить,  но  на
восьмой я увил ал берега Батон-Гуж. Из  осторожности  я  подплыл  к  порту
ночью, выбрал дальний причал и как следует спрятал лодку. Пошел  в  город.
Пытался связаться с Вашингтоном, но  безуспешно.  В  Батон-Гуж  уже  царил
хаос, начинался голод: все беженцы с побережья и  других  опасных  районов
искали пристанища именно там. Атмосфера раскалилась, словно  в  плавильном
цеху, в воздухе носилась сажа, и подземные толчки повторялись ежедневно.
     Найдя подходящий автомобиль, я направился на восток. Но  и  на  шоссе
все было не слава Богу: меня "пасла" какая-то  "тачка",  постоянно  норовя
сбросить в кювет. Но не на того напали. В момент, когда эта сволочь  вновь
начала прижимать меня, я резко прибавил скорость, и машина-преследователь,
выведенная из равновесия, закувыркалась по дороге. Я вернулся  и  осмотрел
"трофей": без признаков жизни застыли  двое  мужчин,  одетые  в  штатское.
Документов при них не было. На вид - лет сорок-пятьдесят, а других  примет
никаких, ни национальных, ни социальных...
     На всем  пути  города  почти  перестали  существовать:  большие  дома
рухнули, малоэтажки разграблены дочиста, редкие машины на дороге  держатся
как-то робко.
     Сюда, в Гринлиф, я прибыл на третий день. Кажется,  это  было  неделю
назад. Но здесь меня накрыло землетрясение.
     - Ты думаешь, что полярную экспедицию уничтожили те же люди,  которые
преследуют тебя здесь? - перебил я его.
     - Да я могу поклясться жизнью! - прохрипел он.
     - Они и сейчас здесь, в городе. Они повсюду,  они  меня  ищут.  Но  я
схитрил: оставил машину за несколько кварталов отсюда. Думал вернуться...
     - Их уже нет, - пытался я его успокоить.
     - Рыщут по городу, - возразил моряк. -  Они  не  сдадутся,  они  меня
найдут в конце концов. Но я их встречу. - Он приподнял руку, гнев  на  его
лице сменился недоумением. - Где же мое оружие?
     - Оно тебе не понадобится, - сказал я. - Я увезу тебя...
     - Они его украли, - слеза покатилась  у  него  по  щеке.  -  Когда  я
заснул...
     - Поехали,  -  приказал  я.  -  Пора  двигаться.  -  Я  встал,  надел
респиратор и попытался поднять раненого.  Он  издал  неестественно  тонкий
крик.
     - Возьми вот это, в кармане, - простонал он.  -  Покажи  им...  Пусть
выслушают... -  Нижняя  челюсть  бедняги  отвисла,  глаза  остекленели,  я
пощупал пульс - его не было.
     Целую  минуту  в  полной  тишине  я  смотрел  на   бездыханное   тело
незнакомца, соображая, была  ли  хоть  доля  смысла  в  том,  что  он  мне
рассказал. Очень похоже на бред. Он,  кажется,  упомянул  карман...  Но  в
обоих была только пыль. Продолжая поиски, я обнаружил  у  пояса  маленький
старомодный кармашек для часов, какие делались на брюках в  старые  добрые
времена. Запустив туда пальцы, я  нащупал  что-то  гладкое  и  прохладное.
Вытащил. Это оказалась большая увесистая монета, чуть  меньше  серебряного
доллара.  На  одной  стороне  ее  Красовалось  стилизованное   изображение
какой-то птицы, на другой - сложнейшая вязь.
     Я опустил монету в карман, немного постоял, как вдруг услышал  шум  с
улицы.
     Я упал плашмя на груду битого стекла и  кирпича,  прямо  под  оконным
проемом. Рука судорожно сжимала револьвер. Шум повторился. Теперь я понял,
что  это  под  чьими-то  ногами  стонет  моя  доска,  переброшенная  через
пропасть. Перепрыгивая через груды консервных банок и бутылок, я незаметно
выскользнул из магазина.
     Спрятавшись за углом, я следил за развитием событий. Человек в темном
костюме вышел из "моей" продовольственной  лавки.  Подойдя  к  оврагу,  он
ступил  на  доску.  Скрип  ее  взорвал  давящую  тишину  мертвого  города.
Преодолев пропасть, "черный костюм" спрыгнул на землю.  Если  он  нашел  в
лавке мертвого моряка, то на какое-то время должен успокоиться, а может, и
убраться восвояси. Кажется, можно покинуть свое  укрытие.  Я  вышел  из-за
угла.
     "Щелк!" - услышал я сухой звук и, еще не успев понять, что произошло,
пригнулся и покатился  по  щебню.  И  снова  характерное  "щелк!"  -  звук
выстрела. Откуда целились, я из-за пылевой завесы не понял. Но ко мне явно
кто-то приближался. Шаги замедлились,  теперь  этот  кто-то  стоял  совсем
рядом.
     Времени на раздумья не оставалось; я собрался  в  пружину  и  ринулся
вперед. Моя пуля угодила во что-то мягкое.  Тяжело  дыша,  я  обыскал  его
карманы. Они были пусты: ни часов, ни кольца, ни водительских прав.
     Через десять минут, так и не отдохнув и не поев, я снова влез в  свою
машину и помчался на восток, держась на  одном  адреналине.  По  грунтовой
дороге я постепенно выбрался на шоссе 90.



                                    3

     Через час  после  того  как  совершенно  стемнело,  я  остановился  у
небольшого мотеля с кафе и бензоколонкой.  Долговязый  белобрысый  парень,
чей рот напоминал незастегнутый карман, встретил меня с ружьем в руках, но
потом, успокоившись, наполнил бак бензином  и  даже  напоил  меня  кофе  с
пирогом,  испеченным,  кажется,  из  черепицы  с  ванилью.  Я  сунул   ему
потрепанную двадцатку и, уже отъезжая, заметил хитрую улыбку на его  лице:
поистине   вековые   традиции   обсчета   клиентов   не   вытравить   даже
землетрясению.
     Через час моему взору  открылось  океанское  побережье.  Теперь  вода
простиралась много дальше обычного. На целую милю из нее торчали  крыши  и
верхушки деревьев. До наводнения здесь была  слегка  холмистая  местность,
которую  облюбовали  фермеры.  Суша  исчезла  у  меня  под  колесами   без
предупреждения,  и  я  быстро  задействовал   воздушные   подушки   своего
автомобиля. В принципе делать это над  водой  не  рекомендуется:  рискуешь
потопить машину, но у меня не было ни времени, ни желания искать лодку.  Я
прибавил газу и взмыл над водой...
     Рассвет  я  встретил,  мчась  по  аллее,  на  местоположение  которой
указывали лишь верхушки деревьев, возвышающиеся над водой. В  тот  момент,
когда мрачное красноватое солнце начало свой поход, я выбрался на сушу.
     Это был Майами. Его пляжи совершенно опустели и превратились в полосу
голого песка, хотя в самом городе и на берегу все  еще  красовались  белые
здания. На воде чернели куски пемзы и переливались радугой нефтяные пятна,
берег покрывали кучи хлама,  принесенного  океаном.  Однако  жизнь  здесь,
кажется, была более-менее стабильной. Судя по  сохранившимся  домам-башням
разных   цветов   -   кораллового,   зеленовато-желтого   и    бирюзового,
землетрясение не тронуло город. Может быть, сыграло роль то,  что  дома  в
этой ветреной местности строили особо прочные. С  облегчением  я  заметил,
что торговля идет нормально, всюду достаточно  полицейских,  весело  горят
огни в магазинах и ресторанах, по улицам снуют автомобили. Народу, правда,
было поменьше, чем в былые времена, но это как раз меня устраивало.
     Я     остановился     в     гостинице     "Гольфстрим",     роскошном
стопятидесятиэтажном здании, где я бывал и раньше.  За  стойкой  портье  я
увидел знакомое лицо: Сэл Анзио работал в  свое  время  в  Лае-Вегасе.  Он
потряс мою руку и скривил левую щеку, что означало улыбку.
     - Мэл Айриш! - не задумываясь, выпалил он. Что  привело  тебя  в  наш
город?
     - Кисловато жилось на юге, - ответил я. - Когда  что-нибудь  не  так,
мексиканцы приходят в возбуждение и валят всю вину на американцев.  А  что
интересного здесь?
     - Да всякое. Когда докатилась  весть  о  землетрясениях,  кое-кто  из
туристов отчалил, но большая часть осталась. У нас все о'кей. В отеле есть
электричество, вода, большие запасы еды.  Каждая  гостиница  готовилась  к
сезону,  как  обычно,  значит,  забила   подвалы   всем   необходимым.   В
"Гольфстриме" всего хватит на полгода, не меньше. А  если  что  -  у  меня
припасена лодка. За хороший куш оставлю и тебе местечко.
     Я ответил, что подумаю, взял у него ключ от номера на сто двенадцатом
этаже и вошел в кабину скоростного лифта.
     Комната мне досталась приятная, просторная, обставленная со вкусом, с
двуспальной кроватью. Ванна была такой величины, что в ней свободно  можно
было выкупать маленького гиппопотамчика. Я смыл с себя грязь,  накопленную
за время скитаний, позвонил в гостиничную службу и заказал  новый  костюм.
Потом пропустил рюмочку прямо в номере и, ощущая потребность в  общении  с
себе подобными, спустился на  десятый  этаж,  где  располагалась  открытая
обеденная терраса.
     Наступал час мрачного заката. Тучи,  черные,  как  ночь,  обрамленные
золотом,  угрожающе  нависли  над  чернильно-фиолетовым  океаном.  Бледное
желто-зеленое небо бросало жуткий таинственный свет на террасу, на  пальмы
в кадках, на парочки за столиками.
     В северной части  небосвода  мерцал  приглушенный  свет  -  отражение
раскаленной докрасна лавы. Поверхность залива тоже выглядела  необычно:  в
безветренную погоду волу рябило из-за несильных, но  постоянных  колебаний
дна. Однако на нашей террасе джаз-оркестр потихоньку наигрывает  что-то  о
любви, люди улыбались и поднимали бокалы за здоровье друг  друга.  И  -  к
черту все, что ждет нас завтра.


     После очень недурного обеда - порции гондурасских креветок и розового
анжуйского вина - я отправился на третий этаж,  где  располагался  игорный
зал. Сэл Анзио был уже на месте; облаченный во фрак сиреневого  цвета,  он
осматривал столики очень по-деловому, то есть был похож на любимого палача
Цезаря, выбирающего очередную жертву.
     - Привет,  Мэл!  -  окликнул  он,  окинув  меня  взглядом,  способным
пересчитать содержимое бумажника до последнего  цента.  -  Не  желаешь  ли
попытать счастья?
     - Может, чуть попозже, - ответил я. - А кто есть в городе? -  Он  тут
же отбарабанил фамилии  не  очень  богатых  завсегдатаев  Плюс  паразитов,
которые ухитряются наживаться даже на них. Я слушал его рассеянно. Это был
приятный вечер, мимо сновали милые посетители, но  что-то  не  давало  мне
покоя: то и дело вспоминался незнакомец с перебитыми ногами и  безмолвные,
какие-то заторможенные люди, которые почему-то  стремились  убить  сначала
его, а потом и меня. Двое из них уже мертвы. И убил их я -  вполне  мирный
человек. Но разве я мог выбирать? Они охотились за мной, а я лишь оказался
быстрее.
     - ...Люди в городе, - говорил тем временем Сэл.
     - Странноватые типы, но при деньгах, Мэл, все при деньгах.
     - А кто это? - спросил я, кивнув в сторону человека в черном фраке  с
белой бабочкой. Среди модной толпы он выделялся консерватизмом.
     - Этот? Не знаю. - Сэл отвернулся, словно не желая о нем говорить.  -
Один из тех, что слетелись на свой съезд.
     - Какой съезд? - переспросил я, потому что в этом человеке мне что-то
не понравилось. Этакий  ухоженный  господин  лет  сорока,  но  лицо  -  не
выразительнее омлета.
     - Да эти съехались, как их... нумизматы, что ли.  Заняли  два  этажа:
двадцать восьмой и двадцать девятый. Такой толпы чокнутых я еще в жизни не
видел. С ними каши не сваришь, Мэл.
     Нумизматы? Люди, собирающие  монеты.  А  ведь  у  меня  есть  монета,
тяжелая, золотая, предсмертный подарок человека,  который  успел  поведать
такие ужасы, что на ночь рассказывать не стоит. Он хотел, чтобы я взял эту
монету и передал ее кому-то вместе с его историей.  Ничего  себе  история.
Если рассказать ее  где-то  в  официальном  месте,  меня  либо  спустят  с
лестницы." либо запрячут всерьез и надолго. Мастодонты, вмерзшие в ледяные
стены, пещерные люди, стреляющие из  современного  оружия.  Может,  бедный
малый бредил, и это был последний, самый яркий бред в  его  жизни?  Нечего
мне трепыхаться по этому поводу. Монета, возможно, отлита недавно, состоит
из  никеля  с  небольшой  добавкой  золота,  а  выпущена  в  честь  победы
баскетбольной команды местного масштаба примерно в 1997 году.
     Все-таки  -  это  мои  домыслы.  Нумизматы  как-никак  разбираются  в
монетах. Стоит потратить десять минут на то, чтобы один  из  них  осмотрел
мое наследство и высказал компетентное мнение.  Это  решит  вопрос  раз  и
навсегда, и я смогу, ни на что не отвлекаясь, подумать о  более  серьезных
вещах, а именно о том, как и на что жить некоему Мэлкому  Айришу,  недавно
демобилизованному  из  военно-морских  сил  США  и  влившемуся   в   армию
безработных. У парня, между прочим, хороший  аппетит  и  неуемное  желание
испытать все мыслимые удовольствия.
     - Спасибо, Сэл, - сказал я и направился к лифту.


     На  двадцать  восьмом  этаже   было   тихо,   осветительные   трубки,
составлявшие на потолке геометрический орнамент, излучали  мягкий  розовый
свет. В конце коридора я увидел двустворчатую стеклянную дверь, а за ней -
ярко освещенную комнату, в которой  беседовали  приглашенные  на  коктейль
люди. Ступая по  роскошному  светлому  ковру,  я  окунулся  в  ровный  гул
разговора. Ко мне со  всех  сторон  повернулись  лица  -  невыразительные,
ординарные и такие  бесстрастные,  словно  их  одолевала  смертная  скука.
Откуда-то вынырнул официант с подносом и предложил мне выбрать  что-нибудь
из напитков. Взяв один из них, я окинул взглядом собравшихся.
     Почему-то здесь были одни мужчины - неопределенного возраста,  одетые
в вечерние костюмы темных тонов, и только некоторые - поярче  и  помоднее.
Когда я двинулся  вдоль  комнаты,  их  взгляды  последовали  за  мной,  не
отрываясь. Откуда-то возник высокий субъект с зализанными седыми  волосами
и как-то ненавязчиво пристроился рядом. Мне оставалось либо  заговорить  с
ним, либо отодвинуть локтем.  Я  постарался  улыбнуться  как  можно  более
открыто:
     - Не подумайте, что я случайный гость. Ли правда ни с кем не  знаком,
но тоже интересуюсь монетами.
     - Понимаю, сэр, - промурлыкал он. Углы его губ чуть-чуть приподнялись
в улыбке. - Вы, видимо, любитель, вольный стрелок?
     - Да, наверное, так. Собственно говоря, мне хотелось бы знать  мнение
специалиста по поводу монеты, попавшей ко мне не так давно...  -  С  этими
словами я выудил из кармана свою добычу. Она сверкнула при свете ламп.
     - Может, это и подделка, - продолжал я, словно  не  придавая  особого
значения  этому  факту,  -  но  вдруг  вы  сможете  сказать  мне  что-либо
определенное? - Я протянул ему монету.  Он  не  взял  ее  в  руки,  однако
смотрел, не  отрываясь.  Протокольная  улыбка  исчезла,  на  лице  залегли
морщины.
     - Не беспокойтесь, я не прошу  бесплатной  консультации,  -  поспешил
заверить я, - понимаю, что мнение эксперта стоит дорого.
     - Н-да, - ответил он. - Не соблаговолите ли вы, сэр, пройти  со  мной
ненадолго к одному господину? Я попрошу его взглянуть на вашу... находку.
     У него был какой-то легкий акцент и немного  странная  интонация.  Он
повернулся и направился к выходу. Я  последовал  за  ним.  Спустившись  по
ступенькам, мы оказались в маленькой гостиной, словно предназначенной  для
приватных бесед.
     - Будьте любезны на минуту присесть, - предложил мне седой, указав на
очень низкое мягкое кресло, и исчез за дверью.  Я  остался  стоять,  зажав
монету в ладони. Наверное, она из чистого  золота,  уж  больно  тяжела.  А
может,  через  минуту  меня  ждет  разочарование.  Какой-нибудь   дока   с
презрительной улыбочкой переведет надпись на монете: "Каждую минуту в мире
рождается простофиля" - или что-нибудь в этом  роде.  Зажав  монету  между
зубами, я слегка прикусил ее и почувствовал, что на  металле  образовалась
вмятина. Если это золото, то абсолютно чистое.
     Дверь открылась у меня за спиной, и я вздрогнул, как человек, слишком
долго и напряженно чего-то ждавший. Мой провожатый  вернулся  с  маленьким
полноватым мужчиной; взгляд его был  беспокойным,  а  тщательно  уложенные
черные волосы напоминали парик.
     -  Познакомьтесь  с  мистером  Заблуном,  -  сказал  Седой.  -  Он  с
удовольствием взглянет на монету мистера...
     - Филберта, - подсказал я. - Меня зовут Джимми Филберт, я проживаю  в
штате Монтана.
     Короткая шея мистера Заблуна  дернулась  как-то  резко,  на  прусский
манер. Подойдя ко мне, он протянул сразу все свои пальцы, сколько  у  него
их было. Я вложил в них монету, и  он  быстро  поднес  ее  к  глазу  таким
манером, словно был ювелиром  и  смотрел  через  лупу.  Потом,  прищелкнув
языком, нацелил на объект другой глаз.
     После этого он  обменялся  взглядом  с  Седым.  Я  протянул  руку  за
монетой, но мистер Заблун направился к боковой двери.
     - Приглашаем вас, мистер  Филберт,  последовать  за  нами,  -  сладко
пропел Седой. Он сделал изящный жест, указывая направление, и я  потащился
вслед за ними по узкому коридору. Потом мы оказались в  комнате  с  низким
потолком, в которой стоял простой стол, а над ним чертежная лампа.  Заблун
быстро открыл один из ящиков стола, вытащил оттуда какой-то прибор,  набор
линз и начал колдовать над моим трофеем.
     Седой стоял рядом с застывшим лицом и не говорил ни слова.
     Наконец Заблун выпрямился и произнес как-то равнодушно:
     - Монета настоящая. Это золото, проба двадцать девять. Чеканка.
     - Вам раньше такие попадались? - спросил я.
     - Не такая уж редкость.
     - А откуда она?
     - Несколько лет назад подобные  экземпляры  появились  на  Крите.  Не
такие новые, как ваша; эта еще не была в обращении.
     - Монета греческая?
     - Точное  происхождение  неизвестно.  А  где  вы  ее  достали?  -  Он
спрашивал все это с  каменным  лицом,  как  дежурный  полисмен,  снимающий
показания по стандартному протоколу.
     - Я выиграл ее в покер в Потаен, недели две назад. Боялся,  что  меня
надули. Кстати, какова ее стоимость?
     - Могу предложить вам пятьдесят долларов  сразу,  мистер  Филберт,  -
вмешался Седой.
     - Мне не хотелось бы продавать ее прямо сейчас, - ответил  я.  -  Это
красивый сувенирчик. - Протянув руку, я взял монету  со  стола.  -  Просто
хотел знать, нефальшивая ли.
     - А если я предложу вам сто долларов?..
     - Дело совсем не  в  цене.  -  Я  беззаботно  улыбнулся.  -  Она  мне
досталась за десятку. Подержу у себя, может,  она  счастливая?  Недавно  я
остался в живых, а в наши дни это уже везение.
     Я направился к двери. Седой, обогнал меня, указал  дорогу  обратно  в
зал с кремовым ковром.
     -  Сколько  я  вам  должен?  -  спросил  я,   доставая   бумажник   и
непринужденно улыбаясь.
     - Да что вы! - Седой отмахнулся  от  денег,  -  но  если  все  же  вы
передумаете...
     - Я вам первому сообщу,  -  пообещал  я.  Он  наклонил  голову,  а  я
продефилировал в сторону лифта.  Уже  у  дверей  я  обернулся:  в  большой
комнате, где шел прием, стали гасить  свет.  В  лифте  я  снова  вынул  из
кармана золотой кружок и внимательно его  осмотрел:  вмятина,  оставленная
моими зубами, исчезла. Заблун подменил монету.



                                    4

     Бизнес и любопытство для Сэла Анзио - вещи, исключающие  друг  друга.
Пятидесятидолларовая  бумажка,   перешедшая   к   нему,   обеспечила   мне
беспрепятственный доступ в никем не  занятый  номер  на  двадцать  девятом
этаже, что находился в пустынном северном крыле отеля.  Отсюда  был  виден
абсолютно весь западно-восточный блок, тем более что Сэл  снабдил  меня  и
сильным биноклем, который позаимствовал в бюро забытых вещей. Еще  десятку
стоили мне услуги парня, нанятого следить за каждым шагом Седого,  жившего
в отеле под именем Р.Сэтис.
     В первую же ночь я заказал ужин на 12 ночи  и  съел  его  в  темноте,
наблюдая за деятельностью "нумизматов", которых видел  в  освещенные  окна
занимаемых ими двух этажей. Не могу сказать, что  это  было  захватывающее
зрелище. Мистер Заблун что-то вещал группе людей,  а  они  слушали  его  с
безразличием монументов. Входили и  выходили  какие-то  мужчины,  двигаясь
неторопливо и с достоинством. Я не видел, чтобы нумизматы  ели  или  пили,
женщин тоже не наблюдалось. Не заметил я, признаться, и каких-либо занятий
нумизматикой.
     Через несколько часов бесплодных наблюдений я покинул пост, прошел  в
свой номер и лег в кровать. Перед сном  я  успел  подумать,  что  вряд  ли
Заблун присвоил монету ряди золота. Уж очень странно он держался. Тут  все
сложнее.
     А  может  быть,  это  моя  фантазия,  и  монета   вообще   не   имеет
никакого-отношения  к  истории  с  моряком.  Что  если  он   был   опасным
преступником,  а  анонимные  парни  -  агентами  ЦРУ,  которым   приказали
пристрелить его на месте. То, что они стреляли  в  меня,  могло  оказаться
заурядной ошибкой.
     Опять не сходится... Трудно представить,  чтобы  цэрэушники  стреляли
так отвратительно, как эти безликие. Мои  размышления  прервал  телефонный
звонок.
     - Мэл, происходит что-то странное, - услышал я голос Сэла. - Эти твои
- как их, филателисты? - почему-то страшно переполошились.  Твой  приятель
Седой выскочил через парадный подъезд пару минут назад и  теперь  орет  на
служащего гаража, чтобы тот немедленно  вывел  его  машину.  А  она,  черт
возьми, стоит в самом низу, на четвертом уровне.
     - Я спускаюсь, - крикнул я. - Достань мне машину  -  любую!!!  Причем
прежде, чем Седой получит свою.
     Шесть минут спустя (если верить моей "Омеге") я  уже  устраивался  на
сиденье приземистого автомобиля, который подогнал Сэл.
     - Ради всех святых, верни потом машину, -  молил  Сэл.  По  лицу  его
стекали капли  дождя.  -  Я  позаимствовал  ее  у  нефтяного  короля,  что
остановился в центральном корпусе.
     - Можешь доложить, что я украл ее, - сказал  я  на  прощание,  вручая
Сэлу еще пятьдесят долларов.
     Турбины ровно загудели, как только  я  прикоснулся  к  стартеру,  под
черным квадратным  капотом  таилась  страшная  сила.  Я  вывел  машину  из
укрытия, понаблюдал,  как  Седой  вместе  с  тремя  другими  "нумизматами"
садится в свой тяжелый темно-бордовый "Моноджаг", и  дал  им  отъехать  на
добрую сотню ярдов. Только после этого я осторожно двинулся за ними.
     Этот город, старый добрый Майами, я знал когда-то очень хорошо, но то
было давно. Ураганы и наводнения оставили страшные следы.  Однако  большая
часть города - та, где  расположены  знаменитые  роскошные  двухсотэтажные
отели, магазины с умопомрачительными ценами,  особняки  богачей  в  центре
ухоженных лужаек, словом, престижный район к  северу  от  Рио  -  все  это
уцелело.
     Я мчался  по  Флаглеру,  под  многочисленными  виадуками  шоссе  509,
соединяющего разные штаты, ни на минуту не упуская из виду "Моноджаг".  Мы
свернули к западу, в район массивных бетонных складов  и  пищевых  фабрик.
Теперь я вел свое авто медленно, почти что полз со скоростью десять миль в
час. Темно-бордовая машина впереди меня остановилась. Я прижался к обочине
и тоже затормозил. Из  "Моноджага"  проворно  выскочили  двое,  их  фигуры
отбросили длинные, нелепые тени - рядом светил уличный фонарь. Не  заметив
моей машины, они вернулись к началу переулка и углубились в него. Водитель
снова завел авто, довольно быстро достиг следующего угла и свернул налево,
потом еще раз налево. Хлопнули дверцы  машины.  "Моноджаг"  я  настиг  уже
пешком. Он стоял с открытой дверью. Рядом находились  двое:  один  из  них
был, видимо, Седой, официально - мистер  Сэтис.  Пройдя  пару  шагов,  они
моментально скрылись, словно прошли сквозь стену.
     Немного поразмыслив, я догадался, что они с другого конца  заходят  в
тот переулок, где исчезли первые двое. Понятно, кого-то окружают.
     Но они учли не все. Там, где я оставил "свое" авто,  между  солидными
фасадами домов спряталась узкая щель. Я не был уверен, но очень  надеялся,
что эта щель пересекает переулок, куда вошли "нумизматы". А если  так,  то
"кролик", за которым они охотятся, найдет ее. Недолго думая,  я  нырнул  в
щель навстречу кому бы то ни было.
     Не было слышно ни выстрелов, ни  криков  -  хотя  погоня  происходила
где-то рядом, в складах. Не попалось даже случайного пьяного.  Стоял  лишь
ваш покорный слуга, чувствовавший себя довольно нелепо в  пальто,  надетом
прямо на пижаму, в ботинках на босу ногу  в  три  часа  ночи  да  еще  под
дождем. Я не сводил глаз с  монолитной  стены  склада  и  пытался  понять,
почему еще несколько минут назад я с таким  упорством  стремился  сюда.  А
может, эти  склады  принадлежат  Седому?  Возможно,  он  крупный  импортер
каких-то товаров, а сегодня приехал проверить, нет ли в  помещении  мышей.
Не исключено,  что  он  член  добровольной  пожарной  команды  и  пытается
предупредить воспламенение. Меня вдруг охватил жгучий интерес к тому,  что
он делает там, внутри склада; захотелось просто подойти к нему и сказать:
     - Привет, мистер Сэтис, я случайно заметил, что вы  отъехали  куда-то
среди ночи, и вот решил исследовать за вами...
     Но тут  из  узкой  щели  между  домами  послышались  какие-то  звуки,
напоминающие осторожные, торопливые шаги. Я прислонился к стене,  прижимая
к груди свой 38-калиберный, словно священник - крест.  Теперь  можно  было
расслышать дыхание, прерывистое и тяжелое, как у загнанной жертвы. А позже
- шум погони, которая топочет вовсю, не боясь быть обнаруженной.
     Я затаился, не шевелясь. Любой шорох гулко отдавался в этом замкнутом
пространстве.   По   всей   видимости,   дистанция   между   беглецом    и
преследователем сокращалась, но на сколько, судить было трудно.
     Потом послышалось сопение, сдавленный  крик,  звуки  ударов,  тяжелое
дыхание двоих. Видимо, беглеца настигли в нескольких метрах от  меня.  Кто
бы это ни был, его захватили молодчики Седого. Я пока что не замечен...  А
не влезть ли мне назад в свой роскошный "Хамбер", пока  не  поздно?  И  не
укатить ли восвояси? Скоро вся история забудется, да  и  вообще  покажется
немыслимым бредом. Если, конечно, сейчас я не сваляю дурака...
     Обмозговав все это, я свернул в узкий переулок.
     Шагах в пяти от меня стоял здоровый детина, обхватив руками маленькое
щупленькое существо в слишком длинном пальто.  До  этой  "живой  картины",
очерченной светом фонаря, было  три  моих  прыжка.  Я  схватил  детину  за
шиворот и приложил своим револьвером.  Он  качнулся  и  отлетел  к  стене,
следующим ударом я угостил его в челюсть. Потеряв равновесие, детина осел;
я стукнул его еще раз, собрав всю силу, какую только мог, - он  растянулся
на земле. Взглянув вверх - как раз вовремя, - я увидел  огромный  стальной
шар, из тех, которыми рушат старые дома; кто-то пустил его в стену склада,
прямо над моей головой.
     Осколки камня посыпались на меня, из глаз полетели не то что искры, а
самый настоящий фейерверк; все  цвета  радуги  поплыли  передо  мной  и  я
кружился вместе с ними. Смутно, через пелену я услышал чей-то визг,  потом
по моему распластанному телу прошлись чьи-то ноги, кто-то пнул меня в зад,
как упрямого осла. Цепляясь за  шершавую  стену  и  пытаясь  подняться,  я
смутно увидел какие-то две фигуры, сцепившиеся в странном, диком танце.
     Снова раздался крик, скорее сдавленное рыдание. Сделав шаг вперед,  я
наткнулся на  свой  револьвер;  схватил  его,  приподнялся  на  цыпочки  и
шарахнул по голове детину, вложив в этот удар если не всю  свою  силу,  то
всю массу. Удар пришелся по чему-то твердому, огромная спина наклонилась и
рухнула, открыв того, кого он загораживал. Я увидел худенькое,  испуганное
лицо и огромные, черные, как антрацит, глаза. Это была женщина. Я  схватил
ее за руку и потащил за собой.
     - Бежим, - крикнул я, - у меня машина неподалеку.
     По ее щеке текла струйка крови. Я снова потянул ее за  руку,  и  она,
поколебавшись, побежала.
     Казалось, прошла вечность, прежде чем мы достигли того места,  где  я
оставил машину. Я все еще держал свою спутницу  за  мокрый  рукав  пальто,
другой сжимал револьвер,  а  в  голове  прокручивал  возможную  встречу  с
мистером Сэтисом и его дружками, которые наверняка поджидают меня в  конце
пути. Однако все было тихо. Усадив  женщину,  я  влез  на  сиденье  сам  и
включил  зажигание.  "Хамбер"  взвыл  и   моментально   набрал   скорость.
Стукнувшись сперва пару раз бамперами об ограждение,  он  быстро  выровнял
ход и пошел плавно и горделиво, готовый на любые подвиги.


     Они наверняка ждут меня около "Гольфстрима", эта теплая  компания  из
трех мужчин. Мокнут под дождем без головных уборов, подумал я,  и  проехал
мимо главного входа.
     Машину я оставил в  пяти-шести  кварталах  от  отеля,  на  полупустой
стоянке, усеянной опавшими пальмовыми ветвями.  Женщина,  сидевшая  рядом,
огляделась вокруг, потом посмотрела на меня.
     - Отсюда пойдем пешком, - сказал я.  Язык  слушался  плохо.  Головная
боль переросла в глухие  удары,  я  качался,  как  подвыпивший  матрос  на
штормовом  ветру.  Помогая  женщине  выбраться  из  машины,  я  на  минуту
задержался, чтобы стереть с подбородка кровь. Потом быстрым шагом повел ее
к освещенному ночному бару - огонек уютно светился сквозь туман.
     В баре я занял  столик  поближе  к  двери.  Сначала  -  хоть  немного
живительной влаги. К столику подошел худой загорелый официант с маленькими
глазками в сетке морщин. Я заказал  два  двойных  шотландских  виски.  Моя
прекрасная леди, с тех пор как я ее увидел, еще не проронила ни слова.
     Официант принес нашу выпивку, я сделал большой глоток.  Что  касается
моей спутницы, то она, последовав моему примеру, тоже изрядно  отхлебнула.
Видно, бедняжка пьянствовала впервые. Крепость напитка ее просто  испугала
- она закашлялась и чуть не выронила бокал.
     - Ничего страшного, - подбодрил я ее и предложил стакан с водой.  Она
жадно схватила его, сперва недоверчиво понюхала, а потом  выпила  воду  до
последней капли.
     - Вы, наверное, голодны, - сказал я. К нам  снова  подошел  официант,
неся чистое полотенце.
     - У вас на лице небольшая царапина, - сказал он.
     - Да и мышка побывала в переделке. -  Бросив  наметанный  взгляд,  он
приметил все: голодные глаза, мокрые от дождя волосы и не по росту пальто,
при свете оказавшееся и вовсе шинелью.
     - Спасибо, - сказал я, приняв у него полотенце.
     - Не принесете ли нам что-нибудь поесть? Например, горячего супчика?
     - О'кей, что-нибудь организую, - официант  ушел,  не  задавая  лишних
вопросов, нам явно с ним повезло. Уличив момент, пока толстый сосед  из-за
соседнего столика отошел к кассе, я наклонился к спутнице и спросил, глядя
в ее встревоженные черные глаза:
     - Кто вы такая, мисс? - тон у меня был самый задушевный. - Из-за чего
была вся эта заваруха?
     Лицо незнакомки напряглось. Я успел заметить,  что  зубы  ее  ровные,
белые плотно стоят рядом, как солдаты в строю.
     - Я влез в эту драку, чтобы вас выручить, ведь так?  -  продолжал  я,
улыбаясь. - Любой враг Сэтиса - мой друг.
     В ответ она  только  вздрогнула.  Ее  пальцы  сцепились  намертво.  Я
положил мою руку сверху и убедился, что они к тому же холодны, как лед.
     - Тебе, конечно, пришлось очень нелегко, - продолжал  я,  перейдя  на
"ты", -  но  теперь  все  позади.  Отдыхай.  У  нас  есть  что  рассказать
защитникам порядка. Тебя пытались убить -  а  этого  даже  сейчас  хватит,
чтобы поднять среди ночи шефа полиции.
     Вернулся официант, неся поднос  с  двумя  большими  тарелками  ухи  и
бутербродами. Девушка следила за тем, как он  ставит  перед  ней  тарелку,
потом внимательно осмотрела ложку, цепко схватила ее и набросилась на еду.
Размеренные  движения  ложки  прекратились  лишь  тогда,   когда   тарелка
опустела. Потом она заглянула в мою тарелку. Я наблюдал за ней,  буквально
открыв рот, - в последнее время это стало моим обычным выражением лица.
     - Не спеши так, детка, - сказал я. - Попробуй  бутерброд.  -  Положив
один из них перед ней - это были аппетитные  куски  хлеба  с  ветчиной,  я
жестом пригласил  ее  не  стесняться.  Она  сняла  верхний  ломтик  хлеба,
понюхала его, потом стала методично поедать ветчину, отправляя  ее  в  рот
руками. Покончив с бутербродом, она облизала пальцы, как ребенок.
     - Хорошо, - сказал я. -  Может,  теперь  продолжим  разговор?  Ты  не
сказала, кто ты такая.
     Она подарила мне ласковый взгляд, сверкнула зубами, изобразив улыбку,
и произнесла слова, прозвучавшие примерно так:
     - Итхат отток атаку.
     - Замечательно, - ответил я. - Это проясняет  дело.  Ты  единственный
человек в этом безумном мире, который мог бы сказать, кто за тобой гнался.
А ты изъясняешься на южно-зулусском или еще каком-то наречии.
     - Отток олл хитасса, - согласилась она.
     - Кома Си кьямо? - рискнул я. - Парле ву франсе? Ви хайссен  зи?  Вод
хетер ду?
     - Итхат олл утрук молола йо, - сказала она. - Мрэк.
     Я смотрел на нее, покусывая нижнюю губу. В  голове  у  меня  все  еще
стучало, глаза резало, словно туда насыпали песка.
     - Нам придется найти тихое  местечко,  чтобы  укрыться,  -  сказал  я
скорее себе, чем ей. - Хорошо было бы уехать из Майами, но - черт  с  ним.
Мистеру Сэтису не удастся выжить меня из города. Мне здесь нравится.
     Человек среднего роста в  темном  костюме,  до  сих  пор  сидевший  у
стойки, слез с высокого стула и не спеша приблизился к нашему столику.  Он
стоял  метрах  в  трех  и  выбирал  сигарету:  автоматическая  сигаретница
предлагала широкий ассортимент.
     Ему  было  лет  тридцать  пять  (плюс-минус   два   года),   выглядел
обыкновенно, волосы цвета соломы  и  подбородок  чуть  меньше,  чем  надо.
"Что-то уж слишком долго он выбирает сигарету", - подумал я.
     - Сиди здесь, - сказал я девушке,  притворно-спокойным  тоном,  потом
встал, резко отодвинув стул. Парень метнул на меня  взгляд,  повернулся  и
пошел к двери. Я последовал за ним на улицу, где все еще лил дождь  и  все
утонуло в тумане. Он шел так быстро,  что  оторвался  от  меня  метров  на
шесть. Догнав, я схватил его за плечо и развернул к себе лицом.
     - Давай выкладывай, что задумал, - рявкнул я. - Если ты при оружии  -
не пытайся стрелять, мое уже нацелено на вторую пуговицу твоего плаща.
     У парня отвисла челюсть. Он отступил назад  и  вытянул  вперед  руки,
словно хотел меня отодвинуть. Я не отставал.
     - Говори быстро, мистер, и не ври. У меня болит  голова,  и  в  такие
моменты я слегка нервничаю.
     - Слушай, - сказал он задушенным голосом, - не стреляй, ладно? Я тебе
отдам и бумажник, и часы. У меня приличные часы... - он начал их снимать.
     - Это отложим, - прорычал я. - Говори, кто такой Сэтис? Зачем ему моя
монета? Что за люди преследовали моряка? И зачем, черт возьми, нужно  было
нападать на девушку?
     Он снял часы, повертел их в руке, потом бросил  на  тротуар.  Пытаясь
увернуться от меня, он прижимался к стене. Лицо было вялым и желтым.
     - Это твой последний шанс, - я наставил на  него  револьвер.  Человек
издал какой-то блеющий звук и ухватился за ствол,  я  выдернул  "пушку"  и
саданул его в челюсть. Прикрывая  голову  руками,  он  издавал  отрывистые
вопли.
     - Давай бумажник, - скомандовал я. - Посмотрим, что там. -  Порывшись
в кармане, он достал бумажник, я рывком раскрыл  его  и  достал  несколько
удостоверений, согласно которым передо мной был Джим  Эззард,  проживающий
по  Аллее  Тюльпанов,  д.319,  застрахованный  фирмой  "Этерна   Мьючуал",
работающий в фирме "Стандарт ойл", член каких-то спортивных клубов.
     Я швырнул бумажник на землю.
     - Куда ты так спешил, Эззард, или как тебя там? Что собирался донести
своему боссу?
     Он смотрел на бумажник, все еще валявшийся под  ногами,  из  которого
выглядывало несколько потрепанных банкнот. По его лицу было  заметно,  что
он что-то замыслил.
     - Ты что... сыщик? - выдавил он. - Я...
     - Неважно, кто я. Мы говорим о тебе.
     - Ты ничего не нашел у меня. - Он  быстро  пришел  в  себя,  отряхнул
плащ, вправил рукой челюсть. - Я чист, как стеклышко,  можешь  спросить  у
барменши, что работает у Симонса.
     - Брось про барменшу у Симонса, - оборвал я.  -  Выверни  карманы.  -
Ворча, он подчинился, но я не увидел ничего,  кроме  стандартного  набора:
мелочи, скрепок, надорванных билетов в кино.
     - Вы, ребята, слишком много на себя берете, - бубнил  он,  -  честный
парень не может высунуть нос на улицу - вы, сразу...
     - Пошел вон, - сказал я,  -  или  я  начну  сначала.  Я  отчалил  под
аккомпанемент его ругательств. Вернувшись в кафе, я застал девушку на  том
же месте.
     - Все в порядке, - доложил я, - ложная тревога. Дошел  до  того,  что
начал придираться к приличным людям. Мне все  кажется,  что  у  каждого  в
кармане нож и запас цианистого калия.
     Девушка улыбнулась - на сей раз это была, без сомнения, улыбка. С ней
все-таки было приятно разговаривать, хотя она  и  не  отвечала,  а  только
сверкала зубами.
     - Пошли, - я взял ее за руку и помог подняться.
     - Мы снимем номер в каком-нибудь второсортном отеле  тут  неподалеку.
Нам нужно, отдохнуть. А утром...
     Тут официант сделал таинственный знак, и я подошел к нему.  Продолжая
расставлять на подносе перечницу, солонку и все прочее, он  как  бы  между
прочим сообщил:
     - Не знаю, имеет  ли  это  к  вам  отношение,  но  вон  там  у  входа
прогуливаются двое.
     Мы прошли черным ходом. Это был темный коридор, заполненный мусорными
баками,  горой  картонных  ящиков,  разным  хламом  -  признак  того,  что
городская система уборки перестала работать. Что и говорить, я  все  ближе
знакомился  с  изнанкой  жизни,  а  этот  угол  выглядел  одним  из  самых
неприглядных.
     Девушка не отставала  от  меня  ни  на  шаг,  озираясь  по  сторонам.
По-моему,  она  без  слов  понимала,  что  происходит.  Впрочем,  она   не
паниковала, что мне нравилось.
     Почти прижимаясь к стене, я продвигался  по  коридору.  И  вдруг  моя
спутница издала приглушенный возглас. Я увидел парня,  стоящего  на  улице
примерно в двадцати футах от нас, и потянул ее за руку, мы снова двинулись
вперед - она чуть позади меня.  Я  надеялся,  что  он  не  заметил  нашего
секундного замешательства.
     Где-то в нескольких шагах от него я начал оживленно обсуждать местные
климатические условия. Еще несколько шагов, еще...
     Резко развернувшись, я заехал ему между ребер, и  вовремя,  поскольку
он собирался последовать за нами. Согнувшись пополам,  он  пропахал  носом
мою ногу ниже колена. Рухнув, он перевернулся на спину; я наступил ему  на
кисть руки и увидел блеск металла - это заскользил по  тротуару  маленький
револьвер. Дернувшись, парень попытался укусить меня за ногу.  Подняв  его
за шиворот, я поставил парня на ноги.
     Я сверкнул глазами на спутницу. Моя  умница  выдернула  пояс  из  его
пальто и, опустившись на колени, соединила  его  руки  за  спиной,  дважды
обмотав их поясом,  ловко,  словно  няня,  всю  жизнь  пеленавшая  грудных
младенцев.
     - Ну-ка расскажи мне правду, мистер, - прошептал  я  ему  в  ухо.  Он
извивался, брыкался, даже плюнул в меня. Мышцы на шее у него вздулись, как
тросы, поднимающие лифт. Вдруг  изо  рта  у  него  пошла  пена,  и  парень
неожиданно затих. Я пощупал пульс - его не было.
     - Наверное, я не зря подозревал, что  у  каждого  припасен  цианистый
калий, - сказал я своей спутнице.
     Пока я обыскивал карманы парня, она смотрела на него расширенными  от
ужаса глазами - они стали еще больше, чем раньше. В карманах  мертвеца  не
было ничего. Просто ничего.
     - Чист, как приборное стекло, - сказал я, вставая. - Не знаю, что  за
игру они затеяли, но, по-моему, мы проигрываем, несмотря  на  впечатляющие
победы. Видимо,  у  них  тьма-тьмущая  ребят,  возложенных  на  жертвенный
алтарь. Неясно только, кому.
     Через десять минут, пройдя кварталов пять на восток  от  места  нашей
стычки, мы набрели на покосившийся трехэтажный дом  с  вывеской:  "СДАЮТСЯ
КОМНАТЫ, на день, неделю, месяц". В окне нижнего этажа горел свет. Хозяин,
дремавший за письменным столом, осмотрел нас придирчиво,  словно  вахтерша
женского пансиона, подозревающая, что девицы навеселе.
     - Десять долларов, причем вперед, - сказал он.  Я  заплатил,  добавив
еще пять.
     - Это за ваше гостеприимство, - намекнул я. - Кстати говоря, если  вы
забудете, что видели нас, я добавлю на выпивку.
     - А что, у вас на хвосте полиция?
     - Да нет, скорее брат юной леди, который хочет всю  жизнь  продержать
ее на кроличьей ферме. А мы намерены разводить шотландских терьеров.
     Мигая, он смотрел то на меня, то на нее. Потом губы его  раздвинулись
в хитроватой улыбке.
     - Меня это не касается. - После чего вручил нам два алюминиевых ключа
на резиновых кольцах величиной с автошину. - На сколько?
     - Дней на пять, - сказал я с глубокомысленной миной.
     - Имейте в виду - плата вперед, каждое утро.
     - Я знал, что на вас можно положиться, - сказал я.  Обогнув  бочку  с
засохшим кактусом, мы поднялись по лестнице. Обернувшись,  я  увидел,  что
хозяин внимательно следит за нами.



                                    5

     Две комнаты, которые мы сняли, были изобретательно созданы из  одной,
разгороженной пополам. В каждой оказался встроенный в стену шкаф, по форме
напоминающий гроб, поставленный на попа. Пол давно уже вспучился, а  обои,
видимо, даже в день покупки  страдали  от  старческих  недугов.  Крошечная
ванная,  втиснутая  между  этими  конурами,  могла   похвастаться   только
потрескавшимся унитазом и ржавым душем. Что касается раковины, в ней можно
было выстирать пару носков, да и то с трудом.
     Я занял конуру поближе к лестнице - на случай, если  ночью  возникнет
подозрительный  шум.  Вместо  кровати   я   обладал   диванным   матрасом,
поставленным на металлическую раму, еще у меня был старый комод, в котором
не хватало одного ящика, но зато покрытый  кружевной  салфеткой,  стул  из
гнутых  труб  с  красным  пластиковым  сиденьем,  прожженным   сигаретами,
прикроватная тумбочка с пепельницей (и с окурками в ней) и Библия  на  той
же тумбочке. На окне  с  двойными  рамами  я  увидел  криво  установленный
кондиционер, а включив его, услышал  звуки,  напоминающие  работу  старого
трактора.
     - Роскошные апартаменты, - сказал я своей спутнице. - Главное,  кроме
нас, тут никого нет. - Я  проводил  ее  во  вторую  конуру,  которая  была
обставлена по крайней мере не хуже моей. Девушка  села  на  кровать,  и  я
увидел, что лицо ее бледно до синевы. Видимо, наступила последняя  степень
изнеможения.
     - Ну что ж, давай снимем твою форму, - сказал я. Войдя  в  ванную,  я
взял желтоватое колючее полотенце и принес девушке. Она все так же  сидела
на кровати, явно борясь со сном.
     - Сними одежду, - повторил я, - она же промокла насквозь.  Хороша  ты
будешь к утру с воспалением легких.
     Девушка даже рукой не шевельнула.  Тогда  я  сам  расстегнул  пальто,
потом поставил свою незнакомку на ноги, чтобы  помочь  ей  раздеться.  Она
шаталась от усталости.
     - Ничего, еще две минутки, и ты ляжешь, - успокоил я. Снимая  пальто,
я обнаружил, что оно на редкость грязное, с полосой жира у воротника и все
в пятнах. Возможно, девушка подобрала его на помойке.  Желая  сострить  по
этому поводу, я повернулся к ней и застыл, открыв рот. На девушке был туго
обтягивающий комбинезон из темно-зеленой ткани,  отливающий  металлом;  он
покрывал от подбородка до самых  пят  фигуру,  которая  сделала  бы  честь
примадонне из  Фоли-Бержер  или  другого  мюзик-холла.  Подняв  руки,  она
размотала шарф,  покрывавший  голову  вместо  платка,  и  на  плечи  упала
роскошная грива вьющихся волос. Тут силы оставили ее, и девушка рухнула на
кровать.
     Я положил ее поудобнее, вытер полотенцем сначала ее лицо, потом  свое
собственное. Глядя на нее, я гадал, какой она  национальности:  мексиканка
или арабка? А может, полинезийка? Нет, не то. Женщин такого типа я  прежде
не встречал. И главное - молодая, не старше  двадцати  пяти.  Во  сне  она
выглядела невинной и беспомощной. Но я помнил, какой  она  была  в  темной
аллее, где мы встретились, как она боролась с тем типом,  чтобы  дать  мне
время хотя бы подняться.  Я  спас  ее,  а  она  спасла  меня,  этого  было
достаточно, чтобы я стал сторожевым псом на все то время,  что  она  будет
отдыхать.
     Я пробрался в свою конуру и заснул прежде, чем моя  голова  коснулась
подушки.


     На следующее утро дождь все еще лил. Проснувшись,  я  какое-то  время
лежал, наблюдая, как с крыши стекает струя. Головная боль так и не прошла,
я чувствовал ее сквозь сон, она была  фоном  моих  сновидений:  погоня  по
колено в кроваво-красной воде.
     Шея моя не  гнулась,  правый  глаз  распух,  и  к  нему  было  больно
прикоснуться, а  верхняя  губа  выглядела  так,  словно  за  нее  засунули
сардельку.
     Я сел. Пружины матраса взвизгнули, и, вторя им, взвыл я. Теперь стало
понятно, что болит еще и рука.  Так  и  есть:  кожа  на  пальцах  содрана.
Вспоминать, где и когда - бесполезно.
     Дверь, ведущая  в  душевую,  приоткрылась,  и  я  схватился  за  свой
38-калиберный. Ложная тревога. Это была она, гибкая, как ящерка,  в  своем
облегающем блестящем комбинезоне. Глядя на револьвер, она  улыбнулась  как
ни в чем не бывало. Кто знает, знаком ли ей вообще этот предмет?
     - Доброе утро, - положив "пушку" на кровать, я встал.
     - Добуто, - она улыбнулась чуть пошире. Сегодня ее волосы были убраны
назад и перехвачены тесьмой.
     - А, так ты все-таки говоришь по-английски! -  Моя  радостная  улыбка
стоила мне боли в трех точках лица. - Слава Богу. Может,  теперь  мы  хоть
как-то продвинемся вперед. Я не знаю, чем ты так разозлила  Сэтиса,  но  я
решительно тебя поддерживаю. А теперь скажи, что произошло.
     - От оттрок атахру, - ответила она нерешительно.
     - Ты опять за свое? А зачем? Я же слышал, ты сказала  "доброе  утро",
как настоящая леди.
     - Добуто, - повторила она. - Нашаледи.
     - Ах ты. Боже мой, - улыбка на моем лице сменилась гримасой. -  Прямо
как попугай.
     - Капагай, - отозвалась она.
     - Ну что ж, может, с этого и начнем. - Я положил руку на ее ладонь. -
Слушай, детка, я совсем не педагог,  даже  свою  собаку  не  смог  научить
приносить газету. Но если  мы  постараемся,  ты  сможешь  сносно  овладеть
языком и рассказать мне о себе. - Тут я ткнул  пальцем  себя  в  грудь:  -
Милком Айриш.
     - Акмалирис, - повторила она.
     - Ладно, отбрось "ак", просто "Мал" или "Мэл", как хочешь.
     - Акмал, - она не понимала, а может, и упрямилась.
     - Ну ладно, будь по-твоему. А тебя как зовут?
     - Акриссия, - ответила она без  промедления,  учтиво  и  даже  как-то
официально наклонив голову.
     - Акриссия, - повторил я, теперь лицо ее озарила радостная улыбка.  -
А можно я буду называть тебя "Риссия", так будет короче да и красивее.
     Она колебалась, по лицу тенью пробежали несколько явно противоречивых
мыслей, затем снова склонила голову и прошептала:
     - Риссия... Мал... - Прикусив губу, она  сняла  с  пальца  серебряное
кольцо и  протянула  его  мне  -  застенчиво,  как  ребенок  предложил  бы
конфетку. Я взял кольцо, оно было массивным и увесистым.
     -  Очень  красивое,  -  похвалил  я.  Казалось,  она  ждет  какого-то
ответного жеста. Может, хочет, чтобы я вернул  вещь?  Нет,  не  похоже.  Я
надел кольцо на свой мизинец и поднял руку вверх - она заулыбалась,  взяла
мою руку в свои, и что-то прошептала. Мне показалось,  что  этими  словами
она скрепляет нашу дружбу.
     - Спасибо, милая, - сказал я. -  Очень  красивый  подарок.  А  теперь
продолжим нашу учебу. - Взяв ее руку в свою, я только теперь заметил,  как
грязны ее пальцы с обломанными ногтями.
     - Риссия, ты спала в этой  пещере,  теперь  пора  из  нее  вылезти  и
привести себя в порядок. Прими душ, а я пойду присмотрю  тебе  кое-что  из
одежды, да и мне не помешают новые носки.
     Я открыл воду в душе  и  показал  жестом,  будто  скребу  себе  спину
мочалкой. Риссия наблюдала и послушно кивала головой.  Закрывая  дверь,  я
успел заметить, что она стала расстегивать какие-то  невидимые  молнии  на
своем комбинезоне.
     Встретив хозяина внизу (его, как выяснилось, звали Бобом), я объяснил
ему, что именно я прошу его купить, дал денег и прибавил еще пять долларов
сверху, эти "чаевые" привели его в такой  восторг,  словно  он  ничего  не
ведал о полном крахе нашей экономики. Надев пиджак, который напомнил наряд
утопленника, только что вытащенного из воды,  хозяин  долго  запирал  свой
металлический сейф, а потом затрусил к выходу.
     Через полчаса он ввалился в мою  конуру,  увешанный  пакетами;  здесь
были и продукты, и туалетные принадлежности, и прочие вещи.  Прежде  всего
он окинул жилье орлиным оком, в надежде обнаружить  развороченные  постели
или другие признаки бурных страстей, а потом не  торопился  уходить,  явно
настроенный на приятельские  откровения.  Я  его  выпроводил,  намекая  на
неплохие деньги, которые он получит позже.
     Постучав в дверь ванной, я засунул в нее бумажный мешок  с  туалетным
мылом, розовой водой, расческой, зубной щеткой, полным маникюрным набором,
мочалкой и всякой косметической дребеденью.
     - Поторопись, - сказал я, - у меня уже живот подвело от голода.
     Пока она приводила себя в порядок, я,  стянув  кружевную  салфетку  с
комода, расставил на ней яства: хлеб, сыр, мясные консервы, фрукты, кофе и
бутылочку бренди с подозрительной наклейкой.  Минуты  тянулись  невыносимо
долго. Потом скрипнула дверь, появилась Риссия, свежая и  отмытая,  словно
младенец в своей первый день рождения. Одета девушка была, как прежде,  но
из волос она соорудила замысловатую башню, перевив ее красной  пластиковой
лентой, снятой с косметической коробки. Ногти сверкали розовым лаком, духи
едва напоминали о себе тонким цветочным ароматом.
     - Прелестно, - похвалил я, стараясь не выдать своего  замешательства.
- Ты выглядишь очень  мило,  но,  знаешь,  несколько  экзотично.  Все-таки
советую тебе переодеться.
     Порывшись в пакетах, я вытащил нейлоновое белье и присовокупил к нему
нечто верхнее, на ярлыке которого значилось: "костюм  для  прогулок".  Она
приняла подарки с выражением изумления, и  мне  пришлось  разыграть  целую
пантомиму, показывая, что куда нужно  надевать.  Риссия  весело  смеялась.
Теперь, когда смылась грязь, на ее шее отчетливо обозначился синяк.
     Увидев еду, она бросила одежду на  мою  кровать  и  села  к  столу  с
азартным блеском в глазах. Ее заинтересовали коробки, открыв одну из  них,
она вытащила апельсин, понюхала его и откусила  кусочек.  Плод  понравился
ей, хотя  она  не  догадалась  снять  кожуру.  Сидя  рядом  и  глядя,  как
апельсиновый сок стекает по ее лицуй шее, я раздумывал, что же за создание
подбросила мне судьба.


     Риссия проявила удивительные способности к запоминанию слов,  которым
я ее учил, и столь же  решительное  равнодушие  к  правилам  поведения  за
столом. От кофе она морщилась, консервированным мясом давилась. Что  такое
хлеб, она явно раньше не знала, но приняла его безоговорочно  и  уписывала
за обе щеки. Единственным, что было ей в какой-то мере знакомо,  оказались
фрукты.
     Уже через час - время нашего обеда - она говорила  короткими  фразами
типа "Риссия  ест",  "Мэл  ест",  "хорошо",  "нет",  "сегодня",  "завтра",
"гулять".
     - Нам нужно посидеть дома до темноты, - толковал я. - Это называется:
"пока спадет  жара".  Мне  жаль,  что  еда  тебе  не  нравится,  но  здесь
по-соседству  больше  ничего  не  купишь.  В  Майами  становится  плохо  с
продуктами. Хотя девять десятых населения уехало, город не может без конца
жить старыми запасами.
     Она кивала, словно  понимала,  что  я  говорю.  Может,  она  понимала
больше, чем я предполагал, как улавливают смысл неведомых им слов дети.
     Сейчас  она  сидела  перед  овальным  зеркалом  в  своей  комнатушке,
сооружая и разрушая разные прически из пышных волос. А я меж тем  мысленно
разрабатывал план дальнейших действий. Идти в полицию не имело смысла.  По
городу валяется так много трупов, что расследованием никто  заниматься  не
станет: законы военного времени. Пытаясь объяснить все это Риссии, я мерил
шагами конуру, как тигр.
     - Здесь много воды и лодок, - продолжал я, - можно попытаться достать
небольшой катер. Этот тип, Сэтис, зажал нашу  монетку,  ну  что  ж,  пусть
подержит. Может, мертвый моряк был прав, и слоны подо льдом есть, но пусть
пока подождут. Мое любопытство могу удовлетворить и попозже.  Сейчас  надо
держать путь на север, выбрать спокойный городок в горах и  там  переждать
климатические катаклизмы.
     - Сэтис - нет. Мал  и  Риссия  ходить,  сегодня.  -  Вид  у  нее  был
испуганный, а может, просто озабоченный, поскольку она  не  могла  понять,
что говорю я, и выразить свои собственные мысли.
     - Ну, Риссия, попробуй, скажи, - нервничал  я.  -  Кто  такой  Сэтис?
Почему он послал в погоню за тобой этих бандитов? Откуда ты взялась?
     Посмотрев на меня, она покачала головой, словно хотела  сказать:  все
поняла, но не могу ответить. Я смирился. А может, мне не так  уж  и  нужны
были ее ответы.


     Наступили сумерки - время,  когда  солнце  озаряет  все  таинственным
красно-зеленым светом.  Пробившись  сквозь  пыль,  оно  осветило  комнату,
словно сцену, из угла в угол пролегли длинные тени.
     - Я выйду и попробую нанять суденышко, - предупредил я. -  Никого  не
впускай, покуда не вернусь. Не забудь, у тебя  есть  оружие,  -  я  вложил
револьвер в ее руку,  потом  показал,  как  прицеливаться  и  нажимать  на
спусковой крючок.
     - Стреляй, не раздумывая, - продолжал я, - в любого, кто  ворвется  в
комнату.
     За ее милой улыбкой пряталась тревога. Девушке не хотелось оставаться
одной, ей не нравился револьвер, но другого выхода не оставалось ни у нее,
ни у меня.
     Внизу я встретил Боба, хозяина  "меблирашек",  который  покосился  на
меня как-то подозрительно.
     - А ты, я вижу, бороду отрастил, - заметил он таким тоном,  словно  я
проносил мимо краденые вещи.
     - Ты очень проницателен, - ответил я.
     - Для этого и снимал комнаты, чтобы в них отращивать бороду?
     - А почему бы и нет?
     - Что, маскируешься? - Он заговорщицки подмигнул.
     - Наоборот, чтобы мои старые друзья  меня  узнали,  -  ответил  я.  -
Понимаешь, раньше у меня была борода. Пару дней назад я  собирался  занять
деньжонок у одного из приятелей, а он меня отшил.
     - Вот как? - рявкнул Боб. -  А  я  хотел  как  раз  предупредить:  со
следующей недели повышаю плату за комнаты. - Он пожевал  губами,  вычисляя
будущую ренту. - С понедельника будешь выкладывать по пятнадцать в сутки.
     - Ладно, пятнадцать так пятнадцать.
     - Это начнется послезавтра, - пояснил он. - Можешь еще один день жить
за десять.
     - Слушай, Боб, - сказал я, доверительно опершись о его стол. - Мне бы
следовало сказать тебе раньше, но  я  боялся,  что  ты  запаникуешь.  -  Я
внимательно оглядел  комнату,  недовольным  взглядом  окинул  застекленные
шкафы с пыльными кипами бумаг, перевел  взгляд  на  кактус  в  бочке.  Боб
следил за моим взглядом, не отрываясь.
     - Я веду работу по розыску  бомб.  Есть  такое  отделение  полиции  в
Майами. Эта крошка, которая со мной, - медиум.  Экстрасенс,  знаешь  такое
слово? Очень помогает в нашей  работе.  И  еще  выявляет  психопатов.  Ну,
понимаешь, у одного ферма рухнула, у другого теща  утонула,  ну  и  всякое
такое. Те, кто послабее нас с тобой, не выдерживают,  психовать  начинают.
И, между прочим, на улицах уйма этих типов.
     - А при чем тут бомбы? - Боб уже дрожал, как струна.
     -  Я  думал,  ты  знаешь.  Дело  в  том,  что  ты  все  видишь,  Боб,
соображаешь, да и дела у тебя идут неплохо. Значит, у тебя есть завистники
и враги. Ходят слухи, что есть бомба - не больше  одноразовой  ампулы  для
венериков, - но сила такая, что срывает крыши с домов  и  швыряет  остатки
этих домов в залив. Мы уже засекли одну в туалете на  третьем  этаже.  Так
что не спускай воду, пока я не дам тебе знать.
     - Так что, значит...
     - Держи это в своей черепушке, Боб. Мы тебя не бросим. Завтрак вечеру
получишь дальнейшие инструкции.
     - Завтра?! Что же мне, сидеть и слушать, как она тикает?
     - Ты храбрый малый, Боб. Нервы у  тебя  -  канаты.  -  Я  притворился
печальным. - Честно говоря, иногда мне самому страшновато.
     - Слушай, ты куда уходишь? Оставляешь меня с этой штуковиной наедине?
     - Я ненадолго. Попробую купить парочку фунтов  индийского  чая.  -  Я
открыл дверь и вышел. Вокруг  меня  рушился  мир,  пахло  смертью,  битым,
кирпичом и гнилью. И среди этого хаоса, как бузина меж развалин,  росла  и
пускала побеги жадность. Сильные мира сего погибли, а Бобы  выжили,  чтобы
остаться в нем навсегда.
     Я вышел на улицу, которая когда-то - может быть, лет двадцать назад -
была весьма оживленной. Она и раньше не блистала магазинами  для  богатых.
Лавки зазывали туристов среднего класса, предлагая товар массового спроса,
низкопробный, но зато с наклейкой "Майами",  что  должно  было  произвести
впечатление на провинциальную родню. Теперь даже эти  дешевые,  аляповатые
сувениры из картона и пластика исчезли, и  жалкий  обман  витрин  сменился
откровенной бедностью и обветшанием. Неубранный мусор, гонимый  ветром  по
обочинам, собирался в кучи  около  скамеек,  фонарных  столбов,  у  порога
гостиницы, где мы жили.
     Выйдя  из  дома,  я  осмотрелся:  опасности  не  наблюдалось.  Подняв
воротник грязной шинели, взятой напрокат у Риссии, я  направился  к  более
оживленной улице за углом.
     Берег залива был в десяти  кварталах.  Я  шел  неторопливо,  стараясь
приметить среди прохожих мужчин в немодной  одежде  и  с  невыразительными
лицами. Малочисленный транспорт не мешал моим наблюдениям.
     Побережье погружалось в темноту, причалы были огорожены и заперты  на
замки.  Я  шагал  на  север,  к  той  части  набережной,  которая  некогда
пользовалась особой популярностью.  Теперь  здесь  гнили  заборы,  ржавели
проволочные ограждения, медленно рушились маленькие пивные и бутербродные,
выгорали вывески, предлагающие свежую рыбу и креветок. Повсюду рос высокий
бурьян, бродили во множестве одичавшие, тощие, с безумно горящими  глазами
кошки. Казалось, на свете перевелись все мыши, и им  ничего  не  осталось,
как поедать друг друга.
     Впереди показался бетонный ангар, на облупившихся стенах  которого  я
смог разобрать надпись: "ПРОДАЖА КАТЕРОВ И ЛОДОК". Огромный замок висел на
двери  главного  входа,  но  рядом  на  одной  петле  болталась  маленькая
служебная дверца. Я вошел внутрь:  контора  полностью  разгромлена.  Минуя
перевернутые столы и опрокинутые сейфы, я вышел к  причалу.  В  доке  были
пришвартованы три судна: два ярко раскрашенных, легких,  и  один  большой,
угрюмый, видавший виды катер. Вот это, пожалуй, то, что нужно. Взобравшись
на борт, я обнаружил штук шесть тяжелых  ящиков,  с  надписью,  гласившей:
"Продукты питания  для  летного  состава".  "Для  целого  батальона  -  на
неделю", - прибавил я про себя. А это что за штука? Из-за ящиков я  извлек
нечто громоздкое, завернутое в брезент. Ага, оружие: один "Ветерби"  75-го
калибра и зловещий автомат 25-го калибра  с  запасной  обоймой.  Такого  я
прежде не встречал,  но  приходилось  слышать,  что  эта  модель  способна
опорожнить  свой  тысячезарядный  барабан  в  две  секунды,   причем   его
автоматная очередь - это стальной ураган, который может разрезать  пополам
даже носорога. "Н-да, кто-то серьезно готовился к тому, чтобы отвалить", -
подумал я.
     Дальнейшее обследование  катера  подтвердило  эту  мысль:  здесь  был
компактный опреснитель морской воды,  запас  одежды,  установка,  меняющая
микроклимат, бар с хорошим запасом выпивки и даже полка  с  книгами.  Нет,
мне явно везло. Осталось только проверить, смогу ли я задраить дверь.
     Вода билась о борт и бурлила снаружи, пытаясь ворваться внутрь,  пока
я искал рычаг. Но вот уже он у меня в руках, и дверь послушно, хотя  и  со
скрипом, поддалась. Закрыв ее, я проверил, в порядке ли якорные  канаты  -
на случай, если придется отчаливать в спешке. Ну что ж, полная готовность!
Пора возвращаться. Я вышел на улицу. Уже совсем стемнело.
     Или это потемнело у меня в глазах? Тротуар под ногами пошел  вниз,  а
через секунду встал на дыбы.  Земля  морщилась,  словно  пруд,  подернутый
рябью.
     Я побежал, но на следующей же "волне" упал, потом встал  и  продолжил
путь. В  конце  улицы  показалась  машина,  она  не  катила,  а  дергалась
какими-то  невероятными  зигзагами,  отчаянно  визжа.  Попав  в  следующую
"волну", она рванула в сторону, потом на дикой скорости  понеслась  вперед
и, подпрыгнув, взорвалась буквально в двадцати шагах от дверного проема, в
который успел заскочить я. За грохотом взрыва последовал  обвал  -  градом
сыпались кирпичи и камни. Выйдя из своего  укрытия,  я  бросил  взгляд  на
адский огонь, охвативший ближайшие дома, и помчался дальше.
     Теперь на улице появились люди - они заполнили ее, как кипящая  лава.
Женщина с дикими глазами металась от одного подъезда к другому,  смешались
людские крики, стоны, что-то разбивалось с грохотом или падало  с  тяжелым
стуком. Следующий толчок поверг людей навзничь, словно то была  пулеметная
очередь.
     Вокруг  непрерывным  дождем  падали  осколки  и   обломки.   Издалека
приближалась целая группа людей - как в немом кино - ни голосов, ни топота
ног не слышно из-за непрекращающегося грохота, в беззвучном крике  застыли
открытые рты. Неподалеку валялся опрокинутый автомобиль,  у  которого  все
еще горели фары. Из окон домов вырвалось красное пламя и валил черный дым.
     Я растянулся  на  земле,  а  поднявшись,  увидел,  что  фасады  домов
рушатся, выгнувшись как-то странно, словно человек животом  вперед.  Крыши
соскальзывали вниз, увлекая за собой куски штукатурки; все это сыпалось на
головы бегущим людям. А они, словно растревоженные  муравьи,  метались  из
стороны в сторону, падали, поднимались, потом исчезали в  клубах  пыли.  Я
видел, как фонарный столб оторвался от своего основания и,  словно  артист
балета, сделав несколько  па  на  одной  ноге,  грянул  оземь  со  звуком,
способным переломить хребет.
     Впереди  показались  наши  "меблирашки":  невзрачное  серое  зданьице
теперь, в отсвете пожара, было  зловеще  багровым.  Вбежав  в  зияющий,  с
оторванной дверью проем, по искалеченным ступеням  я  громадными  скачками
ринулся на свой этаж. Вестибюль представлял собой груду  битого  стекла  и
деревянных щепок.  Из  нее  росла  безжизненная  рука  хозяина  гостиницы.
Бедняга Боб! Так и не дождавшись расплаты за  свое  молчание,  он  сомкнул
уста навсегда.
     В свою конуру я ворвался с криком: "Риссия!"
     Никакого ответа. Покореженная кровать, растерзанные  оконные  жалюзи,
на полу - россыпь флаконов и баночек.  Я  звал,  силясь  перекрыть  грохот
землетрясения, я распахнул двери  гардероба,  даже  отодвинул  кровать  от
стены - ни следа моей Риссии...
     Что ж, может, это и к лучшему, что она, ослушавшись,  ушла  из  дома,
избежала гибели под обломками. Лучше уж никаких следов,  чем...  Вероятно,
она где-то на улице, и я скоро найду ее. Я снова пробрался вниз, на первый
этаж... и увидел нацеленный на меня пистолет. Его  держал  в  руке  Седой,
тот, что называл себя мистер Сэтис.



                                    6

     Он стоял в холле, в десяти шагах от меня, неподвижный, как  могильная
плита. Дуло его пистолета тоже  замерло.  Мне  показалось,  что  он  готов
нажать на крючок, и как раз в этот момент подо мной закачался пол.
     Сэтис тоже покачнулся  и  взмахнул  рукой  для  равновесия;  раздался
выстрел, пуля звякнула о батарею, как колокольчик. Сэтис  отступил  назад,
сбалансировав на широко расставленных ногах,  и  тщательно  прицелился  во
вторую пуговицу моего пиджака.
     В это время потолок покосился и  вдруг  упал,  образовав  между  нами
преграду. Еще  толчок,  еще  удар...  Когда  я  осторожно  выглянул  из-за
импровизированной баррикады, Сэтис неподвижно лежал, придавленный балкой.
     Небольшое это удовольствие - рыться в карманах покойника.  Но  именно
это я проделал с тщательностью и без особой надежды на улов.  На  сей  раз
мне повезло, я обнаружил  карту,  сложенную  в  несколько  раз.  Это  было
красочное изображение всех океанов мира, изданное Институтом океанографии.
Карта обозначала не только рельеф дна, но  также  и  места,  где  покоятся
затонувшие когда-то корабли. Одна пометка на карте привлекла мое внимание:
это был остров Крит,  обведенный  неровным  кружком.  Помню,  этот  остров
упомянул Заблун, тот самый коротышка, который так нагло  подменил  монету.
Мысль была интересной, но не совсем своевременной:  из  потолка  вывалился
еще один изрядный кусок и грохнулся рядом со мной  -  я  счел  это  личным
выпадом. Исследования в океане могут подождать, подумал я, а пока что надо
спасать свою шкуру. Отбросив карту, я  выскочил  на  улицу.  Скорее  всего
Риссию увели эти негодяи...


     Причал, где я оставил катер, был пока  цел,  судно  раскачивалось  на
высокой волне с самым деловым видом. Взойдя на борт,  я  заметил,  что  на
гребнях черных волн появились белые барашки - приближался шторм.  Я  завел
мотор, который словно ждал этого, задним ходом вывел катер из акватории  и
лег на курс в открытое море.
     Мои мысли вернулись к Риссии, Я вспомнил тревожный, но вместе  с  тем
полный надежды и доверия взгляд, которым она меня проводила.  Она  вверяла
себя моим заботам, а я потерял ее и вот теперь спасаюсь бегством.
     Но, черт возьми, что может сделать мужчина, если город  проваливается
в тартарары у него на  глазах?  Мне  самому  нужно  остаться  в  живых.  Я
вспомнил о кольце, которое она мне подарила, это  был  талисман,  знак  ее
доверия. Кольцо как бы пощипывало  мне  руку,  напоминая  о  невыполненном
долге, о предательстве. Ну  ладно,  что  толку  бередить  рану!  Я  слегка
потянул кольцо, чтобы  снять,  но  чем  сильнее  тащил,  тем  плотнее  оно
охватывало палец. Ладно, рано или поздно я от него  избавлюсь  и  навсегда
забуду ту, что его подарила.
     Меж тем предстояло  наметить  курс  моего  вояжа.  Самое  разумное  -
следовать на север, огибая материк до тех пор, пока  не  найду  подходящую
бухту и  не  вольюсь  в  людской  поток,  объединивший  сейчас  почти  все
население Америки. Потом  найду  тихий  городок,  построенный  на  скалах,
твердо стоящих на своем месте уже несколько миллионов лет. Там  я  пережду
этот катаклизм, а потом, глядишь, дым рассеется, зарево пожаров погаснет и
жизнь войдет в свою колею.
     Но тревожная мысль о Риссии не отпускала. Мерещились парни  со  злыми
глазами, сжимающие вокруг нее живое кольцо. Они, наверное, вышибли дверь и
утащили ее с собой...
     Дьявол бы их побрал, да и ее вместе с ними! Где же теперь ее  искать?
Наверняка не в Майами. В мозгу всплыло слово "Крит". Почему Сэтис  отметил
его на карте? Заблун тоже упоминал этот остров, потому что  монета  пришла
оттуда. Вытащив золотистый кружок из кармана, я стал рассматривать  его  в
неясном свете фонаря. Тусклое  золото  словно  подмигивало  мне,  птица  с
распростертыми крыльями замерла, готовясь улететь в неведомые края.
     Крит... Путь не близкий, но с моими-то запасами можно совершить  даже
кругосветное путешествие.
     Я развернул карту Северной Атлантики, проверил компас и перевел  курс
на три румба к  северо-востоку.  Чувствовал  я  себя  при  этом  последним
дураков, даже смеялся над собой... Но, как ни странно, на душе полегчало.


     Только к рассвету я определился с направлением. Слева  лежал  Большой
Багамский остров, теперь имевший вид горной цепи. Это была  гряда  зеленых
вершин, поднявшихся над равнинами  из  вонючего  серого  песка,  лежавшего
волнами и хранившего форму морского дна, которым  он  не  так  давно  был.
Песок поблескивал в зловещем свете раннего утра. По левому борту  я  видел
силуэты кораблей, покоящихся на равнине: ржавые корпуса  пароходов,  ребра
каркасов  старинных  парусников  и  прочий  лом   -   все   это   затонуло
давным-давно. Через четыре часа хорошего хода слева должны были показаться
Бермуды. Однако я их не увидел: то ли мои навигационные приборы  сработали
неточно, то ли еще один кусок суши ушел на дно морское.
     Дальше начался длинный перегон; катер мой шел на большой  скорости  в
открытом море. Сквозь густую завесу тумана солнце казалось плоским красным
кругом, нижний слой атмосферы был пропитан запахом  раскаленных  камней  и
серы. На палубе под ногами хрустел черный песок остывшей лавы.  По  волнам
плыли  деревья,  ящики,  мусор  самого  разного  происхождения.  Казалось,
произошло какое-то грандиозное кораблекрушение.
     Питался, однако, я отлично. На борту нашлись и  копченые  индейки,  и
артишоки,  и  пресноводные  креветки,  а  также  большой  запас  хлеба  из
шотландской муки, самые разнообразные свежемороженые овощи,  даже  яблоки,
не  тронутые  радиацией.  Специальный  маленький  холодильник  был   забит
кубиками льда для виски, что же касается подбора  вин,  то  бывший  хозяин
катера проявил отличный вкус: к яичнице  с  ветчиной  я  мог  подать  себе
охлажденный "Дом Периньон", ко второму завтраку - испанское розовое,  а  к
мясу на ужин - "Шато Лафитт-Ротшильд". Благодаря такому меню  я  постоянно
пребывал в алкогольном дурмане, но это меня вполне устраивало.
     Радио не приносило никаких вестей, кроме шума и треска,  похожего  на
взрывы новогодних хлопушек, однако  на  судне  имелся  музыкальный  центр,
который день-деньской был  настроен  на  музыку  Вагнера  и  Сибелиуса,  а
бриллиантовая россыпь звуков  Дебюсси  и  Бородина  очень  соответствовала
огненно-красному солнцу на небе и закату, пылающему, как пожар.
     Наконец-то исчез запах, смерти и гниения, свежий морской ветер  выдул
его бесследно.
     На третьи сутки я завидел Мадеру, она маячила туманным зеленым холмом
севернее моего курса. Ближе  к  сумеркам  показался  берег  Африки.  А  на
рассвете я уже входил в Гибралтар. Еще два часа стремительного плавания, и
мой катер достиг спокойных вод у мыса, где расположен Тетуан.
     Город выглядел мирно. После четырех  суток,  проведенных  в  море,  я
тосковал по суше. Причалив к пристани, я помахал рукой худому  марокканцу,
который возился со снастями.
     - Мне нужна пресная вода, - крикнул я. Он понимающе кивнул  и  указал
на дырявый сарайчик, стоявший на берегу. "Стоявший" - громко  сказано.  По
всей видимости, лачуга держалась только потому,  что  стену  ее  подпирала
ободранная доска с рекламой пепси-колы. Войдя  внутрь,  я  увидел  толстую
женщину, руки которой по локоть унизывали браслеты. Она подала мне  теплое
испанское пиво, поставив кружку на стойку  красного  дерева,  сооруженную,
верно, из обломков корабля. После чего,  обмахиваясь  красным  пластиковым
веером, она охотно занимала  меня  беседой  на  ломаном  испанском  языке,
повествуя о своих неприятностях. Не спорю, у нее их было много, но со мной
в этом деле вряд ли кто мог потягаться.
     В кабачок вошел мужчина с двумя юношами.
     - Ваша хорошая лодка, - похвалил он. - Где вы на ней едит?
     - Я направляюсь на Крит, - ответил я.
     Двое мужчин принялись оживленно  обсуждать  эту  информацию,  помогая
себе жестикуляцией в особо трудных местах. Несколько раз  я  слышал  слова
"Крита" и "Сицилия". Потом юноша обратился ко мне:
     - Нет дорога на Крета, синьор. Нет вода. Там все, - он сделал широкий
жест рукой, - сухой земля кругом.
     Расспросив  их  еще  немного,  я  получил  более  или  менее  внятную
информацию.  Сицилия  перестала  быть  островом,  южная  часть   ее   суши
соединилась с мысом Бон, а северная - с основной территорией  Италии.  Так
что перспектива приятного морского вояжа отпала сама собой.  Я  вручил  им
кипу денег, которые уже ничего не стоили, и вернулся на катер. В последнюю
минуту, какой-то старик сунул мне кувшин дешевого красного вина; я  бросил
ему пачку сигарет и отчалил.
     Марокканцы оказались правы: я пробрался по  проливу  южнее  Сардинии,
почти задевая килем дно, а воздух с каждой пройденной милей становился асе
удушливее. Через день, плавания по обмелевшему морю  я  оказался  в  бухте
Неаполя, сохранившей  приличный  уровень  воды,  хотя  над  самим  городом
нависла пелена смога, изредка озарявшаяся  вспышками  извержений  Везувия.
Надев противогаз, я вышел на пристань. Средь  бела  дня  царила  кромешная
тьма, как  при  затмении  солнца.  За  полчаса  мне  удалось  сбыть  катер
какому-то типу. Старинный противогаз делал его похожим  на  марсианина,  а
белый в прошлом костюм был теперь, видимо, самым грязным на всей  планете.
Деньги я выручил небольшие, зато их хватило как раз на то,  что  мне  было
нужно, а именно: автомобиль "Турина" последней модели, довольно крепкий на
вид.
     Я перенес с катера в автомобиль два ящика продуктов, потом  оружие  в
чехле, при виде которого мой покупатель заволновался; однако  я  остановил
его на полувзгляде, и он предпочел не спорить. Час спустя, проехав Неаполь
насквозь, я выскочил на дорогу. Мой новый деловой знакомый утверждал, что,
начиная отсюда, я смогу преодолеть на воздушной подушке примерно семьдесят
миль по бывшему морскому дну, до самой Греции. Про Крит он не знал ничего,
но считал, что весь этот путь я проделаю, "не замочив ног".
     Это предсказание сбылось, и после дня пути в лучах  закатного  солнца
показался Крит. Найдя укромный уголок бывшего  пляжа  под  сенью  скал,  я
спрятал машину и забылся сном до рассвета.
     Берег Крита был  скалист  и  безжизнен.  Восходящее  солнце  окрасило
пейзаж в зловещие тона - здесь можно было писать  картину  ада.  По  узкой
петляющей дорожке я дошел до населенного пункта,  обозначенного  на  карте
как г.Ханиа. На самом деле это была самая настоящая деревня: бедные лачуги
лепились  к  каменистой  дороге,  уходящей  штопором   вверх   по   скале.
Приостановившись, чтобы перевести дух,  я  взглянул  вниз,  и  к  немалому
удивлению отчетливо увидел в долине современный город - с высокими домами.
Широкими улицами  и  суетливыми  горожанами.  Все  было  цело,  вплоть  до
церковных шпилей.
     Я вернулся к машине, завел мотор и уже через десять минут въезжал  на
городскую площадь.
     Припарковав автомобиль,  я  двинулся  пешком  обследовать  местность,
минуя уличных торговцев, расположившихся на тротуаре,  и  обходя  голубей,
которые  что-то  клевали  прямо  под  ногами  прохожих.  В  городе  царила
атмосфера лихорадочной деятельности,  какая  бывает  на  пляже  курортного
города прямо перед штормом. Впечатление дополнял ветер, гнавший  с  севера
необычный для здешних мест холод.
     Пройдя полквартала, я остановился под неоновой вывеской  бара.  Взору
входящих открывалось заведение тихое и строгое, как  судейская  скамья.  Я
сел на высокий табурет напротив бармена, наводившего глянец на стойку.
     - Бренди, - заказал я.
     Наклонившись, он достал из-под  стойки  квадратную  бутылку  и  налил
жидкость в стакан. Подняв стакан жестом "ваше здоровье", я сделал  большой
глоток. Словно холодный дым пробежал по моему пищеводу.
     - Это "Метакса", друг, -  сказал  бармен.  -  Его  не  пьют  большими
глотками.
     - Виноват. Выпейте со мной, - предложил я.  Достав  еще  один  бокал,
бармен налил спиртное себе, мы чокнулись и стали медленно его потягивать.
     - Только что приехали с юга? - спросил он. Я лишь покачал головой,  а
он не стал  добиваться  подробностей.  Открылась  дверь,  с  улицы  влился
сумеречный свет. Вошедший сел на табурет рядом со мной.  Я  увидел  его  в
зеркале  напротив  -  квадратное  загорелое  лицо,  светлые  волосы,  шею,
могучую, как бетонная свая. На душе потеплело: я узнал этого нью-йоркского
грека.
     - Бокал для  мистера  Кармоди,  -  заказал  я.  Знакомец  моментально
повернулся ко мне; его улыбка, словно  луч  прожектора,  прорезала  сумрак
бара. Ладонь величиной с лопату охватила мою и затрясла так, будто  хотела
вырвать из сустава.
     Мы громогласно принялись вспоминать случаи из былой  жизни.  Потом  я
многозначительно посмотрел на бармена, возившегося в дальнем конце стойки,
и понизил голос:
     - Я здесь не ради праздной прогулки, Кармоди. Веду небольшую  частную
разведку.
     - Видимо, что-то серьезное, если ты уехал так далеко от веселых мест,
- ответил он.
     - Да, довольно серьезное. У меня  близкий  человек  пропал  -  то  ли
украли, то ли убили.
     - Кого-нибудь подозреваешь?
     - И да, и нет. Кажется, я уже  понял,  кто  это,  однако  мотивы  мне
неизвестны.
     - И ты надеешься выяснить это - на Крите? Достав  золотую  монету,  я
передал ее Кармоди. Нахмурившись, он внимательно  рассмотрел  ее  с  обеих
сторон. Бармен снова приблизился к нам.
     - Ник не помешает, - сказал Кармоди так тихо, что  даже  я  расслышал
эти слова с трудом. Разглядывая птицу на монете, Кармоди спросил:
     - Ты думаешь, монета отсюда?
     - Так говорят.
     - А какое отношение она имеет к твоему близкому человеку?
     - Вероятно, никакого. Но только она может навести на след.
     - Где ты достал монету?
     - Если у тебя есть несколько минут, я  расскажу.  Он  Прикончил  свою
выпивку залпом и встал.
     - Когда речь идет о тебе, дружище, я всегда свободен. Давай  присядем
к столику.
     Кармоди занял столик в тихом углу бара,  откуда  просматривались  обе
двери: он всегда предпочитал наблюдать, кто входит и кто  выходит.  Бармен
снова принес нам выпивку. Пока  мы  потягивали  бренди,  я  рассказал  всю
историю, начиная от Гринлифа, вплоть до последней сцены  в  Майами,  когда
Сэтис погиб в землетрясении.
     - Не  знаю,  может,  девушка  спаслась,  а  может,  ее  схватили  эти
молодчики, - сказал я в заключение.
     - В последнем случае я почти уверен, что ее убили, это их стиль.
     - А тот моряк, - спросил Кармоди, - он назвал тебе свое имя или чин?
     - Не назвал, но я  полагаю,  что  он  взобрался  довольно  высоко  по
служебной лестнице, был командиром корабля или что-то в этом роде.
     - Есть в его истории вещи, в которые ты не веришь?
     - Почти нет, если не считать сказки о том,  что  первобытный  человек
стрелял из современного оружия. Официальная версия  была  такова:  адмирал
Хейли погиб в космосе, а два корабля, которые упоминал моряк,  провалились
в тартарары во время одного из первых извержений вулкана. Вполне возможно,
что это дезинформация - операцию явно хотели сохранить в тайне.
     - А то, что моряк этот добрался до Америки в спасательной  шлюпке,  -
может такое быть?
     - А почему нет? Я же переплыл Атлантику на катере.
     - Ты подстрелил двух "птичек" в Гринлифе, а как ты думаешь,  остались
ли еще подобные им?
     - Не знаю. Больше я их не видел.
     - Похоже, этот Сэтис действовал по наводке, уж очень быстро он  нашел
тебя.
     - Вполне возможно.
     - А девушка была приманкой? Я ответил не сразу.
     - Могла быть. Хотя вряд ли сознавала это.
     - Как ты думаешь, почему он честно сказал, что твоя монета из чистого
золота, а потом поменял ее на эту?
     - Видимо, это хорошая подделка. - Я звякнул монетой о  стол.  Кармоди
взял ее, взвесил на ладони, потом повертел в пальцах и поцарапал ногтем.
     - Тоже, между прочим, золотая,  -  заключил  он  и  стал  внимательно
разглядывать птицу на одной стороне. - Такой птички я раньше не видел,  но
мне кажется, я ее знаю: это дикий гусь.
     - Может  быть,  -  сказал  я,  забирая  монету.  Бармен  Ник  подошел
неслышно, как рысь, подстерегающая добычу.
     - Как ты думаешь, Ник, -  спросил  Кармоди,  -  здесь  есть  человек,
разбирающийся в старом золоте?
     - Может, Хурос? Тот, что живет в  сарае,  в  паре  миль  отсюда.  Он,
может, и разбирается.
     -  Да,  пожалуй,  ты  прав.  Поехали,  Мэл.  Нанесем  визит   старому
джентльмену.
     Дорога кончилась примерно за четверть мили от того места, к  которому
мы направлялись. Дальше шел крутой подъем по  козьей  тропе,  она  вела  к
хижине, прилепившейся к краю скалы под развесистой оливой, Хурос был дома,
он лежал во дворе, на железной койке в тени  беседки,  образованной  одной
виноградной лозой. Это был небритый старик лет  шестидесяти  с  маленькими
черными глазами, круглой лысой головой и  жирным  брюшком,  обозначившимся
под грязной рубахой, волосы его свалялись, как старая пакля. Завидев  нас,
он приподнялся на локте и вытащил из-под кровати револьвер 44-го  калибра,
по величине напоминавший томагавк.
     - Спрячь эту свиную ногу туда, откуда взял, - сказал  Кармоди.  -  Мы
пришли тебя проведать. Визит дружеский, но деловой.
     - Не-у-же-ли? - звуки голоса донеслись  из  глотки  старика,  как  из
забитой мусором водосточной трубы.
     - Знакомьтесь, это мистер Смит. Он хочет  знать,  где  можно  достать
кое-какие сувениры. Например, старинные монеты.
     - А что, у меня разве лавка древностей? -  старик  положил  револьвер
рядом с собой.
     - Он любит большие монеты, ну, скажем, как пятидрахмовая,  -  пояснил
Кармоди.
     Хурос  рассматривал  меня   так,   словно   я   был   рабом,   а   он
покупателем-скептиком на невольничьем рынке. Потом спросил:
     - А кто этот тип?
     - Мистер Смит, я же сказал. Большой спец по продаже кур. Поэтому он и
любит монеты с изображением птичек. Он думает, ты можешь намекнуть, где их
достать.
     - С птичками... На каких же монетах есть птички? Морочишь мне голоду.
     - Покажите ему образчик, мистер Смит, - сказал Кармоди, подмигивая. Я
передал монету Хуросу, он разглядывал ее на своей широкой ладони  довольно
долго.
     - Ничего такого никогда не видел, - сказал он. - Возьмите. Вы  пришли
не по адресу и отнимаете у меня время.
     Кармоди подбросил монету в воздухе и ловко поймал. Старик  следил  за
каждым его движением.
     - Мистер Смит хорошо заплатит, если попадется еще одна такая  штучка,
- сказал Кармоди. - Тебе хватит на год жизни.
     - Какой год? - спросил старик, бросив взгляд на небо. - Может, завтра
весь остров упадет на дно морское. Зачем мне этот год?
     Он снова улегся на свою железную кровать и засунул под нее револьвер.
     - А теперь, уходите. У меня ничего для вас нет.
     Подойдя к кровати, Кармоди взялся за край и опрокинул  набок,  вместе
со стариком. Хлопнувшись всем своим весом о землю,  старик  заорал  благим
матом.  Ловким  движением  выхватив  револьвер  из-под  кровати,   Кармоди
небрежно им поиграл.
     - Не валяй дурака, Хурос, - сказал он. - Займемся делом.
     Старик оказался не так прост,  к  его  левой  ноге  под  коленом  был
привязан короткий кинжал. Выхватив его из ножен, он приставил его к животу
Кармоди.
     - Я выпущу из тебя кишки, - зло  прошипел  он  и,  не  отнимая  руки,
обошел кругом свою кровать. Кармоди не двинулся с места, он только  лениво
улыбался.
     - Если ты прикоснешься ко мне этой булавкой, - сказал он, - я  вырежу
свои инициалы на твой роже. Хурос остановился, лицо его было багровым.
     - Убирайся с  моей  земли,  -  прохрипел  он  и  добавил  еще  что-то
по-гречески, кажется, не очень учтивое.
     - А чего ты взбесился? - спросил Кармоди, и это был резонный  вопрос.
- Я пришел к тебе не для того, чтобы любоваться видом с горы.
     Облизнув черным языком пузыри на губах, старик сплюнул мне, прямо под
ноги.
     - А ну, забери своего шпиона. Это он сказал явно зря,  потому  что  в
ответ Кармоди небрежным движением правой руки  отбросил  старика  назад  и
завел его руку за спину.
     - Теряем время, - сказал он кратко. - Пора кончать официальную часть.
Раскалывайся, или я сломаю тебе вот это, - он дернул старика  за  руку.  -
Ясно? - Хурос завопил от боли. - Мистер Смит,  посмотрите,  нет  ли  здесь
кого лишнего.
     Я вошел в сарайчик и осмотрел собранное там барахло - в основном  это
была сломанная мебель. Пахли здесь примерно, как в вокзальном  туалете.  Я
открыл крышку ободранного чайника, заглянул  в  какую-то  шкатулку,  потом
вышел вон.
     - Никого. Пошли отсюда, Кармоди.
     - Даю тебе последний шанс, потом начну ломать, - сказал Кармоди,  еще
сильнее загибая назад руку  старика.  Тот  упал  на  колени,  вместо  слов
послышался скрип ржавой дверной, петли.
     - Рашас, - пролепетал он. - Рыбак.
     Оттолкнув старика, Кармоди наблюдал, как тот встает.
     - Адрес?
     Разминая затекшую руку, старик невозмутимо потребовал:
     - Десять долларов.
     Открыв бумажник, я протянул требуемую банкноту.
     - Он живет за городом, на  западе,  -  прохрипел  Хурос.  -  Спросите
рыбаков, они подскажут, где. А ты ведь почти сломал мне руку...
     Кармоди открыл 44-калиберный, опустошил барабан и швырнул пистолет на
землю.
     - Поехали, мистер Смит, - сказал он. Уже сидя в машине, я поглядел на
него искоса и сказал:
     - А ты крутой парень, Кармоди.  Одна  его  щека  отъехала,  изображая
улыбку.
     - Мы с Хуросом старые приятели; однажды  он  меня  продал  сухопутной
полиции, причем даже не заработал на этом как следует. С тех самых пор  он
меня и ждал, думал, я вернусь, чтобы перерезать ему глотку. У греков  своя
психология. Сейчас он подсчитывает денежки  и  смеется  над  нами.  Я  его
немножко "попортил", он считает, что мы квиты.
     - Прекрасно, - ответил я. - Уж кто мне сейчас совсем  не  нужен,  так
это новые враги.



                                    7

     Вдоль дороги, которая уходила от центра  города  на  запад,  лепились
деревянные хижины, сушились сети и  вытащенные  на  берег  лодки.  Побитые
непогодой  доки,  казалось,  вздрагивают  от  каждой  накатившейся  волны.
Оставив машину  на  обочине,  мы  подошли  к  группе  мужчин,  стоявших  у
опрокинутой лодки. Они молча  ждали  нашего  приближения,  не  выражая  ни
радости, ни огорчения. Кармоди поздоровался по-гречески, сказал пару  слов
о погоде (как я понял) и получил в ответ несколько кивков. Потом я услышал
имя "Рашас". Последовало молчание, еще более угрюмое, чем раньше,  а  один
рыбак даже украдкой перекрестился.
     - А может, деньги освежат их память, мистер Смит? - спросил  Кармоди,
ив ответ я вытащил традиционную десятку.
     Никто не протянул за ней руку. Кармоди поговорил  еще  немного.  Люди
смотрели друг на друга, на свои ноги, переводили  взгляд  на  море.  Потом
один взмахнул рукой, указывая направление, другой взял  банкноту  из  моих
пальцев. Сомкнув строй, мужчины двинулись куда-то,  видимо,  к  ближайшему
кабачку.
     Кармоди кивком показал на одинокий сарай за поворотом пляжа.
     - Наверное, вон там.
     - Мне показалось, не очень-то они любят этого Рашаса.
     - Они его боятся, а почему - не  признаются.  Я  повел  машину  вдоль
дороги, потом свернул на грунтовку, что вилась среди  дюн,  и  остановился
позади домишка, на  который  указали  местные  жители.  Он  выглядел  даже
поосновательнее, чем остальные: на  задний  фасад  было  набито  несколько
новых досок, счетчик на столбе указывал, что в  доме  есть  электричество.
Обогнув дом, мы подошли к парадной двери. С крыльца  прямо  к  берегу  был
перекинут небольшой  дощатый  помост,  который  уходил  в  море  футов  на
пятьдесят. К этой "пристани" был привязан  крепкого  вида  тридцатифутовый
бот.
     - Похоже на то, что Рашас отлучился, - заметил Кармоди, когда на стук
в дверь не ответили. Он повернул ручку, приоткрыл дверь и заглянул внутрь:
никого. - Ушел куда-то.
     - Не так уж далеко ушел, - ответил я, указывая на док,  где  появился
человек - худой и жилистый. Голову его  венчала  импровизированная  чалма,
сооруженная из подручного тряпья,  а  ноги  были  босы.  Изо  рта  торчала
сигарета в черном мундштуке.
     - Что надо? - спросил он низкими хриплым голосом.
     - Ты - Рашас? - спросил Кармоди.
     - Так точно.
     - Моя фамилия Кармоди.
     - Я вас знаю, мистер.
     - О'кей. А это мой друг Смит. Он кое-что ищет, может, ты сумеешь дать
совет.
     - Он что-то потерял?
     - Нет, меня интересует, где можно купить золотую монету определенного
типа, - вступил в разговор я. Не торопясь с ответом, Рашас прошел по  доку
и спрыгнул к нам. Он тщательно изучал  мое  лицо,  щурясь  от  дыма  своей
сигареты.
     - Пройдемте в дом.
     Мы последовали за ним.
     В домишке стояла аккуратно заправленная корабельная койка, по  стенам
висели полки  с  книгами,  стол  был  покрыт  газетой.  Почетное  место  в
единственной комнате занимал большой сверкающий стереотелевизор, со старых
почерневших балок на потолке свисали трубки дневного света.  Рашас  жестом
пригласил  садиться  и  сам   уселся   за   стол.   Погасив   сигарету   в
пепельнице-раковине, он продул мундштук и убрал его.
     - Вы разговаривали с этими, - он кивнул в сторону пляжа.
     - Они не  очень-то  разговорчивы,  -  ответил  я.  -  Может,  вы  нам
поможете?
     - Помогу - чем? Вытащив из кармана свой трофей, я спросил:
     - Когда-нибудь видели такую? Бросив взгляд на монету, Рашас спросил:
     - А что в ней особенного?
     - Это я и хочу знать. И готов заплатить за информацию.
     - Вы могли бы поспрашивать людей, - сказал Рашас.
     - Я их уже спрашивал. Вы - последняя  инстанция.  В  ответ  он  гордо
кивнул.
     - Да, это я знаю. Всегда приходят ко мне со своим грязными делами.  А
почему? - Он наклонился ко мне через стол. - Я вам отвечу:  потому  что  я
Рашас, который ничего не боится. - Он откинулся назад  с  видом  человека,
который действительно ничего не боится.
     - Это хорошо. Значит, вы не побоитесь сказать мне, что  вам  известно
об этой монете.
     - Я видел несколько таких, - сказал он равнодушно. Я  терпеливо  ждал
продолжения.
     - Да говори же, Рашас, - вмешался Кармоди.  -  У  мистера  Смита  нет
времени на пустые разговоры.
     - Мистер Смит может влезть в свое авто и катить подальше.
     - Где вы видели эти монеты? - спросил я. Мне  казалось,  что  силовые
приемы Кармоди здесь не помогут.
     - Вот здесь, - Рашас развернул ладонь, бугристую от мозолей.
     - Где вы их взяли?
     - Получил плату.
     - А кто платил?
     - Несколько джентльменов.  -  Рашас  криво  улыбнулся.  У  него  были
красивые зубы, если не считать тех, что он потерял,  когда  заработал  хук
слева.
     - За что платили?
     - За услуги.
     - Какого рода услуги?
     - У меня есть бот. - Рашас повел подбородком в  сторону  Средиземного
моря. - Хороший бот, быстрый, надежный. И я знаю здешнее море, даже  после
передряги.
     - Вы их куда-то возили?
     - Так точно.
     - Куда? Он нахмурился и ответил не сразу.
     - Вон туда. - Снова движение головой в сторону моря.
     - Нельзя ли  немного  конкретнее?  -  спросил  я.  -  Я  ведь  обещал
заплатить за информацию. Пока что я не получил никакой.
     Рашас засмеялся, но мне показалось, несколько нервно.
     - Я ответил  навое  ваши  вопросы,  мистер.  Значит,  вы  ставили  их
неправильно.
     - Я хочу знать, откуда берутся такие монеты.
     - Мне платили, я же сказал. Я никого ни о чем не спрашивал. -  Теперь
он не смеялся и даже не улыбался.
     - Вы помните, у кого вы их взяли?
     - Плохо.
     - Итак?..
     - Ладно, я расскажу, но вы не поверите. - Он произнес  это  нервно  и
даже по-английски заговорил гораздо хуже, чем раньше.
     - Почему не поверю - разве вы соврете?
     - О'кей, - он  поерзал  на  своем  стуле.  Потом  вытер  рот  Тыльной
стороной ладони и заговорил:
     - Они приходят сюда и говорят, отвези нас на двадцать  километров,  а
может, на двадцать пять. Я говорю - какой разговор. Почему нет?  Приличные
джентльмены, хорошо одеты. Может, бизнесмены из Афин. Хотят ехать тут  же,
в ночь. Вышли в море. Проходит час, ко мне в рубку заходит мужчина,  стоит
рядом, говорит: рули налево, рули направо. Куда идем, не знаю.
     От волнения рассказчик, казалось, и вовсе забыл английский.
     - Еще полчаса идем, он говорит: стоп. О'кей,  я  стоп.  Этот  мужчина
говорит мне: иди вниз. Я иду. А почему нет? Они платят много.  Но  я  знаю
что-то, они-нет. Когда я ловлю креветки глубоко, ставлю бот на  автопилот.
Сам иду вниз, отдыхать. Ну, я не хочу спорить, но хочу знать, что наверху.
Ставлю немного зеркала. Я лежу на койка и вижу передний палуба и море  под
ним. Я наблюдаю зеркала. Я вижу моих мужчин подходит к борту и лезет через
борт. В их красивый костюм. Все четыре. Четыре джентльмена, все за борт.
     Я быстро иду на палуб. В этих костюм они тонуть! У  меня  есть  круг,
есть большой фонарь на палуб. Я Включаю фонарь, и не видел ни черта.  Все,
что я видел, -  черный  вода,  волна  бежит,  хороший  луна,  звезды.  Нет
пассажиры. Ушли через борт, и нет. Кармоди присвистнул.
     - Это был клуб самоубийц?
     - Говори, что хотел, я не знаю, - ответил Рашас.
     - Они мне нанимать, мне платить, я везти их море. Хотят лезть море  -
пускай лезть.
     - Когда это все было?
     - Я забыл, - сказал Рашас настороженно.
     - Скажем, месяц назад?
     - Может. А может, раньше.
     - И ты их раньше никогда не видел?
     - Нет, не видел раньше.
     - Что это значит?
     - Я видел один... потом.
     - И что же, он сушился на берегу? - спросил  Кармоди.  Рашас  показал
пальцем на дверь.
     - Он подошел сюда стучать. Я его пускать.
     - Это было после того, как ты вывез их в море и они все  прыгнули  за
борт?
     - Месяц после.
     - У них, видимо, была лодка где-то там...
     - Нет лодка. Нет ничего. Мужчина в такой костюм  не  проплыть  десять
ярд. В тот ночь я стоял полчаса, держал свет на палуб. Ничего.
     - Но он же вернулся.
     - Вернулся.
     - Для чего?
     - Нанять мой  бот.  С  ним  два  друга.  Заплатить  вперед.  -  Рашас
осклабился. - В такой дело всегда платить вперед, ты понимаешь.
     - И ты снова их отвез?
     - Так точно. За это платить. Снова тот же мест.
     - Откуда ты знаешь, что то же самое место?
     - Я знаю. Как море пахнет, как ветер дует. Рябь на воде,  и  вот  тут
тоже, - он притронулся к груди, - есть все, что знает моряк. Я знаю.
     - И что они делали в этот раз?
     - То же. Я иду вниз, они бросают себя в море. Но - тихо. В этот раз я
не теряю время с зеркал, я тихо курю внизу, потом иду на палуб.
     - Они платили вам такими монетами? - спросил  я,  взяв  в  руки  свой
сувенир.
     - Я говорил, не бумажный деньги. За такой работа - золото.  И  второй
раз я поднимай цену. Я сказал: если полиция узнает,  мне  конец.  Я-то  не
скажу, но слухи идут... сам понимаешь.  -  Рашас  скривил  рот  как  бы  в
улыбке. - Все знают: я беру груз, везу море, обратно - пустой. Они тоже не
говорят полиция. Зачем? Что сделает полиция? Х-х-ха!
     - Сказки рассказывает, - вставил Кармоди. - Интересно,  есть  в  этом
хоть какая-то правда? Рашас посмотрел на него искоса.
     - Ты немножко думай, мистер, - сказал он тихо, - а потом называй меня
врун.
     - Я тебя еще никак не называл, - усмехнулся Кармоди. -  А  можешь  ты
доказать, что все это тебе не приснилось?
     Рашас улыбнулся, поднялся со стула и подошел к  полке  на  стене,  на
которой стояла шкатулка. Открыв  ее,  он  разложил  на  газете,  служившей
скатертью, штук  шесть  блестящих  золотых  кружков.  Наклонившись  к  ним
поближе, я взял один из них в руки и увидел  крошечную  вмятину  в  золоте
рядом с птичьим клювом - след  моего  зуба.  Это  была  та  самая  монета,
которую мне подарил моряк и которую присвоил мистер Заблун, всучив  вместо
нее другую. Все это было неделю назад на двадцать девятом этаже  гостиницы
"Гольфстрим".
     - У меня было больше, - сказал Рашас. - Я продал парочку.
     - Значит, последние "утопленники" были здесь месяц назад?
     - Так точно.
     Сильно размахнувшись, я вмазал ему в скулу, он  тяжело  повалился  на
пол, а поднявшись, замахнулся ножом, который успел  схватить.  Я  выхватил
свой револьвер. Кармоди рванулся вперед, но передумал.
     - Забудь свою сказочку, - сказал я. - Можешь найти это место?
     - Так точно. - Не отводя взгляда от револьвера, он потер  щеку.  -  В
глубину метров сто - та же точка. - Его взгляд стал острым, как нож.  -  А
зачем тебе?
     - Я спущусь туда.
     - Может, я и ошибся насчет день, - усмехнулся Рашас. - Ну ладно.  Моя
лодка, чтобы нанимать. Ты платить, я везти. - Он поднялся с пола  и  убрал
куда-то нож.
     - Твой бот не нужен, - сказал  Кармоди.  -  Лодка  будет  моя,  а  ты
поведешь как лоцман. Рашас немного подумал.
     - Платить один сотня, - сказал он. Кармоди посмотрел  на  меня,  и  я
кивнул.
     - О'кей, - сказал Рашас, блеснув улыбкой. - Твой  лодка,  мой  лодка,
разница нет. Я еду.
     - Сегодня вечером?
     - Так точно, сегодня.
     - Встречаемся в девять  вечера  в  баре  Ставроса,  Рашас,  -  сказал
Кармоди. - Вас это устраивает, мистер Смит?
     Выйдя из домика Рашаса, Кармоди  посмотрел  на  меня  углом  глаза  и
произнес:
     - Сотня долларов - приличная плата за то, чтобы  полюбоваться  тонной
морской воды.
     - Пустяки, деньги достаются мне легко.
     - Что ты надеешься там найти - бутылку с запечатанным письмом?
     - Меня бы это устроило.
     - Посмотри правде в глаза, Мэл: девчонки давно нет в живых.
     - Все может быть.
     - Ну ладно, будь по-твоему.
     Мы подошли к машине и укатили в город.


     "Лодка" Кармоди оказалась красивым тридцативосьмифутовым  парусником.
Его техническое оснащение сделало  бы  честь  катеру  военно-морских  сил.
Войдя с нами на судно, Рашас осмотрел его досконально, влезая во все углы.
Я в это время прятал в укромном месте чехол с оружием. Подойдя  к  Кармоди
после своего  инспекционного  осмотра,  Рашас  сказал,  сверкая  белозубой
улыбкой:
     - Хороша лодка, мистер. Когда умереть, завещать ее мне, ладно?
     - А ты умеешь ставить паруса?
     - Так точно. Ты думал, я керосиновый моряк?
     - Мы выведем бот на дизеле, а в полумиле от  цели  выключим  мотор  и
пойдем на ветре.
     Отдав швартовые, мы обогнули песчаную отмель, потом  Кармоди  включил
мотор: корма судна слегка осела, нос поднялся, и мы понеслись вперед.
     - Все-таки идея у тебя  бредовая,  -  прокричал  Кармоди  сквозь  гул
машинного отделения и свист воздушного  потока.  -  Ты  хоть  когда-нибудь
плавал под водой в полном снаряжении?
     - Пару раз.
     - Это будет красивое самоубийство.
     - Не хуже других.
     - Ты себя не слишком жалеешь.
     - А к чему жалеть? Половина суши уже скрылась под  водой,  на  другой
люди умирают, задыхаясь от дыма  вулканов.  Почти  каждый  дом  выше  двух
этажей лежит в руинах, никаких правительств больше нет, остались лишь  те,
которых страна держит на мушке и заставляет  работать.  К  тому  же  всюду
резвятся банды хулиганов. Я рад и тому, что все еще жив.
     - Видимо, эта девушка тебе очень нравилась.
     - Я был недолго с ней знаком.
     Резкий западный ветер, холодный и соленый,  дул  мне  прямо  в  лицо,
палуба под ногами дрожала и пульсировала, как живое существо.  В  открытом
море, да еще ночью, легко было вообразить, что на берегу жизнь идет  своим
чередом, что где-то играет музыка, люди смеются, поют, что днем они  могут
гулять по лесу или ехать на пикник с  корзина  кой  вина  и  закуски.  Они
уверены, что, вернувшись, увидят свои дома целыми, и самое неприятное, что
может испортить им настроение, - это летний ливень.
     Однако эта беспечность далеко в прошлом,  во  всяком  случае  в  моей
жизни ей уже не будет места. Счастливые каникулы кончились.
     С точки зрения жизни планет, в этом нет никакой  аномалии;  следовало
быть готовыми к  эпохе,  когда  вырастают  новые  горы,  высыхают  моря  и
возникают трещины в  континентах.  Но  человек  беззаботен  по  природе  и
полагает, что на его век достанет благополучия...
     Когда катастрофа кончится,  последующие  поколения  будут  столетиями
передавать своим детям и внукам обросшую подробностями легенду о том,  как
они спаслись. Будет пропасть работы для  археологов:  обломки  кофейников,
окаменелые автомашины и невероятные истории о том, каким целям служили эти
вещи.
     Однако жить в этот исторический период довелось именно нам,  и  самые
невероятные истории, в которые мы попадаем, - факт нашей и  ничьей  другой
жизни.


     После того, как мы минут сорок двигались на восток,  Рашас  пришел  с
носовой части судна, где он стоял, широко  расставив  ноги  и  внимательно
глядя на воду.
     - Пора ставить паруса, капитан, -  сказал  он,  открыто  улыбнувшись,
словно ему нравилось это приключение. Кармоди сбавил обороты.
     - Ты уверен? Рашас пожал плечами.
     - Если не доверяешь мне, зачем платишь? - Он ушел вперед и начал  при
помощи лебедки освобождать парус. Покончив  с  этим,  он  взмахнул  рукой,
Кармоди нажал на кнопку, и  складная  мачта  взвилась  вверх,  нашла  свое
точное положение, после чего парус встрепенулся, поймал ветер и, отзываясь
на него  мягким  гулом,  стал  натягиваться  все  сильнее.  Шум  машинного
отделения замер, и я уже ясно слышал свист воды и шелест ветра,  попавшего
в оснастку. Мы шли в полной темноте, погасив все огни.
     - Я пошел вниз переодеваться, - сказал я.
     В каюте я разделся догола, натянул хлопчатобумажное белье,  сверху  -
костюм для подводного плаванья, потом подогнал сбрую так, чтобы баллоны  с
кислородом плотно прижимались  ко  мне.  Маска  была  новомодной,  в  виде
гибкого шлема из пластика и имела широкий обзор. Я надел шлем и  прикрепил
воздушный шланг.
     Через  минуту  Кармоди  спустился  в  каюту,  чтобы   проверить   мою
экипировку.
     - Рашас считает, что мы в нужной точке, -  сказал  он.  -  Я  опустил
самый тяжелый якорь, чтобы удержаться на  месте.  -  Сквозь  наушники  его
голос казался мне писком. - До дна - тридцать пять морских саженей.
     - Отлично. Я готов.
     Когда я поднялся на палубу, Кармоди напомнил  мне,  как  пользоваться
подводной экипировкой.
     - Запомни вот эту кнопку,  -  он  постучал  по  плоской  "шляпке"  на
маленькой панели-над правым коленом. - Здесь  помещается  разряд,  который
тебя разбудит, селю начнешь дремать не вовремя.
     - Я буду слишком занят, чтобы спать.
     - Все равно, помни о кнопке. - Взяв из шкафчика брезентовый чехол, он
прикрепил его к моему поясу. - Инструменты, -  пояснил  Кармоди.  -  Здесь
есть небольшой газовый резак, отмычки и прочие-штуки. - Могут пригодиться.
     - Я же не буду взламывать сейф.
     - А что ты вообще будешь там делать? Что ты надеешься найти?
     - Если бы я знал, может, и не спускался бы.
     - По-настоящему, мне бы надо сопровождать тебя, но должен  же  кто-то
приглядывать за этим типом. Красиво будет, если он сгинет и оставит нас на
дне.
     - Все правильно.
     - Собственно говоря,  незачем  и  тебе  спускаться.  Забудь  всю  эту
историю и становись моим компаньоном.
     - Спасибо. Но раз я вытащил карту - надо играть.
     - Не назвал бы это сравнение удачным. Речь идет  о  жизни,  а  не  об
игре.
     Стояла прекрасная ночь - насколько это возможно в  наше  время.  Море
успокоилось, изредка кое-где вздымалась волна. На небе не было ни луны" "и
звезд. Только душный запах вулканической лавы  ощущался  сильнее,  чем  на
суше. Кармоди нажал еще одну кнопку, и за борт перекинулась  хромированная
лесенка. Я перелез через поручень и начал спускаться.
     - Ты иногда подавай сигналы, дружище, - напутствовал Кармоди. - Держи
связь.
     - Конечно, не уходи без меня.
     - Не сомневайся, будем ждать. Вода сомкнулась над моей головой,  и  я
плавно пошел на дно.



                                    8

     Я был окружен звуками: собственное свистящее  дыхание,  едва  слышное
гудение рециркулятора, скрип кожаного ремня, трущегося о подводный костюм.
Я потрогал кнопку, включающую ток, и почувствовал мгновенный  толчок,  его
сообщил мне водяной двигатель, укрепленный под баллонами на спине.  Сквозь
толщу воды я с трудом различал цифры  на  приборе,  пристегнутом  к  моему
левому запястью" он показывал глубину и мое положение  в  пространстве.  Я
поднес его поближе к глазам, перевернулся головой вниз и активно заработал
ластами.
     Я почувствовал, как сильный поток подхватил меня. Кармоди рассказывал
в свое время, что Средиземное море продолжает  опускаться  на  полдюйма  в
неделю, выливаясь через Гибралтарский пролив, чтобы  выровнять  разницу  в
уровнях, образованную новым Сицилийским "мостом". Закрытая со всех  сторон
сушей восточная его часть, в которой я сейчас находился, подпитывала  этот
поток подземными водами. Теперь мне приходилось плыть навстречу течению, и
я продолжал падать вниз, но уже не отвесно,  а  под  углом  в  сорок  пять
градусов.
     Пройдя  семьдесят  пять  футов,  я  убавил  силу  тока  и  попробовал
вглядеться в глубину под собой. Это  было  сравнимо  с  изучением  изнанки
собственных век. Вода была так холодна, что мои голые руки заныли. Засунув
их в  подогреваемые  карманы  костюма,  я  перевернулся  на  спину,  чтобы
посмотреть вверх, и увидел едва заметное светлое пятно в темной воде  -  а
может, просто его вообразил.
     Индикатор положения показал, что я  отдрейфовал  на  сотню  ярдов  от
катера, тогда я выровнял курс, а затем  снова  устремился  вниз"  Гнетущее
давление воды все усиливалось, но, проигнорировав  покалывание  в  глубине
глаз, я ушел на глубину в сто пятьдесят футов.
     Светящаяся стрелка индикатора показала, что я нахожусь на  глубине  в
сто семьдесят пять футов. Так глубоко я  нырял  всего  лишь  один  раз,  в
прозрачной воде Бермудского треугольника, когда  надо  мной  сияло  солнце
тропиков, а голубое небо было покрыто облаками, похожими на чисто  вымытых
барашков. Цепляясь за это приятное воспоминание, я  опустился  на  глубину
двухсот футов.
     Отдохнув еще немного, я снова ринулся вниз. Если верить  Кармоди,  то
дно - на глубине тридцати пяти саженей, а стало быть, я уже должен скрести
его носом. Поработав ногами, я проплыл еще примерно ярд...
     Что-то коснулось моего тела, и я шарахнулся в сторону: это  оказалось
пышной  веткой  водорослей,  которая   слабо   фосфоресцировала,   излучая
зелено-голубое сияние. Я достиг морского дна.
     Я принял вертикальное положение, и ноги мои погрузились в мягкий  ил.
Высокий куст водорослей рос вертикально, видимо, здесь  не  было  никакого
течения. Вглядываясь во тьму, я не смог различить ничего, кроме призрачных
морских  растений,  которые  грациозно  покачивались,  потревоженные  моим
появлением. Я подумал, что если мне не шевелиться, замереть, они забудут о
моем присутствии. Сейчас я медленно опущусь на мягкий ковер морского ила и
буду отдыхать, наблюдая танец каких-то неведомых светящихся лент...
     Тут я вспомнил предостережение: "Картины морского  дна  усыпляют".  Я
попытался двигаться, потом оставил эту попытку - слишком уж было тяжело, -
потом подпрыгнул, заработал  руками  и  ногами,  чтобы  сбросить  дремоту,
обволакивающую, словно  теплое  одеяло.  Мне  показалось,  что  я  боролся
довольно долго, пока не повис в воде, тяжело дыша.
     Стрелка  индикатора  показала  двести   двенадцать   футов   глубины.
Наслаиваясь на прежний шум, в ушах зазвенел еще какой-то  высокий,  поющий
звук. Сияние циферблата как будто ускользало, уплывало от меня  и  грозило
исчезнуть совсем... Я  упустил  из  виду  это  единственное  светящееся  в
темноте пятно, и вдруг  вместо  него  замелькали  разнообразные  красочные
пятна,  они  вертелись  вокруг  меня,  словно  расплавленная   радуга,   я
закружился в их вихре, а они, сопровождая  меня,  пели  зовущими  сладкими
голосами. Теперь я двигался меж высоких столпов холодного огня, я  плыл  к
месту, куда нет доступа, - так бывает только во сне, когда душа, свободная
от тела, устремляется к золотому сиянию...
     Нет, что-то здесь не так... Нащупав колено, я нашел над ним кнопку  и
нажал. Теперь снова  можно  наслаждаться  многоцветьем  красок  и  райским
пением...
     Но тут в горле у меня появилась резкая  боль,  а  нос  словно  Зажали
горячими щипцами. Голова дернулась в  сторону,  я  набрал  воздуха,  чтобы
заорать, но вместо этого подавился. Заработав ногами и руками,  я  наконец
ощутил свои конечности и посмотрел на часы.  Оказывается,  уже  пятнадцать
минут я дрейфовал без сознания.
     Пение в ушах прекратилось, но его сменили удары сердца  -  невероятно
гулкие. Вокруг царила кромешная тьма, исчезли даже водоросли. Да, "подвиг"
мой с самого начала был безумием, а уж то, что творилось сейчас,  казалось
и вовсе сущим кошмаром. Хорошо бы всплыть, пожать  руки  своим  товарищам,
потом отправиться с ними в бар и выпить пару рюмок  чего-нибудь  покрепче.
Все-таки Кармоди хороший парень, хотя и зарабатывает на  жизнь  не  вполне
легальным способом. Я бы стал его компаньоном, мы отправились бы  в  южные
моря, где жить полегче, и забыл бы я, про эту свою призрачную цель.
     Я потянулся к кнопке, ведающей подачей энергий для подъема наверх, но
вдруг заметил нежное зеленоватое сияние, проникающее сквозь мрак.
     Индикатор показывал, что я нахожусь на глубине  в  двести  один  фут.
Отчаянно работая ногами, я направился  к  источнику  света,  но  Проскочил
мимо, видимо,  отнесенный  течением.  Здесь  вода  была  прозрачнее,  мимо
проплыла стайка мелких рыбешек, их  серебряные  бока  сверкнули,  попав  в
полосу света. Мне снова пришлось прибегнуть  к  водяному  двигателю,  сила
которого  помогла  мне,  преодолев  течение,  податься  назад,   навстречу
источнику света.
     Оказалось, сияние исходит из пещеры, куда ведет круглый вход  четырех
футов  высотой,  полуприкрытый  воротами.  Я  тронул  створки  -  за  ними
начинался туннель, теряющийся  в  перспективе.  Протиснувшись  в  щель,  я
поплыл по этому туннелю.
     Труба слегка изогнулась, уводя меня влево и немного  вниз.  Плывя  по
ней, я вспомнил о Кармоди, блаженствующем сейчас в шезлонге на  палубе,  в
двухстах футах надо мной. Покуривая трубку, он иногда поднимает  волосатую
руку и смотрит на часы. Как же я забыл о своем обещании время  от  времени
переговариваться с ним? Он наверняка решил, что меня уже съели акулы. Судя
по моим часам, я покинул катер тридцать пять минут назад.
     От этой мысли меня отвлекло новое видение: впереди на  фоне  сияющего
света я начал различать какие-то вертикальные линии. Подобравшись поближе,
я понял, что это жалюзи. Я вцепился в одну  из  полос,  яростно  борясь  с
течением, которое потянуло меня назад.  Давление  увеличивалось  с  каждой
секундой, под шлемом по лицу стекали  струйки  пота.  Если  я  отпущу  эту
соломинку, меня закрутит, как щепку в водовороте.
     Выход, вернее, вход, оставался один: вперед, сквозь  это  дьявольское
жалюзи! Вцепившись в полоску  двумя  руками,  я  начал  осуществлять  свой
отчаянный план. Собрав все силы, я просунул в щель  сначала  плечи,  потом
грудь. Вода бешено колотила по телу, в ушах стояла такая какофония, словно
мне на голову со всех сторон обрушивались рояли.  Вытянув  ноги,  я  занял
вертикальное положение и подался вверх. Рука нащупала  край  иллюминатора.
Подтянувшись, последним усилием я бросил свое тело в этот  проем.  Увидеть
такое я никак не ожидал... Я  оказался  в  комнате,  довольно  просторной,
чем-то напоминающей салон, где  играют  в  рулетку.  Вдоль  каменных  стен
выстроились толстые витые колонны, из камня же были сделаны массивный стол
и скамьи. Пол,  насколько  можно  было  разглядеть  сквозь  черную  грязь,
когда-то играл мозаикой.
     Поискав глазами источник света,  я  увидел  трубки,  прикрепленные  к
потолку, они излучали бледно-голубое сияние.
     Обзорная часть моего шлема покрылась испарениями, я снял его  и  чуть
не задохнулся от удушающего запаха гниения. И все же это  был  воздух,  им
можно было дышать. Я пересек комнату и увидел несколько покрытых  плесенью
ступенек,  ведущих  наверх.  Они  упирались  в  тяжелую   дверь,   которая
открылась, когда я на нее  приналег.  Помещение,  в  котором  я  оказался,
сильно напоминало чердак в магазине старьевщика.
     Здесь были сложены, свалены,  упакованы  и  просто  валялись  статуи,
глиняные горшки, напольные керамические вазы, деревянные сундуки, какие-то
узлы,  тюки,  ножки  и  спинки  стульев,  ширмы  с   деревянной   резьбой.
Громоздились  античные  сосуды,  статуэтки,  имевшие,  видимо,  ритуальное
значение, предметы современного быта, а над всем этим - толстый слой битых
черепков и гнилого дерева.
     На противоположном краю комнаты я увидел еще одну дверь. Не  успел  я
сделать и шага по направлению к ней, как дверь растворилась сама собой.
     Я отшатнулся и успел спрятаться между статуей  какого-то  божества  и
опрокинутой  тележкой.  Из  своего  укрытия  я   увидел   ноги   человека,
спускающегося по лестнице, он шел с трудом, потому что нес на себе тяжелый
сундук. Человек остановился, озираясь, потом свалил сундук на груду хлама.
Освободившись от груза, он перевел дух и, вынув из кармана грязную тряпку,
принялся не спеша вытирать руки. Я стоял,  затаив  дыхание  и  притворяясь
неодушевленным предметом.
     Медленно проползло секунд десять.  Потом  мужлан  сделал  шаг  в  мою
сторону: я был разоблачен и  потому  откровенно  положил  руку  на  кобуру
пистолета и замер в ожидании. Незнакомец осмотрел меня с  ног  до  головы,
потом сделал заявление, видимо, по-гречески.
     - Нет, - ответил я. - Просто жду автобуса. Ни один мускул не  дрогнул
на лице этого деревянного идола. Невозмутимо он перешел на английский.
     - Кто прислал вас в это  отделение?  -  спросил  он  монотонно,  безо
всякого интереса.
     - Я сам себя прислал, - ответил я.
     - Где ваш командир? - Он говорил с каким-то акцентом, но я не  понял,
с каким именно.
     - Я и есть командир, - парировал я. Чтобы достать меня, ему  пришлось
бы сделать шаг, а я раздумывал, наносить  ли  удар  сразу  или  подпустить
поближе.
     - Мне не доложили, - проворчал охранник. Отбросив тряпку,  он  сделал
какой-то жест.
     - Ничего, это мелочь, - снисходительно заметил я. - Вы свободны.
     - Это нечеткая инструкция, - заколебался он. - Куда прикажете идти?
     - А куда бы вам хотелось? -  спросил  я.  Дурацкий  разговор  начинал
действовать мне на нервы, я чувствовал, что покрылся испариной.  Уж  лучше
бы этот тип блеснул  полицейской  бляхой,  заорал  и  вообще  как-то  себя
проявил. Вместо этого он впал в раздумье.
     - Мне бы хотелось вернуться  к  себе  и  лечь  спать,  -  ответил  он
наконец.
     - Давай, - разрешил я.
     Развернувшись, охранник направился к ступенькам, я  сначала  наблюдал
за ним, а потом пошел следом.
     - Может, ты мне кое-что покажешь? - спросил я.
     - Я здесь недавно.
     - А что вы хотите увидеть? - спросил он, стоя на лестнице.
     - Все.
     - Это нечеткая инструкция, - ответил он.
     - Ты просто води меня повсюду, а я сам выберу, на  что  смотреть.  Он
колебался.
     - Я знаю, - продолжал я, - что это нечеткая  инструкция,  но  ты  мне
показывай все подряд.
     За дверью Мы увидели холл, освещенный получше, чем  комната,  которую
мы покинули. Правда, в нем пахло гнилыми огурцами, йодом и  речной  тиной.
Пол, выложенный огромными каменными плитами,  пропускал  воду  на  стыках.
Грубо оштукатуренные стены растрескались, и  по  трещинам  тоже  струилась
йода. В этих же  стенах  когда-то  были  дверные  проемы,  теперь  наглухо
заложенные кирпичом и просмоленные, но такие же  мокрые.  Казалось,  здесь
сочится из всех щелей.
     Коридор, ведущий из холла, свернул вправо и закончился  металлической
стеной с круглой дверью - массивной, как в банковском сейфе. Мой проводник
положил руку на рычаг, потянул его на себя, потом  повернул  влево.  Дверь
Отворилась, он, пригнувшись, вошел, я - за ним.
     Мы оказались в широком коридоре, ярко освещенном, с гладкими стенами,
сверкающим полом и, главное, свежим воздухом. Пройдя с  десяток  шагов  мы
попали в просторный зал с мозаичным полом и стенами,  покрытыми  росписью:
картины изображали мужчин и женщин в коротких шотландских юбочках, которые
бросали какие-то палки в птиц, взлетающих с болота. В дальнем углу комнаты
у широкого дверного проема, за большим столом  из  целой  мраморной  плиты
сидел склонившись над бумагами, какой-то человек. Мы подошли к нему.
     - Прошу ваших указаний, - гаркнул  охранник,  после  чего  "чиновник"
посмотрел на него, на меня, а потом встал из-за стола.  Отступив  на  шаг,
мой провожатый ждал, когда тот обойдет стол.
     - Арестовать, - равнодушно произнес  "чиновник"  и  сделал  указующий
жест в мою сторону. "Пора!" -  решил  я  и  первым  нанес  удар  "клерку".
Отпрянув, я наткнулся на своего провожатого, угостил его  кулаком  в  ухо,
потом швырнул второго падал через стол... В это время-верзила прыгнул  мне
на спину. Свившись в клубок, мы покатились по полу, и я явственно  услышал
стук его черепа о мрамор. Мой противник затих - видимо, навсегда. Тот, что
еще недавно невозмутимо восседал  за  столом,  теперь  стоял  на  коленях,
судорожно нащупывая висящий на шее золотой свисток. Свисток схватил  я  и,
потянув за цепочку изо всех сил,  приложил  "чиновника"  головой  о  стол.
Соприкоснувшись с мраморной столешницей, он странно забулькал и  повалился
на пол.
     Я тяжело дышал, в голове шумел прибой. Не успел  я  оправиться  после
своего путешествия по водосточной трубе, как на тебе - приятный сюрприз.
     Сначала в зале  было  тихо,  потом  я  услышал  шаги  -  приближались
несколько человек. В голове моей пронеслись  разные  варианты  предстоящей
встречи, и ни одного хорошего, потому что два окровавленных тела  на  полу
многовато для одного чужака.
     Взгляд мой упал на дверь, украшенную золотыми скрепками. В два прыжка
я оказался возле нее и надавил на ручку. Дверь со скрипом  подалась,  и  я
сделал еще один шаг в неведомое.
     Это снова был коридор,  но  шире  предыдущего,  с  высоким  потолком,
хрустальными люстрами. Свод  поддерживался  колоннами,  как  в  готическом
храме. Здесь в стенах тоже имелись  пустоты,  однако  зацементированы  они
были, против прежнего, чрезвычайно аккуратно. Еще одна незапертая дверь...
Еще один зал. Правда, этот  был  обставлен  современной  мебелью,  украшен
коврами и картинами. Но и здесь царил хаос: кипы газет и  предметы  одежды
валялись на столах и на полу, стопки грязных тарелок стояли на буфете,  на
сиденьях кресел и даже на покрытых ковром  ступенях,  ведущих  к  открытой
арке. На ковре расплывались пятна грязи, а на роскошных  обоях  проступила
плесень - следствие неизменной сырости.
     Из  коридора  донеслись  голоса,  потом  заскрипела   дверь.   Погоня
обнаружила бы меня сразу, поэтому я спустился  по  ступенькам  и  попал  в
следующую  комнату,  где  в  нос  мне  ударил  запах  чеснока  и  грязного
постельного белья. У левой  стены,  на  огромной  кровати  под  балдахином
возвышалось нечто огромное и разбухшее. Человек,  раскинув  руки  и  ноги,
возлежал  на  горе  атласных  подушек.   Существо   уставилось   на   меня
неестественно крошечными для  огромного  черепа  глазками.  Его  массивные
челюсти задвигались, исторгая тоненький голосок говорящей куклы.
     - Заткнись, - оборвал я.
     Выхватив пистолет из кобуры, я подошел к той стене, что была не видна
от двери из коридора.
     - Если кто-нибудь просунет голову в дверь, получишь пулю, -  пообещал
я. - Понял?
     Выпученные глаза рассматривали  меня  еще  какое-то  время,  это  был
единственный признак того, что меня  слышат.  А  может,  он  глух  или  не
понимает  по-английски.  Так  или  иначе,  пистолет  в  моих   руках   был
убедительным аргументом. Голоса из коридора слышались все ближе.
     - Прикажи им убраться, - прошипел я, - прикажи по-английски.
     Он набрал в грудь воздуха, - по атласным подушкам пробежала волна,  -
и взвизгнул:
     - Пошли прочь!
     Шаги, приближавшиеся к двери, стали глуше - люди ступили на ковер. Их
было не меньше трех, судя по голосам. Я  мысленно  измерил  расстояние  от
себя до "спящей красавицы".
     - Пошли прочь! - снова пропищала гора жира. - Сейчас же!
     Голос в коридоре отдал команду, и шаги стали удаляться.
     Подождав, пока они совсем затихли, я сделал глубокий вдох - до  этого
я и  не  подозревал,  что  не  дышу.  Толстяк  разглядывал  меня  и  таким
вниманием, словно ждал какого-то фокуса, который он ни  за  что  не  хотел
проморгать.
     - Ты не такой, как мы, - пропищал он наконец.
     - А кто такие "мы"?
     - Ты как сюда попал? - ответил он вопросом на вопрос.
     - Я шел по следу, здесь он кончился.
     - Это невозможно. - Лысая голова закачалась из стороны  в  сторону  в
большом волнении.
     - Иногда возможно, - возразил я. - Ну так рассказывай, переросток.  Я
так долго сюда добирался, что нервы мои на пределе. Могу сорваться.
     - У меня очень много денег, - затараторил толстяк.
     - Золотыми монетами?
     - Какими хочешь. Я позову того, кто...
     - Никого ты не позовешь. Что это  за  парни,  которых  доставил  сюда
Рашас, а они заплатили золотом? Толстяк пожевал губами.
     - Я дам тебе власть...
     - У меня ее и так хватает. - Обойдя кровать, я приставил револьвер  к
его горлу:
     - Кто ты такой? Что это за место? Кто те  молчаливые  парни,  которые
так лихо стреляют?
     Он запищал и захлопал толстыми ладонями по грязной шелковой простыне.
     - Ты знаешь человека по фамилии Сэтис? -  продолжал  я.  Однако  даже
если толстяк его и знал, то не подал виду. Он глядел на меня не отрываясь,
словно я исполнял стриптиз. Выпростав одну руку из-под  одеяла,  он  то  и
дело трогал крышку резного сундука у кровати, а заметив мой взгляд,  убрал
руку. Подойдя ближе, я откинул крышку и увидел сложенное белье,  а  сверху
какую-то одежду из зеленого материала, отливающего металлом.  Не  успел  я
протянуть руку за этим костюмом, как он издал писк  придушенной  курицы  и
рванулся ко мне.
     Я отскочил прочь, но, видимо, недостаточно быстро.  Его  жирная  рука
схватила мою и зажала ее, словно тиски. Я вырвался, успел упереться  ногой
в его живот и сильно двинуть в ухо. Но этого оказалось мало: взревев,  как
обиженный слон, толстяк пытался схватить меня за шей,  но,  промахнувшись,
угодил в плечо. Он снова потянулся к моему горлу  и  на  этот  раз  достиг
цели. Пальцы его сомкнулись, как щипцы. Сосредоточившись, я наметил  точку
на его физиономии и, собрав всю свою злость,  нанес  сокрушительный  удар.
Глаза толстяка замутились, тело пронзила судорога, и он обмяк.
     Я заставил себя встать на ноги,  проверил  свои  суставы,  с  немалым
удивлением заметив, что все они целы. Большой бэби неплохо  дерется,  если
его разозлить, подумал я.
     Вынув  из  сундука  зеленое  одеяние,  я  встряхнул   его   и   узнал
комбинезончик, который миг принадлежать только одной женщине.



                                    9

     Минут через пять толстяк пришел  в  себя.  Он  пару  раз  дернулся  в
конвульсиях, но присмирел, ощутив дуло револьвера, которое я  приставил  к
его горлу:
     - Где она?
     Увидев комбинезон в моей руке,  он  состроил  такую  гримасу,  словно
проглотил ложку уксуса:
     - Не скажу.
     - Пеняй на себя. - Я прижал дуло с такой силой, что толстяк  чуть  не
задохнулся. Он шарахнулся от меня, а я снова ткнул его револьвером.
     - Меня нельзя убивать, - защебетал толстяк, похоже было что он  свято
в это верит. - Меня нельзя трогать руками, причинять вред или боль.
     - Это понятно, но в жизни бывают неприятные моменты, - ответил  я.  -
Даю тебе пять минут на размышление.
     - Я подарю тебе других женщин, сколько пожелаешь...
     - Спасибо, мне нужна эта.
     - Мне она тоже нужна, - настаивал толстяк.
     - Зачем? Для чего ты вообще ее сюда затащил?
     - Мне нужны ее гены.
     - Лучше говори правду, это легче - не надо думать.
     - Я уже сказал тебе...
     - Ну вот что... Вызови одного охранника и  прикажи  привести  девушку
сюда, потом удали его. Ты знаешь, как это делается.
     Какое-то время Большой Бэби злобно ворчал, потом  указал  пальцем  на
крупную кнопку в резном изголовье своего ложа:
     - Мне нужно нажать вот это...
     - Давай.
     Я наблюдал за тем, как он возится с кнопкой, потом послышался неясный
треск в другом конце комнаты. Я заметил в углу маленький  стереотелевизор,
на экране которого появилось мужское лицо.
     - Он нас не видит, - доверительно прошептал толстяк.
     Мужчина с экрана  сказал  несколько  отрывистых  фраз  на  незнакомом
языке, затем толстяк  дал  ему  указание.  Все  это  время  я  не  отнимал
револьвер, чтобы он не забывался. Лицо на экране исчезло, телевизор погас.
Толстяк взвыл и начал хлопать пухлыми руками по простыне.
     - Когда женщину приведут, ты должен сразу исчезнуть, - сказал он мне.
     - Пусть приведут, а я уж разберусь. Лежа на кровати,  он  внимательно
на меня смотрел, иногда из его необъятной груди вырывался стон. Я взглянул
на часы, прошло пять минут.
     В соседней комнате раздались шаги, и я снова прижался к стене.
     - Только девушку, без охраны, - прошипел я сквозь зубы.
     Большой Бэби прощебетал  приказ,  раздались  звуки  недолгой  борьбы,
потом, споткнувшись о порог, в комнате появилась Риссия. Вместо одежды  на
ней был бесформенный серый балахон, пори босы,  на  лбу  небольшая  ранка,
руки связаны за спиной. Брезгливо посмотрев на  толстяка  в  постели,  она
сказала что-то высокомерным тоном на языке, на котором  когда-то  говорила
со  мной.  Сделав  шаг  вперед,  Риссия  увидела   меня   и   замерла   от
неожиданности. Потом ее лицо озарила улыбка, словно солнышко  вышло  из-за
туч.
     - Акмал! - Шагнув ко мне, она заколебалась и взглянула на толстяка.
     - Объясни ей, что я ее  забираю,  -  рявкнул  я,  потом  обернулся  к
девушке: - Все в порядке, Риссия, мы уйдем имеете. - Я  разрезал  веревку,
связывающую ей руки, на них остались красные полосы. Толстяк тараторил, не
переставая, видно, пытаясь ее убедить.
     - Хватит, - оборвал я. - Пойдем, Риссия, - и взял ее за руку.  Слегка
задержавшись, она сказала толстяку что-то резкое, он ответил,  после  чего
она добавила еще несколько фраз. Он перевел на меня свои выпученные глаза.
     - Вас все равно поймают, - сказал он по-английски. - И убьют. Женщина
велела передать это тебе.
     - Рад тебя видеть, детка, - улыбнулся я. - Поехали домой.
     Я подошел к кровати, выковырял переговорную кнопку  из  изголовья,  а
провода засунул так, чтобы толстяк не смог их достать.
     - Мне от тебя нужна только одна  вещь,  -  сказал  я.  -  Костюм  для
подводного плаванья.
     - Ничего не знаю...
     - А ты подумай, - я снова надавил на его шею револьвером. Он взвыл.
     - Может, в кладовке? Да, я припоминаю, много лет назад...
     - Где ближайший выход?
     - Там. - Он указал пальцем  на  запертую  дверь  около  гардероба.  -
Пойдете по коридору. Там и кладовка.
     - Где ключ от двери?
     - Нажми на голову дракона в изголовье. Я нажал, и дверь распахнулась,
за ней открылся темный коридор с мокрым полом.
     - Мэл, ходить нет, - сказала Риссия.
     - Мне и самому не нравится этот лаз, но  если  мы  там  не  обнаружим
кладовки, то вернемся и я продырявлю ему башку. - После чего  я  улыбнулся
толстяку, взял Риссию за руку и вышел в мокрый коридор. Пройдя метра  три,
мы заметили, что свет тускнеет, потом он погас совсем. Я  бросился  назад,
но  опоздал  на  секунду,  и  дверь,  до  которой  оставался   один   шаг,
захлопнулась.
     - Мэл! - выдохнула Риссия.
     - Да я в порядке, просто просчитался. Наверное, у толстого  есть  еще
одна кнопка, которой я не видел. - Я встал, на ощупь добрался До Риссии  и
обнял ее за плечи. Дрожа, она прильнула ко мне. Вспомнив о фонаре, все еще
пристегнутом к моему поясу, я осветил дверь и увидел гладкую  поверхность,
без всяких там драконовых голов. Оперившись о дверь, я  почувствовал,  что
она массивна, как вход в Главный национальный банк.
     - Ничего мы здесь не дождемся, Риссия, - сказал я. - Видимо, придется
идти вперед. - Она храбро улыбнулась и взяла меня за руку.  Мы  прошли  по
коридору метров десять, потом свернули направо и  увидели,  что  наш  путь
кончается тупиком - стальной дверью.
     - Прекрасно, - констатировал я. - Пришли, называется. Однако,  может,
мы не заметили какой-то боковой  двери?  -  Мы  проделали  обратный  путь,
тщательно просматривая стены. Всюду была плотная кирпичная кладка, если не
считать нескольких широких щелей, из которых, как и везде, сочилась  вода,
добавляя слякоти под ногами.
     - Здесь мы ничего не найдем, дорогая, - сказал я,  -  нужно  еще  раз
осмотреть дверь к Большому Бэби.
     Я обшарил ее фонарем от порога до притолоки от одного края до другого
и не увидел даже дырочки, в которую вошла бы булавка. Дверь как будто была
сделана из монолитной металлической плиты.
     Риссия, которая светила мне фонарем, вдруг  прикоснулась  к  чехлу  с
инструментом, который Кармоди пристегнул к моему поясу.
     - А это что? - спросила она.
     - Набор для взломщика, - ответил я. - Но здесь он вряд ли поможет.
     Но я все  же  отстегнул  чехол  и  открыл  его,  изнутри  мне  словно
подмигнуло что-то металлическое.
     - Ломики, рычаги, мелкие пилы, - перечислил я.
     - Джентльменский набор для грабителя.
     Внимание  привлек  маленький  газовый  резак,  величиной  с   обычный
консервный нож. Когда-то Кармоди рассказывал мне  про  такие  резаки:  они
работают  на  особой  газовой  смеси,  которая   "берет"   даже   металлы,
используемые в ракетной технике. Что ж, попробуем...
     Минут пять я возился с этим инструментом, прежде чем  получил  ровное
белое пламя, еще минут пять ушло на поиски того места,  где  удобнее  было
проделать дыру в металле.
     Риссия  наблюдала  за  моими  действиями,  а  пламя  от  резака   все
разгоралось.  Углубление  в  цельнометаллической  двери   увеличилось   на
полдюйма.  Неожиданно  искры  посыпались,  как  сноп,  и   в   ямке   стал
накапливаться расплавленный металл.
     - Повезло, - ликовал я, - добрался до мягкого слоя.  Риссия  положила
руку мне на локоть:
     - Мэл, послушай.
     Я прислушался, но не услышал ничего, кроме треска пламени.
     - Плохие люди. Здесь, - она указала на  дверь.  Я  выключил  резак  и
теперь услышал глухие удары.
     - Как будто ломают дверь. В ответ Риссия молча посмотрела на меня.
     - Какого черта они барабанят в дверь? Им всего-навсего  нужно  нажать
на голову дракона. Риссия показала на дыру в двери:
     - Сломано. Дракон не помогает.
     - Да, верно. Видимо,  я  повредил  какие-то  провода.  -  У  меня  от
волнения пересохли губы. - Я, как дурак, надеялся, что они будут  спокойно
сидеть и ждать, но толстяк, бестия, перехитрил меня. Девушка не возразила.
Я наблюдал, как тускнеет пятно расплавленного металла, а вместе  с  ним  -
моя надежда на то, что мы выберемся  из  Этого  мокрого  царства.  Подойдя
поближе, Риссия прижалась ко мне, положив голову мне на грудь.
     - Прости меня, девочка,  -  сказал  я,  погладив  ее  по  волосам.  -
Наверное, у тебя жизнь сложилась бы получше, если бы я  не  вмешался.  Они
ведь не собирались убивать тебя...
     - Лучше с тобой, Мэл.
     - Да, если тебе повезет, они взломают дверь  и  заберут  тебя  назад,
если нет - ты умрешь здесь с голоду вместе со  мной.  -  Я  прикоснулся  к
шелковистой коже ее шеи и подумал, что не дам ей медленно умирать с голоду
- лучше пристрелю ее.
     - Нет!!! - я грохнул кулаком по двери. - Идите  сюда,  забирайте  ее,
проклятые убийцы!
     - Мэл... - Риссия гладила мое лицо,  шею,  прильнула  губами  к  моим
губам. Постепенно глухие удары в моей голове, мучившие меня все это время,
прекратились, я прислонился к  стене,  а  она  все  говорила  и  говорила,
стараясь меня успокоить.
     - Если бы  я  смог  устроить  капкан  для  этих  зомби  или  взорвать
что-нибудь. - Я замолчал, чувствуя, как в душе затеплилась надежда.
     - Что, Мэл?
     - Да ничего. Идиотская идея... Но может... что-нибудь получится?
     Я снова принялся за работу, вычерпывая из дыры расплавленный  металл.
Оказалось, что дверь состоит из  двух  стальных  плит  нержавеющей  стали,
пространство между которыми заполнено сотами из более легкого металла.
     - Пока хватит и этого, - руки  у  меня  дрожали,  как  у  алкоголика.
Достав веревку, которой раньше была связана Риссия, у запястья  Риссии,  я
обмотал основание газового резака и вставил его как можно плотнее в  дыру,
просверленную в двери. Потом настроил его на максимальное пламя.
     - Пусть резак делает свое дело, - сказал я  Риссии.  -  Когда  металл
раскалится добела, посмотрим, что из этого выйдет.
     Минуту спустя бело-голубое пламя облизывало дверь.
     - Бежим, - крикнул я, схватил Риссию за  руку  и  увлек  ее  в  конец
коридора. Мы спрятались в закуток, отделенный кирпичной стеной.  Здесь  же
мы нашли костюмы для подводного плавания, и Риссия надела один.
     - Может, ничего и не выйдет, - сказал я, - не хватит газа или еще что
случится. Но, по идее, дверь должна расплавиться  и  "выплюнуть"  замковое
устройство.
     - Да, Мэл, - взяв мои руки в свои, Риссия закрыла ими мои уши.
     Я нервно улыбнулся:
     - Неплохая идея, действительно.
     Но в этот миг меня словно шарахнуло дубиной по  голове,  отбросило  и
прижало к стене, будто мышь, которая качалась на языке колокола. Я упал на
грубый камень, потом почувствовал вкус крови на губах.
     - Риссия! - и в ответ услышал лишь звон в собственных ушах.  Я  нашел
ее руку, ощупал тело. Риссия была неподвижна и холодна, но дышала.  Что-то
мокрое  коснулось  моих  ног,  я  зажег  фонарь  и  увидел  мутные  волны,
подступившие к нашему закутку.
     - Наверное, прорвало не  только  дверь,  но  и  стену,  -  услышал  я
собственный голос. Я заставил  себя  встать  на  ноги,  поднял  Риссию  и,
перекинув ее через плечо, вышел из нашего укрытия. Навстречу  мне  грязным
потоком устремилась вода, неся какие-то  мелкие  предметы,  листы  бумаги,
щепки... Почти по колено в воде я добрался  до  той  комнаты,  откуда  нас
хитроумно выпроводили.
     Толстяк исчез. Его развороченная кровать зияла кусками мокрой ваты  и
пружинами   матраса.   Резное   изголовье    обвалилось,    балдахин    из
темно-коричневого шелка покосился на своих столбах. У ступеней, ведущих  в
другую комнату, лежали два мертвеца, по пояс погруженные в  грязную  воду.
Пятна крови расплывались от них по комнате.
     - Наверное, стояли прямо у двери, когда она взорвалась, - предположил
я. Все так же по щиколотку  в  воде  я  поднялся  по  ступеням  в  смежную
гостиную, сквозь нее вышел в коридор и, переступив через обломки  каменных
арок, попал в приемную  с  мраморным  столом.  "Чиновник"  и  охранник,  с
которыми я дрался, тоже исчезли. Мозаичный пол был залит водой,  из  щелей
сквозь настенную живопись текла вода.
     - Этот взрыв, видно, нанес последний удар, - сказал  я  сам  себе,  -
жилище и так уж разваливалось на куски.
     К моменту, когда я достиг круглой двери, через которую проник в  этот
подводный дворец, вода доходила мне уже до колен. Мимо проплывали веера из
перьев, деревянные статуэтки, какие-то  бумаги.  Я  схватился  за  большую
рукоятку двери, начал нервно дергать ее взад-вперед, но потом все же  взял
себя в руки и постарался вспомнить, как  это  делал  охранник.  Так...  он
потянул рукоятку на себя, потом повернул ее влево. Я сделал все наоборот (
ведь я шел назад)  и  тяжелая  металлическая  дверь,  скорее  иллюминатор,
открылась, но в нее хлынул поток воды, сбивший меня с ног и пронесший мимо
двери метров на семь-восемь. Из последних сил удерживая Риссию, я встал на
ноги, добрел до круглой двери и проник в нее.
     Какое-то  время,  показавшееся  мне  вечностью,  нас  вертела   вода,
заставляя совершать головокружительные  кульбиты.  Наконец  я  вспомнил  о
водяном двигателе в моей оснастке и, включив его, замедлил наше  движение.
Мы  плыли  по  бесконечному  коридору,  проплывая  метр  за  метром   мимо
однообразных серых стен. И вдруг передо мной возникли ворота -  те  самые,
закрывающие вход в "водосточную трубу". Забрав немного вправо, прижав тело
Риссии к себе, я проник сквозь щель в воротах и  взмыл  вверх,  в  мрачную
толщу океана, которая сулила свободу.


     Поднимаясь со дна морского, я пробовал найти запястье  Риссии,  чтобы
нащупать пульс, но руки мои  онемели  от  холода.  Почти  вплотную  к  нам
подплыла  какая-то  рыба,  огромная  и  странная,  но  тут   же   исчезла,
испугавшись взмаха моей руки. Когда до поверхности оставалось  футов  сто,
страшная судорога свела мой левый локоть, вскоре она сменилась тупой болью
у основания черепа. Наш быстрый подъем  таил  опасность  резкого  перепада
давления - такая штука может превратить здоровяка в  инвалида,  причем  за
несколько секунд.
     Преодолевая боль в суставе,  я  согнул  левую  руку  и  посмотрел  на
индикатор: сорок один фут до всплытия, сорок, тридцать пять...
     Вот и поверхность океана.  Какие-то  быстрые  огоньки  замелькали  на
вале; вновь прибегнув к водяному двигателю, я  приблизился  к  ним,  потом
подрулил ногами, плывя навстречу хромированной лесенке, спущенной в воду с
катера. Когда я схватился за нее,  голову  мою  словно  пронзила  огненная
молния, но чья-то сильная рука подхватила меня и подняла на палубу.
     - Риссия... Ей надо восстановить давление,  -  пробормотал  я,  боясь
потерять сознание, не сообщив об этом. Вес ее тела больше не оттягивал мне
руку. С меня стянули шлем, теплый воздух овеял лицо. Кругом стояла тишина,
если не считать того гула, который  поселился  в  моей  голове  с  момента
взрыва. Глаза были вместилищем боли, словно ядра, раскаленные добела.
     Протянув руку, я ощутил мягкую  прохладу  щеки  Риссии  -  с  девушки
успели снять шлем. И сразу моя боль прошла,  как  бывает,  когда  вытащишь
занозу. Глубоко вздохнув, я почувствовал металлический привкус в воздухе и
усмехнулся, осознав, что на какое-то время я совсем забыл запах извержения
вулканов.
     Потом все исчезло - запахи, звуки и даже боль. Я провалился в царство
тепла и забвения.



                                    10

     Сознание долго не возвращалось ко мне, словно старый солдат, забывший
дорогу к дому. Сделав усилие, я открыл глаза и увидел  потолок  камеры,  в
которую меня, видимо, поместили для восстановления  нормального  давления.
Попробовал согнуть руку - как будто в порядке. Сел. Риссия,  завернутая  в
одеяло, лежала рядом. На какой-то миг сердце  мое  перестало  биться:  мне
показалось, что она не дышит. Потом,  почувствовав  ее  дыхание  на  своей
ладони, я успокоился. Взглянул на приборы, показывающие давление:  стрелка
замерла  на  отметке  14.6  ПСИ.  Значит,  открыть   камеру   не   опасно.
Подобравшись к  входному  люку,  я  потянул  за  рукоятку  и  почувствовал
страшную слабость. Тогда я решил постучать по крыше камеры, чтобы  Кармоди
выпустил меня на волю.
     Но какое-то неясное подозрение остановило меня. Поразмыслив, я понял,
что катер не идет, а покачивается на ленивой волне. На моих часах было без
двадцати пять, значит, прошло почти семь часов с начала  моего  спуска  на
дно. Почему же Кармоди не отвез нас в порт, не показал  Риссию  врачам?  И
почему катер дрейфует, вместо того чтобы двигаться?
     Я снова потрогал ручку люка, на этот раз мне удалось ее повернуть,  и
дверь приоткрылась на полдюйма. Я увидел серый  рассвет,  серую  палубу  и
ноги человека, лежащего плашмя совсем  недалеко  от  меня.  Прикрыв  дверь
снова, я потрогал рукой  бедро,  где  должен  быть  револьвер.  Он  исчез.
Видимо, я потерял его, пробираясь по  многочисленным  тоннелям  подводного
мира.
     Минут пять прошли в раздумье, потом, снова приоткрыв дверь, я получше
осмотрел ноги лежащего. И хотя видел я еще плохо, словно  сквозь  дымчатые
очки, я узнал спортивные туфли Кармоди на веревочных подошвах.  На  катере
царила тишина. А может, я оглох? Подняв руку к уху, я щелкнул пальцами: да
нет, я все слышу.
     Я осторожно вылез на палубу, закрыл за собой люк и снова взглянул  на
лежащего - да, это был Кармоди, без всякого  сомнения.  Убитый,  и  притом
давно... Даже в двадцати милях от суши до него смогли добраться мухи.
     Рашас тоже лежал в отдалении. Кто-то убил его, попав в  правый  глаз.
На палубе виднелось красное  засохшее  пятно,  струйка  крови  тянулась  к
борту. Значит кто-то, с дыркой в теле, смог добраться до борта и броситься
в воду.
     Я двигался  босиком  и,  как  мне  казалось,  бесшумно.  Однако  меня
услышали: над палубой показался чей-то  затылок.  Пригнувшись,  я  скрылся
позади рубки и отполз назад - до точки, откуда рискнул еще раз  взглянуть.
В двух шагах от меня стоял человек. Судя по положению плеч,  он  собирался
повернуться в мою сторону, но, упредив его движение, я прыгнул и  оказался
лицом к лицу с ним. Он молниеносно  выхватил  револьвер  и  нацелился  мне
прямо в сердце.
     - Не стреляй, - услышал я чей-то ленивый  голос.  -  Этого  пока  что
оставим в живых.  -  Из  полутьмы  каюты  поднялся  некто,  чье  лицо  мне
показалось знакомым. Может, я видел его еще в Майами.
     Первый опустил револьвер. Он смахивал на школьного учителя - среднего
роста, серая  личность  "приличной"  наружности  с  редеющими  волосами  и
полнеющей  талией.  У  другого  было  скорбное  лицо  продавца  ритуальных
товаров, и одет он был в традиционный темный костюм. Оба они  разглядывали
меня с минуту, потом владелец оружия пошел прочь.
     - Поищу веревку, надо его связать, - сказал он, причем  произнес  все
это на хорошем английском, с едва заметным акцентом. Я подумал, что он вот
так же говорит еще на дюжине языков.
     Второй остался меня сторожить с видом добропорядочного горожанина. Он
не курил, не морщился, не ежился - он просто стоял,  и  потому,  наверное,
показался мне легкой добычей. Но как только я сделал движение, в его  руке
щелкнул затвор.
     - Сними пояс, - сказал он без доли эмоций. Я расстегнул пряжку и снял
пояс, увешанный разными приспособлениями.
     - Выбрось за борт, - скомандовал он, целясь мне прямо в глаз, видимо,
это он убил Рашаса, потому  что  явно  специализировался  на  такого  рода
выстрелах. Я выбросил пояс за борт.
     - Сними костюм, - продолжал он. Поднявшись во весь рост, я расстегнул
молнии, стянул свою подводную экипировку - надо сказать, не сдержав стона:
мои кости все еще болели так, словно по мне проехало что-то тяжелое.
     - Выбрось за борт, - сказал он, после чего я свернул костюм в узел  и
вышвырнул. Этот жест оставил меня в нижнем белье.
     Обезопасив меня таким образом, он убрал  свое  оружие.  В  это  время
вернулся другой тип и приказал мне лечь. Я дрожал на холодной палубе, пока
один из них связывал нейлоновой веревкой мои ноги у щиколоток.  Потом  мне
связали руки за спиной и удалились, оставив  лежать,  уткнувшись  носом  в
лужу.
     Ворочаясь туда-сюда, я смог  кое-как  подползти  к  Кармен  заглянуть
подальше, вперед.  Те  двое  стояли  у  рубки,  уставившись  вдаль.  Катер
покачивался, дрейфуя. Кармоди лежал все на  том  же  месте,  никто  им  не
интересовался, кроме мух. Одна из них покружила надо мной, но,  сообразив,
что еще рано, улетела.
     В паре футов стоял ящик, привинченный к палубе.  Я  отползал  до  тех
пор, пока не увидел то, что находится позади. Брезентовый чехол с оружием,
который я в свое время припрятал, был цел и невредим. Я пошевелил руками и
понял, что веревки на запястьях завязаны не слишком туго, нейлон не всегда
годится для этих целей. Расшатывая узел на одной  руке  кончиками  пальцев
другой, я ухитрился развязать  один  узел.  Потратив  еще  минут  пять,  я
освободил обе руки и уже потирал их, держа за спиной.
     Мои конвоиры будто забыли обо  мне.  Один  из  них  указывал  пальцем
вдаль. Проследив это  направление,  я  увидел  какое-то  судно.  Парни  не
проявили признаков беспокойства, понятно, что они поджидали этот  корабль.
Все  четче  вырисовывался  его  силуэт,  вскоре  стали  различимы   фигуры
пассажиров. Их было человек шесть, не  меньше.  "Гробовщик"  приветственно
помахал им рукой.  Моя  надежда  на  то,  что  восторжествует  правосудие,
окончательно угасла.
     Вытащив из-за ящика  оружие,  я  расчехлил  его  -  это  был  автомат
"Ветерби-75", пригодный даже для охоты на слонов. Лежа на спине и  положив
оружие на живот, я выбрал целью спину "учителя" и  дал  по  нему  очередь.
Отдача пришлась в правую скулу, но зато "учитель" подпрыгнул и, свалившись
куда-то вниз, исчез с горизонта. "Гробовщик" резко обернулся,  схватившись
за револьвер, но я прицелился еще раз, и из того  места,  где  только  что
была его голова, брызнул ярко-красный фонтан.
     Теперь по темному судну забегали люди. Я увидел яркую  вспышку,  мимо
меня просвистела пуля. Прижавшись к палубе, я ждал. Пули свистели  у  меня
над головой, но через некоторое  время  стрельба  из  пистолетов  затихла.
Приподнявшись,  я  увидел,  что  противники  скопились  вокруг  орудия,  и
стаскивают с  него  чехол.  Что  ж,  попробуйте  и  вы  моего  "слонового"
оружия... Укрывшись за стальным ящиком, я выбрал жертву, стоявшую рядом  с
орудием  и  выстрелил,  залп   прозвучал   сухим   щелчком,   и   "мишень"
опрокинулась, словно в тире. Слева от орудия показалось  чье-то  плечо,  я
убрал его без особых хлопот. Еще один тип  пересекал  палубу,  я  дал  ему
пробежать пару метров и тоже снял.
     Темное судно неожиданно накренилось и, развернувшись, подставило  мне
свой левый борт. Никакой суеты возле орудия больше не наблюдалось.
     Когда  чужак  удалился  ярдов  на  сто,  я  пустил  вдогонку  парочку
очередей,  а  потом  пробрался  к  рубке  и  спустился  вниз,  в  машинное
отделение. Едва я прикоснулся к стартеру, как двигатели застонали, и катер
двинулся вперед. Работая рулем, я  отклонял  катер  слегка  то  влево,  то
вправо, чтобы его не задел случайный выстрел чужака. Но тот, выпустив пару
снарядов, отказался от дальнейших попыток.
     Когда  огромное  оранжевое  солнце  встало  над  водой,  окрасив   ее
кровавыми полосами, я выровнял курс так, чтобы  оно  осталось  у  меня  за
спиной, поставил управление на автопилот и опустился вниз, чтобы проведать
Риссию.
     Она уже проснулась, но выглядела еще более худой и  изможденной,  чем
при первой встрече. Улыбнувшись, она произнесла несколько слов,  но  таким
слабым голосом, что я не расслышал.
     - Прости, милая, - переспросил  я,  -  слишком  много  стрельбы  было
вокруг меня, и я, видимо, оглох. Как ты себя чувствуешь?
     Показав на свои уши, девушка  покачала  головой:  она  тоже  меня  не
слышала. Я потрогал ее лоб: температура  была  нормальная,  пульс  тоже  в
норме.
     - Я приготовлю чего-нибудь горяченького, - сказал я и с этими словами
пошел в камбуз, где открыл банку с готовым супом, вскипятил его,  поджарил
тосты и налил стакан апельсинового сока. Увидев все это,  Риссия  села  на
койке, но видно было, каких усилий ей это стоило. Она набросилась на  еду,
как изголодавшийся котенок, а когда  насытилась,  подняла  руку,  которая,
видимо, показалась ей слишком тяжелой, и прикоснулась к моему  лицу.  Губы
ее двигались, но я услышал только одно слово: "Мэл". Вокруг  глаз  темнели
синяки - признак того, что в ее организме из-за резкого перепада  давления
лопнуло много сосудов. Заставив ее немного пошевелить руками и  ногами,  я
убедился в том, что они целы.
     Мне хотелось перенести ее в каюту, но, как выяснилось, я  и  сам  был
настолько слаб, что не мог поднять ничего тяжелее суповой  ложки.  Оставив
девушку на месте, я заботливо укрыл ее одеялом, пожелал спокойной  ночи  и
свалился на соседнюю койку.


     Когда я проснулся, было около полудня. Встав под душ, я  окатил  себя
холодной водой, потом горячей, нашел  электробритву  Кармоди  и  побрился.
Потом зашел к  Риссии:  сегодня  на  ее  щеках  появился  слабый  румянец.
Накормив ее горячим супом, я принес котелок воды для умывания, кусок  мыла
и расческу, а сам вышел на палубу, чтобы заняться необходимыми делами.
     Тело Кармоди было тяжелым, у меня ушло не менее  пяти  минут  на  то,
чтобы подтащить его к поручню и перевалить через борт.  При  падении  одна
его рука поднялась, словно для прощания со мной. Он был хорошим  парнем  и
погиб, в сущности, из-за меня, а я так небрежно его хороню. Но что делать?
На палубе невыносимо жарко.
     Рашас был легче. Отправив его вслед за  Кармоди,  я  развел  в  ведре
соль, смыл кровь и вымыл всю палубу. Когда я закончил работу,  солнце  уже
светило вовсю, играя бликами на сверкающем чистотой катере.
     Проверив наш курс, я убедился, что мы идем строго на  запад  и  через
какой-нибудь час увидим берег Африки чуть южнее Туниса  -  в  том  случае,
конечно, если он тоже не провалился на дно морское. Риссия все еще  лежала
в барокамере, поскольку это было самое прохладное место на судне.
     - Мы скоро войдем в порт,  -  сказал  я,  зайдя  ее  проведать,  -  я
приглашу к тебе врача, и через несколько дней ты  будешь  молодцом.  Потом
уплывем куда-нибудь, куда скажешь. У нас хватит запасов для самого долгого
круиза.


     Примерно в час дня я увидел длинную полосу  суши  коричневого  цвета,
настолько плоскую, что она едва возвышалась над  линией  воды.  Уже  через
пятнадцать минут мы осторожно пробирались в порт, минуя обломки кораблей и
мусор, которым была забита гавань. Видимо, тайфун,  пронесшийся  над  этой
частью моря, превратил в прах суда, стоявшие на рейде.
     В порту царило оживление:  сновали  пассажиры,  работали  погрузочные
краны, торговцы наперебой предлагали морские диковины. Предупредив Риссию,
что я уйду ненадолго, только найду  ей  врача,  я  спрыгнул  на  пристань.
Размахивая десятидолларовой бумажкой, я искал кого-нибудь, кто бы  говорил
по-английски. Из толпы ко мне протиснулся парень с  усиками,  какие  носят
американские солдаты, взял десятку и вызвался меня проводить.
     - Мне нужен доктор, - объяснил я.
     Он с готовностью закивал головой, повел меня вдоль  порта,  потом  мы
пересекли шумную улицу  и  вошли  в  узкий  переулок,  извивавшийся  между
древними домами,  как  змея.  Дальше  мы  поднимались  по  лестнице  между
стенами, заросшими мхом. А там не успел я оглянуться, как парень  метнулся
в боковой проулок и бесследно исчез. Мне стало ясно,  что  я  в  очередной
ловушке.
     Пройдя дальше, словно ничего не подозревая, я резко рванул влево. Это
был хитрый, но бесполезный трюк. Из потайной каморки  появился  человек  в
грязно-коричневом костюме и, расставив руки, поймал меня. Стукнув его  изо
всех сил, я успел заметить его сообщника. Появившись из-за спины  первого,
он замахнулся на меня дубинкой. Весь мир погрузился во тьму.


     Сознание возвращалось тяжело. В голове стучало так,  что  этот  звук,
видимо, слышал не только я. Кроме всего  прочего,  в  комнате,  куда  меня
бросили, было жарко и душно.
     - Как себя чувствуете? - спросил меня равнодушный голос.
     - Спасибо, как вырванный зуб, -  ответил  я.  Слегка  приоткрыв  один
глаз, я увидел строго одетого мужчину, причесанного на  пробор.  Лицо  его
странным образом напоминало сморщенный чернослив.
     - Где женщина? - задал вопрос этот самый "чернослив".
     - Какая женщина? - переспросил я и заметил, что некто рядом  со  мной
собирается нанести удар.
     - Вы играете не по правилам, - возмутился я. - Еще один удар, и я  не
буду отвечать на ваши вопросы, потому что начну петь  в  хоре  ангелов  на
небесах.
     - Если скажешь про женщину, мы будем лечить твою рану.
     - Какую именно?
     - Не трать время? Женщину, которую ты украл.
     - Я хотел спросить, какую рану вы будете  лечить.  У  меня  их  целая
коллекция.
     - Мы обыскали твой катер, ее там нет, значит, ты перевел ее на  сушу.
Ты выиграешь время и избежишь многих неприятностей, если признаешься,  где
она.
     - Ну ясно. Зачем мне неприятности из-за какой-то худышки? Я дошел  на
большой скорости до грязевых болот у Афин  и  выбросил  ее  за  борт.  Она
хорошо прогулялась до берега!
     - Врешь!
     - Нет, не вру.
     - Куда дел женщину?
     - А вы - не полицейские?
     - Не имеет отношения к делу.
     - Имеет, черт возьми. Если да, то я не отвечу ни на один  вопрос.  Вы
мне припишете убийство и втянете в историю.
     - Ты и так уже вляпался. Но мы - не полиция.
     - Ну ладно, скажу. Я ее выгнал.
     - За что?
     - Она не хотела играть.
     - Как это "играть"?
     - Вам что - нарисовать на бумаге?
     - И ты ее украл для этой цели?
     - А на что еще она  нужна?  "Чернослив"  посовещался  с  обладателями
каких-то голосов, звучавших вокруг меня. Говорили они на языке, похожем на
китайский, а может, это и правда был китайский.
     - Применим болевую технику, - сказал новый голос уже по-английски.
     - Это непрактично.
     - Ничего, он еще поживет и поговорит.
     - Это не тот тип. Он умрет. А у нас нет времени на эксперименты.
     Некто прибавил еще несколько слов на непонятном языке, но "чернослив"
его оборвал.
     - Нет, - заявил он безапелляционно. - Я принял решение. Отведите  его
во двор и перережьте горло.



                                    11

     Я проснулся оттого, что кто-то теребил меня за ногу. Открыв глаза,  я
увидел человека в белоснежном одеянии, с  мягкими  чертами  лица,  прядями
рыжих волос над ушами и в очках без оправы.
     - Вот ваша еда, - сказал он сухо. - Надеюсь,  вы  сами  справитесь  с
трапезой...
     С подноса, стоящего на тележке у моей кровати, доносился запах мяса с
овощами. Я заметил гладкие белые  стены,  коричневый  туалетный  столик  с
квадратным зеркалом, узкую решетчатую дверь  и  еще  одну  дверь,  видимо,
ведущую в ванную. У меня все еще кружилась  голова,  казалось,  что  койка
подо мной  поднимается,  повисает  на  какое-то  время  в  воздухе,  потом
опускается на пол снова.
     - Это больница? -  Я  с  удивлением  услышал  собственный  голос,  он
звучал, как шепот на высокой ноте.
     - Садитесь, - скомандовал человек в белом.  Помогая  себе  руками,  я
принял полусидячее положение, а "медбрат" подложил мне под спину  подушки,
потом поставил поднос с едой на мои колени. Уговаривать меня не  пришлось:
желудок мой был пуст, как череп бедного Йорика. Рука казалась тяжеловатой,
но я все же смог удержать ложку и начал есть. В тушеное мясо  не  доложили
соли, но в основном пища была приемлемой. Я не спеша ел, а санитар  -  или
кто он там - безмолвно  стоял  рядом,  пока  я  насыщался.  Как  только  я
проглотил последний кусок, он забрал поднос и ушел, все так же  не  сказав
ни слова.
     Я немного подремал, меня накормили еще раз, потом я лежа  понаблюдал,
как розоватый свет за окном сменился сумраком. Безделье раздражало, однако
даже думать о делах не было сил. У меня был кров, еда,  и  меня  никто  не
трогал. На данном этапе это были все мои притязания.
     Внезапно включили яркий свет, дверь  распахнулась,  вошел  человек  с
морщинистым смуглым лицом и, подойдя к койке, уставился на меня. Это  лицо
я видел раньше, при каких-то неприятных обстоятельствах. Но где?
     - Так ты скажешь наконец, где женщина? - резко спросил он.
     - Какая женщина?
     - Та, которую ты похитил. Прекрасно знаешь, о ком речь.
     - А вы все время мыслите в одном направлении. Сдается, вы  собирались
перерезать мне горло. Что, нервишки не выдержали?
     - Я получил другие инструкции: тебя подвергнут особому допросу.  Если
будешь отвечать сейчас, избавишься от многих неприятностей в будущем.
     - Не пугайте меня, я больной человек.
     - Ты вполне оправился от сотрясения мозга. Повязки меняли  регулярно.
Черепное давление тоже нормализовали.  Теперь  ты  в  состоянии  выдержать
серьезный допрос.
     - Сколько времени я нахожусь здесь?
     - Вопросы задаю я.
     - Ах так, вам нужны ответы?
     - Да. Так где...
     - Я спрашиваю: как давно я здесь?
     Он  смотрел  на  меня  так,  словно   у   него   в   мозгу   медленно
проворачивались винтики и колесики.
     - Три дня.
     - А где мы?
     - На океанском лайнере.
     - Куда идем?
     - Больше не отвечу ни на один вопрос. Итак, куда ты дел женщину?
     - Какую женщину?
     - Ты обещал,  что  будешь  хорошо  себя  вести,  потому  я  пошел  на
уступки...
     - Мало ли что я обещал.
     Он развернулся и вышел из палаты; я услышал, как  щелкнул  замок.  Он
сказал мне больше, чем сам подозревал: за целых  три  дня  они  не  смогли
найти Риссию. Дело в том, что камера для стабилизации давления  на  катере
Кармоди была нестандартной, при беглом взгляде ее можно  было  принять  за
что угодно, даже за цистерну для запасного топлива, галлонов  на  пятьсот.
Если не заметить задраенный люк на задней стороне, то никому в  голову  не
придет искать внутри живого человека. А из того, что я уже знал  о  людях,
охотившихся за Риссией, они были напрочь лишены воображения.
     Однако то, что они ее не нашли, не значило, что она на свободе. Когда
я ее оставил, она была слаба, как новорожденный младенец, предположим, она
лежала, не шевелясь, переждала обыск, выбралась из камеры, и что дальше? У
нее нет одежды, в которой  она  может  куда-то  пойти,  -  только  слишком
большой для нее балахон, нет денег, она  не  знает  ни  одного  языка,  на
котором  изъясняются  в  Северной  Африке.  А  ведь  она  еще  плохо  себя
чувствует, ей нужен такой комфорт и уход, каким окружили меня.
     А между тем у меня появились новые проблемы. "Чернослив" сказал,  что
мы на борту корабля, значит, это  нужно  проверить.  Откинув  простыню,  я
увидел,  что  абсолютно  голый.  Встав  с  кровати,  я  постоял,   немного
покачиваясь, но в основном чувствуй себя почти  неплохо:  лечение  сделало
свое дело.
     Подойдя к иллюминатору - целых четыре шага, - я увидел бегущие  назад
темно-зеленые волны и отражение света, льющегося на воду  сверху.  Значит,
мы действительно на корабле.
     Я вернулся  к  койке  усталый,  как  альпинист.  Когда  мне  принесли
завтрак, я съел свою порцию и попросил добавки. На сей раз меня обслуживал
тоненький мальчик лет восемнадцати с глазами, лишенными какого  бы  то  ни
было выражения, как у карпа. Покачав отрицательно головой,  он  взялся  за
поднос. Я вцепился в его руку.
     - Я просил добавки, Быстроглазик. - Он тянул поднос к себе, а я  -  к
себе.
     - Принеси мне еще еды, или я устрою скандал, - повторил я.
     - Вы уже съели свою порцию, - сказал он.
     - Большой Бэби останется недоволен, если я буду скандалить, ведь так?
Он сочтет тебя виноватым. А я скажу, что ты обещал, а потом не принес.
     - Это неправда. - Мальчишка не был силен: при всей своей слабости,  я
крепко держал его за руку.
     - Мы-то с тобой знаем, что это неправда,  но  ведь  Большой  Бэби  не
знает. Он поверит мне, и я не удивлюсь, если тебя казнят. Он отправляет на
тот свет всех, кто ему больше не нужен.
     - Я скажу ему, что это неправда.
     - А тебе разве все равно; казнят тебя или нет?
     - Я еще не выдавал никаких секретов. - Это он произнес после  долгого
раздумья.
     - Правильно, и все обойдется,  если  ты  принесешь  мне  еще  немного
помоев. Тебе же не нужно готовить, просто попроси еще.
     - Хорошо. Отпустите руку. Разжав пальцы, я  откинулся  на  подушки  и
принялся наблюдать, как прыгают солнечные зайчики на  потолке.  В  хорошую
компанию я попал! Мне и раньше попадались люди с куриными мозгами, но  тут
- целая птицеферма.
     Через десять минут парень вернулся с едой. Я съел ее не  потому,  что
она мне нравилась, а  потому,  что  так  надо.  И  выдал  парию  гаденькую
улыбочку.
     - Я скажу "черносливу",  что  ты  принес  мне  лишнюю  порцию,  и  он
выбросит тебя за борт.
     - Вы скажете? - глаза его округлились.
     - Ну, если ты не будешь слушаться. Мне нужно всего-навсего, чтобы  ты
ответил на несколько вопросов. Например, куда плывет это корыто?
     - Я не отвечаю на вопросы. - Он потянул к себе поднос.
     - Подумай хорошенько. Что с тобой случится, если  я  узнаю,  куда  мы
плывем?
     - Не могу ничего сказать, - он вырвал поднос и повернулся к двери.
     - Подумай хорошенько, я даю тебе время до ленча. Если не ответишь,  я
заору, вызову начальство и расскажу всю историю. Оно  позаботится  о  том,
чтобы ты больше не болтал.
     Поколебавшись, он вышел. А я отдыхал, откинувшись на подушки.


     С едой для ленча  паренек  немного  запоздал.  Я  подождал,  пока  он
поставит поднос, потом схватил его за руку.
     - Куда мы плывем, я узнал, - пробормотал он. - Если я скажу  вам,  вы
не донесете?
     - Не донесу-даже о лишней плошке каши.
     - Мы плывем в местность, которая называется Гонвондо.
     - А где это - в Африке?
     - Нет.
     - Ну не тяни время, юнга. Где этот Гонвондо?
     - Будем девять дней плыть на юг.
     - А мы миновали Суэцкий канал?
     - Да.
     Так. Девять дней к югу - это значит мимо мыса Доброй  Надежды,  затем
по океану. А там ничего нет,  кроме  айсбергов  и  пингвинов.  -  Перестав
балагурить, я посмотрел ему в глаза. -  Ну  да,  все  ясно.  Мы  плывем  в
Антарктиду.
     Дальше  я  не  очень  терзал  моего  "связного",  обед   прошел   без
географической викторины. Потом я заснул, почти как покойник,  и  спал  до
утра.
     За завтраком, покончив со своей порцией  овсяной  каши,  жидкой,  как
суп, я посмотрел в глаза парню.
     - Кто ведет корабль?
     - Мы.
     - Кто такие "мы"?
     - Ну... не такие, как вы.
     - А какие же вы?
     Он не ответил, глядя холодно и равнодушно. Я зашел с другой стороны:
     - Почему они охотятся за девушкой?
     - Ничего не знаю о девушке.
     - А что они хотят узнать от меня?
     - Об этом я не имею права говорить.
     - Ах вот как. Тогда  я  расскажу  "черносливу",  что  мы  причалим  в
Антарктиде через девять дней, и что я знаю это от тебя: У тебя только один
выход - говорить мне то, что я  хочу  знать.  Глаза  его  остекленели.  Он
повернулся к двери.
     - Постой! - крикнул я. - Подумай, прежде чем класть Голову на  плаху.
Ну что из того, что ты ответишь на мои вопросы? Через несколько  дней,  мы
придем в порт, и я сам увижу - в какой. И буду знать, сколько дней мы шли.
Подумаешь, какой секрет.
     - Мне не разрешают говорить больше, чем необходимо.
     - Но тебе, мальчик, необходимо говорить со мной.
     Ему пришлось какое-то время Переварить эту мысль.
     - Да, - ответил он. - Это так. - Ведь не стали бы они таскать меня по
всему шарику, просто чтобы спросить, где я прячу девушку. Они могли выбить
из меня признание на месте. Так зачем я им нужен?
     - Не знаю.
     - Узнай.
     - Это невозможно.
     - А я говорю - узнай. Он поморгал своими рыбьими глазами.
     - Попытаюсь.


     К ленчу у парня была для меня новость:
     - Вас привезут в одно секретное место для допроса.
     - О чем они будут спрашивать? И почему не здесь?
     - Вы должны ответить, как вы узнали, где находится  Тайный  пункт.  В
Гонвондо есть механизмы, которые развяжут вам язык.
     - Механизмы, говоришь? Испанский сапог, каленое железо - что именно?
     Парень развел руки в стороны, изображая что-то большое.
     - Огромные. Не знаю, как называются.
     - Ну что ж, ты делаешь  успехи,  юнга.  Мне  бы  хотелось,  чтобы  ты
разузнал, как будет проходить высадка, где лайнер  причалит,  что  это  за
страна, далеко ли в глубь континента меня повезут.
     - Я ничего об этом не знаю.
     - Правильно, но вполне можешь узнать, Кстати, распусти слухи,  что  я
очень слаб. Едва ухитряюсь добраться до туалета и обратно.
     К ужину юнга принес еще одну информацию: высаживаться будем с помощью
десантной баржи, а добираться до Тайного пункта - полдня.
     - Насколько она большая, эта баржа? Сколько людей возьмет?
     Этого он не знал. У юнги было много отрицательных черт, но среди  них
совершенно отсутствовало любопытство.
     Когда он ушел от меня после ужина, я решил выйти на  разведку.  Замок
был обыкновенным - из тех, которые можно открыть  изнутри.  Выбравшись  из
палаты, я посмотрел вправо и влево и увидел узкий  коридор  с  дверями  по
обеим сторонам, Кроме ровного шума машинного отделения, не было слышно  ни
звука. Ну что ж, для  разведки  это  время  дня  ничем  не  хуже  другого.
Пробежав босиком до следующей двери, я постучал,  готовый  рвануть  назад,
если мне ответят. Тишина. Повернув ручку двери, я вошел в каюту.
     Она была совершенно пуста, если не считать койки с тюфяком  и  пустых
вешалок в шкафу. Такими же пустыми оказались и следующие три каюты.
     Последняя  из  них  по  той  же  стороне  коридора  обрадовала   меня
подарками: я нашел пыльную фетровую шляпу, несколько  заколок  для  волос,
засохшую жвачку и два полузаржавевших лезвия для старомодной бритвы.
     Сложив добычу в шляпу, я благополучно вернулся в свою то  ли  палату,
то ли каюту, то ли камеру.
     Но мне понравилась эта вылазка, и я проделал следующую уже заполночь,
на этот раз я нашел тяжелый синий плащ, очень заношенный  и,  грязный.  Он
был к тому же и велик мне, но разгуливала,  лучше  в  нем,  нежели  голым,
вернувшись к себе, я расправил его под матрасом, заснул и  увидел  во  сне
свой побег Полный разнообразных приключений.


     На следующую ночь я совсем осмелел и вышел за пределы  коридора;  идя
по какому-то проходу, я увидел широкую лестницу,  ведущую  наверх.  Здесь,
открыв дверь наугад, я попал в маленькую каюту, где мне удалось  пополнить
свой гардероб: я нашел шерстяную, шапку, хлопчатобумажные штаны,  когда-то
бывшие светлыми, и пару пластиковых сапог до колен. Услышав приближающиеся
голоса, я тут же скользнул в свое убежище.
     Не успел я бросить "обновки" в шкаф и  улечься  в  койку,  как  дверь
отворилась, вошел юнга, а  с  ним  пожилой  полноватый  мужчина  с  широко
расставленными  бесцветными  глазами.  Его  подвижные  губы  непроизвольно
складывались в улыбку шимпанзе.
     - Что тебе рассказывал вот этот? - он указал на юнгу.
     - Рассказывал? - я изобразил удивление.  -  Да  у  него  даже  нельзя
узнать, который час. Я думал, что он и говорить-то не умеет.
     - Он называл место назначения корабля?
     - Вы все путаете. Это и ему сказал, куда мы идем, - сообщил я.
     - Куда же мы идем?
     - В Австралию, - сказал я, не раздумывая. - Больше некуда.
     - А этот... не говорил больше ни о чем?
     - А как он мог говорить? Он и английского-то не знает.
     - Ферштейн зи дойч? - спросил вопрошавший. - Парле ву франсе?
     - Не валяй дурака, - сказал я. - Говори по-английски.
     - Значит, другого ты не знаешь?
     - А зачем? Английский - самый лучший.
     - И ты уверен, что он ничего не рассказывал?
     - Послушай, я даже имени его не смог узнать.
     - А зачем тебе его имя?
     - Чтобы как-то его называть.
     - Зачем тебе называть его конкретным именем?
     - Чтобы знать, с кем я разговариваю.
     - Но если вас здесь было только двое - трудно перепутать.
     - И все же! Я назвал его юнгой.
     - Объясни, зачем.
     - Он знал, что он единственный юнга, поэтому я и назвал его так.
     Широко расставленные глаза помигали, губы  пожевали  в  задумчивости.
Шимпанзе и юнга ушли, а я размышлял  о  том,  что  за  идиотская  компания
втянула меня в свои ряды. Потом вспомнил  Кармоди  и  Рашаса,  мертвых  на
палубе, вспомнил, как целился в меня Сэтис, я вспомнил всех,  кто  пытался
меня уничтожить, это началось еще  в  Гринлифе.  И  понял,  что  если  это
маньяки, то у них один пункт помешательства: убийство.


     Среди глухой ночи я услышал страшный треск и ощутил толчок,  едва  не
выбросивший меня из койки. Напоролись на айсберг, подумал я. Через полчаса
- еще один удар, но уже слабее первого. Подойдя к  двери,  я  прислушался,
услышал крики, какие-то приказы, топот ног. На кораблекрушение не  похоже,
подумал я, скорее лайнер прибыл к  месту  назначения  двумя  днями  раньше
срока, предсказанного юнгой. Значит, мне тоже надо собираться.
     Я выгреб из потайного угла нехитрую одежонку и начал напяливать ее на
себя. Прежде чем надеть сапоги, я  обернул  ноги  куском  одеяла,  которое
разрезал для этой цели, потом надел брюки, тяжелый плащ и шерстяную шапку.
Остальное "имущество": бритвы, заколки и жвачку - я засунул  в  карман  и,
еще раз прислушавшись у двери, открыл ее.  Прямо  на  меня  смотрело  дуло
пистолета. Держал "пушку" "чернослив".



                                    12

     С ним стояли еще два человека. На всех троих - теплое обмундирование.
Полярные сапоги, а лица, как одно, - маска враждебности.  Мой  желудок  от
страха пошел волной, как стиральная доска: я ждал побоев.
     -  Вперед,  -  приказал  "чернослив".  Я  повиновался:  мы   миновали
коридоры, вестибюли, снова коридоры и наконец вышли  на  палубу,  где  нас
встретил пунцовый восход, бросавший отблеск на ледяные просторы, и колючий
пронзительный ветер, который впился в меня, словно дубинка с шипами.
     - Послушайте, вы хотите довезти меня до  места  живым?  -  спросил  я
"чернослива". Он слегка повернул голову вместо ответа.  -  Но  ведь  здесь
наверняка минус тридцать, а я практически раздет.
     "Чернослив" приказал что-то одному  из  охранников,  тот  удалился  и
через пять минут вернулся с одеялом. Завернувшись в него, я стал похож  на
снежную бабу.
     Я видел,  как  на  корме  открылся  люк,  заскрежетал  и  развернулся
подъемный кран и поднял из трюма приземистый автомобиль на толстых  шинах.
Наблюдая все это, я чувствовал дуло пистолета, упиравшееся в мои ребра.
     Потом "чернослив" повел меня  за  собой.  На  палубе  я  увидел  труп
человека, лежащего на спине, с открытыми глазами: это был юнга,  на  груди
которого запеклась и замерзла кровь. "Больше он не сможет  выдать  никаких
секретов", - подумал я на ходу.
     Команда спускалась вниз, а "чернослив" наблюдал за тем, чтобы все  до
единого члены экипажа оказались за бортом. Перегнувшись через поручень,  я
увидел темно-синюю воду, словно разрубленную  на  мелкие  волны.  Длинная,
цвета грязи десантная баржа качалась на волнах  у  борта  лайнера,  на  ее
корме толпилось не больше десяти человек, спустившихся с корабля, а  центр
был занят тремя снегоходами на широких полозьях.
     - Вниз, - приказал мой "ангел-хранитель".
     Пистолет ткнулся мне в ребро с силой,  способной  оставить  синяк.  Я
перелез через поручень и начал спускаться.
     Наше путешествие в барже шло без приключений, если не  считать  того,
что рядом со мной сидел охранник с огромным, страшным на вид пулеметом  на
коленях, и дуло его время от времени упиралось мне в бедро. Занятый своими
мыслями, я не очень реагировал на подобные угрозы. Но внезапно кончилось и
это относительное благополучие.
     Раздался зловещий скрежет, баржа задрожала, накренилась  и  встала  -
видимо, наехав на льдину, скрытую, под водой. В мгновение ока я потерял из
вида и "чернослива", и других охранников  -  возможно,  их  смыло  волной.
Баржа еще раз встрепенулась, сползая с ледяного  шельфа,  и  окатила  всех
водой, которую зачерпнула бортом.  Удар  волны  сбросил  меня  со  скамьи,
второй удар заставил проехаться лицом по залитой водой палубе, потом  меня
прибило к центру баржи и я оказался у борта мотосаней. Ползая по палубе на
четвереньках, купаясь в  ледяной  воде,  я  кое-как  добрался  до  дверцы;
подтянувшись, встал во весь рост и повернул ручку. Дверца саней открылась.
Когда мне удалось забраться внутрь, я почувствовал блаженное тепло, идущее
со всех сторон: видимо, автоматическая система  обогрева  включалась,  как
только внутри появлялось что-то  весомое.  Это  было  кстати,  у  меня  не
хватило бы сил самому найти и нажать нужную кнопку.
     Довольно долго я просто лежал, молясь о том, чтобы никто  не  выволок
меня назад, в холод. Но никто не пришел: наверное, посчитали, что я  канул
на дно.
     Рискнув выглянуть из окна, я увидел наш лайнер,  оставшийся  вдали  и
почти невидимый за ледяными глыбами. Пригнувшись, я  перелез  на  переднее
сиденье  и  разглядел  приборную  доску  саней:  это  был   военно-морской
"Грумман-ВИТ", - лучшее, что можно было бы выбрать из машин  такого  типа.
Еще бы! "Чернослив" и его сообщники привыкли иметь все самое лучшее.
     Включив мотор, я вывел сани  с  палубы  баржи,  которую  все  сильней
заливало водой. Передо мной простирался твердый, блестящий лед.  Наверное,
шельф, на который налетела баржа вплотную подходил к материку. Отъехав  на
приличное расстояние, я свернулся клубком на сиденье и крепко заснул.
     Проснувшись примерно через час, я взглянул туда, где была баржа -  но
она, скорее всего, уже улеглась на дно моря. Не было слышно ни гула машин,
ни человеческих криков. Но самое удивительное  то,  что  никто  так  и  не
пришел за мной, не выволок из спасительного тепла и не потащил в неведомый
Тайный пункт.
     То, что лежало передо мной, едва ли можно было назвать дорогой: узкая
тропа из битого льда вилась между глыбами, тоже ледяными, высотой с  жилой
дом. Я старался смотреть одним глазом вперед, а другим в  зеркало  заднего
вида. Правда, этот фокус действовал только на первой сотне  ярдов,  дальше
внимание притуплялось.
     Позади меня прогрохотал небольшой снежный обвал, но я  уже  проскочил
опасное место.
     Впереди возник своего рода небоскреб из сине-черного льда,  и  дорога
навстречу ему вдруг поползла вверх - это было то, о  чем  мне  рассказывал
моряк в Гринлифе. Боже, какие незапамятные времена! Дорога шла вверх долго
- она была не  короче  двух  миль.  Я  выбрал  тропу,  ведущую  в  том  же
направлении, но не столь крутую. По  словам  того  же  моряка,  экспедиция
Хейли смогла растопить лед и проложить ее, чтобы облегчить себе жизнь.  Ну
что ж, спасибо им.
     Подъем здесь был немного  легче.  Стрелка  на  спидометре  показывала
шестьдесят миль, но мне казалось, что я еду быстрее. Сани  подскакивали  и
бились о неровную дорогу, а я не снижал скорости. Наоборот, все время  жал
на акселератор. Куда я спешил?  Этого  я  не  мог  сказать,  мне  хотелось
выбраться, из мрачного безмолвия. Достичь какой-то цели.
     В очередной раз сани рванули вперед, на спидометре засветилась  цифра
восемьдесят пять. Увидев впереди огромную  глыбу  льда,  я  резко  свернул
вправо.  Сани  выскочили  из  колеи,  завертелись  вокруг  своей   оси   и
подпрыгнули вверх. Потом они грохнулись оземь всем своим весом. Чудовищной
силы удар пришелся по моей несчастной голове.  Перед  глазами  фейерверком
рассыпались звезды и я погрузился в непроглядную тьму.
     Очнувшись, я понял, что все еще сижу в своих санях.  Я  мог  спокойно
продолжать путь, однако в голову мне пришла неожиданная мысль: а что  если
"чернослив" и его команда не погибли? Или погибли, но не все? Те "нелюди",
что остались в живых, наверняка  поедут  по  следу  моей  машины  и  через
несколько часов - даже раньше - догонят  ее.  Можно  даже  не  убегать,  а
залезть снова в теплое нутро  моего  прибежища  и  ждать,  пока  они  меня
схватят.  Их  не  очень  расстроит  мой  побег  -  их  вообще   мало   что
расстраивает, мало что  радует.  Ничто  не  может  их  испугать,  утомить,
произвести на них впечатление. И они хладнокровно  отправят  меня  в  этот
Тайный пункт, согласно своему незыблемому плану.
     Поняв все это, я вылез из саней, выбрал направление наугад  и  побрел
пешком.
     Не могу сказать, что путь давался легко. Лед под  ногами  был  тверд,
как нью-йоркский тротуар, и в то же время скользил, словно каток. Я падал,
вставал и падал снова и вновь шел вперед. После часа утомительной борьбы я
оглянулся и увидел свои сани, Они стали далекой точкой, но все же были еще
видны.
     Я шел и думал о том, что, возможно, все эти теории верны:  Антарктида
движется  к  северу,  сдвигая  вслед  за  собой  земную  кору.   Все   это
сопровождается тайфунами, землетрясениями; течет рекой  раскаленная  лава,
вырастают новые горы там, где  сморщилась  земная  кора,  возникают  новые
пропасти там, где их не было еще вчера. Ну что ж, подумал я, эта теория не
более безумна, чем все другие.
     В какой-то момент я очнулся и понял,  что  лежу  на  снегу.  Как  это
произошло - не пойму, наверное,  решил  отдохнуть.  Лежать  было  довольно
приятно, если не считать того, что к ногам моим словно привязали грузила.
     Я перевернулся, поджал под себя свои пудовые конечности. Было  трудно
встать и сохранить равновесие, но я этого  добился.  Я  стоял,  словно  на
ходулях: ноги кончались под коленями а дальше начиналось  дерево.  Никакой
боли, лишь ощущение тяжести, которую надо за  собой  тащить.  Не  выдержав
этой нагрузки, я снова упал на лед и заснул.
     Разбудили меня угрызения совести: у меня  была  цель,  которой  я  не
достиг, а какая цель - не мог вспомнить.  Боль  вгрызалась  теперь  в  мою
грудь, как зубы тигра. Попытавшись идти дальше, я понял, что не могу.
     Тогда я пополз. Я полз с закрытыми глазами, потому что у меня не было
сил поднять веки. И все  же  иногда  я  видел  свет  -  свет,  который  то
ослабевал, то усиливался. Мне было смешно -  откуда  здесь  свет,  в  этой
белой пустыне?
     Но он приближался, он казался уже таким реальным, он был так близко -
бледно-желтый прямоугольничек, бросающий луч на сияющий снег...  Этот  луч
словно бы проложил тропинку и  манил  меня:  ну  еще  немного,  ну  сделай
несколько шагов...
     В последнее время у меня появилась привычка морщиться, перед тем  как
открыть глаза. Всякий раз я  как  бы  готовился  подсчитать  свои  синяки,
ушибы, переломы, контузии и вспомнить, откуда они взялись. Но на этот  раз
все было иначе.
     Надо мной склонилась... мечта. Это было видение: молодое,  прекрасное
лицо в обрамлении черной гривы блестящих волос.  Лицо  это  улыбнулось,  и
нежная рука прикоснулась к моей щеке:
     - Мэл... - произнесла Риссия.



                                    13

     Я потерял счет  времени.  Риссия  возилась  со  мной,  как  маленькая
девочка с новой куклой. Когда боль в ногах снова терзала  меня  или  когда
мне опять казалось, что я убегаю от безликих людей и  бреду  по  колено  в
расплавленном свинце, она меня успокаивала и утешала.
     В один прекрасный день я сидел в постели  и  самостоятельно  ел  суп,
поглядывая на  два  забинтованных  бревна,  которые  были  когда-то  моими
ногами.
     - Детка, ты прелесть, - сказал я Риссии и взял  ее  руку  в  свою.  -
Послушай, может, у меня мозги размякли, но,  насколько  помню,  я  оставил
тебя в нашей каморке в Майами. Не прошло и двух недель, - как я уже  топал
по льдам Южного полюса. А дальше - вот  это!  -  Я  обвел  рукой  кровать,
комнату и всю необъятную Вселенную. - Может, мне все это приснилось?
     - Нет, Мэл. Гонвондо - здесь.
     - Гонвондо! Так назвал это место юнга. Он говорил, что меня  везут  в
какой-то Тайный пункт. Ну ладно, к черту это все. Лучше скажи: как ты меня
нашла?
     Она улыбнулась, покачала головой.
     - Не я тебя, нет. Ты меня нашла.
     - Я - тебя?!
     - Ты приходить ко мне, Мэл. - Взгляд ее  стал  мягким  и  задумчивым.
Взяв мою руку в свою, она потрогала кольцо, свой подарок,  и  добавила:  -
Это привел тебя здесь. Я поморгал глазами.
     - Ну да, хороший сувенирчик. Значит, я проделал  десять  тысяч  миль,
чтобы вот так случайно наткнуться на тебя?
     - Мэл, так много слова... Кольцо привел тебя, верь... - Она  смотрела
на меня, как нежная мать, которая уговаривает ребенка сказать "спасибо".
     - Хорошо, Риссия, - я погладил ее руку. - Я поверю.
     Прошло еще несколько дней, а может, ночей, потому что за  окнами  все
время стояла бархатная тьма;  я  встал  с  постели  и  начал  ковылять  по
квартире. Мои ноги были обморожены, кажется, до безнадежности,  но  Риссия
применяла разные бальзамы со странным запахом, и ноги  мало-помалу  начали
заживать.
     В квартире (а может, это был дом?) мне удалось увидеть только  четыре
комнаты. В гостиную  вела  тяжелая  дверь  под  арочным  сводом;  столовой
служила комната с большим низким столом;  спальня  соединялась  с  ванной,
центр которой занимал огромный квадратный бассейна в последней  просторной
комнате вообще было очень мало предметов-Полы во  всех  комнатах  покрывал
какой-то  твердый  блестящий  материале  замысловатым   рисунком.   Стены,
облицованные похожим на полы материалом, иногда неожиданно меняли цвет.
     Комфортабельная мебель, сделанная из дерева и пестрых  тканей,  имела
какие-то непривычные  пропорции.  В  комнатах  иной  раз  звучала  музыка,
сплетающаяся в  тревожные,  незнакомые  мелодии,  настолько  сложные,  что
казалось, ее создатели знали гораздо больше нот, чем семь.
     Риссия доставала еду из некоего углубления в центре большого стола. Я
не видел ни кухни, ни кладовки, ни котельной для обогрева дома. Одежду для
нас обоих - свободные одеяния с просторными рукавами - Риссия извлекала из
шкафа в спальне. Когда я спрашивал, откуда берется одежда, она  показывала
на этот шкаф, но если в него заглядывал я, он был пуст. Кроме того, одежда
каждый  день  была  новой.   Нельзя   сказать,   что   Риссия   очень   ею
интересовалась;  мне  кажется,  она  и  обнаженной  чувствовала  бы   себя
превосходно.
     Итак, я жил в свое удовольствие: спал, ел, иногда,  лежа  в  постели,
изучал картины на стенах или странный рисунок на портьерах,  где  какие-то
угловатые люди охотились на драконов... Ели мы, как правило, нечто похожее
на восточные блюда и запивали Легкими сладковатыми винами.
     - Откуда все это берется? - спрашивал я девушку, когда она  открывала
крышку в середине стола и доставала красивый судок с горячей пищей.
     - Как это приготовлено?  Из  чего  сделано?  -  В  ответ  она  только
смеялась и советовала мне есть побольше. Мне не оставалось ничего другого,
как только доставать кусочки мяса серебряными палочками из своей чаши.
     - Вкусно, - говорил я. - Очень  нежное  мясо,  с  приятным  ароматом.
Похоже на свинину и в то же время на говядину, но это ни то ни другое.
     Риссия только улыбалась в ответ.


     В тот день, когда я смог ковылять по квартире, я застрял в  одной  из
комнат, стены которой были уставлены шкафами. Но ни ручек, ни  замков,  ни
выдвижных ящиков я не обнаружил. Постучав по одному из них, я услышал звук
пустоты. Риссия была рядом и выглядела задумчивой.
     - Для чего все это? - спросил я. - Остальное я еще хоть  как-то  могу
объяснить, но эта комната ставит меня в тупик. Она пыталась увести меня за
руку.
     - Нет, Мэл, нет смотреть. Еще очень усталый.
     - Я хоть и усталый, но все же любопытный.
     - Не говорить сейчас, Мэл.
     - Послушай, - настаивал я. - Я хочу знать, какую роль играешь  ты  во
всем этом. Кто ты,  кроме  того,  что  ты  мой  добрый  ангел?  Откуда  ты
появилась, и что ты знаешь о... об этих.
     Лицо ее напряглось, но она смотрела мне в глаза.
     - Мэл, лучше забывать, - и взглянула умоляюще.
     - Ни за что, - я потряс головой. - Пока я жив - буду помнить.
     Риссия бросила на  меня  взгляд,  в  котором  затаилась  мука.  Потом
заговорила:
     - Наверное, это те, из  легенда.  Их  называть  под  -  земные  люди.
Прячутся глубоко в землю, но приходит плохой  время  и  они  являют  себя.
Иногда берут женщина, закопать глубоко в земля.
     - Байки, - ответил я. - Народное творчество. Убийцы, которых видел я,
не из сказок. Они здесь, прямо сейчас.  И  почему-то  охотятся  за  тобой.
Почему? Ты можешь пролить свет на это?
     - Мэл, подземные люди везде. Хотят взять все, делать всех  как  рабы.
Мы - сидеть здесь тихо, жить, все забыть.
     - Ну уж нет. Из меня  не  выйдет  раба,  я  слишком  самостоятельный.
Расскажи мне, что ты знаешь о них? И о себе тоже.
     - Нет, Мэл. Отдыхать. Стать сильный.
     - Хорошо, я буду отдыхать, если ты мне кое-что расскажешь.
     Риссия посмотрела на меня очень печально. Потом вздохнула.
     - Лучше - нет, лучше быть здесь, счастливые, одни. Но ты  -  мужчина.
Ты хотеть не отдыхать, а знать.
     Она пригласила меня сесть в одно из кресел.
     Я погрузился в слишком низкие и широкие для меня подушки.  Подойдя  к
стене, Риссия поколдовала над какими-то кнопками, скрытыми от моего взора.
Свет в комнате померк, потом сменился глубоким мраком.  В  центре  комнаты
возникло свечение, но невозможно было понять, откуда оно исходит.  Светлое
пятно росло, превращаясь в какие-то туманные видения, и  постепенно  стало
картиной. Я увидел залитую солнцем долину, обрамленную лесистыми  холмами.
В центре картины что-то шевельнулось, и возникла точка, которая все росла;
оказалось, что это животное, галопом несущееся по диагонали  "экрана".  На
переднем плане возникли деревья, потом они стали крупнее.
     Из-за деревьев появился человек, он бежал, как бы удаляясь от камеры.
Этот высокий,  темнокожий  мужчина  был  одет  во  что-то  черное,  плотно
прилегающее к идеальной  фигуре.  Его  волосы  были  коротко  подстрижены,
правой рукой он держал нечто похожее на оружие.  Он  бежал  очень  быстро,
наперерез приближающемуся животному. Разглядев животное поближе, я  понял,
что это черный слон и что бежит он галопом, подняв кверху хобот,  а  бивни
его могли бы стать прекрасным украшением любой гостиной.
     Одинокий охотник мчался навстречу слону, а камера следила за  ним  на
большом расстоянии. Но вот мужчина замедлил бег,  потом  перешел  на  шаг.
Теперь он был ярдах в пятидесяти  от  этой  живой  горы,  которая  стояла,
подняв хобот; бивни слона тоже поднялись, а красноватые глаза  внимательно
следили за каждым движением человека.
     Шагах в пятнадцати от слона охотник остановился. Оружие,  которое  он
держал в правой руке, попало на первый план и оказалось, что  это  широкий
рог. Он поднес его ко рту и я даже услышал (или мне это почудилось)  звуки
этого  рога.  Человек  играл  тихо,  это  была  какая-то  колыбельная  для
гигантов, он играл для слона, стоявшего над ним,  как  гора  перед  мышью.
Слон даже поднимал иногда одну  ногу,  отрывая  ее  от  земли,  как  будто
танцевал.
     Вдруг охотник опустил рог и сделал мягкий жест правой рукой. Огромное
животное отступило назад, человек - за  ним.  Через  секунду  охотник  уже
гладил гигантский хобот - штуковину, которая могла  бы  вырвать  с  корнем
столетний дуб. Протянув руку, охотник поймал бивень, подтянулся на руках и
через секунду сидел на голове у этого гиганта между ушами.
     Слону это не очень нравилось, он делал шаг то вправо, то влево,  тряс
головой, пытаясь сбросить всадника, но охотник распластался на его голове,
цепко держась за уши. Целых полминуты слон выделывал пируэты, выгибаясь  и
так, и этак. Но вот мужчина уселся прямо, стукнул пятками по шее  гиганта,
и тот пошел такой деловой походкой, словно занимался этим всю жизнь.
     Картина растворилась в мягком тумане, и я перевел дух.
     - Да что же это такое, в конце концов? - воскликнул я.
     - Молчи, - сказала Риссия. - Смотри дальше. Далеко  на  заднем  плане
появился силуэт огромного лохматого слона, но уже другого,  который  мирно
шагал посреди улицы. В позолоченном островерхом паланкине, укрепленном  на
его спине, восседала молодая прекрасная женщина, сидела она  очень  прямо,
сложив  руки  на  груди.  Красивая  спина  была  обнажена,  смуглая   кожа
золотилась в солнечном свете. Ксения-черные волосы, уложенные на голове  в
высокую сложную прическу, были перевиты нитями  блестящих  бус.  По  обеим
сторонам дороги смуглокожие люди улыбались и махали ей вслед.
     Подойдя к зданию, стоящему одиноко на фоне голубого неба, - высокому,
как небоскреб, - слон остановился и тяжело опустился на  колени,  подогнув
передние ноги. Девушка встала, вышла из паланкина и соскользнула со слона.
На ней не было надето ровным  счетом  ничего,  кроме  белого  шелка,  едва
прикрывающего тело (я бы сказал, на корме и на  носу),  да  еще  блестящих
бус. Но и фигура, скажу, вполне  подходила  для  такого  наряда...  Подняв
руки, она обернулась, и я застыл: родная сестра Риссии была бы  меньше  на
нее похожа.
     Эта сцена тоже растворилась и исчезла. Появилась еще одна  -  на  сей
раз заросший травой склон холма; внизу  его  расположилась  дамба,  сквозь
решетку которой бурлила вода. Аппарат, напоминающий стрекозу, приютился на
вершине холма, потом он стал медленно двигаться, съехал  вниз  по  склону,
оторвался от земли и взмыл вверх, пролетев прямо  перед  камерой.  Внутри,
среди переплетения каких-то палок и веревок, я успел заметить человека. Он
сидел согнувшись, его волосы развевались на ветру, а улыбка сияла  от  уха
до уха. Но вот и второй планер оторвался от земли, он чуть  не  выскакивал
из кадра, то вертикально набирая высоту, то стремглав бросаясь вниз. Вдруг
одно  крыло  его  смялось,  отогнулось  назад,  поврежденный  планер  стал
снижаться ленивыми кругами, лотом упал в море, и вода фонтаном  обозначила
его могилу. Я вздрогнул от этого финала.
     А вот и следующая  картина.  На  сей  раз  ярко  разукрашенная  лодка
пристает к длинной пристани, у лодки короткая мачта и  открытая  палуба  с
маленькой рубкой. Мужчина на палубе радостно машет тем, кто  ждет  его  на
берегу. Лодка причалила, на пристань перебросили трап, и матросы пошли  по
нему, ведя какое-то чудище, похожее на плененную гориллу. Потом мой взгляд
поймал бледное, широкое лицо, быстрый взгляд ярко-голубых глаз.  Это  было
лицо человека, но волосатого, как зверь, и руки ему связали на животе.
     Когда и эта картина угасла и зажегся свет, я лихорадочно стал  шарить
по карманам в поисках сигарет. Карманов в моем одеянии не было, к тому  же
я не курил уже несколько недель. Я посмотрел на Риссию:
     - Когда все это происходило? - мой вопрос прозвучал нервным  шепотом.
- Где это было? Что это вообще такое?
     - Это мой дом, - ответила она,  -  мой  народ.  -  На  лице  ее  было
выражение безвозвратной потери, но голову она держала гордо.
     Я прохромал в столовую, поднял крышку нашей "кухни" и схватил в  руки
бутыль с вином, которая появилась вместе с рюмками. Я выпил  вино  залпом.
Это не очень помогло, но все же я выиграл несколько секунд, они были нужны
моему мозгу, лихорадочно искавшему  объяснение  увиденному.  Я  обернулся:
Риссия стояла за мной с озабоченным лицом.
     - Теперь отдохни, Мэл, - сказала она.
     - Прости, дорогая, но я уже столько отдыхал! Давай теперь  поговорим.
- Я провел ее в гостиную, усадил в кресло, сел в соседнее. - Кино, что  ты
мне показывала... Где это все было - на Земле? Она удивилась.
     - Конечно.
     - Но где, в какой стране?
     - В Гонвондо, здесь, - она указала рукой в пол.
     - Да, но лед...
     - Нет лед тогда. Красив мой Гонвондо.
     - Ясно: Антарктида до ледникового периода.
     - Мэл, как это давно? - Она смотрела на меня с беспокойством.
     - Бог мой, я не могу сказать так сразу. - Я  пытался  вспомнить,  что
читал по данному вопросу.  -  Общепринятой  считается  цифра  в  несколько
миллионов лет, по некоторым теориям, это несколько  сотен  тысяч  лет,  по
другим - десять-двадцать тысяч.
     - А что это - тысялет?
     Минут пять ушло на то, чтобы объяснить ей нашу систему летосчисления.
Она для наглядности загибала пальцы, и по  щекам  ее  текли  слезы.  Потом
вытерла их и сказала:
     - Миллилет, тысялет - все равно. Все мертвый, давно.
     - Это были твои предки?
     - Нет, - она покачала головой,  -  мой  народ,  мой  город  назывался
Ульмок. Я тут могу ездить на слон, ходить по улица, видеть небо.
     - Каким образом?
     - Здесь, Мэл, - она показала в сторону спальни.
     - Спать. Там есть... крыша. Дышать глубоко, - она показала, как  надо
дышать, - спать.
     Риссия прошла в спальню, а я - за ней.  Прикоснувшись  к  чему-то  на
стене, что осталось для меня невидимым, она вызвала из-под пола плиту, над
которой высился стальной полог, снабженный трубками.
     - Лежи здесь, Мэл. Крыша закрывать, сонный воздух дышать -  холодный.
Спать долго.
     - Но... зачем?
     Ее удивил мой вопрос, но она ответила спокойно:
     - Плохой время приходить, солнце -  красный,  небо  -  черный.  Земля
дрожать. Снег падать с неба, - она покачала головой. - Нет, Мэл, так много
слов... подождать, я учить еще.
     - Я все понимаю, продолжай.
     - Мужчин, женщин, старый, я, - она ткнула пальцем себя в грудь,  а  я
покачал головой:
     - Не понимаю, но ты продолжай.
     - Моя старик брать меня сюда.
     - Уже вполне владеешь английским, - усмехнулся я. - Давай дальше.
     - Много люди уехать в лодка, много тысяч лодка. Мой старик сказать  -
нет. Он бояться - не про себя, про меня. Он сказать: "Ты - спать,  ждать",
я ложиться здесь, прощаться, потом - темнота.
     - Н-да, его можно понять. Эти лодки я видел, на них далеко не уедешь.
     - Лодка другой, Мэл, большой-большой. Но он бояться про  меня,  много
чужой земля; Холгота, Отукка, люди-звери.
     - Понятно. Значит, ты попрощалась с отцом и вроде бы... умерла.  -  Я
представил себе Риссию, лежащей в холоде и темноте много лет подряд, когда
земля  вращалась  вокруг  солнца,  возникали  и  умирали  культуры  разных
народов, а над ней вырастала толща льда.
     - Нет, Мэл, нет умерла. Жива, однажды проснуться.
     - А потом? - спросил я.
     - Наверное, отец приходить  скоро.  Очень  болен,  долго  болен.  Дом
говорить мне, что делать.
     - Дом советовал тебе, что делать?!
     - Да, дом. Очень мудрый, знает все. Говорить мне, делай так, скоро  -
здоровый. А отец...
     - Наверно, ты его потеряла.
     - Пойдем, - она повела меня в комнату с экраном,  подошла  к  нише  в
стене, перед которой стояло кресло, села в него и заговорила на том языке,
который я слышал от нее раньше и не понимал.
     Глухой голос ответил ей,  произнося  все  слова  на  одной  ноте.  Он
говорил довольно долго, а когда кончил, Риссия сказала: "Акку" - и  встала
с кресла.
     - Вот видишь, дом говорит: снег идет  сверху,  завтра  -  тепло,  лед
станет вода.
     - Это у тебя собственная метеостанция?
     - Дом знает всех вещей, Мэл, не наш дом, большой дом  -  там,  -  она
указала куда-то пальцем.
     - Он связан с другой станцией? Видимо,  это  объединенная  справочная
служба.
     - Я не знай так много слов, Мэл. Не говорить больше сейчас.
     - Ну хорошо, а что тебя разбудило?
     - Лед уходить, вода сверху, - она показала на потолок.
     - Так, значит, лед начал таять, и машины  заработали,  чтобы  вывести
тебя отсюда?
     - Может, так, Мэл.
     - Не обращай на меня внимания, девочка,  я  просто  рассуждаю  вслух.
Итак, ты проснулась, сначала была больна, но потом поправилась. А дальше?
     - Надо идти, искать старик. Взяла морской костюм, еда. Наверх - много
льда, много вода, тяжело ехать на снегоход.
     Риссия довольно долго рассказывала, как она  добиралась  до  Америки,
потом увидела огни Майами и пошла искать людей. Она их нашла, но никто  не
понимал ее языка. Все казалось ей странным - люди, здания, животные.
     Она изголодалась, но без денег никто не хотел ее кормить.  Но  вот  в
один прекрасный день к ней подошел человек и заговорил на ее родном языке.
     Она была счастлива, она пошла за ним.  Но  он,  заведя  ее  в  темный
переулок, попытался схватить. Риссия вырвалась и убежала, а три дня спустя
в другом темном переулке встретила меня.
     - Мир тесен,  -  усмехнулся  я.  -  А  люди,  которые  пытались  тебя
схватить, имели на это основания?
     - Нет, Мэл. Сначала я думать - хороший друг. Потом - душить  меня.  А
я... - Она изобразила, как он схлопотал от нее кулаком  в  челюсть,  потом
коленом в пах. - Я убежать.
     - Молодец, девочка. Но послушай, ты должна хоть примерно  знать,  кто
они такие. Кто такой Сэтис? Тебе что-нибудь говорит эта фамилия?
     - Нет, Мэл, неизвестный люди.
     - А говорят по-твоему.
     - Говорят странный, - она кивнула очень выразительно. - Но я понимал.
     - Ну хорошо. Я вижу такую связь событий: мой  знакомый  моряк  был  в
Антарктиде, он клялся, что  какие-то  безликие  люди  преследовали  его  и
саботировали работы, которые там велись. А ты говоришь, язык у них  такой,
как был здесь в древние времена. Почему они преследовали  меня?  Наверное,
из-за монеты, которую я им показал в Майами.
     - Монеты?
     - Да, золотой такой кружочек, - пошарив в ящике стола, я нашел что-то
вроде карандаша,  клочок  бумаги  и  нарисовал  монету  такой,  как  я  ее
запомнил.
     Риссия яростно закивала головой; этому она научилась у меня.
     - Это грипс, это для... - она замахала руками, не в  силах  объяснить
назначение денег на своем английском.
     - Моряк сказал, что нашел монету  в  постройке,  вмерзшей  в  лед,  -
продолжал я. - Сэтис тоже ее узнал. Его приятель  обменял  мою  монету  на
другую; до сих пор не могу понять, для чего.
     - Да, да! - Риссия была взволнована. - Монета  как  кольцо,  Мэл,  он
приводить его к тебе!
     - Что ты хочешь сказать?
     - Мэл, умный люди, мой народ, так делали, - она искала слова.  -  Ты,
я, кольцо - вместе.
     - Это что - волшебство?
     - Кольцо для женщина, давать мужчина. Манит мужчина к женщина.
     - Ты это можешь и без кольца.
     - Сэтис иметь то же в монета. Дать тебе, звать его к тебе.
     - Значит, пока у меня была монета, она его притягивала. А я-то думал,
что мы с тобой спрятаны у Боба, как деньги в бабушкином чулке.
     - Твой грипс где? - Она даже схватила меня за руку.
     - Наверное, я потерял монету на  катере,  -  сказал  я,  -  но  давай
двигаться дальше. Как ты сбежала? Я оставил тебя в  неважном  состоянии  и
думал...
     - Да, Мэл, я больной, лежать, ждать, два дня,  ночь.  Стало  лучше  -
брать лодка, бежать. Хотеть одно - домой. Искать Мэл,  а  найти  тот,  что
говорит мой язык.
     - Значит, ты разыскивала этих убийц?
     - А как брать вещь, мне надо? Теперь знаю, не боюсь.  Искать  мужчин,
один. Обмануть, учиться много. Идти место, где машина летит в воздух.
     - Аэропорт?
     - Да. Искать другой мужчин, летать в воздух долго-долго.
     - Акула ты дела первого мужчину? Риссия наглядно изобразила  жестами,
как она засадила ему коленом в седалище и сломала шею:
     - Я сильный.
     - Боже ты мой, а я так за тебя боялся.
     - Ехать место, - продолжала она, - Иоганнесбург. Покупать лодка.
     - На какие деньги?
     - Мертвый мужчина - много грипс.
     - А потом?
     - Плыть сюда, приходить Гонвондо, дом.
     - Пешком?!
     - Снегоход здесь, то же место.
     - Детка, да ты неплохо ориентируешься.
     - Нет надо: есть кольцо. - Улыбаясь, она  подняла  руку,  на  которой
сверкнуло точно такое же колечка как подаренное мне.
     - Я подумать: может, Мэл... -  Тут  она  прикоснулась  ко  мне  своим
очаровательным жестом, который передавал мысли кончиками пальцев, когда  у
нее не хватало слов.
     - Но если ты жив, ты приходить, - продолжала она. - Я знать, может  -
долго.
     - Ну, хорошо. У нас остается несколько нерешенных вопросов:  кто  они
такие - этот Сэтис и его банда? Зачем им понадобилась ты?  И  это  царство
под водой...
     - Да, Мэл. Старое место, дом был как тут, но вода пришла, умный  люди
держать воду, я думаю.
     - Н-да, похоже было на спешную работу. Однако они  применили  столько
всякого "ноу-хау", как первоклассные инженеры. Но  зачем  им  было  ловить
тебя в Майами,  а  потом  тащить  сюда?  Они  могли  убить  тебя  прямо  в
гостинице, у Боба.
     - Нет убивать, Мэл. Поль-зо-вать. Старый толстый урод.
     - Использовать? Но как?
     - Сыновья, - ее губки презрительно скривились.
     - То есть Большой Бэби...
     - Он просить меня, много. Я сказать нет. Он говорить: ты  давать  мне
сыновья. Не знаю слова, Мэл.
     - Ну  ладно,  я  и  так  все  понял.  Забудь  этого  урода,  его  дом
развалился, может, и самого уже выбросило волной на грязный берег.  Но  мы
так и не знаем, чего хотят те парни.
     - Ты сам говорить - тот моряк найти грипс в дом. - Ее глаза горели от
возбуждения. - Где дом, какой?
     - Он утверждал, что подо льдом есть целый город.
     Она судорожно вцепилась в мою руку:
     - Мэл, город - мой! Ульмок! Он еще там!
     - Не уверен. Эти ледники - они ведь движутся. Даже  если  там  и  был
город, он, наверное, превратился в развалины.
     - Да, но моряк найти грипс.
     - Н-да, - я потер подбородок,  -  нет  смысла  рассуждать  логически.
Может, выпал снег, заледенел, и эти глыбы не дали  твоему  городу  сползти
вниз.
     - Да, Мэл! Гора! Все стороны. Ульмок как... взяв  со  стола  глубокую
чашу, она показала на нее. - Вот так.
     Я поднялся с места и принялся ходить из угла в угол.
     - Они куда-то собирались. Может,  на  свой  ежегодный  съезд.  Скажи,
Риссия, твой Ульмок далеко отсюда?
     - Зачем, Мэл?
     - Там ответы на все вопросы.
     - Нет, Мэл, быть здесь, живой, тепло! - Она подошла вплотную, подняла
лицо ко мне. Глаза ее были настолько велики и бездонны, что  в  них  можно
было утонуть. Ее просторный хитон не мешал мне ощущать ее тело.
     - Кажется, я тебе вроде как дорог, - я попытался пошутить, но голос у
меня дрожал.
     - Да, Мэл, дорог. Быть здесь! - она обвила мою шею руками и доверчиво
прижалась. Я поглаживал ее по спине, стараясь успокоить.
     - Знаешь, я, может быть, найду дорогу туда, если шахта,  прорубленная
моряками, еще  на  месте.  Я  возьму  твой  снегоход,  поеду  туда  ночью,
разведаю, что и как, и вернусь до того, как они об этом догадаются.
     - Они тебя убивать. Мэл, бери большой лодка, ехать домой, брать много
людей. Везти их сюда.
     - Дело в том, что эту  историю  даже  некому  рассказать.  Экспедиция
Хейли - последнее, что могло  сделать  реальное  правительство.  А  вторую
организовать некому. У меня же нет никаких  доказательств,  нет  даже  той
монеты. Совершенно ничего нет!
     Мы проговорили об этом еще целый час, и  в  конце  концов  Риссия,  с
лицом решительным и твердым, согласилась помочь мне собраться в дорогу.



                                    14

     Прошло еще восемь дней, прежде чем Риссия пошла  меня  провожать.  Мы
выбрались по наклонному тоннелю на  поверхность  и  оказались  в  двадцати
футах над домом, погребенным под снегом и льдом.  На  мне  был  отливающий
металлом черно-синий костюм, похожий на ее темно-зеленый, в нем было легко
и приятно, как в хлопчатобумажном,  а  согревал  он,  как  кирпичный  дом.
Риссия снабдила меня и бутсами, сделанными будто из прочного войлока. Ноги
хотя еще болели, но пребывали в тепле. Естественно,  на  мне  были  теплые
перчатки и головной убор, напоминающий капюшон. Такой костюм был  образцом
достижений Гонвондо, и он производил впечатление. Я  взял  руки  Риссии  в
свои.
     - Ничего со  мной  не  случится,  милая.  Я  проведу  быструю  тайную
разведку и вернусь. Мне нужны более убедительные доказательства знакомства
с безликими парнями, чем просто пара синяков на теле.
     - Нам пора двигаться, скоро стемнеет, - ответила она спокойно.
     - Ты покажи мне снегоход, и я отправлюсь.
     Пройдя мимо меня,  она  стала  раскапывать  горку,  покрытую  ледяной
корой, я ей помогал. Через пять минут снегоход стоял перед нами.  Это  был
плоский, не выше надувного матраца механизм, с приборной доской, прикрытой
козырьком. Ничего особенного. Я  даже  не  был  уверен,  что  он  идет  на
воздушной подушке.
     - Как ты запускаешь снегоход? - спросил я Риссию.
     - Садись, - приказала она в ответ. Я влез на сани позади нее.  Риссия
склонилась над приборами.
     - Я отсюда не вижу  ничего,  -  запротестовал  я.  -  Дай  мне  сесть
впереди.
     - Это никому не нужно.  Я  еду  с  тобой.  -  Надо  сказать,  что  за
последнюю неделю она стала неплохо говорить по-английски.
     -  Не  тут-то  было,  дорогая,  ты  вернешься  назад  в  свое  уютное
гнездышко, будешь сидеть тихо и ждать меня.
     Она резко обернулась:
     - Я боюсь не за себя, только за тебя.
     - Боже мой, Риссия, мы же не шутки шутим! Я спущусь в это подземелье,
потому что я должен!
     - Мэл, - она наклонилась ко мне, - я поведу снегоход  и  помогу  тебе
копать, ты не сможешь найти вход в шахту. А там, внизу - как  ты  узнаешь,
куда идти, без меня? Это же улицы моего города.
     -  Брось!  У  меня  и  так  хватит  дел,  а  мне  еще  придется  тебя
разыскивать.
     - А вот, посмотри, - она показала на пуговицу  за  ухом,  похожую  на
слуховой  аппарат.  -  Эта  штука  соединена  с  домом.  Она  будет   меня
направлять. Этот приборчик способен ловить звуки, тени, предметы, мы будем
запрашивать дом, а он станет отвечать.
     - Великолепно. Вот и отдай его мне.
     - Нет, ты не поймешь его, - она смотрела на меня  победоносно,  -  он
говорит на моем языке.
     - Спускайся вниз, Риссия, - я взял ее за  руку,  пытаясь  (дунуть  со
снегохода. Но она была сильной. Я подвинулся, чтобы мне  было  удобнее,  и
наши глаза встретились.
     - Ты хочешь, чтобы я снова ждала тебя одна? - тихо спросила девушка.
     Держа ее за плечи, я смотрел в эти глубокие глаза и думал о том, что,
если я не вернусь, она будет ждать меня там, внизу, день за  днем,  а  дни
эти сплетутся в годы.
     - Ну ладно, глупышка, - произнес я, тяжело вздохнув, - поехали.  Надо
покончить с этим приключением до восхода солнца.


     Риссия вела снегоход на скорости,  по  сравнению  с  которой  бобслей
показался бы ходьбой на месте, к тому же воздушная подушка удерживала сани
в шести футах надо льдом.
     Полчаса понадобилось для того, чтобы найти вход в шахту, он имел  вид
кратера, образованного взрывом. Вглядываясь в  приборы,  она  подрулила  к
воронке и выключила энергию.
     - Похоже, это то, что нам надо, - сказал я, - моряк описал это  место
довольно точно.
     - Где-то здесь располагалась Великая Солнечная Башня, Мэл, - поведала
девушка. - Спрыгнув со снегохода, она указала себе под ноги. - Кроме того,
- продолжала она, - именно здесь тот самый Тайный пункт, куда тебя везли.
     - Ну что ж, он больше не будет тайным. - У меня под ногами заскрипела
ледяная крошка, а Риссия взяла в руки  металлическую  трубку,  похожую  на
фонарь, и нацелила ее на лед. В мгновение он превратился в  кипящую  воду,
открыв зияющую пустоту.
     - Вот это класс! А  я-то  собирался  сюда,  вооружившись  бритвами  и
высохшей жевательной резинкой.
     - А что это такое, - спросила Риссия. - Эти инструменты  лучше  моего
теплового ружья?
     - Тебя трудно перещеголять там, где  нужна  узкая  специализация.  Ты
молодец.
     - Мэл, слишком много слов, которых я не знаю.
     - Ты права: когда я нервничаю, то становлюсь болтливым. - Я  наблюдал
за тем, как она увеличила отверстие во льду, потом прорыла узкую траншею и
рядом еще одну. Я присоединил свои усилия и вытащил изо льда  глыбу  весом
килограммов  двадцать,  отбросил  ее  в  сторону,  а   Риссия   продолжала
растапливать лед.
     Через час, углубившись  в  лед  метра  на  два,  мы  услышали  гулкую
пустоту, и под нами провалилась целая льдина. Мы оказались в яме, в  одном
углу которой тускло блеснула металлическая решетка.
     - Так и есть, это лифт, где застрял моряк, - сказал я.  -  Однако  от
лифта остались только тросы.
     Через несколько минут спуска по канату ноги мои встали на поверхность
из тающего льда. Через секунду и  Риссия  стояла  рядом.  Мы  оказались  в
небольшой пещере, как бы вырубленной в толще льда. Она посветила  фонарем,
и мы увидели, что нас окружают стены, сделанные словно из черного  стекла.
Луч ее фонаря остановился на площадке из серого камня, ведущего в  высокую
узкую нишу, ограниченную маленьким балкончиком.
     - Мэл, - ее голос прервался, - это начало Великой Башни.
     - Небоскребы под землей, - сказал я, обняв ее за плечи, - я раньше  в
это не верил...
     Девушка вошла в нишу и исчезла в темноте, я  последовал  за  ней.  Мы
оказались  в  маленькой  комнате  с  узкой  кроватью,  квадратным  столом,
сгнившими кусками ковра и проемом без двери.
     - Здесь он нашел монету, - сказал  я.  Голос  мой  прозвучал  хрипло.
Риссия повлекла меня в отверстие.
     - Здесь должен начаться наклонный коридор, - сказала она.
     Мы прошли через какие-то холлы мимо запертых дверей. А вот и спуск, о
котором она говорила. Широкий, как парадная лестница,  он  вился  спиралью
вокруг огромного колодца в центре. Никаких  перил  не  было  и  в  помине,
пришлось идти, прижимаясь к стене.
     Спустившись примерно на  пять  этажей,  я  обнаружил  первый  признак
пребывания людей в этом подземелье: ящики с продуктами.  На  минуту  стало
легче, словно я увидел братьев по разуму.
     - Как ты думаешь, сколько этажей в этом здании? - спросил я.
     - Восемь раз по десять и еще три, - сказала она.
     - А где эти окопались, как ты думаешь?
     - Думаю, что поближе к кухне. На следующем этаже Риссия тронула  меня
за руку.
     - Отсюда идет какое-то тепло, - сказала она.
     - Я не чувствую.
     - А мне подсказал дом. Надень вот это да глаза, - она  протянула  мне
нечто вроде козырька из  мягкого  пластика.  Я  напялил  его,  не  задавая
вопросов, и увидел яркое пятно света на полу, исходящее от ее фонаря.
     - Инфракрасные лучи, - удивился я, - да у тебя с собой целый мешок  с
чудесами!
     Риссия хотела зажать мне рот рукой, но не успела. Что-то зашевелилось
в темноте, я отпрыгнул назад, спрятав девушку за свою спину. Оно запустило
чем-то тяжелым в стену, в то место, где мы только что стояли.  Сделав  шаг
вперед, я наткнулся на что-то  лохматое,  оно  зарычало,  как  медведь,  и
царапнуло меня когтями. Я приготовился к ответному удару, но в  это  время
оно попало в луч света нашего фонаря. Я застыл от изумления:  Передо  мной
стоял высокий человек, закутанный в грязное тряпье. Лицо его было  бледно,
глаза почти не видны из-за густой бороды. Он рычал, скаля зубы, не  то  от
злости, не то от боли.
     - Прекрати! - крикнул я, но он бросился на меня,  промахнулся,  потом
пнул меня ногой так сильно, что вполне мог сломать кость. Пришлось прижать
его к стене.
     - Прекрати, черт бы тебя взял! Мы не враги тебе! Он застыл,  мигая  и
тяжело дыша.
     - Риссия, посвети мне, - сказал я. В луче  света  я  увидел,  как  он
сощурился, потом словно бы успокоился, испустив долгий вздох облегчения.
     - Слава богу, Эддисон, это ты, - прохрипел он, - ты смог прорваться.


     Жилье,  которое  оборудовал  для  себя  этот  дикарь,  выглядело  как
небольшая барахолка. Здесь валялись какие-то полусгнившие предметы одежды,
штабеля ящиков с надписями типа "Продовольствие для морских соединений"  и
тому подобное. Сидя в углу, он  прислонился  к  стене  и  теперь,  утратив
агрессивность, походил на огородное пугало.
     - Я стал легкомысленным, - сказал незнакомец,  указывая  на  ящики  с
запасами, - раньше я все это прятал, а теперь перестал. Не  от  кого!  Они
больше не приходят сюда, думают, что я умер.  А  сколько  человек  пришлое
вами? - ой взглянул на Риссию и удивился. Такая реакция повторялась всякий
раз,  когда  он  на  нее  смотрел.  -  Я  надеюсь,   военно-морские   силы
расположились по периметру всего континента и патрулируют его.
     - Сожалею, но военно-морские силы уже ничего не  патрулируют,  потому
что их нет, - ответил я. - Здесь только я и Риссия. Познакомьтесь.  Она  и
привела меня сюда.
     Он выпрямился и сделал попытку встать,  но  девушка  сама  опустилась
перед ним на одно колено. Он был таким изможденным и старым...
     - Мы поможем вам, - сказала она мягко. -  Увезем  вас  туда,  где  вы
будете в безопасности.
     - Мне... все это снится? - спросил  он  и  потрогал  руку  Риссии.  -
Разрешите представиться, я адмирал Реум Хейли.
     - Адмирал Хейли! - воскликнул я, тщетно пытаясь найти сходство  этого
дикаря с бравым военным, которого я в свое время видел на острове Гуам.  -
Вы здесь один?
     - Да, - ответил он. -  А  кто  вы  такой?  Как  вы  меня  нашли?  Что
происходит наверху?
     - Я расскажу вам все, - сказал я. - Вернее, то, что знаю сам.


     - ...магия кольца Риссии помогла мне, - закончил я свою историю. -  Я
добрался до нее больным, но живым.
     - Но, ради Бога, зачем вы явились сюда? Вы же знаете, что  это  место
кишит "безликими".
     - За информацией. Мы ведь ничего не знаем о них наверняка.
     - Их нельзя назвать людьми в полном  смысле  этого  слова.  -  Теперь
настал черед Хейли пускаться в объяснения. - Они называют себя вумбоидами,
то есть особями, вышедшими из женщины [от слова womb - матка (англ.)].
     - Что еще о них известно?
     - Им совершенно все равно, живы они или мертвы,  -  продолжал  он,  -
лишь бы их Главный - они его так и называют - был в целости и сохранности.
Потребности у них простые - пища да место, где они могли бы  размножаться.
Последнее для них  очень  важно.  Тех,  кто  не  может  размножаться,  они
подвергают  тестированию,  если  кто-то  его  не  выдержал,  его   убивают
запросто, как мы бьем мух.
     - Откуда вы все это знаете?
     - Я подслушивал. У них есть  большой  зал,  где  они  собираются  для
трапезы и беседы. Там же хранятся запасы еды,  а  ее  столько,  что  можно
кормить целый город в течение года. Провизию навезли сюда, когда  началась
Долгая зима.
     Мне кажется, пленных привозят сюда же, - помолчав,  продолжал  он.  -
Иногда они говорят о женщинах, но не так, как мы о них рассуждаем,  а  как
мясник оценивал бы сорт мяса.
     - А что, они едят человечину?!
     - Нет, не в этом  дело.  По-моему,  они  используют  женщин  каким-то
противоестественным способом для  размножения,  стараются  пополнить  свою
породу.
     - А есть какой-то черный ход в эту трапезную, о  котором  бы  они  не
знали? - спросил я.
     - Да, есть коридоры для обслуги, они ведут на кухню.
     - Нам нужно оружие, видимо, придется позаимствовать его у адмирала, -
приняла решение Риссия.
     - Минуточку! -  вскричал  адмирал,  -  вы  что,  собираетесь  на  них
напасть? Но их там сотни!
     - Не драматизируйте. Должен же я убедиться в том, что они существуют,
эти вумбоиды, - отрезал я.
     - Не валяйте дурака, вам нужно убраться отсюда, пока  они  о  вас  не
узнали! - в панике вскричал адмирал.
     - Я иду вниз, - ответил я. - Риссия, ты останешься здесь, с адмиралом
Хейли. Если я не вернусь через сутки...
     - Не говори глупостей, Мэл, - сказала Риссия. - Я иду с тобой.
     - Вы хотите спуститься вниз, чтобы воевать с этим" ползучими  гадами?
Вместо того, чтобы уйти подобру-поздорову? - не унимался адмирал.
     - Вы продержитесь здесь денек без нас,  -  ответил  я.  -  Анатом  мы
выберемся отсюда все вместе.
     Он молча уставился на меня. Потом с трудом поднялся на ноги.
     - Я жил здесь без света, не слыша  человеческого  голоса,  целых  три
месяца, - заявил он. - Я больше  не  останусь  один,  даже  если  придется
ползти за вами на четвереньках.
     - Ну что ж, адмирал, - сказал я. -  Навесьте  на  себя  автомат  -  и
вперед.


     Путь, по которому вела нас Риссия, представлял собой узкий  наклонный
коридор, но более крутой, чем первый. Мы проходили мимо открытых  арок  на
каждом этаже, потом проникли в сводчатое, отзывающееся эхом  помещение.  В
центре зала было сосредоточено какое-то оборудование - все это  напоминало
небольшую фабрику, покинутую людьми.
     - Это верхняя кухня, - пояснила Риссия.
     - Их здесь нет, - сказал адмирал, принюхиваясь. - Я бы их учуял.
     - Внизу есть еще одна кухня, - сказала Риссия, - но они где-то здесь,
они близко.
     Вернувшись  на  наш  спиральный  спуск,  мы  двинулись  дальше  очень
осторожно, останавливаясь и прислушиваясь через каждые  несколько  метров.
Стены, которых мы касались, стали теплее,  я  это  чувствовал  даже  через
перчатки.
     - Останьтесь здесь, - сказал я шепотом; в ответ на это адмирал метнул
на меня сердитый взгляд. Я молча двинулся вперед, а он остался, потому что
был хорошим офицером и знал, что такое дисциплина.
     Через несколько шагов я увидел арку, ведущую вправо. Здесь  было  еще
теплее и появился какой-то запах.
     - Я войду внутрь, - предупредил я Риссию. - Если на горизонте  чисто,
ты последуешь за мной.
     Не дожидаясь ее возражений, я проследовал  вперед,  пробираясь  между
огромными котлами.
     Мне пришлось пройти ярдов сто до противоположной стены, прежде чем  я
увидел еще одну  дверь.  Я  пробирался  на  цыпочках  и,  держа  револьвер
наготове, заглянул в нее.
     Огромная комната с плотно  закрытыми  окнами  была  уставлена  рядами
обеденных столов, за ними  сидели  двадцать-тридцать  человек,  казавшихся
карликами, - так высоко над ними был потолок. Я спрятался за выступ стены.



                                    15

     Я ждал в своем укрытии еще минут пять, потом выполз и пошел  довольно
быстро, прячась за большими темными печами. Где-то вдали слышались голоса,
дверь в трапезную отворилась, выпустив луч тусклого света,  и  затворилась
опять. По шарканью ног я понял, что кто-то снует в комнату и обратно.
     Арка, за которой я оставил Хейли и Риссию, находилась от меня  метрах
в десяти, но чтобы достичь ее, необходимо было пройти по открытому  месту.
Я проделал почти половину пути, и тут заметил человека, стоящего спиной ко
мне, прямо у входа в арку. Видимо, это был часовой,  которого  уже  успели
приставить к моим друзьям. Не дыша, я стоял какое-то время, не решаясь  ни
идти дальше, ни вернуться назад. Потом часовой развернулся и ушел.
     Подбежав к Риссии, я наклонился над ней.
     - Уход и быстро, - прошептала она, - у него есть рация. Беги, пока он
тебя не засек.
     Я осматривал провода, которыми  была  опутана  девушка,  их  было  не
меньше сотни  метров,  они  глубоко  врезались  ей  в  руки,  в  бедра,  в
щиколотки.
     - Мэл, у тебя нет времени, - повторяла она, - я слышала,  о  чем  они
говорили: они ждут инструкций от своего Главного. О  тебе  они  ничего  не
знают, считают, что пленные - это только адмирал и я.
     - Сначала я тебя освобожу.
     - Нет! Найди того, кого они называют Главным. Он - это  их  бог.  Они
упоминали Драконову палату, я знаю эту комнату.
     - Тебе больно...
     - Об этом некогда говорить, - перебила меня  Риссия.  -  Слушай:  над
системой печей в центре есть дымоход, я  думаю,  в  него  можно  пролезть.
Когда доберешься до верхней кухни, пройди по коридору до самого конца. Там
увидишь дверь, украшенную резьбой. За ней найдешь Главного.
     Кто-то приближался к нам, я прикоснулся к  лицу  Риссии,  сказал:  "Я
вернусь", побежал вдоль стены и исчез под аркой.


     Дверь в спальню Главного я нашел довольно  просто  -  резьба  на  ней
изображала огромную двуглавую ящерицу.
     За дверью висела тяжелая портьера; отодвинув ее, я оказался в вонючей
комнате, обставленной роскошными, но  полусгнившими  вещами.  На  огромной
кровати  возлежало  раздутое  существо"  карикатура   на   человека;   оно
уставилось на меня выпученными глазами.
     Показав ему револьвер, я подошел поближе  и  встал  слева  от  двери.
Смутное чувство, что все происходящее мне знакомо, не  оставляло  меня.  Я
почти чувствовал давление воды на наружные стены, но на этот  раз  на  них
давил лед, а стены были древними, от них  веяло  давно  ушедшими  забытыми
временами.
     - Ты что - тот же самый? - спросил я хриплым голосом.
     Он не ответил. Я вдавил  револьвер  в  его  жирную  ступню  и  гигант
отдернул ногу. Он ворчал, задыхался, изо рта его текла густая слюна.
     - Говори, - я прицелился в его голову. - Кто ты такой? Что ты от  нас
хочешь?
     - Я хочу... только мира и тишины, - пропищал он. - Почему ты  делаешь
мне больно?
     - Не сваливай вину на меня,  -  ответил  я,  -  мы  уже  встречались,
помнишь? А может, это был твой брат? Ты остался в живых  только  благодаря
моему любопытству. Отвечай, или я буду стрелять.
     - Я Главный, - пропищал он. - Меня нельзя убивать или ранить.
     - Зачем ты брал меня в плен? Что тебе нужно от девушки?
     - В ее генах - спасение, - проскрипел он. На лбу у меня выступил пот.
Появилось ощущение нереальности, туша на  кровати  стала  кошмарным  сном,
дикой фантазией. Я снова ткнул в нее револьвером.
     - Говори, дьявол, кто ты такой? Почему убиваешь людей?  Как  ты  сюда
забрался? За спиной у меня раздался шорох; обернувшись, я увидел человека,
целящегося в меня. Я бросился  на  пол,  а  он  промахнулся.  Позади  меня
завизжал толстяк, он выл без остановки, потом затих, словно бы подавившись
собственным криком.
     Человека у двери я снял одним  выстрелом.  С  постели  Большого  Бэби
поднимался дым, он ел глаза, к тому же горящая  постель  испускала  жуткий
чад. С трудом поднявшись на  ноги,  я  подошел  ближе  к  трупу  и  увидел
красно-черную рану, которая рассекла еще  вздрагивающее  тело  и  обнажила
внутренности брюха, словно это был разбитый арбуз.
     Пока я стоял,  остолбенев,  в  брюхе  толстяка  что-то  зашевелилось.
Извиваясь и делая короткие выпады, появилось  нечто  темное  и  блестящее,
похожее на огромного червя. Не отрывая глаз от этой темно-красной пакости,
я  всадил  в  нее  магазин.  Голова  извергла  струю  слюны,  дернулась  и
спряталась. И вдруг из разверстого брюха толстяка стало  появляться,  метр
за метром, тело этой отвратительной твари, оно трепыхалось  с  невероятной
живучестью. Лихорадочно перезарядив  револьвер,  я  начал  палить  в  нее.
Дернувшись еще пару раз, змея затихла.
     Риссию и адмирала я нашел там же, где оставил. Охраняющий их  вумбоид
исчез. Провода, связывающие девушку, оставили следы на ее руках  и  ногах,
но она вполне могла ходить. Хейли  сначала  брел  с  трудом,  потом  пошел
увереннее.
     Мы прошли мимо многих вумбоидов, одни стояли, другие бесцельно  брели
в темноте. Большинство лежало без движения, как трупы у стены  расстрелов.
Я повернул лицом к себе одного-двух и понял, что они действительно мертвы,
хоть на них и нет следов насилия.
     - Похоже, что они просто перестали дышать, - сказал Хейли.
     - Скорее всего, - согласился я. - Мне кажется, они получали  силы  от
этого... который был в кровати.
     Мы побродили  по  всему  зданию,  исследовали  большие  залы,  богато
убранные гостиные и коридоры со сводчатыми потолками. Риссия  расписывала,
какие празднества устраивали здесь в былые времена, какими роскошными были
эти залы. А уже через полчаса мы стояли на ледяной поверхности под розовым
небом - заря походила на разлитую розовую  краску.  Вдалеке  виднелся  наш
снегоход, он казался точкой на льду.
     - Сначала мы с Риссией заедем домой  и  возьмем  все  необходимое,  -
сказал я, - а потом двинем на побережье; у нее есть  катер,  он  ждет  нас
там. Через десять дней мы будем дома, в Штатах. А вы, адмирал, какие у вас
планы?
     - Омаха, - сказал он кратко. - Я должен появиться  в  этом  городе  и
доложить в штабе обо всем, что произошло с моей экспедицией.
     - Вы думаете, вам поверят?
     - Я приложу все силы к тому,  чтобы  поверили.  Мне  кажется,  и  вам
следовало бы быть со мной рядом и подтвердить мои слова.


     Океан мы пересекли за пятнадцать дней, погода была хорошей,  если  не
считать постоянно висевших над  нами  черных  туч  да  еще  вулканического
пепла, время от времени падавшего  на  наши  головы  в  виде  осадков.  Мы
отдыхали,  ели  и  беседовали.  А   Риссия   часами   изучала   однотомную
энциклопедию, которая случайно завалялась на катере.
     - Могу  понять,  почему  они  старались  уничтожить  мою  Команду,  -
глубокомысленно произнес  однажды  Хейли,  когда  мы  сидели  на  кормовой
палубе, покуривая и наблюдая очередной закат.  -  Ведь  мы  обнаружили  их
убежище, так называемый Тайный пункт. Но за что они  преследовали  Риссию?
Она им ничем не угрожала.
     - Они разгадали в ней  потомка  древней  расы.  Ясно,  что  их  племя
вырождалось, - требовался новый генетический материал.
     - Стало быть, они владели ее языком?
     - Конечно, сам Главный объяснялся с ней на нем.
     - Мне кажется, - вставила Риссия,  -  что  он  тоже...  потомок  моих
предков. Его лицо...
     - Хотите сказать, что он был в возрасте  многих  тысяч  лет?  Это  же
невозможно! - фыркнул Хейли.
     - Но Риссия не моложе его, - я улыбнулся, глядя на девушку.
     - Это другой случай.  Риссия  пребывала  в  анабиозе,  теряя  минимум
энергии. У нас на флоте такие опыты ставят улье многие годы.
     - Но ведь вумбоиды - не люди, вы сами это  утверждали,  адмирал.  Они
вселялись в людей, как паразиты. И этот удав, которого я укокошил, видимо,
он и был Главным, а разбухшее тело - только оболочка.
     - Почему же остальные тоже кончились, когда он сдох? - спросил  Хейли
таким хриплым голосом, словно эта тема его пугала.
     - Они были с ним связаны чем-то вроде пуповины. И существовали только
ради него.
     - А для чего жил на свете он сам?
     -  Для  того  же,  для  чего   живем   мы   все:   простой   инстинкт
самосохранения. Только у нас - это миллионы, миллиарды Людей, составляющих
человеческую  расу.  А  там  расы  не  было:   существовал   единственный,
бессмертный экземпляр,  которого  вумбоиды  обслуживали  и  охраняли,  как
делают пчелы со своей царицей..
     - А для чего это все? Жили они тайно, видимо, веками  не  вылезая  из
своего подземелья. Не стремились не только к роскоши, но даже к  комфорту.
Они просто паразитировали на человеческой расе. Может, мы бы их так  и  не
обнаружили,  если  бы  катаклизмы  на  нашей  планете  не  вывели  их   на
поверхность. И если бы не появилась Риссия.
     - Похоже на то, что они живут среди нас  уже  давно,  -  размышлял  я
вслух. - Интересно, откуда они  взялись,  какова  была  их  роль  в  самом
начале?
     - Может, это  завоеватели  с  другой  планеты?  -  спросил  Хейли  со
скептической улыбкой. - Летающие тарелки с инопланетянами могли  появиться
на земле и миллион лет назад.
     Хейли задумался. Теперь, когда щеки его округлились,  а  борода  была
аккуратно подстрижена, он снова стал бравым адмиралом прежних дней.
     - Они изо всех сил берегли драгоценную жизнь этого урода  и,  защищая
его,  гибли,  как  мухи.  Странные  все  же  существа:  с  одной  стороны,
беспощадные, с другой - совершенно беспомощные.
     - Мне кажется, у вумбоидов не было собственного интеллекта, -  сказал
я. - Вселяясь в человека, они использовали его организм и мозг. Вспомните,
адмирал, вы сами говорили,  что  это  не  люди,  их  нужды  и  потребности
разительно отличаются от наших. Им  ничего  не  нужно,  кроме  безопасного
теплого гнезда для своего Главного.
     - И все же они  выползали  на  свет  божий,  вы  видели  их  в  штате
Джорджия, в Майами, на Средиземном море. А подводный  дворец,  который  вы
обнаружили, видимо, существовал очень давно.
     - Народ, к которому принадлежит Риссия, был знаком с ними, -  заметил
я. - Мне кажется, этот дворец был построен на берегу,  а  потом  тщательно
замурован, поскольку стал оседать на дно.
     - Н-да, у этих древних была  потрясающая  техника,  -  Хейли  покачал
головой. - В некоторых случаях она даже превосходит современную. Например,
все эти средства связи,  которыми  Риссия  пользуется  и  сейчас.  Как  же
случилось, что такая цивилизация не оставила никаких следов?
     - Она существовала слишком давно, адмирал. Сначала  ее  перемололо  и
превратило в щебень, а потом все сковал лед. К этому можно добавить время,
стихийные бедствия и мародерство. Они-то довершили процесс уничтожения.
     - Все это одни  предположения,  -  заметил  Хейли.  -  Если  кончится
катастрофа и нам удастся восстановить хоть какой-то порядок на планете, мы
как следует изучим замороженный подземный город. И,  может  быть,  получим
ответы на все вопросы.
     - А может, и не получим. В некотором  смысле  даже  жаль,  что  погиб
Главный и его вумбоиды. Может, мы смогли бы его "разговорить".
     - Мы избавились от страшного чудовища и его выводка, - резко  ответил
Хейли, - а у нас и без этого хватит проблем.
     Через два дня мы увидели берег Луизианы, а потом причалили  к  западу
от небольшого городка Айовы. Найдя на берегу брошенный кем-то  автомобиль,
вернее выкопав его из грязной  канавы,  мы  погрузились  в  него  и  через
несколько часов были в Омахе.


     На  окраине  города,  куда  привез  нас  адмирал  Хейли,  мы  увидели
несколько  мрачных  зданий,  окруженных  высоким  забором.  Взвод  морских
пехотинцев, охранявших территорию, пристально наблюдал за  нами,  пока  мы
вылезали  из  машины  и  шли  к  воротам.  Хейли  назвал  пароль,  часовой
переговорил с кем-то по рации, после чего у ворот появился морской офицер.
Для начала он оглядел нас с ног  до  головы,  потом  задал  ряд  вопросов.
Наконец для нас открыли ворота и под  конвоем  провели  на  территорию,  а
затем - в здание штаба.
     Хейли, видимо, начал терять терпение, но внешне держался спокойно.  У
меня  в  кармане  все  еще  оставался   мой   револьвер,   который   после
поверхностного  обыска  мне  разрешили  оставить  при  себе.  Внезапно   в
вестибюль прибыл - откуда-то снизу, на лифте, -  толстый  моряк  в  звании
капитана первого ранга.  Он  и  Хейли  обменялись  улыбками  и  дружескими
объятиями, после чего толстяк усадил нас в свою машину и куда-то повез.  В
машине он  забросал  Хейли  вопросами.  Тот  сдержанно  отвечал,  что  все
расскажет на официальной встрече.
     Автомобиль остановился у  высокого  здания.  Каперанг  провел  нас  в
кабинет, украшенный коврами и картинами. Он предложил  нам  выпить,  после
чего нажал кнопку на полированном столе, и в кабинете появилось трое - все
подтянутые, с седыми висками и шевронами на рукавах,  по  всей  видимости,
штабные офицеры.
     - Джентльмены, - начал каперанг.
     Но тут Риссия коснулась моего рукава.
     - Мэл, вот этот, в самом центре, - один из них! Я вздрогнул,  как  от
укола иглы.  Значит,  вумбоиды  принимают  самый  разный  облик.  До  меня
донеслись слова каперанга:
     - ...после стольких долгих месяцев. Я не сомневаюсь, джентльмены, что
мы с большим интересом выслушаем адмирала Хейли, он  расскажет  обо  всем,
что испытал в Антарктиде.
     Я не спускал глаз с морского офицера, на которого  указала  Риссия  -
мужчину восточной внешности с черными, как уголь,  глазами.  Вот  он  чуть
отклонился назад, запустил руку в карман  брюк,  что-то  вытащил  и  начал
медленно поднимать руку.
     Выхватив револьвер, я всадил ему пулю в грудную клетку, услышал,  как
пролаяло в ответ его оружие, выстрелил еще раз, он  качнулся  назад,  и  я
всадил ему третью пулю - на сей раз в голову. И тут на меня навалились  со
всех сторон. Я пытался кричать, увидел мельком, что Хейли смотрит на  меня
и что-то говорит. Дверь распахнулась и в нее ввалился целый взвод  морских
пехотинцев. Перед моим носом замелькали кулаки, а потом  у  меня  из  глаз
посыпались искры и я потерял всякий интерес к происходящему.


     Суд надо мной вершили, видимо, в чьем-то кабинете. По  стенам  стояли
вооруженные моряки, за длинным судейским столом сидели офицеры с  мрачными
лицами. Все было как в тумане, голова гудела. Однако я сообразил, что  они
как-то подозрительно быстро организовали этот суд.
     Сидя в центре "президиума", каперанг зачитывал обвинительный акт.  Из
него следовало, что я  совершил  преднамеренное  убийство  генерала  Инна,
военного советника из  дружественной  державы.  После  чего  перечислялись
другие преступления, которые  меня  не  очень  волновали:  слишком  болела
голова. Я поднес к ней руку, и тут же получил по этой  руке  от  часового,
стоящего сзади.
     Оглядевшись вокруг, я понял, что Риссии в зале нет.
     - Где она?! - с этим восклицанием я приподнялся на  своем  стуле,  но
меня тут же пригвоздили к месту.  Каперанг  сказал  что-то  злым  голосом,
остальные члены суда остались сидеть с теми же бесстрастными лицами.
     - ...за зверское убийство, - произнес каперанг. - Хочет ли подсудимый
сказать что-нибудь до того, как будет вынесен приговор? Хейли  вскочил  со
своего места.
     - Он не может быть собственным защитником! Он  не  в  том  состоянии?
Предупреждаю вас, каперанг, что я об этой судебной комедии доложу...
     - Сядьте, или вас удалят из зала. - Лицо каперанга стало красным, как
помидор. - Я не знаю, адмирал,  какова  ваша  роль  в  этом  убийстве,  но
предателям не будет никакой пощады.
     - Всем известна моя роль! - воскликнул Хейли.
     - Но этот человек должен иметь шанс оправдаться!
     - Сядьте на место, сэр. Его выслушают. -  Ответив  каперангу  долгим,
сердитым взглядом, Хейли сел.
     - Адмирал, где Риссия? - снова крикнул я.
     - Заткнись, ты! - рявкнул часовой.
     - Женщине оказывают помощь, - сухо ответил каперанг.
     - А что с ней?! - завопил я.
     - Она ранена.
     - Куда ранена? Насколько тяжело?
     -  Молчать!  Если  у  вас  есть  показания,  связанные  с  убийством,
говорите.
     - Я убил его потому, что это был не человек, - ответил я. Собственный
голос прозвучал в моих ушах, как  чужой.  Вокруг  поднялся  гул,  каперанг
прекратил его, постучав председательским молотком.
     - Откуда вам стало известно, что он был таковым? -  спросил  один  из
"судей". Глаза его впились в мое лицо.
     - Я... не знаю. - Мне вдруг показалось очень важным держать  в  тайне
все, что связано со способностями Риссии.
     - Откуда вы узнали о городе подо льдом? - спросил другой.
     - Меня туда привезли.
     - Кто вас привез?
     - Вумбоиды.
     - А как вы узнали о тайном дворце под водой? - спросил третий.
     Открыв было рот для ответа, я промолчал. Дело в том, что о  дворце  я
не рассказывал никому, кроме Хейли. Поймав его взгляд,  я  мысленно  задал
ему вопрос, он нахмурился и резко  покачал  головой.  Переведя  взгляд  на
"судейский" стол, я замер. Меня осенила догадка.
     Они все - вумбоиды. Все, кроме каперанга. Допрос продолжался еще час,
я отвечал либо туманно, либо игнорировал вопросы. Я тянул  время,  надеясь
непонятно на что. В кабинете было  душно,  голова  у  меня  раскалывалась.
Хейли снова вмешался, и его снова осадили.
     Вумбоиды обрушили на меня шквал вопросов. Было ясно, что они пытаются
выведать, насколько хорошо я информирован о них,  что  мне  известно.  Это
интересовало их гораздо больше, чем обстоятельства  убийства  Инна.  Такой
поворот дела озадачил даже каперанга, он несколько  раз  стучал  молотком,
призывая к порядку.
     - Допрос вышел за рамки сути проблемы, - рявкнул он в очередной  раз.
- Суд  не  интересуют  эти  сказки.  Обвиняемый  или  выжил  из  ума,  или
притворяется.  Вопрос  прост:  существуют  ли  какие-то  смягчающие   вину
обстоятельства? Мне ясно: их нет! - Он  зыркнул  на  меня  глазами  из-под
кустистых бровей.
     - Осужденный, встать!
     Я поднялся.
     - Суд постановил считать вас виновным, - равнодушно сказал  каперанг.
-  Приговор:  смертная  казнь  через  расстрел.  Привести   в   исполнение
немедленно.
     Дверь распахнулась и в зал вошли трое - два  военных  моряка  и  один
морской  пехотинец.  У  каждого  через  плечо  -  пистолет-пулемет.  Круто
развернувшись им навстречу, я сжал зубы, собирая все свое мужество. Подняв
пистолеты, они прицелились. Мертвую  тишину  взорвала  тройная  пулеметная
очередь, и я чуть не упал от неожиданности: судейский  стол  разлетелся  в
щепки, равнодушные лица исказила  гримаса;  они  повалились  вниз  и  были
погребены под обвалившейся штукатуркой.
     Наступила тишина, только где-то раздавалось эхо  выстрелов.  Каперанг
сидел за столом, окаменев от изумления, лицо его стало серым,  как  стена.
Кто-то из моряков попытался схватиться за оружие, но тут же  поднял  руки,
сдаваясь.
     - Стоять, не двигаться, - приказал капитан пехотинец. - Мы  все  были
жертвами заговора, однако вдохновил его отнюдь не тот, кого здесь  судили.
Адмирал Хейли, вы примете на себя командование?
     - С удовольствием, сэр.


     Риссия сидела в белоснежной постели, опираясь на подушки. Она  слегка
побледнела, но сейчас улыбалась и глаза ее сияли.
     - Ничего страшного, Мэл, - сказала она. - Пуля попала мне в  бок,  но
меня здесь хорошо лечили.
     - Ты так рисковала. А я оказался таким нерасторопным.
     - Неважно, Мэл.  Главное,  мы  живы.  Теперь  все  знают,  что  такое
вумбоиды, они не смогут больше никому вредить.
     - Да, но никто не знает, сколько  еще  осталось  "колоний".  Одну  мы
уничтожили в Гонвондо. Второй, в Средиземном море,  видимо,  тоже  уже  не
существует. А теперь вот эта банда. Сдается, у них  есть  особые  средства
связи, благодаря которым они всегда начеку. И теперь ясно, что  Главный  у
них не один.
     - Мы с ними расправимся, - вмешался адмирал Хейли. - Не  волнуйся  по
этому поводу, Мэл.
     - Риссия, как тебе это удалось? - я взял ее руку в  свою.  -  Как  ты
убедила других, что здесь гнездо вумбоидов?  Не  только  я,  даже  адмирал
этого не знал.
     Риссия ответила на мое рукопожатие, рука ее была твердой и теплой.
     - Я попросила хирурга как следует осмотреть генерала Инна.  Он  нашел
некоторую... аномалию.
     Полковник  Баркер,  тот  самый  хирург,  который  обследовал  убитого
генерала, вступил в разговор.
     - Это удивительно,  -  сказал  он.  -  Сердце  убитого  казалось  мне
совершенно нормальным до тех пор, пока я не начал вынимать из него пулю. -
В этом месте лицо его исказилось. - Из сердца выполз  огромный  червь.  Он
был жив, представляете?  У  этой  гадины  как  будто  существовали  корни,
пронизывающие все тело "носителя". Без помощи молодой леди я оставался  бы
в неведении.
     - О женщина, полная загадок и тайн, -  воскликнул  Хейли.  -  Как  вы
смогли повлиять на  хирурга?  И  почему  он  позволил  вам  вмешиваться  в
профессиональные дела? Какие чары, унаследованные от предков,  вы  на  нем
практиковали?
     - Никаких особых чар, адмирал, кроме тех,  которыми  обладает  каждая
женщина. - Она взглянула на меня и улыбнулась обворожительной улыбкой.
     - Мечта женщины всегда исполнится, если это большая мечта, - добавила
она.
     Поглядев  в  ее  черные  бархатные  глаза,  я  безоговорочно  с   ней
согласился.

Ваша оценка:	Подпишусь под каждым словом (+3) Понравилось (+2) Нормально (+1) Посредственно (-1) Ерунда какая-то (-2) Чушь собачья (-3)
Комментарий:
Подпись:	(Чтобы комментарии всегда подписывались Вашим именем, можете зарегистрироваться в Клубе читателей)
Сайт: