выгоды момента и продолжаем гулять, но уже в сказочном лесу...
Лес действительно напоминал декорации к сказочному или
приключенческому фильму. Спуск с пригорка, на котором стоял дом, покрылся
обломками скал и гниющим буреломом, лишь в одном месте, где случилось
меньше камней, кем-то был расчищен проход. Внизу, где в реальности до
самой реки продолжалась роща с разбросанными по полянам коттеджами, теперь
жаркими испарениями курилось болото. На воде дробно пестрела ряска, возле
настоящих сосен (Никуда они, конечно, не делись, но давно знакомые стали
словно незаметными) торчали кочки осоки и тонконогой пушицы, жирно
зеленели листья белокрыльника.
Гелия, собрав детей на крыльце, на секунду сбежала вниз, убедившись,
что болото, как и прочие новообразования, не настоящее, разрешила всем
спуститься с крыльца. Быстро придумав подходящую к окружению игру -
странный гибрид из "Красной шапочки" и "Мальчика-с-пальчик", забежала в
дом и попыталась дозвониться в координационный центр, узнать, что
происходит. Дозвониться не удалось, очевидно, не одну ее волновали эти
вопросы. Кухонное оборудование работало исправно, и ужин Гелия заказала на
двенадцать человек, хотя и знала, что семерых детей в течение ближайшего
часа заберут родители. Но происходящее тревожило ее, значит, надо быть
готовым ко всякому.
И события начались, но вовсе не те, которых ждала Гелия.
- Бык! Бык! - закричал Костик.
На поляну, раздвинув кусты, вышла корова. Низкорослая, неопределенной
масти буренка, по самое брюхо вымазанная болотным илом, она явно
принадлежала к призрачному миру. Дети шумно кинулись под защиту Гелии,
только Жанна, обычно жившая на родительской ферме и привыкшая к виду
домашних животных, поспешила навстречу гостье и была сильно разочарована,
обнаружив, что и это одна лишь видимость. Следом за первой коровой на
поляну высыпало все стадо: еще две коровы, обе с годовалыми телятами, бык,
вид которого заставил детсадовцев примолкнуть, десятка полтора овец и
баранов, тоже вымазанных в грязи и оттого не похожих ни на что ранее
виданное. Стадо двигалось в абсолютной тишине, словно толстое стекло
отгораживало его от зрителей. Последними появились пастухи: чумазый и
патлатый мальчишка с длиннющим кнутом в руках, которым он непрестанно и
неслышно хлопал, подгоняя отстающих, и высокий молодой парень, тоже
странно и грязно одетый, но шагающий так, словно не было заросшего
подъема, а до этого изматывающего перехода по истлевшей гати.
"Красавец" - подумала Гелия.
Парень, не доходя нескольких шагов, остановился и, глядя в лицо
Гелии, произнес что-то, очевидно громко и отчетливо выговаривая слова,
потом размашисто перекрестился и плюнул через плечо.
- Что, киногерой, - сказала Гелия, стараясь избавиться от ощущения,
что парень видит ее и обращается именно к ней, - озвучить-то тебя
позабыли...
В доме загудел сигнал вызова. Кто-то, родители или начальство, сумел
пробиться к ней по перегруженной телефонной сети.
Великий миракль, явившийся в день святого Стефана, равно напугал и
изумил всех, но никого он не оскорбил так, как благородного ландграфа
Августа. Хотя иным могло показаться, что судьба обошлась с его
сиятельством менее жестоко, чем с прочими. Замок Августа стоял в излучине
реки на высоком берегу, и когда свершилось чудо, здесь не оказалось ни
бесовского города, откуда едва сумели бежать жители окрестных сел, ни
адских кузниц, где, как рассказывали очевидцы, железные пауки под
присмотром бесплотных обитателей творили стальное подобие жизни -
самобеглые повозки, носящиеся повсюду и до икоты пугающие людей. На месте
замка явились древние руины: осыпающиеся остатки башен, проломленные
стены. А возле разрушенных ворот граф увидел лежащий на земле каменный
барельеф - дракона, поверженного львом. Увиденное могло означать лишь
одно: призраки глумливо предсказывали, что род его прервется, стены замка
падут, двор зарастет едким лютиком, а прославленный в походах графский
герб будет втоптан в грязь.
Разгневанный граф приказал перебить всех случившихся поблизости
пришельцев и снести несколько стеклянных сараев, выросших посреди двора.
Челядь была в панике, и Августу самому пришлось взяться за меч. Лишь после
этого он понял, почему чужаки ходят безоружными и мастерят сараи из
хрупкого стекла. Оружие не причиняло им вреда, меч не рассекал их, и пики
не пробивали. Камни пролетали сквозь стекло словно по пустому месту. Хотя
напугать призраков неукротимый граф сумел: они бросились в бегство.
Победа над неуязвимым противником слабо утешила Августа, ведь
оставались развалины, нелепые стеклянные строения, вдалеке громоздились
башни призрачного города, а по нижнему этажу замка, порой проходя сквозь
стены, злоумышленно бродил толстый черный кот. Посланец дьявола двигался
совершенно бесшумно и не обращал внимания на все попытки убить его, словно
не видел и не слышал атакующих людей.
Размыслив, ландграф решил отложить оружие и взяться за святую воду.
Он велел капеллану отслужить молебен и послал людей в монастырь за
помощью. Неожиданно вместе с настоятелем и монахами в замок приехал сам
архиепископ - преосвященный Феодосий. Август недолюбливал церковников,
поскольку всегда помнил, что именно монашествующие рыцари помогли его
предкам укрепиться в землях, отнятых у схизматиков в тяжких крестовых
походах, но архиепископа принял отменно вежливо. Общая нужда заставляла
мириться с давним недругом.
Архипастырь благословил встречающих, покосился на уродующее двор
стеклянное непотребство, но, очевидно наскучив бессмысленным занятием,
экзорцизмов читать не стал, а молча проследовал на второй этаж в каминную
залу.
- Что скажете, ваше преосвященство? - спросил ландграф. - Видения -
это по вашей части.
- Вы правильно сделали, сын мой, что в час бедствий обратились к
нашей общей матери - церкви, - начал Феодосий. - Миракли могут посылаться
господом, а с божьего попущения и внушаться дьяволом. Не будем судить о
природе данного чуда, но поговорим о делах более насущных. Ибо, как и
всякое испытание, чудо святого Стефана позволяет отделить овец от козлищ,
выявить тайных недругов и всех пошатнувшихся в вере. - Архиепископ
наклонился вперед и, глядя в глаза графу, продолжил коротко и жестко, не
затрудняясь подбором округлых фраз: - В городе паника и всеобщее
недовольство, по деревням - смута. Одни ждут конца света, другие
проповедуют против церковного учения. Еще немного - и государство
разрушится. Ваше сиятельство, оставьте призракам их мерзости и займитесь
делами. Сейчас, когда искушение высветило душу каждого, мы сможем очистить
народ и от зерен бунта, и от противных церкви суеверий.
- Вы уверены, что призраки не вмешаются? - задал вопрос граф.
- Пусть вмешиваются. Они бесплотны, убить их невозможно, но и они не
могут сделать ничего.
- Как я должен поступать?
- Необходимо послать людей по деревням. Всякий, кто склонился к
призракам - враг. Завтра во всех церквях объявят, что это всего лишь
искушение, и следует жить так, словно ничего не изменилось. Как поступать
с жизнью и имуществом ослушников - вы определите сами. Ибо сказано:
"Упорство невежд убьет их и беспечность глупцов погубит их. А слушающий
меня будет жить безопасно и спокойно, не страшась зла." Благословляю вас
на подвиг, сын мой, но помните, что церковь ждет своей доли.
- Я завтра же вышлю солдат.
С самого начала Инна чувствовала, что добром ее поездка не кончится.
Одно дело - оставить дочку, улетая в командировку, совсем другое -
бросить, отправившись отдыхать. Но Регина так упрашивала ее поехать
вместе, и воспитательница в Хвойном говорила, что все будет прекрасно, что
Таточке у нее нравится. Короче, уговорили - согласилась, дура. И тут,
конечно, начинается этот кошмар. Люди, говорят, с ума сходят, не выдержав
зрелища проросших друг в друга миров. Гелия - прекрасный человек, но вдруг
и с ней, не дай бог, произойдет что-нибудь подобное?
Регина, добрая душа, сразу согласилась, что надо возвращаться и даже
отправилась вместе с ней, только в Хвойный не поехала, осталась в городе.
В городе сейчас не в пример легче, средневековое поселение в точности
спроецировалось на исторический центр, где и так почти никто не живет. А в
высотных зданиях вообще можно жить, словно ничего не произошло.
Искаженный пейзаж, деревья, пронзившие дома, причудливо наложившиеся
строения - все это было необычно и удивительно, но по-настоящему Инну
потрясли люди. Бедные и богатые, одетые пышно и едва прикрытые изношенным
тряпьем они казались на одно лицо. Изрытая серая кожа, истончившиеся
выпадающие волосы, кривые тонкие ноги, словно в насмешку обтянутые цветным
трико и украшенные преогромными башмаками. Почти не встречалось здоровых
людей, каждый второй тяжко страдал рахитом, каждый третий - туберкулезом.
Столь явные признаки болезней Инна наблюдала лишь на муляжах и в
специальных фильмах, когда училась на врача. Теперь она видела их воочию.
Но самым страшным была агрессивность этих жалких людей. Конечно, и среди
них были удивленные и восхищенные чудом, но первыми в глаза бросались те,
что пытались напасть, ударить, убить. И это люди эпохи раннего
Возрождения, так во всяком случае, объявили растерявшиеся средства
массовой информации! Инна перебирала то немногое, что она помнила об этой
эпохе. Рыцарские романы, суды любви, расцвет готики. Красивые люди,
благородные мысли и поступки. А она видела грязь и завшивевших калек. И
знала, что Таточка далеко и она тоже брошена в этот водоворот, на нее
замахиваются, угрожая, страшные, непредставимо чужие люди...
Инна гнала машину от города к Хвойному Бору мимо знакомых полей. Поля
остались почти такими же, как прежде, лишь в одном месте неподалеку от
дороги выросла группа вымазанных глиной развалюх. И вот там, на фоне
глинобитной стены Инна заметила фигуру девочки.
- Тата!
Визгнув колесами по дорожному покрытию, машина остановилась. Инна
заторопилась к хутору. Она уже видела, что ошиблась, приняв на скорости
чужую девочку за свою дочь. Возраст, конечно, одинаковый, и косичка
похожа, а так, сразу заметно, что девчушка из другого мира. Разве стала бы
Тата носить такую хламидку... Но все же, Инна подошла, чтобы
удостовериться наверняка. Девочка настороженно следила за ней.
Инна улыбнулась.
- Ну, здравствуй, - сказала она, - что букой смотришь? Не бойся, я
тебя не съем...
Инна понимала, что девочка не слышит ее, но уйти, оставив ребенка
испуганным, не могла. Иначе, какой она к черту врач? Поэтому она
продолжала говорить, ориентируясь больше на жесты, выражение глаз, чем на
бесполезные слова и интонации.
- Что же мне тебе подарить? Подарка ты взять не сумеешь, значит, его
для тебя как бы и нет.
Инна порылась в сумочке, нашла блокнот и карандаш, быстро нарисовала
на чистой странице большого улыбающегося кота. Страха в глазах у девочки
уже не было, она завороженно следила за движениями грифеля. Потом
протянула руку и, ткнув пальцем сквозь блокнот, произнесла что-то.
- Правильно, это киса, - согласилась Инна. - Знаешь что, давай
сделаем так: я оставлю тебе рисунок, пусть он лежит здесь, а ты, когда
захочешь, будешь приходить и смотреть...
Инна вырвала из блокнота лист, положила его на землю, прижала
камешками так, чтобы его не унесло ветром. А подняв голову увидала в
