Гелия молчала, не очень понимая, чему радуется собеседник. Понимала
лишь, что на Марата слишком сильно подействовало то страшное, чему он был
свидетелем и теперь скопившееся напряжение разряжается невнятной речью и
нервным смехом.
- Вот что, - сказала она. - Пошли пить чай. У хозяйки обед готов, а
мне моих пора кормить...
- К вам еще кто-то едет, - вместо ответа сказал Марат.
В этом случае не могло быть и тени сомнения, к какому миру относятся
гости. Вдалеке оба ландшафта сливались, но лучше виден был тот, что
оказывался сверху, так что приближающийся автомобиль казался диковинной
лодкой, плывущей через камыши. Машина была хорошо знакома Гелии, она
обслуживала детские учреждения, поэтому ей и разрешалось ездить по парку.
Хлопнула дверца, из машины вышли двое - в одном Гелия узнала регионального
инспектора.
Этого только не хватало! Уже пятнадцать минут, как по расписанию
начался обед, а дети все еще на улице. И неважно, что сегодня их всего
двое - распорядок дня все равно нарушен.
- Быстро мой руки, - скомандовала Гелия Маше и побежала за Костиком,
который конечно же умотал к костру.
По счастью, инспектор - пан Крыльский был настроен благодушно и хотя
не преминул посмотреть на часы и заметить: "Опаздываете...", - но этим и
ограничился.
- Приходится, - сказала Гелия. - Соседка кашу не доварила. - Нельзя
же детей в разное время кормить.
Крыльский с любопытством оглядел бивак, расположившийся на другом
конце площадки.
- Да, у вас тут коммуна. Очень мешают?
- Нет, - сказала Гелия, - это же люди. Мы дружно живем, а дети вместе
играют.
- Это как? - не понял инспектор.
- В прятки. Грибы собирают: мои ищут, а те - рвут. Еще им нравится
друг сквозь друга пробегать.
- Что же, Гелия, вы удачно обошли трудности. В других местах
положение хуже, можно сказать, что ассоциации больше не существует. Многие
воспитатели побросали работу и куда-то помчались. Куда, зачем? - не
понимаю. Повсюду одно и то же. У некоторых - нервные срывы, они тоже
больше не работники. А дети насмотрелись гадостей, мерзости всякой. Среди
них сейчас настоящая эпидемия жестокости. Раз можно ударить проницаемого,
значит можно и своего товарища. Родители, почти все, детей из наших садов
забрали, держат при себе. А то не представляю, как мы и справились бы.
- Знаю, - сказала Гелия. - У меня тоже группа пуста, и продуктов
вчера не привезли. Что творится - не пойму у нас же войны нет!
- А паника есть, - сказал Крыльский. - Это немногим легче. Так что
придется вам отсюда уезжать. Нам удалось договориться об эвакуации детей в
ненаселенные районы. То есть, я хотел сказать, в районы, которые были
незаселены в те времена. Родители, которые не могут приехать,
предупреждены и согласны. Воспитателей мы отбираем лишь самых опытных, и я
рекомендовал вас.
Минуту Гелия молчала. Мысли ее были в смятении, впоследствии она не
могла даже сказать, будто перебирала варианты или искала доводы. Однако,
решение приняла.
- Я не могу ехать, - виновато сказала она. - Посмотрите, сколько тут
малышей, что они подумают, если я вдруг исчезну?
- Но пани Гелия! - вскричал Крыльский. - Эти люди - там! Какое вы
имеете к ним отношение? То есть, простите, отношение имеете, но что можете
для них сделать?
- Я могу улыбнуться, успокоить, - сказала Гелия. - Кино по вечерам
смотрим, я мультфильмы выбираю без слов. Присмотреть могу, пока Рада
занята.
- Какая Рада? - не понял Крыльский.
- Женщину у костра видели? Горбатую. Ее Радой зовут.
- С ума сойти! - Крыльский потер лоб, соображая. - В ваших словах
есть резон, пусть будет по-вашему, но это все равно безумие. Значит, мы
открываем филиал в невещественном мире. Машу с Костиком мне придется
забрать, родители приедут за ними на остров, но вашу группу мы продолжаем
числить действующей. С ума сойти!
- Я действую, - сказала Гелия. - Через день папа должен Жанну
привезти. У нас ведь тоже сенокос...
Гелия не сомневалась в своем решении, но когда Крыльский увез двух
последних воспитанников, и дом затих, Гелия закрылась в дальней комнате и
целый час проплакала. Потом встала, умылась, припудрила зареванную
физиономию. На улице начинало темнеть, пора было показывать вечерний
мультфильм.
Отпрыгали на экране три поросенка, такие же нездешние, как и
усевшиеся кружком зрители. Рада загнала свою ораву в землянку, и стало
окончательно пусто. Гелия прошла по комнатам, машинально расставляя
разбросанные Костиком игрушки. Снова вышла на улицу. На камне возле
крыльца сидел Кристиан.
- Добрый вечер, - сказала Гелия и присела на ступеньку.
- Добрый вечер, - сказал Кристиан.
- Видишь, как удачно выходит, - сказала Гелия, - семья собралась,
большая, дружная. Устраиваетесь потихоньку. Я знаю, вы выбьетесь, лишь бы
вам никто не помешал. А у меня - наоборот, все разлетелись, как не было.
- Агату убили, сестренку мою, - тихо сказал Кристиан. - В доме
сожгли. Только Бастин, свояк и спасся, да и то, никак, в уме повредился.
Мальчика принес, чужого. Называет его Яриком, как своего младшего, а тот
откликается. И Рада малыша признала... значит судьба.
- Мне сегодня уехать предложили, - сказала Гелия, - а я отказалась.
Куда я теперь без вас?.. Смешно, правда?
- Бастин говорит, будто сделал огнеметную машину, какой у вас воюют.
Я ему не верю - разве у вас бывает война? А может и вправду сделал, Бастин
может. Я думал - только мы знаем дорогу на Буреломье, а у него
оказывается, тут углище устроено, на дальнем конце. Говорит, для
огнеметной машины скипидар нужен, просил помочь. Я согласился.
- Ночь сегодня какая теплая, - сказала Гелия, поднимаясь со
ступеньки. - Пойдем, немного походим? Мне теперь никого караулить не надо.
- Углище показать? - спросил Кристиан. - Давай. Только темно вот-вот
станет, ничего не увидим.
Они тихо пошли, Гелия по дорожке, Кристиан через кусты, местами уже
вырубленные на дрова и для засыпки крыши между бревнами и слоем земли.
- Бастин говорит, ему один из ваших помогал - чернобородый, что с ним
пришел. Он ему показывал, что и как, а Бастин делал. Ты знаешь... -
Кристиан запнулся, - мне этот чернобородый не нравится. Ты прости, я
понимаю, что у вас нет плохих людей, но я и не говорю, что он плохой. Он
мне просто не нравится. Я не хочу, чтобы на тебя смотрели так, как он.
- До чего красиво! - сказала Гелия. - У вас, вообще, красивее чем у
нас, хоть и болото, и заросли.
- Ты не замерзнешь, Ангела? - спросил Кристиан. - Ночь сегодня
холодная...
Кристиан остановился, словно пытаясь согреть, положил руки на плечи
Гелии, осторожно провел пальцами вдоль шеи, и Гелия покорно замерла,
смущенная этой лаской без прикосновения.
- Ангела, - быстро и освобожденно зашептал Кристиан, - ты самая
лучшая на свете, я теперь не смогу без тебя жить... Почему ты там, где
можно только смотреть на тебя? Я понимаю, что недостоин попасть в твою
жизнь, но я люблю тебя, я бы сберег тебя и здесь, сохранил от всякой беды.
Я тебя люблю...
- Ну что ты?.. - тоже шепотом, словно кто-то мог услышать, твердила
Гелия. - Ты же умница, Кристиан, ты же сам все понимаешь... Мы дальше друг
от друга чем звезды, я никогда не смогу к тебе прикоснуться... Какой же ты
глупый, какие мы с тобой глупые, хороший мой...
К дому Гелия вернулась, когда уже царила глухая ночь. Лампа, обычно
светившаяся над крыльцом, сегодня не горела, и Гелия не сразу заметила
фигуру, сидящую на ступенях. При виде Гелии Марат встал, кашлянул, словно
предупреждая о себе, сказал нарочито бодрым голосом:
- А я к вам. Что-то мы с кузнецом завертелись сегодня, и мне теперь
домой не попасть. Машины нет, транспорт не ходит. Переночевать не пустите?
- Ладно, - согласилась Гелия, с недоумением отметив, как неожиданно
Марат перешел на "вы". - Детей сегодня нет, можно в игровой устроиться.
Она вошла в дом, повела рукой по стене в поисках выключателя, но
почувствовала на своих плечах ладони Марата. Гелия развернулась, уходя от
повелевающей тяжести.
- Что ты? - позвал Марат. - Иди сюда.
- Пусти, - шепотом потребовала Гелия.
Ладони ослабли, но сам Марат придвинулся ближе, бормоча какие-то
фразы, которые днем могли бы показаться глупыми и смешными, но сейчас
пугали, бросая в дрожь.
- Пусти! - повторила Гелия. - Увидят...
- Кто? - опешивший Марат прервал горячечный монолог.
- В землянке не спят.
- А уж их это никак не касается! - Марат рассмеялся. Его смех придал
Гелии силы, она резким движением вывернулась из чужих объятий и отступила
на шаг. Щелкнула выключателем, залив прихожую отрезвляющим светом.
- Их это касается больше, чем ты думаешь, - сказала она почти
спокойно. - А ты... Ты извини, Марат, я знаю, ты хороший человек и не
станешь обижаться, но ты мне просто не нравишься.
С трудом протиснувшись через узкий лаз, Петер выбрался наружу и
огляделся. Вокруг было спокойно, лишь со стороны хутора доносились
возгласы и жуткий хруст горящего дерева. Следом из дыры показался Атанас,
Ханна, затем - дети. Последней ползла Марта - петерова жена.
Чуть приподнявшись, Петер сквозь кисти цветущей лебеды попытался
рассмотреть хутор. Огонь охватил уже оба дома, пылал двор и сараи.
Солдаты, толпящиеся вокруг, отступали, заслоняясь руками от жара. Из горла
Петера вырвался всхлип. В один час он потерял все! Дома, имущество,
нажитое предками, уложенное в дедовские сундуки, две пары пахотных волов,
конь... все сгорело или пограблено свалившимися неведомо откуда чужаками в
страшных белых плащах с крестом. Давно уже никто не видал крестоносцев,
один дед Матфей рассказывал о них, остальным же казалось, что это легенды
времен короля Атли. Но видно, сместилось само время, на поля пали тучи
крестоносной саранчи, так что Петер с семьей едва успел уползти по чудом
сохранившемуся дедову лазу.
Атанас с Марком под руки вытащили из-под земли мать, Ханна взвалила
на плечо узлы с немногими спасенными пожитками, и все, прячась и
пригибаясь, двинули по оврагу к лесу.
Но уйти незамеченными не удалось. Фигура в белой накидке появилась на
краю обрыва. Солдат закричал по-немецки, указывая на мужиков. Марк, видя,
что их все равно обнаружили, метнул ременный аркан, который нес в руке,
крестоносец рухнул вниз, а Атанас хладнокровно ткнул ножом сквозь нашитый
крест и ремни кирасы, заставив немца замолчать. Женщины, похватав малышей,
побежали.
До кустов, означавших начало мокрого леса, оставалось уже совсем
немного, когда на том конце поля показалась погоня. Крестоносцы тоже были
пешими, не успели еще обзавестись в чужих землях лошадьми, но двигались
гораздо быстрее беженцев, которых сдерживали дети.
- Ханна! - крикнул Петер невестке. - Выведешь детей к Буреломью -
дорогу знаешь. Смотри только, путь не слишком тропи, а то найдут. Томасу
кланяйся, прощенья от меня проси. А я с сынами здесь постою, солдат
задержим. Атанас, Марек - стойте!
- Не на-а-до!.. - истошно закричала Ева, но Марк ладонью ударил ее по
щеке, прервав крик, потом наклонился, поцеловал в губы, сказал что-то, и
Ева, пошатываясь, пошла, затем подхватив на руки приотставшую Монику,
свои-то мальчишки мчались впереди, побежала.
Петер с сыновьями стояли, выпрямившись в рост. Спешившие по следу
солдаты при виде их перешли на шаг, потом остановились.
"В другой раз косами не отмашешься", - вспомнил Петер слова брата. -
Так и вышло. Солдаты пришли новые, а в руках и кос нет - не пролезли
