медленно, чтобы их можно было наблюдать с понятием, а не как отсветы и
стремительное мельтешение. Честно говоря, Бастин понял не много. Не понял
главного - зачем нужны все те штуки, что выделывали чудовища, так легко
покорявшиеся чернобородому. Но потом знакомец позволил Бастину заглянуть
внутрь самобеглой тележки, и Бастин, осознав, что в подобные хитрости
сходу не вникнуть, отступился. Но знаками объяснил, что придет и завтра.
Однако, вышло по-иному. Когда Бастин вместе с чернобородым вышли на
вольный воздух, то увидели впереди шеренгу солдат. По панталонам,
раскрашенным под цвет знамени, он угадал наемников ландграфа Августа.
Бастина хорошо знали в замке, так что причин бояться ландскнехтов не было,
но понимая, что нынче и вооруженный люд не в себе, Бастин благоразумно
схоронился в кустах, проросших сквозь заводскую стену. И сразу же
возблагодарил себя за мудрую предусмотрительность.
На дороге показалась процессия. Два десятка людей, размахивая
зелеными ветвями и нестройно распевая псалмы, двигались к фабрике. Впереди
несли свежесрубленное деревце с листьями и пять белых хлебов на вышитых
полотенцах. Несомненно, эти люди поддались на уговоры очередного
обезумевшего проповедника. Собирались ли они напугать призраков,
поклониться им или уничтожить - Бастин не знал и не узнал никогда.
Солдаты, скрытые холмом от идущих, вздели пики и ринулись в атаку.
Раздались вопли, покачнулось и упало деревце. Паломники кинулись в разные
стороны, солдаты гнались за ними и убивали в спину. Оброненный хлеб
валялся в пыли.
Бастин лежал, вжавшись в песок. Удивительным образом ему не было
страшно, хотя он понимал, что если его найдут здесь, то не раздумывая
пронзят копьем и лишь потом, быть может, узнают. В висках стучала
единственная мысль: домашние остались одни - кто защитит?
Чернобородый выскочил на дорогу. Он неслышно кричал и размахивал
руками, пытаясь остановить бойню. На него не обращали внимания.
Спастись удалось немногим, лишь тем, кто побежал в сторону строений.
Солдаты, с оружием наизготовку, рассыпались цепью и медленно двинулись
вперед.
"Облава!", - догадался Бастин. Он попятился ползком, стараясь не
выдать себя, хотя и понимал, что завод невелик, и скоро всех бежавших
выгонят на противоположную сторону.
Убийцы двигались неторопливо, обшаривая каждый куст и не глядя на
чудные механизмы, продолжающие работу. За убегавшими солдаты не гнались, и
из этого Бастин заключил, что с той стороны их ожидает еще одна шеренга.
Бастин вскочил и побежал, не скрываясь. Он еще успел по дороге выломать
палку, хотя и понимал, насколько бессмысленно идти с хворостиной против
латника.
Предчувствие не обмануло Бастина. По ту сторону зарослей, опираясь на
древки протазанов стоял второй отряд. Безоружные, выгнанные на открытое
пространство люди остановились. Бежать было некуда. И тут Бастин снова
заметил чернобородого. Очевидно, призрак не тратил даром те полтора часа,
что Бастин ползал по кустам. На спине у чернобородого горбатился еще не
виданный Бастином механизм. Продолговатые баллоны, выкрашенные в серый
цвет, соединялись короткими трубами, и черный раструб был направлен в
сторону солдат. Никто не успел понять, что происходит. Стремительная струя
огня вонзилась в узкий промежуток между людьми, разъединив их. Туго
скрученное пламя казалось сносило все на пути. Чернобородый медленно повел
пышущим раструбом в сторону солдат, и те не выдержали, побросав оружие,
бросились наутек. Новый шквал огня отсек дрожащих крестьян от замерших в
кустах загонщиков. Началась всеобщая паника. Через минуту на лугу
оставались только чернобородый и Бастин. Все остальные - и жертвы, и
охотники разбежались в разные стороны.
Горела трава, белые стены мастерских густо покрылись языками копоти.
Но кусты и трава, по которым пробирался Бастин, оставались целы. Бастин
единственный сумел заметить, что огненный ужас бушует лишь в том мире, а
здесь не может сделать ничего. Кузнец подошел к огнеметчику, улыбнулся
спекшими губами:
- Спасибо, брат.
Вдвоем они направились прочь от завода. Бастин спешил впереди,
чернобородый с оружием наизготовку, словно телохранитель, торопился сзади.
Беспокойство не оставляло Бастина, он все ускорял шаг, потом побежал...
Потом остановился... он увидел, что спешил зря. С пригорка ему открылось
дымящее пожарище на месте дома, догорающие столбы ворот, а чуть в стороне
- нетронутая огнем кузница. Стены потустороннего дома гордо вздымались над
пепелищем, но даже из призраков никого не было видно, словно и они,
убоявшись, попрятались.
Шатаясь, Бастин подбежал к остаткам дома. Перед горящими воротами он
нашел зарубленного старшего сына, в кузнице - мертвого молотобойца. Его
пробили копьем прежде чем он успел дотянуться к своему сокрушающему
инструменту. Агаты и младшего сына нигде не было, но от рухнувших стен так
страшно тянуло горелым, что Бастин не стал напрасно звать их.
Чернобородый стоял у стены, угольный зрачок плавал в распахнутых
глазах, белые пальцы сцепились на раструбе огнеметной машины. Бастин
увидел его, шагнул, протянул руку:
- Дай мне это, слышишь? Понимаю, что никак, но ты мне только покажи,
я сам сделаю! Дай!
И призрак понял. Он оторвался от стены, открутил баллон, вылил на
камень немного прозрачной жидкости. Черкнул палочкой - этот фокус Бастин
уже видел - и поднес к лужице огонек. Жидкость вспыхнула густым коптящим
пламенем.
- Сде-е-елаю! - каркнул Бастин. - Живичного скипидару из корья нагоню
- он также горит. Ты показывай, что внутри!
Одну за другой чернобородый принялся отсоединять от своего оружия
детали и раскладывать их перед Бастином, под его внимательный
заострившийся взгляд.
Чуть больше недели прошло с того мгновения, как детский сад из
пригородного лесопарка окружило зыбучее болото, а холм порос вековым
лесом, но за эту неделю многое изменилось в обоих мирах. Оставленный без
ухода парк быстро терял лоск: на дорожках валялись сбитые ветром сучья,
неподстриженная трава превратила утоптанные спортивные площадки в обычные
лужайки. В Хвойном теперь почти никого не было - горожане спешили
вернуться в свои многоэтажки, многие вообще зачем-то вскинулись и уехали
куда-то, хотя и знали, что взбесившийся мираж захватил всю землю, и
по-настоящему укрыться можно только на Луне. Детей в группе у Гелии
оставалось всего двое: Маша и Костик, да еще однажды на день появилась
Жанна.
Зато на Буреломье жизнь кипела ключом. На пастушьей стоянке теперь
жила куча народу. Чумазый Теодор командовал не только детсадовцами, но и
тремя младшими братьями. Их отец - Гелия хоть и с трудом, но разобралась в
семейных отношениях соседей - хмуро рыл на пригорке огромную яму. Гелия
долго не могла понять, зачем нужна такая воронка, и лишь когда Савел начал
выкладывать вдоль земляных стенок сруб, догадалась, что люди собираются в
этой норе жить.
Кристиан вместе с худым пожилым мужчиной - главой этой странной семьи
- полный день пропадал на болоте, уходил затемно и затемно возвращался.
Мужчины косили белесую осоку и жирные дудки ядовитой цикуты, вязками
таскали траву на плотное место и сушили там, раскидав по земле. Скот пасся
на привязи, подальше от зимних кормов, смертельных, покуда солнце не
выжжет из свежих стеблей яд.
В лагере всем заправляла горбунья. Она успевала управиться со
скотиной и обедом, обиходить детей и взрослых, а в свободные минуты бежала
ворошить сено или, по мужски широко расставив ноги, тяжелым косарем
ошкуривала заготовленные для землянки бревна.
Гелия горбуньи боялась. Что-то страшное рассказывала об этой женщине
мать одной из девочек. Что-то связанное с убитыми детьми. Гелии тогда
стало плохо, она не дослушала, и теперь то и дело замирала в испуге, не
зная, чего ожидать от увечной. Рада сумрачно смотрела на прозрачную
фигурку Гелии, иногда говорила что-то, едва разжимая неподвижные губы. И
только когда рука Гелии замирала на секунду на головенке кого-нибудь из
детей: своих или Радиных, которых она даже ощутить не могла, маска
горбуньи неприметно смягчалась, притухал огонь в глазницах, и лицо
становилось похожим на лицо Кристиана.
С утра Рада отправила Теодора помогать косцам, начавшим метать
большой стог, и все дети остались с Гелией. Обычно Теодор мобилизовывал их
на сбор грибов, которые немедленно крошились в котел, независимо от того,
что булькало там, но сегодня без бригадира дело не спорилось. Малыши
играли, нимало не смущаясь тем, что не могут коснуться и слышать друг
друга. Они вовсю объяснялись универсальным языком жестов, и им было
весело. Гелия стояла на крыльце и смотрела вдаль. До чего же быстро она
привыкла, что парк, всегда полный людей, слился с болотом, и что гуляющих
теперь не отыщешь днем с огнем, все ужасно заняты и спешат. Привыкла к
жизни, идущей рядом и царапающей сердце своим неудобством. Привыкла
беспокоиться за троих грязнуль: Георга, Антона и Себастиана, бояться, что
непогода начнется прежде, чем их отец настелит в землянке кровлю. Привыкла
встречать вечером усталую улыбку Кристиана. Непостижимый, не допускающий к
себе мир, в котором она почти дома.
Внизу у подножия холма Гелия заметила какое-то движение. Заслонившись
ладонью от солнца, разглядела две человеческие фигуры. Прежде и в голову
не пришло бы пугаться из-за идущих мужчин, но теперь... она часовой, она
делает единственное доступное дело: охраняет доверившихся ей людей. Гелия
подбежала к костру, привлекла внимание Рады, указала на путников. Уже было
видно, что это люди другого мира - серые войлочные шляпы, куртки со
шнуровкой, босые ноги, до лодыжек обтянутые узкими штанами. Но, несмотря
на одинаковый наряд, они были разительно несхожи. Один - со щегольской
бородкой - шагал налегке и, казалось, даже в грязи испачкан не был. Второй
- заросший до самых глаз, пер чудовищной величины котомку и в правой руке
нес узел, а левой прижимал к груди мальчонку лет четырех, который сам,
конечно, не смог бы передвигаться по медленно расступающейся болотной
жиже.
Очевидно Рада узнала идущих, потому что тут же поспешила навстречу.
Щеголеватый успел тем временем подняться наверх. Он стащил с волос шляпу,
улыбнулся, блеснул крепкими зубами, и произнес:
- Добрый день.
- Ой!.. - сказала Гелия.
- Меня зовут Марат, - представился чернобородый.
- Гелия... - отозвалась девушка. - А зачем вы... этот маскарад...
скверно так смеяться.
- Военная хитрость! - усмехнулся гость. - Ведь похож, правда? Вот и
они путают. - Марат помолчал и добавил серьезно: - Там убивают. И я решил:
пусть лучше крестоносцы за мной бегают, чем за ними.
- Простите, - прошептала Гелия. - Я не подумала.
- Прощу, если мы сейчас же переходим на "ты", - сказал Марат. -
Терпеть не могу выканья.
- Хорошо.
Второго путника уже окружили остальные беженцы. Мальчик перекочевал
на колени к Раде и, пачкаясь, хлебал из миски густую молочную тюрю.
Пришедший рассказывал что-то, и люди, замерев, слушали его.
- Кузнец это, - сказал Марат. - Семью у него убили чуть не на глазах.
Ни за что, просто так убили. Их власти крестовый поход готовят, против
своих же. Колдунов ищут, еретиков, чтобы злость сорвать. А он не еретик,
он простой кузнец. То есть, не простой, конечно, он замечательный кузнец,
самородок, - Марат вдруг засмеялся, зловеще, с придыхом, - погоди,
попомнят они этого кузнеца, крепко попомнят...
