Святослав ЛОГИНОВ
Сборник рассказов и повестей
СОДЕРЖАНИЕ:
HABILIS
MONSTRUM MAGNUM
АВТОПОРТРЕТ
АДЕПТ СЕРГЕЕВ
АНАЛИТИК
АНТИНИКОТИНОВОЕ
БЫЛЬ О СКАЗОЧНОМ ЗВЕРЕ
ВЗГЛЯД ДОЛУ
ВО ИМЯ ТВОЕ
ГАНС КРЫСОЛОВ
ДАЧНИКИ
ДОМ У ДОРОГИ
ЖЕЛЕЗНЫЙ ВЕК
ЖИВЫЕ ДУШИ
ЖИЛ-БЫЛ...
ЗАБОТА
ЗАКАТ НА ПЛАНЕТЕ ЗЕМЛЯ
ЗАМОШЬЕ
ИЗБА С КРАЮ
ИСЦЕЛИСЯ САМ
КОМАР
КОММУНАЛКА
Квест
МАШЕНЬКА
МЕД ЖИЗНИ
МЕТАЛЛУРГ
МИРАКЛЬ РЯДОВОГО ДНЯ
НОБЕЛЕВСКАЯ ПРЕМИЯ
ОБЕРЕГ У ПУСТЫХ ХОЛМОВ
ОГОРОД
ОСТРЫЙ СЮЖЕТ
ПРИДЁТ ВЕСНА
РАВЕН БОГУ
РЫЧАЛО
СВЕЧКА
СМИРНЫЙ ЖАК
СОЛЕНЫЕ ОГУРЧИКИ
СТРАЖ ПЕРЕВАЛА
ТЕМНЫЙ ГЛАЗ
УСПЕЮ
ХОЗЯИН
ЦИРЮЛЬНИК
ЧАСЫ
ШИШАК
Я НЕ ТРОГАЮ ТЕБЯ
ЯБЛОЧКО ОТ ЯБЛОНЬКИ
ЯЩЕРА
ЗАБОТА
Звонко стучали топоры. Их разноголосая песнь привычно разносилась по
всему посаду. Не бывает такого времени, чтобы нигде ничего не рубили, лишь
по праздникам топоровый звон сменяется колокольным. Нет звука уютней
человечьему уху.
Но сегодня ладный перестук словно иной - заставляет прислушиваться и
ежиться в испуге, представляя плотницкую работу.
Ладили сруб. Мастерили добротно с вылежанного леса, рубили в лапу,
как не всякую избу делают. Старались, хоть и знали, что работе стоять не
долго. Да и сама работа, господи помилуй, что за сруб такой? Для колодца
велик, для избы - да что там, для избы - для баньки захудалой и то
маловат. И место выбрано то ж не для байны - у воеводских хором, перед
самым красным крыльцом.
Господи, воля твоя. Байну строят плотники. Омоется в ней грешная
душа, а там, как господь решит.
В других странах, говорят, с этим просто - прикрутят беднягу к
столбу, накидают хворосту - и вся недолга. Но мы-то, чай, не кафолики,
крещеный народ, о душе промышляем. Первосвященный велел, чтобы сруб, чтобы
сраму не было. Вот и трудятся мужики. О людях забота.
Виновник шума сидел в подвале. То лежал ниц на соломе, то бегал
словно пленный зверь от стены к стене, то молиться хотел на пустой угол -
откуда божье благословение в яме? - Нету. Но чаще стоял, приникнув к
крепко зарешетчатому оконцу. Сквозь таковой лаз и свету-то не проходит, и
пролезть сквозь него не мочно, даже ежели сподобит сорвать оков. Но все ж
не отойти от оконца, там слишком хорошо слышится плотницкий перестук.
Ставят сруб. Дело небывалое, да и проступок небывалый. Не татя казнят, не
убийцу, не вора государева. Словесами согрешил, собака, и в том
упорствовал, како на воле, тако и в узилище. Ну так и сиди, сучий сын,
слушай заупокойный перезвон топориков.
Ополосанная железом дверь отворилась. Вошел кат. Не наряден вошел, в
затрапезе. Значит, еще не за ним.
- Подь-ка сюда, стерво, - ласково позвал кат.
Пленник подошел.
- Поворотись. Мерку снять хочу.
- Боишься сруб не в пору придется?
- Ох ты, язва господня! И здесь языка не укоротил. А я о тебе
забочусь. Умолил я воеводу с первосвященным. Велено тебя допрежь огня
удавить. Значица, рубаха нужна без ворота. Времена, сам знаешь, тяжкие.
Где на всех рубах набрать? Но иначе, сам посуди, не по христианству
выходит. Ну, вертайся.
Стучите, топорики, стучите. Не для меня ладите сруб - для мертвого
тела. Моя забота ныне - об удавочке. Чудны дела твои, господи!
РЫЧАЛО
В квартире на девятом этаже, в комнате, что на солнечную сторону,
жили-были два брата: Димка и Дениска. Еще в комнате жил ворох игрушек,
которые валялись и на столе, и под столом, и на диване, и на полу, и,
вообще, где угодно. А под диваном пряталось Рычало. Его никто не видел, но
все боялись. Рычало сидело тихо, никогда его не услышишь, и от этого
становилось еще страшнее.
Братья жили одни - мама ушла к соседке долго говорить по телефону, а
папы дома не было, потому что он в кресле газету читал. Когда один живешь,
надо чем-то нескучным заниматься. Мальчишки кегли расставили, стали их
шарами сбивать. Кто больше насбивает - тот генерал. А уж кому повезет
главную кеглю подбить, которая с большой головой, тот сразу король.
Дениска считает громко, но не очень правильно: "Один, два, семь,
пять!.." - поэтому Дима всегда получается генералом. Ну а королем
становится тот, у кого рука тверже и глаз верней.
Братья шары катают, а Рычало под диваном молча сидит, подглядывает.
Неприятно, конечно, только что с Рычала взять, раз оно такое.
Димка первый шар пустил, он между кеглей завертелся, об упавшую
стукнулся и укатился под диван в темноту. Дениска свой шар кинул и попал
прямо по голове королевской кегле. Кегля так и прыгнула под диван прямо к
Рычале. И шар за ней. Доигрались! Теперь Рычало будет кегли сбивать - оба
шара у него, и королевская кегля тоже у него.
- Ты виноват, - говорил Димка, - вот и полезай за кеглей под диван.
- Ты сам виноват, - отвечает Дениска. - Ты первый шар укатил.
- А ты королевскую кеглю!
- А я король, короли под диван не ползают!
- А я генерал, генералы тоже не ползают.
Что же делать? Рычало все под себя подгребло и сидит довольное.
- Давай, - предлагает Дима, - палкой достанем.
- Давай! Только палка спрятанная, ее папа отнял, чтобы мы не
сражались.
- Ну, тогда веником.
Пошли мальчишки на кухню, принесли два веника. Один новый - широкий,
лопатой, а второй старый огрызок. Подошли к дивану. Дениска под диван
заглянул Там темно, ничего не видно, Рычало притаилось, словно и нет его.
- Вдруг зарычит? - спрашивает Дениска.
- Ничего, мы его веником.
Стали вениками в темноту тыкать. Там что-то катается, но наружу не
выкатывается - Рычало не пускает. Все глубже братья под диван лезут,
вениками машут, друг друга подбадривают:
- Вон оно побежало!
- И кеглю тащит!
- Отдай кеглю, тебе говорят!
- Дима, а вдруг оно зарычит?..
- Веником бей! Вот тебе!
Наконец, вылезли братья на свет и вытащили за собой оба шара, кеглю,
синего пластмассового пеликанчика, детали от конструктора, огрызок яблока
и бумажки от конфет. И еще что-то серое, пушисто будто вата.
- Смотри, - шепчет Дима, - рычалина шерсть...
- Это я его веником расколотил!
- Нет, только шерсть ободрал. А само Рычало убежало, теперь сидит
голое и злится.
- А почему там конфеты? - спросил Дениска и посмотрел на Димку с
подозрением.
- Это все Рычало. Оно ночью знаешь как по всем комнатам шныряет, и на
кухню. И в холодильник залезает.
- И варенье ест, - добавил Дениска, потому что вспомнил, как ему за
варенье попало.
- Точно, - согласился старший брат. - Рычало и варенье может слопать.
Ты только маме не говори. Давай лучше шерсть обратно под диван спрячем.
- Давай!..
Но тут вернулась мама. Сначала она ахнула, потому что увидела
рубашки, которые после поддивана стали почему-то серыми, а потом заметила
сор и веники и обрадовалась:
- Никак вы без меня пол подметали! Наконец-то дождалась - помощники
подрастают, - и посмотрела на папу.
Но папа все равно ничего не слышал. Он так газету читал, что даже
телевизора не слышал.
А Дениска вдруг ни с того ни с сего признался:
- Мы Рычалу гоняли, - и добавил, чтобы успокоить маму: - Только его
дома не было. Ты не бойся, если оно снова вернется, мы его опять вениками
разбомбим.
СОЛЕНЫЕ ОГУРЧИКИ
Алина! сжальтесь надо мною.
Не смею требовать любви:
Быть может, за грехи мои,
Мой ангел, я любви не стою!
Строки Пушкина звонко разносились под сводами Стеклянного рынка,
удивительно контрастируя с гулом обыденных рыночных разговоров.
Заинтригованный, я поспешил на голос, но когда добрался, представление уже
закончилось. Во всяком случае, ничего необычного я не увидел. Перед
прилавком с надписью "Соленья" топтались люди, а одинокий парнишка по ту
сторону прилавка взвешивал покупательнице соленые огурчики.
Огурчики были небольшие, усеянные аккуратными пупырышками. Даже
отсюда видно, какие они упруго хрусткие. И запах от бочки шел несказанный.
Ароматы укропа и тмина, горького перца, чеснока и листьев хрена,
соединившись вместе, создавали сказочный эффект и вызывали настоятельную
потребность встать в очередь и приобрести.
Впрочем, людей в очереди стояло немного. Оно и понятно, цена на
огурчики нынче такая, что перешибет любой аромат. Хотя, ценника возле
продавца не было.
- Спасибо, - сказала покупательница и отошла.
К прилавку придвинулась дородная дама в ярком платье.
- Моя очередь, - произнесла она.
Парнишка одернул белую казенную курточку и ожидающе посмотрел на
даму. Та вдруг покрылась пунцовыми пятнами и закричала:
- Хватит глупостей! Говорите толком - почем ваш товар?
- Меняю на стихи, - негромко ответил продавец. - За одно
стихотворение, не входящее в школьную программу - полкило огурцов.
- Вот что, - подвела итог дама. - На Кузнецком рынке огурцы идут по
три рубля. Пусть у вас будет также. Мне два килограмма.
- За три рубля поезжайте на Кузнецкий.
- Да он издевается! - взвизгнула дама, но очередь, поднажав, оттерла
ее.
К весам протиснулась маленькая старушка и сходу затараторила:
Дети, овсяный кисель на столе!
Смирно сидеть, рукавов не марать.
Читайте молитву...
- Кто автор? - уважительно спросил продавец, когда старушка замолкла.
- Ну, милый, этого не скажу. Сколько лет прошло, как учила. Где
упомнить...
- Видите?.. - закричала из-за спин дама. - Это программное! Просто
программа изменилась. Не давайте ей!
- Если вы расскажете из программы церковно-приходского училища - тоже
получите огурцов, отрезал продавец, запуская в бочку огромный
эмалированный дуршлаг.
Народу в очереди было немного, и я, после секундного колебания, встал
в конец.
- Я еще Чуковского помню, и Агнию Барто, и Дядю Степу; у меня
правнуков девять душ... - доказывала старушка, пряча в сумку огурцы, но на
нее шикнули и заставили молчать - пришла пора расплачиваться следующему
покупателю.
Очередь двигалась медленно, особенно, когда попадалось длинное
стихотворение, но покупатели не роптали. Выступившие смешивались с толпой
и сами становились слушателями.
Никто больше не пытался и получить огурцы за деньги, лишь какой-то
дядька испитого вида то и дело вклинивался в очередь, невнятно произносил
что-то и отходил прочь. Было видно, что у него нет ни стихов, ни денег, но
огурцов ему хочется.
Спортивного вида парень прочел по-французски апполинеровский "Мост
Мирабо", а потом повторил его в переводе Кудинова. Вытряхнул из
пластикового мешка несколько тетрадок, зажал их под мышкой, переложил
огурчики в мешок и быстро ушел, смущаясь чего-то.
Бойкая школьница вдохновенно проскандировала Асадова и получила в
награду десяток кривобоких пупырчатых уродцев.
Следующей была моя очередь, но тут вновь появился испитой гражданин.
На этот раз он решился.
- Я тоже знаю! - гаркнул он:
Спасибо партии родной,
Что нету водки в выходной.
Но ты не плачь, моя Маруся:
Одеколону, но напьюся!
- Рассолу могу налить, - предложил продавец.
Дядька возмущенно крякнул и ретировался. Взгляды повернулись ко мне.
Я вздохнул и произнес:
Ты лучше голодай, чем что попало есть,
И лучше будь один, чем вместе с кем попало.
- Хорошо... - неуверенно сказал продавец.
