Став вполне богатым и респектабельным человеком, г-н Климов женился на
мадмуазель Бибигон, лелея ее пышное тело изысканными шелковыми блузками и
горностаевыми накидками. Благодарная жена через пять месяцев родила агроному
сына, которого кормила обеими грудями, чтобы он вырос крепким и был похож на
своего родителя.
Именно в это благодатное дла города время, когда каждый мог побаловать
себя горбушечкой свежеиспеченной булки, когда исправно трудились
динамо-машины, вырабатывая электричество в натянутые провода, когда свет
сделал безопасными самые ужасные городские закоулки, именно тогда в город
пришли корейцы.
Они прибыли целым эшелоном повозок, нагруженных всем необходимым, чтобы
начать независимую жизнь.
Желтолицые освоили еще не распаханные степи, возведя на крепких травах
свои жилища и народив в короткое время целое полчище косоглазых детишек.
По этому поводу г-н Контата, посоветовавшись с влиятельными горожанами,
решил провести перепись населения, дабы иметь над ним государственный
контроль.
Повсюду были разосланы общественники, которые неутомимо трудились, считая
головы проживающих. К концу второго месяца перепись была закончена, и
оказалось, что в Чанчжоэ к настоящему времени проживает шестнадцать с
половиной тысяч человек, считая корейцев.
- А немало нас уже! - возрадовался Ерофей Контата на городском совете. -
Немалый у нас уже городишко!
- Надо к православию инородцев привести! - рек митрополит Ловохишвили. -
Защитить их, неразумных, крестом!
- Вам, ваше святейшество, и знамя в руки. Крестите корейцев в
православие!
- Это мы разом! - пообещал посланник Папы.
Но разом великое дело не случилось. Корейцы были готовы на все - и
платить прогрессивные налоги, и жертвовать средства на церковные нужды,
однако креститься ни в какую не хотели.
Никакими церковными радостями, ни пасхальным яичком, ни куличиком, ни
божественным воскресением не мог завлечь митрополит косоглазых в лоно Божье.
Как ни трудился проповедник в поте лица, корейцы вежливо отказывались.
- Экие неразумные! - жаловался Ловохишвили. - Ничего не понимают! Даже
русского языка не разумеют!..
Со временем посланник Папы смирился со своим поражением, и корейцев так и
оставили жить в городе незащищенными от бесовских сил...
К концу шестого года чанчжоэйского летосчисления в город прибыли новые
поселенцы. Их насчитывалось более тысячи..." Генрих Иванович поворотил
страницу, за которой начинался список вновь прибывших. Он не стал
вчитываться в фамилии, а отделив листочки с алфавитным указателем, продолжил
чтение непосредственно рукописи.
- В гостинице Лазорихия процветал бизнес. Все комнаты были заняты, а со
временем их, и так не очень просторные, перегородили фанерными стенками,
чтобы увеличить количество спальных мест, а вместе с тем и доходы.
С утра до вечера Лазорихий вместе с матерью, братьями и сестрами
неутомимо трудились, обеспечивая клиентам хороший сервис. Они скоблили полы
и круглосуточно стирали постельное белье, кухарили всяческие разносолы и
создавали культурный досуг, напевая вечерами азиатские песни у камина.
- Как хорошо, мама, что мы открыли гостиницу! - радовался Лазорихий.
- Да, сынок! Очень хорошо!
- И люди рады, и у нас благополучие!..
- Да, сынок...
- Только вот что меня беспокоит, мама!.. - Лазорихий замолчал,наморщив
лоб.
- Что же, милый?
- А как же мои философские изыскания?.. Я заметил, что чем больше у нас
постояльцев, тем меньше я размышляю о парадоксах бытия, не задумываюсь о
смерти вовсе, да и причины жизни от меня ускользают!.. Как с этим быть?!
- Ах, сынок, - загрустила мама. - Так оно в жизни и бывает. Чем больше
повседневной рутины, тем жизнь беззаботней! А для философских мыслей нужна
скука отчаянная! От скуки и мысли все светлые... Так-то, сынок...
- Что же мне делать, мама?.. Ведь я - философ, пустынник!
- Отъединись от жизни повседневной. Запрись в комнате и скучай отчаянно!
Лежи сутки напролет в мучениях, гляди на солнце и луну - думай и страдай за
все человечество! Тогда придут мысли о смерти!
- А как же вы, мама?! Как же вы без помощи моей?
- Да как-нибудь, - улыбнулась мать. - Наймем помощников. Чай, не бедные
уже...
Лазорихий был растроган такими словами матери. Он нежно обнял ее,
поцеловал в лоб и, не теряя времени, удалился в свободную комнату, заперся и
начал думать о таинствах бытия.
В гостинице проживало огромное количество детей. Они шумели круглые
сутки, беспричинно плакали, выводя из себя нервных родителей.
Как уже отмечалось, стены в гостинице были в большинстве фанерными, а
потому Лазорихий слышал все, что происходит даже в дальних номерах, и от
этого не мог сосредоточиться на своих мыслях.
Как-то ночью, в плохом расположении духа, измученный всеразрушающим
шумом, пустынник выбрался из заточения и спустился в кухню, где вытащил из
мешочка пару крупных фасолин, которыми, возвратясь в свою келью, накрепко
заткнул уши.
И, о чудо! На следующее утро философ проснулся от абсолютной тишины.
Фасолины помогли!.. Лазорихий обрадовался и через некоторое время заскучал,
что позволило ему родить философский афоризм:
- Философия - это мысль! Но не всякая мысль - философия!..
Приблизительно в это же время в городе появился новый поселенец. Он
въехал на чанчжоэйскую окраину на белом коне, злобно скалящем зубы. Конь был
приземист и мускулист, с крупными шрамами на лоснящемся крупе, оставленными,
судя по всему, сабельными ударами. Полковничий мундир седока блестел на
солнце необыкновенным количеством орденов, медалей и всевозможных подвесок.
Ноги, обутые в великолепные сапоги, пришпоривали бока коня, заставляя
животное двигаться иноходью. Лицо полковника украшали пушистые усы с
обильной сединой и степной загар, прибавляющий всаднику мужественности.
Полковник, не торопясь, проехал из одного конца города в другой, давая
возможность жителям хорошенько себя разглядеть. Сам же он, казалось, не
смотрел по сторонам вовсе, как будто все в этом населенном пункте было ему
знакомо с детства. Он остановил коня возле казарм, легко спешился и приказал
доложить генералу Блуянову о прибытии полковника Бибикова.
- Если в город вошел еще один военный - быть войне! - решил доктор
Струве, углядевший в окно проезжающего мимо полковника. - Надо готовить
полевой госпиталь!
- Монголы сосредоточивают свои силы на северо-западе, в тридцати верстах
от города, - докладывал Бибиков генералу. - В основном это конные соединения
Бакши-хана, вооруженные - фоккель-бохерами". Судя по всему, они будут готовы
к вторжению в самое ближайшее время. Вот поэтому я и прибыл к вам.
- Все, что вы рассказываете, - печально, - ответил генерал Блуянов. - Но
что делать, мы с вами люди военные и должны защищать свое Отечество, сколь
ни малы наши силы. - Генерал хлебнул вина. - Как вы думаете, каковы причины
вторжения?
- Монголы считают, что эти степи издавна принадлежат им. Они крайне
раздражены, что на их территории кто-то выстроил город и благоденствует!
- Причины веские!.. Что вы предлагаете в этой ситуации?
- Полную мобилизацию! Другого выхода нет! Мы должны защищаться, даже если
нас ожидает поражение!
- О поражении не может быть и речи!
- Я тоже так считаю, - согласился Бибиков.
- Монголы отсталая нация, они не владеют военными науками, тогда как мы
закончили военную академию.
- Согласен.
- С другой стороны, монголов много, они злобны, как бешеные собаки, и не
остановятся перед выбором между насилием над мирным населением или просто
ведением военных действий.
- Да, это так.
- Во всяком случае, нужно обо всем немедленно оповестить главу города и
совместными усилиями выработать решение по возникшей проблеме...
Вечером состоялось заседание городского совета.
- Не можем ли мы решить конфликт мирным путем? - поинтересовался г-н
Контата.
- Скажем, материально возместить монголам моральный ущерб?
- Думаю, что нет, - ответил полковник Бибиков. - Азиаты попросту хотят
отобрать у нас город. Они специально ждали, пока мы закончим строительство
всех инфраструктур, чтобы прийти на готовое, истребив сначала все городское
население.
- Так-так.
- Можем ли мы обратиться к российским властям? - спросил генерал Блуянов.
- Думаю, что нет, так как эта территория действительно является спорной.
Нам предстоит выпутываться из этой ситуации своими силами, как ни печально!
- ответил Контата.
- Мы должны защитить свой город! - с пафосом заявил скотопромышленник
Туманян.
- Я выделяю средства из собственных капиталов и первым встану на защиту
Отечества!
- Можете рассчитывать и на меня! - поддержал Туманяна г-н Бакстер.
- Я прекрасно стреляю! - с достоинством произнес г-н Мясников.
- Я могу быть санитаром, - скромно сказал г-н Персик.
- Благословляю вас на святое дело! - перекрестил собравшихся митрополит
Ловохишвили.
- Я так понимаю, что мы пришли к единому мнению! - резюмировал
губернатор. - Итак, господа, война! Мы не сдадимся!
На следующий день в городе была назначена полная мобилизация. Сначала в
строй встали все мужчины старше семнадцати лет. Затем к ним присоединились
подростки. Сияя глазами от восторга, они целыми днями отрабатывали
стрелковые упражнения и учились пользоваться штыками в рукопашном бою.
Не желая оставаться безучастными к происходящему, к своим мужьям и
сыновьям присоединились их жены и матери. Они изорвали свои старые платья на
бинты, сменили юбки на брюки и поклялись не беременеть, пока не кончится
война.
Таким образом, весь город от мала до велика встал на защиту Отечества.
Единственным жителем, который не ведал о происходящем, был Лазорихий,
проводящий месяцы напролет в своей добровольной тюрьме. Лежа на рваном
тюфяке, размышляя о вечном, панически боясь мирского шума, он не вынимал из
ушей фасолин, которые настолько прижились в ушных раковинах, что вскоре дали
ростки, распустившись затем кустиками...
В этой ситуации случилось так, что великий астрологический тезис -
- Звезды предполагают, а человек располагает" - перевернулся с ног на голову.
Все оказалось наоборот. Человек предположил, а звезды устроили все
по-другому.
Монголы не стали нападать на город. Они просто взяли Чанчжоэ в кольцо
блокады и стали ожидать капитуляции.
- Захотят кушать - на коленях приползут! - здраво полагал Бакши-хан. - И
женщин своих раздетыми и мытыми приведут!
Город перешел на режим строжайшей экономии. Каждому жителю выдавалась
крошечная пайка хлеба на день и флакон растительного масла, дабы не умереть
с голоду.
Вечерами на город опускались сладкие ароматы костров, на которых монголы
готовили свой плов и прочую вонючую пищу. В такие часы весь город мучился
желудочными резями и с трудом справлялся с обильным слюновыделением.
- Ах, подонки! - ругался генерал Блуянов. - Ах, мерзавцы!
Столь же голодный, как и остальные, злой, как отощавший волк, полковник
Бибиков рвался в бой. Ваше высокородие! - умолял он. - Разрешите мне с моими
людьми устроить набег на монгольское становище! Они сейчас обожрались своей
конины и потеряли бдительность! А мы их шашками да по мордасам!
- Нет, Валентин Степанович! - запрещал генерал. - Нет, и еще раз нет!
Уймите свою горячность, а то сложите голову, да и людей погубите!
Осада длилась уже три месяца. Запасы продовольствия успешно подходили к
концу, а новый урожай обе- щал созреть лишь через два месяца. В городе были
съедены все собаки и кошки, весь скот г-на Туманяна пошел под нож, настал
черед г-на Белецкого резать своих племенных крейцеров.
